Такое удаление от всего, что дорого и любезно сердцу человека, для беспрепятственного служения Богу имеет свои степени и в высшем проявлении составляет особенный подвиг благочестия, наравне с девством и произвольной нищетою. стократное воздаяние за этот подвиг разумеется не чувственное и вещественное возмещение с лихвой утраченного, но та мзда многа (Мф. 5, 12), которая подается подвижникам благочестия еще здесь на земле – в предвкушении вечного блаженства на небесах. там, перед судом правды Божией, все окажутся такими, каковы на самом деле, так что мнози, мечтавшие о ceбе здесь высоко и считавшие себя первыми и достойными высших наград, будут последними, и люди смиренные, которые казались последними и никогда не выставляли на вид своих добродетелей, будут первыми. Притом, на весах Божественного воздаяния ценится не одна продолжительность духовного делания, а также усердие, ревность и всецелая преданность воле Божией: этими качествами и кратковременный подвиг приобретает в очах Божиих значение, уравнивающее его с подвигом целой жизни. возмездие в благодатном Царстве Христовом не подчиняется правилам человеческой расчетливости, но вполне зависит от суда Божия, проникающего глубины сердечные. Эту истину спаситель выразил с особенною силою в знаменательной притче, которая весьма внушительно говорила апостолам, призванным первыми к участию в Царстве Христовом, что это преимущество может быть утрачено самонадеянностью, превозношением и беспечностью. По обыкновению, образы для притчи заимствованы спасителем из круга предметов, знакомых ученикам Его по опыту жизни. Подобно есть Царствие Небесное человеку домовиту, иже изыде купно утро наяти делaтели в виноград свой. И совещав с делатели по пенязю на день, посла их в виноград свой. И изшед в третий час, виде ины стояща на торжищи праздны и тем рече: идите и вы в виноград мой, и еже будет правда, дам вам; они же идоша. Паки же изшед в шестый и девятый час, сотвори такоже. Во единый же надесять час изшед, обрете другия, стояща праздны, и глагола им: что зде стоите весь день праздны? Глагола-ша ему, яко никтоже нас наят. Глагола им: идите и вы в виноград мой, и еже будет праведно, приимете. Вечеру же бывшу глагола господин винограда к приставнику своему: призови делатели и даждь им мзду, начен от последних до первых. И пришедше, иже во единый надесять час, прияша по пенязю; пришедше же первии, мняху, яко вящше приимут, и прияша и тии по пенязю. Приемше же роптаху на господина, глаголюще: яко сии последнии един час сотвориша, и равных нам сотворил их еси, понесшим тяготу дне и вар. Он же отвещав рече единому их: друже, не обижу тебе: не по пенязю ли совещал еси со мною? Возми твое и иди: хощу же и сему последнему дати, якоже и тебе. Или несть ми леть сотворити, еже хощу, во своих ми? Аще око твое лукаво есть, яко аз благ есмь? Тако будут последнии перви, и первии последни: мнози бо суть звани, мало же избранных.
Приточный домохозяин, по замечанию преподобного нила синайского, «и несправедливую обличил ревность роптавших, и показал, что благость его исполнила правду, потому что невольной вине в праздности не попустил сделаться для них причиною ущерба, принимая во внимание намерение, а не исполнение, т. к. праздность произошла, без сомнения, не от нерадения, а от случая. сказанное ими: никтоже нас наят, освобождает их от подозрения в лености, показывает, что готовы они были заняться делом, и слагает вину их бездействия на недостаток нанимающих». вообще, «справедливо, что совершившие дело, стоящее динария, получают не меньше динария, хотя работали и не целый день; ибо тот, кто, нанимая их, сказал: идите и вы в виноград мой, и еже будет праведно, приимете, дав динарий, не солгал, ибо дал, что было справедливо, и не напрасно подарил, но по справедливости соразмерил плату с трудом, а не со временем».
Есть различие между работниками виноградника и в других частных чертах: одни «пришли не прежде, как по объявлении им условной платы, иные же приступили к делу без договора, что служит признаком большей веры; первые обнаружили в себе зависть и склонность к ропоту, а последние не обвиняются ни в чем подобном. и данное первым, при всем их лукавстве, была плата, а данное последним – милость, почему первые, уличенные еще в неразумии, справедливо лишены большего. видно, что раздел платы поровну был справедлив ибо произволение измеряемо было наравне с трудом» (свт. григорий Богослов). обобщая смысл притчи, святые отцы находят в ней назидание для верующих всех времен: Домохозяин – это Бог или Господь Иисус Христос; виноградник – Церковь Христова; время делания – настоящая жизнь; работники – призванные в Церковь, одни раньше, другие позже; вечер и расчет – день всеобщего воздаяния, когда, при конце мира, каждый получит праведное возмездие по мере своего усердия. По толкованию святителя григория Богослова, «здесь речь о верующих и вступающих в добрый виноградник – Церковь – в разные времена, ибо в который день и час кто уверовал, с того самого и обязан трудиться»; а по мысли святителя Иоанна Златоуста, притча может быть применена к возрастам жизни человеческой: «притча сия сказана как для тех, кои в первом возрасте жизни своей, так и для тех, кои в старости и позже начали жить добродетельно: для первых, чтобы они не возносились и не упрекали тех, кои пришли в одиннадцатый час, для последних, чтобы они познали, что и в короткое время можно все приобресть».
Движение Господа к Иерусалиму на страдания
Известие о болезни Лазаря Ин. 11, 1–16
Господь знал, что приближается время отше-ствия Его от мира сего (Ин. 13, 1), а посему уже не устранялся от опасности, ведая все, что с ним будет (18, 4). горестное событие в вифании побудило Его предпринять путешествие в иудею, где находились злейшие враги Его. в этом селении, отстоявшем от Иерусалима на 15 стадий (Ин. 11, 18), проживало дружественное господу семейство, – Лазарь и две сестры его Марфа и Мария. Господь любил добросердечных и радушных людей и был чтим ими: совершившееся над ними чудо милосердия Божия еще более возвысило, очистило и укрепило веру их. Лазарь сделался опасно болен. сестры, пораженные горем, поспешили обратиться за утешением к тому, кого привыкли считать наилучшим Другом всех несчастных: они послали сказать Иисусу Христу: Господи! се, егоже любиши, болит. сестры не приглашали Его к себе в иудею из опасения, как бы не подать повода врагам нанести Ему вред, а по всей вероятности рассчитывали, что любовь к брату их такого великого Чудотворца сама найдет средство помочь им в беде, даже, может быть, побудит Его подать больному исцеление издали, чему уже бывали примеры прежде (Ин. 4, 50; Мк. 7, 29–30). но Господь имел в виду обнаружение славы своей более торжественное, чем заочное исцеление любимого друга, а посему отвечал принесшим печальную весть о болезни Лазаря: сия болезнь несть к смерти, но о славе Божии, да прославится Сын Божий ея ради. Эта истина стала для всех ясною лишь после воскресения Лазаря, а до сего события – слова господа сначала могли служить для сестер ободрением и утешением, потом, когда они увидали смерть брата, – немалым испытанием их веры в Божественного Учителя. Господь наперед знал, что должно было произойти, и пробыл два дня на том месте, где находился, для того, чтобы, как изъясняет святитель Иоанн Златоуст, Лазарь «скончался и был погребен, чтобы потом никто не мог сказать, что он воскресил его тогда, как тот еще не умер, что это был только глубокий сон, или расслабление, или лишение чувств, но не смерть; по этой-то причине он и остался на столько времени, что произошло даже тление». Можно представить, с каким нетерпением обе сестры ждали помощи Божественного Друга своего! но часы шли, больной слабел, опасность увеличивалась, искра жизни с каждою минутою заметно потухала, Лазарь умер – и осиротевшие сестры, приготовляя безжизненное тело его к погребению, по всей вероятности, не раз думали и говорили то, что после они высказали самому господу: аще бы еси был зде, не бы брат мой умер (Ин. 11, 21, 32). на третий день Иисус Христос, зная все совершившееся в вифании, сказал ученикам: идем во Иудею паки. После того, как незадолго перед этим иудеи в Иерусалиме искали схватить Его и побить камнями (Ин. 10, 31, 39), Господь хотел предупредить своих спутников об опасном путешествии, чтобы не встревожить их внезапностью. в самом деле, это предполагаемое путешествие привело учеников в немалый страх, так что они усиливались убедить своего Божественного Учителя изменить намерение: Равви, ныне искаху Тебе камением по-бити иудее, и паки ли идеши тамо? По замечанию святителя Иоанна Златоуста, «они боялись и за него, но еще более за себя, потому что еще не были совершенны». на опасения учеников Господь ответствовал приточною речью, в которой дал им понять, что никакая сила не в состоянии сократить день земной жизни Его вопреки Божественному предопределению: не дванадесять ли часов есть во дни? Аще кто ходит во дни, не поткнется, яко свет мира сего видит; аще кто ходит в нощи, поткнется, яко несть света в нем, т. е. как бы так говорил Господь: «время нашей земной жизни определено свыше; доколе оно продолжается, мы можем идти жизненным путем без страха и опасений, ибо Божественная воля охраняет нас от опасностей, подобно тому как свет солнца охраняет ходящих днем от претыкания о те препятствия, какие встречаются на дороге». Потом Господь объяснил им и самую цель путешествия: Лазарь, друг наш, успе, но иду, да возбужу его, – «иду не за тем, чтобы беседовать опять о тех же предметах и обращаться там между иудеями, но за тем, чтобы возбудить нашего друга» (свт. Иоанн Златоуст). смерть Лазаря в устах господа – кратковременный сон, каким она и оказалась на самом деле: сном он называет смерть и при воскрешении дочери иаира (Мф. 9, 24; Мк. 5, 39); равным образом и смерть верующих, воскресающих для жизни вечной, по непреложному слову Его, – также сон, хотя более продолжительный (Ин. 11, 25, 26), потому что, как изъясняет святитель Иоанн Златоуст, «когда пришел Христос и умер, чтобы дать жизнь миру, смерть уже не называется смертью, но сном и упокоением». Ученики не поняли мысли господа: они думали, что он говорит о сне обыкновенном, который в некоторых болезнях служит благоприятным признаком поворота к выздоровлению, а посему заметили: Господи, аще успе, спасен будет. тогда Иисус сказал им прямо: Лазарь умре, и присовокупил: и радуюся вас ради, да веруете, яко не бех тамо, – но идем к нему. Если бы спаситель был в Ви-фании во время болезни друга своего, то, как чувствовало сердце Марфы и Марии, брат их не умер бы (Ин. 11, 21, 32), т. е. Господь исцелил бы больного и не последовало бы высшего проявления всемогущей силы Его в воскрешении умершего, тогда как ввиду приближающихся страданий и смерти Учителя вера учеников нуждалась в особенном чрезвычайном укреплении посредством такого поразительного чуда. впрочем, несмотря на успокоительные слова господа, ученики со страхом смотрели на предстоявшее путешествие: идем и мы, да умрем с Ним! – воскликнул Фома, желая из любви к Учителю разделить грозящую Ему опасность.
Предсказание Господа о страданиях, смерти и воскресении
Мф. 20, 17–28; Мк. 10, 32–45; Лк. 18, 31–34
Господь Иисус Христос и ученики Его продолжали путь, направляясь к Иерусалиму. Для спасителя это был путь крестный к искупительному жертвоприношению на Голгофе. Богочеловек зрел пред собою конец этого пути – там, в Иерусалиме, со всеми страшными подробностями, и, упредив всех, шел один, желая показать, по толкованию блаженного Феофилакта, «что он поспешает к страданию и не убегает от смерти ради нашего спасения». в некотором расстоянии следовали за ним ученики, не смевшие прервать уединенных размышлений Его. самые разнообразные и даже противоречивые мысли и чувства наполняли души их: тогда как одни, разделяя ходившие в народе представления о земном царстве Мессии и поняв в буквальном смысле обещание Иисуса Христа посадить их на двенадцати престолах (Мф. 19, 27–30), надеялись на скорое открытие этого царства и представляли себе будущее в чертах самых восхитительных, – другие, и притом большая часть, ужасались и были в страхе. они знали, что злобные фарисеи уже неоднократно искали убить Учителя (Ин. 5, 16, 18; 10, 31, 39), так что еще недавно путешествие Иисуса Христа в иудею казалось для апостола Фомы путешествием на верную смерть (11, 16), а посему, при виде своей беззащитной бедности и ожесточенной ненависти врагов, с беспокойством и тревогою думали о тех опасностях, какие угрожают в Иерусалиме не только Божественному Учителю, но также и ближайшим последователям Его. Двукратное предсказание спасителя о своих страданиях, смерти и воскресении (Мф. 16, 21; 17, 22, 23) могло бы послужить для учеников на этот раз немалым успокоением, показав непреложность Божия определения, но оно было ими или забыто, или же не понято. как всеведущий, читая в умах и сердцах, Господь подозвал к себе двенадцать апостолов и в третий раз, еще яснее и полнее, открыл им грядущие события, по изъяснению блаженного Феофилакта, «для укрепления духа их, чтобы они, предварительно услышав об этом, мужественно перенесли, когда это сбудется, и не были поражены внезапностью, а вместе с тем они должны были знать, что он страждет по воле своей». По изложению святого евангелиста Матфея, в этом предсказании является новая подробность, которой не было в прежних пророчествах, – смерть на кресте. Се, – говорил Господь, – восходим во Иерусалим, – и скончаются вся писанная пророки о Сыне Че-ловечесте: Сын Человеческий предан будет архиереом и книжником, и осудят Его на смерть, и предадят Его языком на поругание – и уязвят Его и оплюют Его, и, осудив на пропятие, – убиют Его, и в третий день воскреснет. но эти слова, не в первый раз касающиеся слуха учеников, и теперь остались для них прикровенными, как замечает святой евангелист лука: тии ничесоже от сих разумеша, и бе глагол сей сокровен от них, и не разумеваху глаголемых. такая непонятливость ближайших последователей господа объясняется тем, что лишь по сошествии на них святого Духа они достигли полноты духовного ведения, а до этого Божественного озарения, по выражению святителя Иоанна Златоуста, они «то верили, то не верили словам Его и не могли понять их», «до креста многого не знали» и, не вполне отрешившись от мыслей и желаний земных, иногда думали не о том, яже Божия, но человеческая (Мф. 16, 23). впоследствии, видя точное исполнение пророчества господа о страданиях и смерти Его, они могли утверждаться также и в надежде славного воскресения Его из мертвых, которое послужило для них неопровержимым доказательством Божества Его (1 кор. 15, 14).
Приключение сынов Зеведеевых Иакова и Иоанна тотчас обнаружило, что беседа господа о кресте была еще выше разумения учеников Его. Сыны громовы (Мк. 3, 17), отличенные между избранными апостолами вместе с Петром особым доверием Учителя (Мф. 17, 1; 26, 37), выказали в себе следы любочестия немало несообразного с обстоятельствами, в которых они находились. когда Богочеловек, занятый мыслью о том, что ожидало Его в Иерусалиме, продолжает путь, саломия, мать Иакова и Иоанна (Мф. 27, 56; Мк. 15, 40; 16, 1), улучив минуту, приступила к нему со всеми знаками благоговейного почтения. Эти апостолы думали усилить свою просьбу ходатайством матери, которая и прежде, когда Господь был в Галилее, выражала нелицемерную преданность Ему, вместе с другими следовала за ним и служила Ему (Мк. 15, 40, 41). Посылая ее наперед, они, по толкованию блаженного Феофи-лакта, желали также избежать стыда и прикрыть свой поступок перед прочими апостолами. Иисус Христос видел, что саломия желает чего-то просить у него, и сказал ей: чесо хощеши? – Рцы, – отвечала заботливая мать, – да сядета сия оба сына моя, един одесную Тебе и един ошуюю Тебе во Царствии Твоем. Эти места считались самыми почетными, выражавшими особенную близость к царю, власть и силу (1 Цар. 20, 25; 3 Цар. 2, 19). тогда, отдаляясь от других, подошли к господу Иаков и Иоанн и сказали: Учителю, хощева, да еже аще просива, со-твориши нама. Господь знал желание их, но чтобы, по выражению святителя Иоанна Златоуста, «открыть рану и после дать лекарство», спросил: что хощета, да сотворю вама? они повторили просьбу матери: даждь нам, да един одесную Тебе и един ошуюю Тебе сядева во славе Твоей. «какая несообразность! – рассуждает святитель Филарет Московский, – он идет на место поругания смерти а они хотят делить между собою первые места во славе Его. настает время подвига, а они просят венца. надлежало бы просить веры, чтобы не быть ни первыми, ни последними в оставлении господа своего, когда он предан будет, а они предлагают требование быть ближе всех к тому, которого вскоре оставят». Желание превозношения, вполне неуместное по обстоятельствам времени, показывало также, что апостолы не довольно вникали в самих себя, в свои способности, в свое внутреннее состояние. Не веста, чесо просита, – с кротостью отвечал им спаситель, – можета ли пити чашу, юже Аз имам пити, и крещением, имже Аз кре-щаюся, креститися? образ чаши, наполненной вином, служил на живописном языке древних пророков для обозначения бедствий, посылаемых от Бога для вразумления людей (Пс. 74, 9; ис. 51, 17, 22), а под образом крещения сам Господь незадолго перед сим предвещал о своих страданиях и смерти (Лк. 12, 50). Посему, эта чаша Христова есть та самая, о которой он молился в саду Геф-симанском (Мф. 26, 39), и это крещение Его есть, по изъяснению святителя Филарета Московского, «крещение кровью, пролиянною на кресте». вопрос, предложенный сынам Зеведеевым, побуждал их испытать самих себя, способны ли они, вместо преждевременно ожидаемой славы, принять участие в страданиях и кресте Христовом. «вы напоминаете Мне о чести и венцах, – говорит Господь, – а я указываю на подвиги и труды, вам предлежащие: еще не наступило время награды и не теперь откроется слава Моя; настоящее время есть время смерти, браней и опасностей» (свт. Иоанн Златоуст). Последующие события показали, как мало еще ученики Христовы были готовы разделить чашу и крещение Божественного крестоносца (Мк. 14, 50), но «в жару усердия», по выражению святого отца, сгорая желанием достигнуть просимого и «не зная того, что сказали», Иаков и Иоанн поспешили отвечать на вопрос господа: можем. всеведущий знал, что это слово, произнесенное теперь без ясного сознания, в свое время придет в исполнение, а посему, предсказав обоим апостолам ожидающую их участь, вместе с тем объяснил им, что небесная награда не дается, но уготована претерпевшим до конца (Мф. 24, 13) и победившим все искушения и соблазны (откр. 3, 21). Чашу, юже Аз пию, испиета, и крещением, имже Аз крещаюся, креститася, а еже се-сти одесную Мене и ошуюю, несть Мне дати – но имже уготовася от Отца Моего, – «Мне, праведному судии, несвойственно дать вам такое достоинство по одной любви к вам даром, иначе я не был бы правосуден, но такая почесть уготована только подвизающимся» (блж. Феофилакт), или, как изъясняет преподобный исидор Пелусиот, несть Мне дати, – «дать просящим просто, а не воздать в награду трудящимся». небесные почести предназначены всем верующим и веру свою свидетельствующим добрыми делами и будут распределены на страшном суде Царем Христом сообразно воле отца, давшего сыну всякий суд (Мф. 25, 31–46; ин. 5, 22), так что, по выражению свтятого василия великого, «от приемлющих воздаяние зависит сделать себя достойными седения одесную или ошуюю господа, а не от того, кто может дать сие, хотя бы и несправедливо было прошение». седение же одесную непостижимого величества Божия в том смысле, в каком говорится о господе, воссевшем одесную Бога (Мк. 16, 19), по изъяснению святителя Иоанна Златоуста, «недоступно ни для кого, не только для людей, как то святых и апостолов, но и для Ангелов, архАнгелов и для всех высших сил».