– Зачем вы подожгли его квартиру? – спросила Амалия.
– Я не делала того, в чем вы меня обвиняете, – отрезала Гвендолен. – И вообще не понимаю, при чем тут это.
– В квартире Риттера устроила пожар переодетая женщина, – сказала Амалия. – У нее был ключ, который она или ее сообщник вытащили из кармана умирающего. – Она поднялась на ноги. – Конечно, вы можете твердить что угодно, но…
Она осеклась. На пороге стоял Карл фон Лиденхоф, и Амалия ощутила сильнейшую досаду, когда поняла, что он вошел так, что она не слышала ни скрипа двери, ни звука его шагов.
– Миссис Мэйнбридж? – спокойно промолвил немец. – Меня зовут Карл фон Лиденхоф. Я хотел бы уточнить несколько моментов… По поводу именин княгини, на которых погиб мой кузен.
– Не смею вам мешать, герр Лиденхоф, – сказала Амалия по-немецки. – Всего хорошего.
Она подобрала с дивана свою муфту и удалилась. Внизу Ричард Мэйнбридж все еще пререкался по поводу счета с Сергеем Васильевичем Ломовым, который изображал помощника управляющего. Мэйнбридж пытался объясняться по-английски и на ломаном французском, но Ломов упорно делал вид, что не понимает ни единого слова собеседника.
Амалия сделала знак своему коллеге, что пора заканчивать спектакль, и Ломов, который тотчас же вполне сносно заговорил по-французски, объявил, что он не уполномочен решить вопрос со счетом, но главный управляющий наверняка не откажется пойти навстречу иностранным гостям.
Выйдя на улицу, баронесса Корф подождала, пока к ней присоединится ее сообщник. Действительно, вскоре Сергей Васильевич нагнал ее.
– Вам удалось разговорить ее, сударыня? – спросил он.
– И да и нет, – проворчала Амалия. – Она твердо настроена отрицать все до конца. Сперва она твердила, что она вообще ни при чем, но потом, когда поняла, что я знаю о дуэли, пыталась убедить меня, что Риттер сам покончил с собой.
– Михаэль? – вытаращил глаза Ломов. – Вздор! Кто угодно, только не он!
– По крайней мере, я все же заставила ее сознаться, что она тоже выходила из зала, – сказала Амалия. – Сначала вышел муж, потом она, и они разыграли какую-то комбинацию, результатом которой стал труп в особняке посла. Муж, вероятно, страховал ее, а бокал с шампанским Риттеру подала она… Вы уже распорядились узнать, какими духами она пользуется? Полагаю, что проще всего было бы действовать через прислугу гостиницы.
– Не извольте беспокоиться, госпожа баронесса, – отозвался Ломов. – Я уже пообщался с кем надо и пообещал хорошее вознаграждение за эти сведения.
– Хотя, наверное, уже поздно, – задумчиво сказала Амалия. – Она уезжает сегодня. Вместе с мужем… Кстати, вы ведь находились внизу, Сергей Васильевич. Как вы пропустили наверх Карла фон Лиденхофа? Вы обязаны были меня предупредить…
– Простите, сударыня, – начал Ломов, оправившись от удивления, – но я готов поклясться, что никакого фон Лиденхофа в гостинице не видел… Может быть, он зашел с черного хода?
– Может быть, – ответила Амалия, хмурясь. – Интересно, что он будет делать? Все же он не полицейский, арестовать Мэйнбриджей он не сможет, к тому же они англичане и спешат покинуть страну…
Ломов усмехнулся:
– На их месте я бы не стал ездить в Германию, госпожа баронесса. Никогда…
– Самый главный вопрос, – сказала Амалия, – заключается в том, кто стоял за Гвендолен Мэйнбридж – если вообще стоял – и кто подсказал ей убить Риттера в доме немецкого посла. Или она была так ослеплена жаждой мести, что не представляла себе последствий своих действий?
– Я уверен, что все вскоре прояснится, – заметил Ломов. – Если эта дама или ее муж близко общались с людьми, которые заинтересованы в развязывании войны, мы вскоре об этом узнаем. Лично я не исключаю, что их могли и подтолкнуть, но есть одна проблема. Отчаявшийся человек – плохое орудие, а непрофессионал в нашем деле ничуть не лучше. Наверняка она считает, что была в своем праве, когда отравила Риттера, но она же видела, как он умирал, а это и для опытного человека жуткое зрелище. Скоро у нее начнутся кошмары, за ними явятся угрызения совести, брак начнет трещать по швам… и так далее.
– Вы ведь убивали людей, Сергей Васильевич, – сказала Амалия. – Вам часто снятся кошмары?
– Нет, – спокойно ответил ее собеседник. – Но я профессионал.
– Я тоже, – кивнула его собеседница. – И поверьте мне как профессионалу: у Гвендолен Мэйнбридж нет никаких угрызений совести. Жаль, что я не могу слышать, как она беседует с Карлом фон Лиденхофом, – добавила баронесса. – Эта парочка в некотором роде стоит друг друга, и можете быть уверены: ничего он от нее не добьется.
– Но вы же заставили ее проговориться… – начал Сергей Васильевич.
– Да, потому что застала ее врасплох. Но фон Лиденхоф никогда не сумеет заставить ее признаться в том, что она совершила.
Глава девятнадцатая, в которой Антон Филиппович делает неожиданное открытие
– Признаться, я поражаюсь вам обоим, – сказал генерал Багратионов. – Вы опытные агенты, а между тем повели себя совершенно недопустимым образом. Во-первых, вы вообразили, что против вас существует какой-то заговор со стороны ваших же собственных коллег…
– Однако, Петр Петрович, согласитесь, что в данных обстоятельствах… – начал Ломов.
– Во-вторых, – продолжал генерал, не слушая его, – вы напали на Антона Филипповича, вы обращались с ним как с врагом, вы дали ему понять, что подозреваете его в пособничестве нашим недругам. Своими действиями вы, Сергей Васильевич, и вы, госпожа баронесса, поставили меня в крайне неловкое положение. Из-за вас мне теперь придется объясняться с тетушкой Непомнящего, которая ему покровительствует, и высокими лицами, которым она – уж будьте благонадежны – нажалуется на вас. И что я могу им сказать?
– А может, пришить старушку, – с надеждой подал голос Сергей Васильевич, – и дело с концом?
Признаться, генерал был бы не против, если бы с тетушкой горе-агента Непомнящего и в самом деле приключилось какое-нибудь непоправимое несчастье. Можно не сомневаться, что в этом случае Антон Филиппович был бы уволен из Особой службы на следующий же день; но генерал Багратионов былреалистом и понимал, что от мечты до ее осуществления – дистанция огромного размера. Поэтому он напустил на себя строгий вид и сказал:
– А что скажете вы, госпожа баронесса? Ведь это с вашего согласия Антон Филиппович был задержан в вашем особняке, как какой-нибудь преступник. Как прикажете мне поступить, дабы эта печальная история не имела никаких последствий и вообще забылась как можно скорее?
– Какая печальная история, Петр Петрович? – изумилась баронесса Корф столь бесхитростным тоном, что Ломов весь обратился в слух, ожидая продолжения. – Антон Филиппович остался в моем доме по собственной воле, чтобы помочь нам раскрыть убийство.
– Вот как? – протянул Багратионов каким-то неопределенным тоном. – Значит, по собственной воле, да?
– Разумеется! Антон Филиппович вообще приложил нешуточные усилия, чтобы узнать духи, которыми была надушена Гвендолен Мэйнбридж. Согласитесь, что это позволило бы поставить в деле точку, после чего мы просто передали бы сведения, которыми располагаем, Карлу фон Лиденхофу.
– Нет, – покачал головой Багратионов, – это лишнее, сударыня. Хотя я ценю усердие Антона Филипповича и, разумеется, представлю его к награде… гм… за проявленную им расторопность, но нет никакой нужды выяснять марку духов этой дамы. Карлу фон Лиденхофу вообще ни к чему знать, что это господин Непомнящий пытался залезть в окошко, иначе дело может принять крайне неприятный оборот.
– Но нам все же придется представить объяснение по поводу человека, который влез в окно, – напомнил Ломов. – Хоть что-то мы должны будем о нем сказать!
– Разумеется, – кивнул Багратионов. Амалия указала ему выход из довольно щекотливой ситуации, и генерал был намерен им воспользоваться. Разумеется, Непомнящему только показалось, что коллеги собирались его прикончить; на самом деле все это было шуткой, и вообще он помогал им, как мог. – Итак, в окно влез… м-м… грабитель. Да, грабитель, – продолжал генерал, переводя взгляд с одного агента на другого. – Он спугнул убийцу, и тот скрылся. Пожалуй, надо будет поговорить с моими знакомыми из полиции, пусть они и в самом деле кого-нибудь поймают…
И Амалия, и Ломов были бы не прочь сейчас наговорить генералу много чего любопытного, но они служили в Особой службе уже не первый год и отлично понимали, что любые слова в этой ситуации бесполезны. Итак, растяпа, который заварил всю кашу, получит награду и будет иметь все основания гордиться собой, в то время как они сами…
– Но Антон Филиппович уехал из Москвы вопреки вашим инструкциям, – напомнила Амалия. – Как быть с этим фактом?
– Ну что ж, – пророкотал генерал, – я пожурю его… так сказать, по-отечески… Но так как задание было для отвода глаз, то я не вижу смысла на нем задерживаться.
– Ну что ж, – пророкотал генерал, – я пожурю его… так сказать, по-отечески… Но так как задание было для отвода глаз, то я не вижу смысла на нем задерживаться.
– Что вы намерены делать, Петр Петрович? – спросила Амалия. – Вы расскажете Карлу фон Лиденхофу нашу версию убийства, опустив, разумеется, некоторые детали?
– Разумеется, я передам ему, к каким выводам вы пришли, – ответил генерал. – Что Гвендолен Мэйн-бридж, очевидно, в сообщничестве со своим мужем, мистером Мэйнбриджем, отравила Михаэля Риттера, так как хотела отомстить за гибель своих братьев. Возможно, за ней стоял кто-то еще, но, я полагаю, Карл фон Лиденхоф сам сумеет во всем разобраться, уже без нашей помощи. Впрочем, судя по его действиям, вряд ли наша версия станет для него откровением.
– Он их пришьет, – убежденно заявил Ломов. – Миссис Мэйнбридж недолго будет наслаждаться своей местью.
– Сергей Васильевич, – строго промолвил генерал, – прошу вас… Не следует всех людей мерить по себе. Герр фон Лиденхоф – чрезвычайно осмотрительный молодой человек. Уверен, что, рассмотрев все обстоятельства дела, он придет к выводу, что преступление – доказать которое, кстати говоря, практически невозможно – стало итогом, так сказать, непреодолимых обстоятельств. Конечно, миссис Мэйнбридж не следовало брать на себя роль судьи и палача в одном лице, тем более что, какя понимаю, дуэль состоялась по правилам. В конце концов, не хочешь погибнуть на дуэли – не стреляйся. Ее братья погибли, потому что недооценили Михаэля Риттера, а Риттер погиб, потому что недооценил силу ненависти этой дамы. Полагаю, что на этом следует поставить точку. Главное для нас в этой крайне неприятной истории – чтобы убийство Риттера не свалили на агентов Особой службы…
И он произнес еще много слов в том же духе, развивая последнюю мысль и упирая на благоразумие Карла фон Лиденхофа, который не допустит, чтобы отношения Российской и Германской империй пострадали из-за гибели немецкого агента.
Итак, дело можно было считать раскрытым – и одновременно закрытым, если можно так выразиться. Однако домой Амалия вернулась не в самом лучшем настроении. Антон Филиппович Непомнящий все еще томился в заточении в ее особняке, а с утра успел вдобавок перенюхать около сотни образцов духов, которые ему доставили из петербургских парфюмерных магазинов. Его вердикт был категоричен: ни один из ароматов не являлся тем запахом, который витал на месте преступления.
– Боюсь, теперь это уже не имеет значения, – сказала ему Амалия. – Вам повезло: генерал Багратионов решил не упоминать о вашей роли в этом деле. Вас не было в Петербурге, вы не пытались залезть в окно, и вам строжайше запрещается обсуждать с кем бы то ни было любые подробности происшествия.
– О, – воскликнул Антон Филиппович, приосанившись, – за меня можете не беспокоиться, я буду нем, как могила!
– Это очень кстати, – кивнула Амалия, – потому что я слышала, какое распоряжение отдал Петр Петрович господину Ломову, когда думал, что я его не слышу. Если вы проболтаетесь, если хотя бы намеком покажете, что вы в курсе дела…
Горе-агент охнул, пошатнулся и позеленел.
– Так что, меня могут… того?
– Сергей Васильевич – большой специалист в таких делах, – многозначительно промолвила Амалия. – Я сочла своим долгом вас предупредить, потому что это страшный человек. Берегите себя, – почти нежно добавила она.
– Но так же нельзя! – воскликнул Антон Филиппович пылко. – Мало ли что может случиться… Вдруг кто-нибудь еще проболтается, а мне придется отвечать? Сударыня, может быть, вы знаете какой-нибудь выход…
– Может быть, если вы выйдете в отставку и уедете подальше от Петербурга – да хотя бы в Крым, – начальство о вас забудет? – заметила Амалия. – Потому что, пока вы находитесь на Особой службе, я ни за что не могу ручаться. Мало ли что взбредет в голову генералу Багратионову…
Антон Филиппович оживился, посветлел лицом, раз пять поцеловал руку Амалии, то и дело попадая губами мимо, и объявил, что он сегодня же подаст в отставку. В самом деле, довольно с него Особой службы, а в Крыму можно преотлично устроиться, и опять же, у тетушки там полно знакомых, которые не дадут ему пропасть.
Амалия проводила Непомнящего почти до дверей, когда швейцар впустил в дом дядюшку Казимира, который где-то пропадал и только что вернулся. От Амалии не укрылось, что Антон Филиппович как-то насторожился и стал поводить носом, пока дядюшка, судя по всему, пребывавший в наилучшем настроении, снимал перчатки, шапку, шарф и избавлялся от пальто.
– Невероятно! – пробормотал Непомнящий, придвинувшись поближе к Казимиру. – Просто невероятно!
– В чем дело? – осведомился дядюшка.
– Это они! – победно объявил Антон Филиппович, оборачиваясь к Амалии. – Точно они, я сразу же их узнал! Это духи, которыми пахло в той комнате!
Принюхавшись, Амалия и в самом деле уловила, что от одежды дядюшки пахло неизвестными ей сладковатыми женскими духами.
– Что такое, что случилось? – забеспокоился Казимир.
– Дядя, – начала Амалия, и в голосе ее зазвенели металлические нотки, – что это за духи?
– Это? – изумился дядюшка. – Ах, это… Понимаешь, я был у одной дамы…
– Дядюшка!!!
– Не понимаю, к чему такой тон? Ничего особенного ведь не произошло…
– Как зовут эту даму? – требовательно спросила Амалия. Казимир вздохнул.
– Это госпожа Фелис.
– Так, так, – нетерпеливо промолвила Амалия, – а что за духи?
– Откуда мне знать? – пожал плечами дядюшка. – И вообще, я устал. Я…
– Вы вернетесь к ней, – оборвала его собеседница, – и узнаете, какими духами она пользуется.
– Но я…
– Никаких но! Считайте, что это дело государственной важности…
– А почему от него вообще пахнет ее духами? – наивно спросил Непомнящий. – Да еще так сильно…
Тут, по правде говоря, Амалия покраснела. У нее была своя версия насчет того, почему от Казимира пахло духами Марии Фелис, но она сомневалась, что ей хватит литературных слов для того, чтобы объяснить молодому растяпе истинное положение вещей.
– Это получилось совершенно случайно! – воскликнул Казимирчик. – И я вовсе не хочу туда возвращаться… Я еще не ел! У меня маковой росинки с утра не было…
Но Амалия, не слушая его, уже нахлобучила на него шапку и подала ему пальто, чтобы он снова оделся.
– Больше никогда и ни за что не буду вам помогать! – сказал на прощание оскорбленный до глубины души Казимир. – Чуть что, сразу же выталкивают тебя из дома с каким-нибудь невозможным заданием…
– Дядюшка, – объявила Амалия, – я верю, что для вас нет ничего невозможного! А нам просто позарез нужно выяснить, что это за духи…
Страдая из-за того, что его опять втравили в какую-то бузу, Казимир нанял извозчика (как тогда говорили, «сел на извозчика») и отправился обратно к гостинице, в которой жила Мария Фелис.
Едва он постучал, как за дверью послышались легкие шаги Розиты. Однако она не впустила его, а сама вышла к нему.
– Госпожа занята! – шепнула горничная, делая большие глаза. – Она не сможет вас принять…
– Чем это она может быть занята? – удивился Казимирчик. – Мы вроде бы только что расстались…
– Ну мало ли чем, – туманно отвечала плутовка, косясь через плечо.
– Что это, – забеспокоился Казимир, – кто-то кричит?
– Конечно, кричит, – пожала плечами Розита. – Только не вздумай устраивать сцен! Моя госпожа, конечно, пустила тебя в постель, но больше она ничего тебе не обещала…
Казимир не считал себя ханжой, но все же – будем откровенны – он немного обиделся. «Это получается, я только вышел за дверь, а она уже позвала к себе другого? Какой кошмар! На кого я променял жену пивовара? Такая любящая женщина, преданная, ни на кого, кроме меня, не смотрит…»
– Розита, – сказал он, вспомнив, зачем его сюда прислали, – мне нужна твоя помощь.
– Я не буду ее прерывать, – покачала головой горничная. – Даже не проси.
– Нет, это совсем другое! Мне позарез нужно знать, какими духами она сегодня душилась.
– Зачем?
– Вдруг я подарю ей духи, а они у нее уже есть? Неловко как-то…
– Ты ей драгоценности дари, – посоветовала Розита. – Бриллианты, сапфиры, изумруды, и не ошибешься. Главное, чтобы украшение было подороже. За сегодняшнее ты уже, между прочим, ей должен…
«Как же, – помыслил Казимирчик, – держи карман шире! Если бы у меня и были деньги на украшения, я бы дарил их своей сестре или Амалии, а не черт знает кому…»
Ему понадобилось пустить в ход все свое обаяние, подкрепленное золотой монетой, чтобы Розита смягчилась и согласилась принести духи, которые его интересовали.
– Входи, что уж тебе в коридоре-то стоять… Только тихо себя веди, понял?
Казимир оказался в уже знакомой ему гостиной, по которой бродил гепард. Время от времени он останавливался и, навострив уши, прислушивался к странным звукам, доносившимся из спальни.