Я в этом убедился на примере матча против Ростова, которому мы летом 1984 года проиграли. Причины поражения стали мне понятны, правда, позже, когда я уже из Франции вернулся. Находясь в команде, даже не догадывался, почему случился такой провал.
1:6 от Ростова, да еще в «Лужниках», — это было для меня такое позорище, что даже домой не поехал. Позвонил Зое и сказал, что буду на базе готовиться к следующей игре. На улице боялся показаться, так сильно переживал. В московском «Динамо» за девять лет таких проигрышей не случалось.
Получилось так, что Ростов очень хорошо к этому матчу подготовился, а первый гол Дасаеву забили чуть ли не с центра поля. Сделал это молодой тогда полузащитник Игорь Скляров. А потом они как понеслись! Особенно нас терзала их троица нападения Андреев — Воробьев — Никитин.
Я вроде неплохо сыграл, но какая разница, если мы шесть голов пропустили? Это был нокаут. Думал, Бесков меня разнесет в пух и прах. На собрании в основном высказывал претензии по поводу плохой подготовки к игре. Ругался на Дасаева и всю его братию. А я никак не мог понять, в чем дело. Я в команде был чуть больше года и мог отвечать только за себя. Потом прочитал, что накануне сбора Дед выдал игрокам зарплату и премиальные. В этом не было никакой необходимости, тем более Дед знал, что такая компания способна уйти в загул.
И действительно, Дасаев всех, кроме меня, собрал перед игрой в ресторане «Саяны». Бесков на собрании команды на всех накатил, а мне слова не сказал. Об этом я узнал из интервью Федора Сергеевича уже после возвращения из Франции. Причина оказалась куда как простой. А я зачем-то голову ломал, пытаясь разобраться, себя казнил…
Пока мы с Бесковым были в добрых отношениях, много с ним разговаривал, задавал вопросы. У меня вообще отношения с тренерами складывались в основном хорошие. С Севидовым, с Симоняном. Привык разговаривать открыто, не боясь. Может быть, в «Спартаке» это не было принято. Но в первые годы Бесков, видимо, хотел меня понять.
В Кисловодске он звонил мне из своего санатория: «Александр! Готовься, уже иду».
И мы с ним долго гуляли и говорили о жизни и о футболе. Такого никогда ни с кем в «Спартаке» не было. Все удивлялись, надо же, гуляет с Бесковым. Дасаева он не приглашает, а приглашает Бубу.
Бесков мог всем сказать «привет», а со мной поздороваться за руку. Но это не значит, что у него была система знаков, с помощью которых он показывал свое расположение к человеку или, напротив, недовольство им. Ко мне он определенную симпатию, думаю, испытывал, и, когда был в хорошем настроении, со мной общался. Но со временем я понял, что в моем лице ему был нужен противовес Дасаеву. Потому что Дасаев настолько усилил свои позиции в команде, что Бесков понял после собрания в ЦК, что от него исходит конкретная угроза.
Бесков после того собрания затаился. Проблема заключалась в том, что большинству игроков он не видел замены. А мне казалось странным, что люди, из которых Бесков сделал футболистов, поднял в высшую лигу, довел до уровня сборной, единогласно выступили против него.
Я был единственным, кто спросил на собрании: «Если Бесков плохой, кто его заменит?»
Дасаев плохо влиял на команду. Бесков это прекрасно понимал и даже говорил мне об этом. Меня удивило то, что он так и не захотел поговорить с Дасаевым по душам, чтобы во всем разобраться и расставить точки над «i». Хотя сомневаюсь, что с Дасаевым можно было поговорить по душам. Мне, во всяком случае, не доводилось, хотя мы с ним часто в одном номере жили. Дасаев в основном газеты читал, с книгой я его никогда не видел. Разговаривали мы с ним редко, иногда играли в кости. Он был азартным, а мне было интересно подбирать разные комбинации.
Дасаев не хотел жить со мной в одном номере, но Бесков нарочно нас селил вместе, чтобы показать, что мы с Дасаевым наравне. Других он специально по разным номерам разводил, чтобы по ночам в карты не играли. Правда, это никому не мешало, тем более Дасаеву. На выезде он поспит немного в номере и уходит к своим. Возвращается ближе к отбою.
Вот такое общение. По большому счету, точек соприкосновения у нас не было. Мне от него ничего не нужно было, ему — от меня. Разный возраст — Дасаев был моложе, разные интересы. Если бы я сам на контакт пошел, может быть, что-то и получилось. Может быть, они меня к себе приняли бы. Но там в карты надо было играть, а я не любил. Не умел и не хотел учиться. Они на деньги играли, а мне казалось, что это отвлекает от футбола. В кости тоже играли на деньги, но в них мне везло.
Карты во все времена были заразой во всех командах. Играли в секу, в буру, в покер, а потом пошли кости. Хотя за кости тоже гоняли — они были запрещены. Но сидишь в номере, сосед предлагает кубики кинуть, вот и играешь.
Впервые кости я попробовал еще в «Динамо». Научился. А однажды Валерий Газзаев предложил сыграть. Я как начал выбрасывать то, что нужно, все, кто видел, с ума посходили. Газзаев говорит: «Вот деньги, я больше с ним играть не буду. Он непонятно по какой системе играет».
В «Динамо» я даже Юру Резника по прозвищу Шаман обыгрывал. Короче, в кости мне фартило. Впрочем, я старался играть как можно реже. Если проиграешь, что домой принесешь? А некоторые зарплату до копейки спускали.
Бесков хотя и говорил, что Дасаев себя неправильно ведет, при этом его роль в команде прекрасно понимал. И в общении с Дасаевым никак свое недовольство не обнаруживал. Лишь время от времени после поражений он с него приличную стружку снимал, если знал, что тот с компанией режим нарушал. И все время приводил ему в пример хоккейного вратаря Владислава Третьяка, хотя считалось, что хоккеисты пьют как лошади. Третьяк же славился тем, что режимил и старался больше времени в семье проводить.
Бесков не уставал напоминать пьяницам, что они теряют время, что футбольный век очень короткий, что если они сейчас не заработают, то после окончания футбольной карьеры у них не будет ни машин, ни квартир. Будут нищими. То есть Бесков призывал хорошо играть и профессионально относиться к себе и своей работе, чтобы заработать себе на жизнь. Это было частью его воспитательной работы.
Но у Бескова часто менялось настроение. Он был в этом плане непоследовательным. Да и отношения в команде после победы в чемпионате СССР в 1979 году были непростыми. Бесков мог каким-то боком узнать, что Ростов отдал им игру в последнем туре. Но он на это никак не прореагировал и оказался завязан вместе со всеми на «договорняке».
Бескова можно понять. Титул сразу менял его статус, потому что он никогда не побеждал в чемпионатах СССР, только Кубок выигрывал. Но расплатой за это стала зависимость от игроков, хотя тогда капитаном был не Дасаев, а Романцев. Они понимали, раз не реагирует, значит, все можно. Однако утверждать не берусь, это только мои предположения.
Помню, как перед началом очередного чемпионата выбирали капитана. Назвали несколько кандидатур, среди которых кандидатура Дасаева была первой. А Дед ни с того ни с сего вдруг произнес: «Бубнов». Для Дасаева это был удар. Такое от Деда услышать! Но когда голосовать стали, за меня, наверное, только Дед и проголосовал!
То есть у Дасаева среди игроков были настолько прочные позиции, что Бесков ничего сделать не мог. И он это понимал. За спиной Дасаева стояла банда, которой только он в тех условиях мог управлять. Меня в команде особо не любили. Зато боялись. Даже Дед не доверял, потому что считал человеком Бескова. И не без оснований: я же не в «Спартак» шел, а к Бескову. И это отношение не могли изменить никакие заслуги перед клубом.
Бесков постоянно ставил меня в состав, но не за какие-то особые заслуги, а за то, что пахал на тренировках, да и играл в основном стабильно. Заслуги он далеко не всегда учитывал. Помню, Романцев еще возмущался, мол, сегодня ты бог и король у Бескова, а завтра г… А мы смеялись: так не бывает. Либо ты вчера не богом был, либо сегодня не г…
Бесков мочил по полной программе, и это действовало очень сильно. С одной стороны, он показывал, что воздает по справедливости, по заслугам, что любимчиков у него нет. С другой — любимчики все равно были. И Дасаев — в их числе. Кого-то отчисляли из команды за нарушения режима, а Дасаева за это никак не наказывали. Это нервировало даже его окружение. И в этом плане Дасаев большой вред «Спартаку» нанес. Из тех, кого отчислили, многие могли бы быть полезными команде.
Если на футбольном поле роль Дасаева как вратаря и лидера была положительной, то вне его — на 100 процентов отрицательной. И об этом Бесков часто говорил на собраниях, предъявлял Дасаеву большие претензии, но все ограничивалось словами.
• • • • •На сторону Дасаева я не перешел бы ни при каких обстоятельствах. Так устроен и воспитан, что со мной, при всей моей жесткости и принципиальности, если по душам поговорить, можно найти компромисс. Я могу резко на негатив отреагировать, но на добро, на хорошее отношение реакция у меня всегда положительная. Но шаг навстречу должен сделать человек, которому это больше нужно. А не то чтобы я пришел, упал на колени и поклялся в вечной любви.
Такое очень любил Бесков. Еще он любил, когда его или Валерию Николаевну с чем-то поздравляли. Тогда ты чуть ли не своим становился. Но я никогда в подхалимах не ходил. Да и считал, что не дорос до того, чтобы лично, а не вместе с командой поздравлять Константина Ивановича или его жену с днем рождения. А некоторые всеми силами стремились войти к Бесковым в доверие. Дасаева это, кстати, очень нервировало.
В Бескове доверчивость и внушаемость сочетались с подозрительностью. Думаю, Дасаев мог спокойно нашептать ему, что я сдал матч с «Локомотивом», и Бесков стал на меня коситься.
Это случилось после того, как я выступил против Дасаева. Но что-то сделать со мной было очень сложно, потому что у меня на руках были сильные козыри. Хотя бы информация о том, что «Спартак» собирался сдать игру «Жальгирису». Дасаев и его банда, зная, что я могу и в прессе выступить, меня боялись.
Когда Игорь Шалимов и Александр Мостовой появились в «Спартаке», Дасаев сразу стал их окучивать под себя. Они оба сильно отличались от футболистов моего поколения. Были более раскованными, веселыми, по моде одетыми. Девушки косяками приходили к ним на матчи, хотя в «Спартаке» такое не было принято.
Но в конце 80-х времена уже изменились, да и Бесков их не осуждал. Когда Бокий рассказал мне, что Дасаев начинает оказывать на них влияние, я собрал обоих в Ереване и начал мозги промывать. Объяснял, что они должны идти своей дорогой. И не делать ерунды, потому что от этого уже много людей пострадало. Серьезную беседу с ними провел. Вскоре Дасаев покинул «Спартак», и ситуация в команде изменилась.
После чемпионата Европы 1988 года, на котором наша сборная заняла второе место, Дасаев отправился в Испанию. Причем Бесков не препятствовал ни его, ни Хидиятуллина уходу. Он уже за них не держался, настолько устал от обоих. От Дасаева точно устал. Старостин хотел дать Хиде квартиру, когда он уходил, но Бесков высказался против. Во всяком случае, об этом говорили.
На месте Дасаева Бесков видел Черчесова. Он уже создавал новую команду. Тем более что после такого конфликта многое в «Спартаке» должно было измениться. Дасаева не было на собрании, где решалась судьба Бескова, он уезжал играть за сборную мира.
Но по возвращении Дасаева его реакция стала для меня неожиданной. Мне рассказали, что он назвал всех идиотами. Ладно, Буба дурак, но вы-то идиотами себя показали! Вот и думай теперь, чего хотел Дасаев.
Он еще в 1983 году надеялся Бескова убрать, но принял его сторону, когда возникла реальная угроза увольнения. Допускаю, что Дасаев мог вести двойную игру, чтобы и с Бесковым оставаться в хороших отношениях, и командой управлять.
• • • • •В 1988 году случился еще инцидент, который повлиял на ситуацию в команде. Он был связан с Хидиятуллиным. Мы давно уже все обсудили и восстановили нормальные отношения, но в 88-м даже не разговаривали друг с другом.
В 1986 году Хидя вернулся назад в «Спартак» из армии с серьезными травмами коленей и уже не мог играть опорного полузащитника. Не тянул. И Бесков перевел его в центр обороны.
Он и в сборной стал на позиции центрального защитника играть. Мы ему всей командой, несмотря ни на что, помогали. Хотя я уже видел, что у Дасаева к нему иное отношение, чем раньше, когда они были на равных. Дасаев его принял, мол, татарин, будем вместе играть, но я Дасаев, а ты уже не тот, что был раньше. Хидя тоже понял, что в команде появились новые лидеры и что Бесков к нему относится по-другому.
В 1979-м на Спартакиаде народов СССР Хидя на разборе как-то ему ответил, мол, ладно, Константин Иваныч, мы и так все знаем. Типа, не порите муру. Стал что-то свое говорить.
И Бесков слушал его. А потом так ласково говорил: «Хидя! Когда ты играешь всерьез и в полную силу, тогда ты лучший. А вот когда недонастроился, тогда получается хуже».
Это было очень не похоже на Бескова, который всегда давал самые жесткие оценки. Все удивлялись, потому что Хидя тогда был совсем молодым, хотя и талантливым. По натуре он был лидером. Мог спокойно Дасаеву напихать или посмеяться над ним. Хотя над Хидей Валера Глушаков посмеивался, он был еще более талантливым и техничным.
Зато Хидя сразу показал себя бойцом до мозга костей. По характеру злой, резкий. В суждениях часто справедливый. Мог сказать, что думал, не обращая внимания на авторитеты. Однажды на разборе Бесков назвал кого-то виноватым. Так Хидя встал и сказал, что здесь Буба виноват, а не тот, на кого Бесков указывал.
Я промолчал, а Бесков его успокоил. Хидя уже тогда себе такие вещи позволял. Хидя меня знал по ростовскому спортинтернату. Но мы там были королями, десятиклассниками, а он — шпаной из младшего класса.
И вот после возвращения в «Спартак» Хидя почувствовал, что времена изменились. Статус ведущих игроков имели Дасаев, который считался лучшим вратарем мира, Родионов, Черенков, я.
А он был одним из многих, вдобавок после тяжелых травм, и должен был радоваться, что его вернули в «Спартак». Причем из «Спартака» он уходил со скандалом. Бесков его фактически выгнал. Когда Олег Базилевич решил переманить Хидю в ЦСКА, где ему обещали квартиру и машину, Бесков, у которого везде были осведомители, сразу все узнал. Он мог и через Владимира Федотова, своего зятя, для которого ЦСКА был родным клубом, разведать, что там творится. Такое не скроешь, если речь идет о переходе ведущего игрока в другой клуб. Я тогда играл в «Динамо» и об этом случае узнал от других.
Хидя был призывным. Бесков вызвал его и спросил: «Скажи честно, тебя приглашают в ЦСКА? Если надо решить вопрос с призывом, я его решу». Хидя ответил, что ничего подобного, а сам уже чуть ли не заявление написал. И когда Бесков в конце сезона уже точно узнал, что Хидиятуллин уходит в ЦСКА, пришел в ярость.
И вышла знаменательная сцена в Тарасовке.
Команда сидит в автобусе, последним заходит Бесков. Он всегда, когда с нами ехал, последним заходил. Оглядел всех и говорит: «Посторонних попрошу выйти из автобуса». Все стали по сторонам смотреть: кто посторонний? И Хидя тоже, хотя должен был догадаться.
И тут Бесков: «Хидиятуллин! Я к тебе обращаюсь!»
И выгнал его.
Вот так они расстались. Несмотря на это, он его перед чемпионатом мира 1982 года взял в сборную. На мировом первенстве ему не суждено было сыграть, потому что он в прощальном матче сборной перед отъездом в Испанию неудачно подкатился под Черенкова и серьезно повредил колено. На чемпионат мира Хидя все же поехал, но сыграть там не смог.
Возвращение Хиди в «Спартак» состоялось во многом благодаря жене Бескова Валерии Николаевне. Сам Бесков не очень хотел видеть его в команде. Он до конца его не простил. Я считал Хидиятуллина сильным игроком, хотя поначалу не подозревал, что у него такие серьезные проблемы с ногами. Но потихоньку он восстановился.
А когда игра у него пошла, Хидя опять воспрял, чего Бесков и опасался. К тому же после чемпионата мира в Мексике Лобановский вновь взял его в сборную. Хидя прошел отборочный цикл к чемпионату Европы и в 88-м поехал в Германию.
Поведение его сильно изменилось. Он ожил. А я думал, глядя на него: неужели тебя жизнь ничему не научила?
А тут еще случай в Харькове.
Мы всегда тяжело с «Металлистом» играли — то поражение, то ничья. Вышли с Хидей в центре защиты. Он сразу же командовать начал. Нам Бесков не говорил искусственное положение вне игры делать, а Хидя вдруг ни с того ни с сего решил попробовать. В результате мы ошиблись с вне игры, хорошо что Дасаев выручил. Хидя на меня с матерком: «Буба! Ты что?»
В ответ я пообещал разобраться с ним в раздевалке.
Доиграли тайм, заходим в раздевалку. Игра складывается тяжело.
Обращаюсь к Бескову: «Константин Иванович! Вы ему скажите, что, если он еще рот откроет, я за себя не ручаюсь».
Дед тут же начал очки протирать. Бесков побагровел: центральные защитники, от которых зависит прочность обороны, драться на поле собираются! Он забыл уже обо всем, что собирался в перерыве сказать. И здесь вмешался Дасаев, а я окончательно понял, что он-то ничего не забыл: «А что, тебе ничего сказать нельзя?»
Я такой импульсивный, что ответить сразу могу.
Говорю: «Ты вообще помолчи, не с тобой разговаривают».
Сказал в том смысле, что и ему могу вломить. Тем более ему, дохлому, раз в лоб попасть, и он развалится. Один удар — и нокаут! Языком Дасаев любил потрепать, но когда на него серьезно перли, предпочитал замолкнуть. Тушевался.
Ответил Дасаеву, встал и пошел в душевую. Так противно стало. За мной Мишка Месхи залетел: «Буба! Я не пойму, чего они от тебя хотят». Мы с Мишкой в хороших отношениях были, а Хидя и Дасаев его не любили, потому что он мяч часто передерживал. Я его защищал, потому что Месхи был очень душевным парнем. Образованным, знал историю, культуру. Все за Бесковым записывал.
…Вроде играешь, все делаешь, как надо, а на ровном месте скандал! В итоге Бесков конфликт замял, второй тайм мы отыграли. Но я понял, что против меня сильная оппозиция. И они поняли, что Бесков никак на эту атаку против меня не отреагировал. Ничего не поменял, никого не убрал. Но в том сезоне мы стали чемпионами.