Лиза же ничего не знала. Вообще никто ничего не знал, даже друзья Егора…
«Стоп. Но я ведь говорил с Асей о Тае… Да, тогда еще ничего не было известно, но… Ася вполне могла подозревать о чем-то таком. И рассказать об этом Лизе. А Лиза провела свое расследование, она ведь как-никак журналистка по образованию. Кстати, и Ванька был тоже в курсе, Ванька мог сказать Лизе… Но, в общем, не важно. Факт тот, что Лиза обо всем знает. И тут вопрос в другом: почему она со мной не стала говорить? Зачем она написала эту статью, не предупредив меня? И столько злости у нее… Полила Таю грязью, меня дураком выставила… Она что, ревнует? К Тае? К тому, что у меня был ребенок? И я-то в чем виноват перед Лизой?»
Егор, сидя у себя в конторе, прочитав статью жены в Интернете, собрался первым делом ей позвонить. Но потом передумал. Лучше лично обо всем этом переговорить.
И вообще это можно сделать потом. Сейчас главное – Тая. Которая в свое время чуть не сошла с ума, чуть не покончила с собой…
«Она тоже прочитала эту статью, она переживает сейчас наверняка… Бедная Тая. Потеряла дочь, и теперь ей вот такие пощечины от жизни достаются!»
Егор оказался в районе метро «Первомайская» (здесь теперь жила Тая, оказывается) около семи. Собирался прибыть раньше, но в этот раз пробки помешали. Нашел нужную улицу, дом… Обычная панельная пятиэтажка. Собирался позвонить по домофону, но из подъезда вышла женщина, и Егор благодаря ей беспрепятственно проник внутрь.
Нужный этаж, нужная дверь.
Сердце у него билось вовсю, когда он оказался наконец перед дверью, за которой жила его бывшая жена. Нажал на звонок.
Тая открыла – в домашнем платье вишневого цвета, волосы забраны сзади в хвост. Бледное гладкое личико без грамма косметики… Она выглядела много моложе своих лет. Выглядела почти девочкой. Смешной и испуганной.
– Ты? – ахнула она.
– Да. – Егор, не дожидаясь приглашения, аккуратно отставил Таю назад, зашел внутрь, захлопнул за собой дверь. Огляделся – чистенько, скромненько, светло, дешевая мебель из «Икеи». – Тая, милая, прости.
– За что? Да ты проходи… – Она отступила назад, в комнату.
– Я о статье. Я еще не говорил с Лизой, но… она дико напортачила, думаю. Даже не знаю, что ею руководило. Так нельзя. Если бы я знал…
Прости.
– Зачем ты ей все рассказал?
– Нет. В том-то и дело, что нет, я ничего ей не рассказывал! Но она умудрилась разузнать все!
– А мне все равно. Это я раньше обижалась, страдала, капризничала… Теперь я понимаю, что нельзя переживать из-за… из-за глупости и бестактности некоторых людей. Подумаешь, кто-то написал мерзкую заметку в Интернете… На заборе тоже пишут – и что, теперь волосы на себе рвать? – пожала Тая плечами, села на диван. Егор расположился напротив, на деревянном стуле с накладным неудобным сиденьем. – Как ты меня нашел?
– Даша сказала.
– Эта Даша… – поморщилась Тая, но продолжать не стала, только рукой махнула.
– А еще она мне сказала, что тогда, после смерти дочери, ты чуть… – Егор не договорил.
– Все уже прошло. То есть ничего не прошло, но я успокоилась. Я нормальный человек, я не собираюсь всю жизнь… сходить с ума. Когда-нибудь… когда-нибудь я снова стану счастливой. Я верю в это.
– А твой… а твой друг что об этом говорит?
– Кто? А, мой друг… Он со мной согласен.
– Где он, кстати, сейчас?
– Работает.
– Понятно.
Они сидели друг напротив друга, молчали.
– Тая…
– Да?
– Покажи мне фото Лидуси. – Егор произнес имя свой дочери так, как называли ее Тая и Дарья. «Лидуся», – зачем-то мысленно повторил он.
Секунду Тая сидела неподвижно, затем кивнула, поднялась.
– Есть фото в альбоме… Но, знаешь, есть и видеозапись. У Никиты был день рождения, и мы с Лидусей приехали к ним. Помнишь Никиту?
– А, твой племянник… Подросток.
– Какой подросток, ему сейчас двадцать четыре года, он уже женат! Но на том видео – да, еще мальчишка…
– Если тебе не трудно, покажи. Или хочешь, отдай мне запись, я потом ее посмотрю.
– Да все в порядке, – хмуро произнесла Тая. – Я не запла́чу. Я научилась держать себя в руках.
Она включила телевизор, нашла диск с записью.
…Все зелено-голубое на экране, какие-то пятна, шум. Раз – и картинка прояснилась, хотя изображение и плыло.
– Как Лидусик любит братика? Вот как любит! – незнакомый и вместе с тем узнаваемый голос Даши. Вероятно, это Даша вела съемку.
На экране – подросток, юноша. Точно, это же Никита. На руках парня – девочка в розовом платье, со смешными хвостиками на голове, в виде рожек.
«Лидуся», – подумал Егор, и его словно кто-то ударил с размаху в грудь.
Девочка засмеялась и поцеловала парня в щеку.
– Вот как Лидусик любит братика! А где у Никиты носик? Во-от он носик…
– Мам, ты только не спрашивай, где у меня глазки!
– Музыку я включу, – на экране промелькнула Тая.
Заиграла популярная в те годы мелодия. Никита стал танцевать с девочкой на руках. Девочка хохотала, потом стала рваться с рук, вниз. Никита поставил ее на ноги, и девочка принялась танцевать сама. Забавно и неуклюже.
Она была похожа на Таю в этот момент. Что-то такое в ее лице… очень знакомое и милое.
– А глаза мои, – вырвалось у Егора.
– Что?
– Я говорю – у нее мои глаза. У тебя какие-то рыжие, а у меня серые. У нее мои глаза, – произнес Егор, не слыша собственного голоса.
Камера приблизилась к лицу девочки. Пухлые щечки, вздернутый носик и этот взгляд – такой живой, ясный, веселый.
– А как Лидусик любит тетю Дашу? Ну-ка, покажи!
Девочка послушно изобразила воздушный поцелуй – прижала ладошку к губам, затем протянула ее вперед, пока эта маленькая, пухлая, смешная, с короткими растопыренными пальчиками ладонь не заняла почти весь экран.
«Это чудо… Это чудо, это моя дочь», – ошеломленно подумал Егор. Запись закончилась, экран погас.
Тая с окаменевшим, ничего не выражающим лицом сидела неподвижно на диване, смотрела в сторону. Она и правда, как обещала, держала себя в руках, но ее неподвижность пугала больше, чем слезы и истерика.
В этот момент Егор решил для себя, что никогда больше не станет упрекать Таю в том, что она скрыла от него дочь.
Да, первая жена была не права, и она сама об этом знала, но разве от этого Егору должно стать легче? Тая – мать, и она пережила страшную трагедию, и теперь упрекать ее, добивать – просто бесчеловечно. «Милосердие выше справедливости», – вспомнил Егор когда-то услышанную фразу.
– Таечка… – шепотом произнес он. – Таечка, милая. Какая у нас чудесная дочь.
– Была.
– Таечка! – Он поднялся, подошел к дивану, потянул Таю за руки к себе, заставил ее встать и обнял. Крепко, сильно. – Не переживай. Ты ни в чем не виновата. Ты моя хорошая. Ты… – Слова у Егора закончились, он просто обнимал бывшую жену, ласково гладил ее по голове. И только потом понял, что плачет.
– Я виновата.
– Ты ни в чем, ни в чем не виновата. – Он поцеловал ее в лоб. – И ты будешь счастливой, я знаю. Ты очень хороший человек. Ты чудесная, красивая, умная…
– Тебе понравилась Лидуся? – сдавленным голосом спросила Тая.
– Она прелесть. Она моя дочь.
– И ты бы… и ты бы с ней встречался, если бы я… если бы я рассказала тебе тогда о ней?
– Конечно. Я же отец ей. – Егор незаметным движением вытер щеку о плечо, аккуратно усадил Таю обратно на диван. – Я бы ей дарил подарки. Куколок всяких, да? Какие она игрушки любила?
– О, господи. Егор, я так не могу больше. Ты уходи, пожалуйста, – выдохнула Тая. – Я еще держусь, но что будет дальше – не знаю. Лучше иди, пожалуйста.
Егор посмотрел на нее внимательно, затем кивнул.
И ушел.
Он больше не плакал, но чувствовал себя странно. Словно изменилось что-то в мире, окончательно и бесповоротно. Все тот же город, то же небо над головой, та же земля под ногами… То, да не то. Мир стал другим.
Такое с ним было уже когда-то. Когда умерла мама. Егор всегда был «папиным» сыном и думал, что не переживет ухода отца. Но нет, пережил, а по-настоящему плохо ему стало, когда ушла мама.
Нечто тяжелое, холодное, словно камень, легло ему тогда на сердце, и стало трудно дышать, ходить. Эта тяжесть буквально прижимала к земле.
Вот так и сейчас было. Каркнул ворон – невермо.
…Егор вернулся домой. Лиза сидела за своим компьютером, с бешеной скоростью печатала что-то, щелкая клавишами на клавиатуре. Замирала, читала на экране, потом снова шпарила. Это она отвечала на комментарии в своем журнале.
– О, пришел! – обрадовалась Лиза, хотела встать ему навстречу.
Но Егор положил руку на ее плечо, придавил вниз. Пожалуй, он бы сейчас задушил Лизу. Ударил бы, хотя никогда до того не бил женщин. А сейчас ударил бы и даже не стал бы в этом раскаиваться. Ударил бы Лизу за «ПэЖэ» и за «ребенка от ПэЖэ».
– Если ты, еще хоть раз… – сквозь зубы произнес он. – Удали тот пост и новых не пиши. Никогда. Если еще хоть одно словечко о Тае, о…
– А, ты в курсе, – нахмурилась Лиза. – Донесли, значит. Сам-то ты никогда не стал бы читать мой журнал… Признайся – тебе сказали, да?
– Лиза, ни слова больше. Иначе… – Егор не договорил, ушел к себе в кабинет.
* * *Тая после ухода бывшего мужа выпила тех таблеток, что ей когда-то выписал доктор. И предупредил, чтобы не злоупотребляла ими. Только в крайнем случае. Сейчас, наверное, был тот самый случай.
Потом легла в кровать, закуталась в одеяло. Постепенно, быстро ее начало отпускать.
Она даже нашла в себе силы улыбнуться, закрывая глаза. «Я ведь хотела, чтобы он узнал. Чтобы он сказал именно эти слова… И он пришел, и он сказал. Он простил меня. Почему я за него не боролась, почему я так легко его отпустила? С чего я взяла, что не пара ему, что с Лизой ему будет лучше? Он мне столько ласковых слов сегодня наговорил… Он самый лучший. Ну кто, кто может быть лучше его? Кто с ним сравнится, какой другой мужчина? Да никто. Он единственный, он необыкновенный. Только он».
Тая провалилась в глубокий спокойный сон. И снилось ей приятное – как Егор обнимает ее, гладит по голове, шепчет ласковые слова на ухо.
Просыпаться потом Тае совершенно не хотелось. А хотелось, чтобы этот сон длился вечность.
* * *«Ребенок моего мужа, продолжение истории.
Вы думаете, дорогие мои читатели, что мне удалось поговорить с моим мужем по душам? Очень ошибаетесь. Мужчины, оказывается, терпеть не могут разговоры по душам… Ну, и мой супруг – не исключение.
Он откуда-то узнал о той, первой статье, где я рассказала историю с его первой женой (будем следовать первоначальному замыслу и все так же называть ее ПэЖэ). Наверное, добрые люди донесли. Ах, эти загадочные и милые «добрые люди», хотелось бы хоть раз посмотреть в их глаза, в их добрые, горящие праведным огнем очи…
Но не будем отвлекаться. Итак, мой драгоценный супруг, до того не изъявлявший никакого желания вникать в мою работу (да-да, это моя работа, и я не стыжусь этого) и ни разу не прочитавший ни одной моей статьи, вдруг посетил мой блог. И прочитал статью о ПэЖэ от первого до последнего слова.
Его реакция?
Его реакция – всего одна фраза. Он изрек – «удали тот пост и новых не пиши». При этом он чуть не сломал мне ключицу, положив руку на плечо. На все мои расспросы, на попытки обсудить происходящее – драгоценный муж ответил скорбным, многозначительным молчанием. Заперся в своем кабинете и спал там же, презрев супружеское ложе.
Мне не с кем поговорить, не с кем обсудить эту ситуацию, вот я и по-прежнему болтаю с вами, дорогие мои читатели. Вы знаете, обычно мы здесь обсуждаем истории из жизни других людей, но, видимо, пришло время мне открыться.
Что называется – «чужую беду руками разведу» и – «сапожник без сапог»… Это я о себе. Я прошу у вас совета.
Только не предлагайте мне развод, пожалуйста. Мой муж – хороший человек, и, за исключением последних дней, наше с ним существование было счастливым и практически безоблачным.
Но, когда из далекого прошлого выплыла ПэЖэ, все стало рушиться.
Я понимаю, что у меня нет никаких шансов против ПэЖэ. Она фигура трагическая, она – мать, потерявшая свое дитя. Ее априори надо жалеть. А меня жалеть не за что. Я счастлива и успешна, я здорова и благополучна. Вы советуете мне родить ребенка мужу, чтобы мы с ПэЖэ, так сказать, «сравнялись» хоть немного?
А честно ли это – рожать дитя только потому, что необходимо победить в споре с ПэЖэ? Я хочу, чтобы мой ребенок родился в любви, будучи желанным. Я не хочу никому мстить, не собираюсь никому ничего доказывать. И, если уж совсем честно, мы планировали родить ребенка несколько позже.
Мой муж ходит мрачный и надутый, считая меня преступницей, омрачившей светлое имя его ПэЖэ (хотя имен никаких я не произносила). Он по-прежнему избегает разговоров о том, что у него от первого брака, оказывается, был ребенок и ребенок этот по каким-то причинам умер.
Да, это его трагедия, но в этой трагедии почему-то оказалась виновна я. И он со мной не говорит теперь. Он меня презирает – да как я посмела вынести эту историю на всеобщее обсуждение?..
Но он меня даже не ставил в известность. Он скрыл все от меня. Поэтому я пишу данный пост в надежде, что мой муж сподобится и его тоже прочитать и узнает, каково мне сейчас…»
Далее Лиза вновь расписала образ ПэЖэ, то есть Таисии, как особы вздорной и капризной. Откровенных оскорблений в адрес соперницы блогерша не допускала, но и раздражения не сдерживала.
Лиза дописала текст, в этот раз получившийся довольно длинным и эмоциональным, и опубликовала его в своем журнале. Обычно длинные посты не вызывают особого энтузиазма, но в этот раз эффект получился обратным.
Читатели опять буквально взорвались комментариями.
Конечно, большая часть советов – о том, что Лизе и ее мужу надо развестись. А для чего? А для того, чтобы супруг, потеряв Лизу, понял, каким дураком был и какое сокровище утратил. Прелесть эти читатели… Двадцать первый век на дворе, а они все видят смысл человеческой жизни в том, чтобы доказать своему противнику, какой он дурак.
Другие советовали родить поскорее (тоже «шикарный» совет, учитывая то, что сама Лиза прямо и открыто заявила о том, что рожать в ближайшее время не собирается, да и вообще рожать вопреки или назло или потому, что надо, – бред и глупость).
Еще часть читателей, очень немногочисленная группа, заявили Лизе, что это ей наказание. Теперь она страдает за то, что разрушила предыдущий брак своего мужа и лишила ребенка отца.
Эти люди (не банальные тролли, нет, подобных личностей, кажется, теперь «хейтерами» называют) из поста в пост писали Лизе гадости. Хозяйка их периодически банила, заносила в черный список, но недоброжелатели проявлялись вновь и вновь. Цель их жизни, похоже, – сказать кому-то гадость.
Иногда, начитавшись подобных высказываний, Лиза ощущала почти физическую усталость и отвращение ко всему миру, всему человечеству. Тогда ей хотелось бросить свое ремесло к чертовой бабушке и заняться чем-нибудь другим, не связанным с общением с людьми.
Но, к счастью, эти приступы отчаяния были недолгими и скоро проходили. Особенно когда она читала чей-нибудь добрый, полный участия комментарий…
Хлопнула дверь в коридоре. Это, наверное, вернулся Егор с работы. Шаги, шум в глубине квартиры, звук телевизора. Затем – тишина.
А Лиза все сидела перед монитором, отвечала на комментарии. В четвертом часу ночи легла спать.
Проснулась от того, что кто-то прокашлялся рядом.
Лиза с трудом разлепила глаза – в комнате стоял Егор.
– Который час? – пробормотала она. – Половина восьмого… Ты с ума сошел. Я спать хочу, уходи.
– Ты еще одну статью о нас написала. Я заглянул в твой журнал, – бесстрастно, констатирующим тоном произнес муж.
У Лизы ёкнуло сердце. Она и хотела, чтобы Егор прочитал то, что она думает о сложившейся ситуации, и боялась его реакции. Она никогда в открытую не конфликтовала с мужем, но сейчас какой-то странный азарт толкал ее вперед, заставлял вести себя вопреки его просьбам.
Надоело молчать. Терпеть. Потакать ему во всем.
– Мне плохо. Хоть так ты меня услышал… – Лиза со стоном оторвала голову от подушки, села. – Почему ты мне ничего не сказал раньше? О том, что у твоей Таисии был ребенок от тебя?
– Я сам об этом узнал недавно и еще ничего не осознал, не понял. А кто тебе сказал? Ася? Вовка Широков?
– Сама услышала. Ты тогда трубку не положил… Я слышала твой разговор с Таисьиной сестрой, этой, как ее… с Дашей.
– Да? Надо же… Я думал, такое только в кино бывает. Но все равно – ты не должна была выносить нашу историю на публику. Это, блин, какое-то… реалити-шоу, а не жизнь. И, главное, ты просишь совета у этих придурков. У читателей своих. Которые не знают ни Таи, ни меня… – все так же бесстрастно, отстраненно произнес муж.
– Егор, нельзя людей называть «придурками», – устало вздохнула Лиза.
– Нельзя Таю называть ПэЖэ! – вдруг взорвался, заорал он. – Она живой человек, а ты из нее какого-то уродливого монстра сделала!
– Она и есть монстр. Она скрыла от тебя ребенка. Ты свою дочь даже в глаза не видел, – с насмешкой возразила Лиза. Она окончательно проснулась.
– Это мое дело. Оно касается только меня, – вновь взяв себя в руки, уже без крика, но с ненавистью в голосе заявил Егор. – Ты в это не должна лезть!
– Ага… Для того ребенка ты был готов на все. Завещать ему все собрался! А меня… Слушай, мы никогда не говорили об этом, но меня ты даже не сделал собственницей в этой квартире. Я тут – никто и никак, – напомнила Лиза.
– Я не давал тебе денег? Я тебе в чем-то отказывал? Все мои деньги – твои, а все твои – только твои. Разве не так было?
– Этого мало.
– А, я должен был все на тебя записать… – усмехнулся Егор. – Лиза, я не знал, что тебя это так мучило.
– Ты хитрый и жадный. Ты жалкий, как и все современные мужики.
– Да, а современные женщины, и особенно ты, – образец бескорыстия. Уж определись, кто ты – феминистка, независимая особа или мужняя жена? Ты, Лиза, – ни нашим ни вашим. Когда надо – ты независимая личность, когда не надо – ты обделенная жена… Ты что, правда думаешь, что тут на птичьих правах? Что я способен оставить тебя ни с чем?