22. Н. А. и Л. С. ЗАКОРЮКИНЫМ и И. И. и Ю. И. ЛЯДОВЫМ
25 декабря 1880 г. Москва.
Чехов № 3 имеет честь и удовольствие поздравить уважаемых Дядюшку, Тетушку, Ивана Ивановича и Юлию Ивановну с праздниками и пожелать всего хорошего. Это поздравление и пожелание имеют силу и на 1-е января 1881 г.
А. Чехов.
80 25/XII год.
1881
Чехову Ал. П., март 1881*
23. Ал. П. ЧЕХОВУ
Март, не ранее 6, 1881 г. Москва.
Александр!
Я, Антон Чехов, пишу это письмо, находясь в трезвом виде, обладая полным сознанием и хладнокровием. Прибегаю к институтской замашке, ввиду высказанного тобою желания с тобой более не беседовать. Если я не позволяю матери, сестре и женщине сказать мне лишнее слово, то пьяному извозчику не позволю оное и подавно. Будь ты хоть 100 000 раз любимый человек, я, по принципу и почему только хочешь, не вынесу от тебя оскорблений. Ежели, паче чаяния, пожелается тебе употребить свою уловку, т. е. свалить всю вину на «невменяемость», то знай, что я отлично знаю, что «быть пьяным» не значит иметь право <…> другому на голову. Слово «брат», которым ты так пугал меня при выходе моем из места сражения, я готов выбросить из своего лексикона во всякую пору, не потому что я не имею сердца, а потому что на этом свете на всё нужно быть готовым. Не боюсь ничего, и родным братьям то же самое советую. Пишу это всё, по всей вероятности, для того, чтобы гарантировать и обезопасить себя будущего от весьма многого и, может быть, даже от пощечины, которую ты в состоянии дать кому бы то ни было и где бы то ни было в силу своего прелестнейшего «но» (до которого нет никому дела, скажу в скобках). Сегодняшний скандал впервые указал мне, что твоя автором «Сомнамбулы» воспетая деликатность ничего не имеет против упомянутой пощечины и что ты скрытнейший человек, т. е. себе на уме, а потому…
Покорнейший слуга А. Чехов.
Крамареву С., 8 мая 1881*
24. С. КРАМАРЕВУ
8 мая 1881 г. Москва.
Мудрейший, а следовательно, и ехиднейший Соломон!
Письмо доставлено по назначению*. Пришел, отдал и ушел, причем… не поклонился, стукнулся головой о висящую лампу и на лице имел выражение идиотское, за что прошу извинения. Жив, здоров, учусь и поучаю*. Силюсь перейти в III курс. Савельева и Макара* давно не видел. Гольденвейзера однажды видел в университете. Что он, и где он, и как он теперь — не знаю. Тебя воображаю не иначе, как с бородой. Желал бы и видать. A propos! дамочка недурна… но, несмотря на это, я не познакомился. Зачем?!? Прошло мое время!!! Разыгрываться фантазии своей я не давал*, не потому, что фантазировать = онанизм (по теории С. Крамарова), а потому что вплоть до доставления по назначению я спал: некогда было*. Приезжай учиться и поучать в Москву: татанрожцам счастливится в Москве: и по учению, мерзавцы, идут хорошо и от неблагонамеренных людей далеко стоят. Преобладающая отметка у санкт-таганрожцев пятерка. Больше писать нечего. Пиши, если хочешь, по нижеписанному адресу. Письма твои доставляют мне удовольствие, потому что ты пишешь правильно и выражений неприличных не вставляешь. В христианстве моем сомневаться и тебе не позволяю*. Погода в Москве хорошая. Нового нет ничего. Биконсфильдов, Ротшильдов и Крамаровых не бьют и не будут бить. Где люди делом заняты, там не до драк, а в Москве все делом заняты. Когда в Харькове будут тебя бить, напиши мне: я приеду. Люблю бить вашего брата-эксплуататора. (Один московский приказчик, желая уличить хозяина своего в эксплуататорстве, кричал однажды при мне: «Плантатор, сукин сын!*»)
Да приснятся тебе Киево-Елисаветградское побоище, юдофоб Лютостанский и сотрудники «Нового времени»!* Да приснится тебе, израильтянин, переселение твое в рай! Да перепугает и да расстроит нервы твои справедливый гнев россиян!!!
Всегда готовый к услугам, уважающий, желающий всего хорошего
А. Чехов.
Адрес: Москва, Сретенка, Головин переулок, д. Елецкого. Его благородию* Антону (и непременно) Павловичу г-ну Чехову.
Переезжай в Москву!!! Я ужасно полюбил Москву. Кто привыкнет к ней, тот не уедет из нее. Я навсегда москвич. Приезжай литературой заниматься. Это удовольствие в Харькове невозможно, в Москве же дает рублей 150 в год, мне по крайней мере. Уроки достать трудно. <…> Приезжай!!! Всё дешево. Штаны можно купить за гривенник! А патриотизму… сколько!!!! (задыхаюсь…) Что ни песчинка, что ни камушек, то и исторический памятник! Приезжай!!! Юристы московские все Спасовичи* и живут, как Людовики четырнадцатые. Приезжай!!
Письмо твое я получил вчера, 7 мая.
Очень рад, что мог услужить чем-нибудь.
* Но не превосходительству*: я еще не генерал.
На конверте:
Заказное Харьков
Рымарская ул., д. Славицкого.
Его превосходительству
Виктору Ивановичу Баршевскому
с передачей Соломону Крамарову
от А. Чехова.
1882
Чехову М. М., 30 сентября 1882*
25. М. М. ЧЕХОВУ
30 сентября 1882 г. Москва.
2 30/IX год.
Любезный брат Михаил Михаилович!
Имею честь и удовольствие поздравить тебя с днем твоего ангела и пожелать тебе всевозможных благ. Твоей семье кланяюсь и поздравляю ее с именинником. Очень жалею, что за неимением времени не могу поздравить лично.
Искренно уважающий и всегда готовый к услугам
Ан. Чехов.
Чехову П. Е., 14 или 15 октября 1882*
26. П. Е. ЧЕХОВУ
14 или 15 октября 1882 г. Москва.
Хорошо. Написано по форме.
А. Чехов.
Принесите мне, папа, бумаги графленой, какую носите. Очень нужно.
Одну марку наклейте на прошение, а то украдут чиновники. Внизу на ней напишите число и год прошения.
Чехову Ал. П., 8 ноября 1882*
27. Ал. П. ЧЕХОВУ
8 ноября 1882 г. Москва.
Таможенный* брат мой Александр!
Прежде всего уведомляю тебя, что всё обстоит благополучно. Во-вторых, из «Московского листка» следует тебе 19 р. 45 к. Из оных 10 р.* я, согласно раньше писанному, отдаю Феде*. Остальные высылаю по получении в Танроцкую таможню. Не выкупить ли мне и туфли*, или же подождать с туфлями? Я безденежен. Твои похабные письмена получаем, читаем, гордимся и восхищаемся. Не блуди*, неблудим будеши, а ты блудишь. По животу бить можешь: медицина, возбраняя соитие, не возбраняет массажа. Николка в Воскресенске* с Марьей, Мишка именинник, Отец спит, мать молится, тетка* думает о коренчиках, Анна моет посуду и сейчас принесет уринальник, я же пишу и думаю: сколько раз сегодня ночью передернет меня* за то, что я осмеливаюсь писать? Медициной занимаюсь… Операция каждый день. Скажи Анне Ивановне, что зрителевский дед-газетчик* умер в клиниках от cancer prostatae[14]. Живем помаленьку. Читаем, пишем, шляемся по вечерам, пьем слегка водку, слушаем музыку и песнопения et цетера… К тебе имею просьбы:
1) Поймай мне маленького контрабандистика и пришли.
2) Умоли Анну Ивановну принять от меня выражение всевозможных неехидных и безвредных чувств, тысячу поклонов и пожелание быть «сцасливым Саса»*.
3) Умоли* (eandem[15]) описать тот спиритический сеанс*, который она видела где-то, в Тульской г<убернии>, кажется. Пусть опишет кратко, но точно: где? как? кто? кого вызывали? говорил ли дух? в какое время дня или ночи и как долго? Пусть опишет. Описание да потрудится прислать мне. Весьма нужно. Я буду ей весьма благодарен и за сию услугу заплачу услугой.
4) Не убей*.
5) Напиши мне стихи*.
Помнишь?
Тоже очень нужны. Напиши и их, и чьи они…
6) Пиши почаще, но поподробней. Твои письма* (если в них есть что-нибудь, кроме* тульских стихов и описания Тулы*) я причисляю к первостатейным произведениям и охраняю их. Описывай.
7) Кроме*. Сказуемое есть то, что говорится в предложении о подлежащем, то же, что не говорится, не есть сказуемое… А поэтому возьми у дяди карточку*, где мы сняты группой (я, ты, Иван и Ник<олай>). Помнишь, что у Страхова снимались? Вышли оную. Необходима.
За тобой все-таки скучно, хоть ты и пьяница.
Скажи Анне Ивановне, что ее Гаврилка лжет*, как сукин сын. Страсть надоел!
Ну что про 18-й № говорит Аноша?* Скажи ему, что лободинские номера нам все не нравятся, начиная с Ивана Иванча и кончая им, Аносей.
Пописываю, но мало. Чти в «Мирском толке» мои «Цветы запоздалые»*…У дяди* возьми.
Работаю опять в Питере*.
Рву Шурке* штаны, Гершку* поднимаю за хвост.
Прощайте, до свиданья.
А. Чехов.
Приезжай на праздниках… Насчет бумаг* не справлялся. Если за тобой нет недоимок, то дерни-ка письмо декану! Деканам, кстати, делать нечего.
Исправно ли дядя получает газеты?
Rp. <…>
DS. Поосторожней! При употреблении не взбалтывать.
Г. г. Секретарю Захарь<ин>*.
Извините, но надо же что-нибудь написать на пустом месте?
Что ж из эстого выйдить? Ну пущай ничего не выйдить… Но что ж из эстого выйдить?
Желал бы я видеть тебя в Таганроге, а Леонида в Сураже*: то-то, надо полагать, не свиньи! Не толстей хоть!
Чехову Ал. П., 12 ноября 1882*
28. Ал. П. ЧЕХОВУ
12 ноября 1882 г. Москва.
Легкомысленный и посмеяния достойный брат мой Александр!
Соделавшись Айканово-Ходаковским*, ты не стал рассудительнее:
1) Ты не выслал всего романа*. Б<е>з<е-Броневски>й* сердится. За тобой считает он еще какой-то перевод из «Gartenlaube»*. Шли поскорей!
2) К чему тебе переводы, если есть время писать вещи оригинальные? Жизнь в тебе новая, пока еще цветистая… Можешь черпать.
3) Самое же главное, свидетельствующее о твоем легкомыслии: ты вместо 19 р. 45 к. получаешь 10 р., только. Остальные я зажилил. Зажилил нечаянно. Вышлю их в скором будущем в совокупности с туфлями и инструментами. Относительно романов, кои переводить желаешь, поговорю с Б<е>з<е-Броневск>им. Гаврилка* тут ни при чем. Он в редакции* — соринка в глазу*: трешь-трешь, никак не вытрешь соринки, слеза только идет. Малый вообще — <…>, не в обиду будь это сказано ей.*Mari d’elle[16] брехлив до чёртиков. Этот брехун не тебе чета. Соврет не по-твоему. У него не пожарная побежит по каменной лестнице, а лестница по пожарной.
О журналах меня не проси. Повремени до Нового года. Везде заняты, и не хочется беспокоить. Ты сие понимаешь.
Анне Ивановне скажи, что она ничтожество, Шурку побей по ж<…>, себе вставь буж и не забывай, что у вас у всех есть
Готовая услуга А. Чехов.
Хведя сообщил, что ему не нужны 10 р*., о чем сообщаю, чему и радуйтесь.
Поклон М. Е. Чехову и его чадам.
Савельев женится. Иду сейчас с Марьей на «Фауста».
Чехову Ал. П., 25 декабря 1882 и 1 или 2 января 1883*
29. Ал. П. ЧЕХОВУ
25 декабря 1882 г. и 1 или 2 января 1883 г. Москва.
2.25.12.
Уловляющий контрабандистов-человеков-вселенную, таможенный брат мой, краснейший из людей, Александр Павлыч!
Целый месяц собираюсь написать тебе и наконец собрался. В то время, когда косые, ма, два ма*, отец* (он же и юрист. Ибо кто, кроме юриста, может от закусок требовать юридического?*) сидят и едят с горчицей ветчину, я пишу тебе и намерен написать тебе, если считать на строки, на 25 р. серебром. Постараюсь, как бы меня ни дергало* после этого усердия.
1) Погода прелестная. Солнце. — 18. Нет выше наслаждения, как прокатить на извозчике. На улицах суета, которую ты начинаешь уже забывать, что слишком естественно. Извозчики толкаются с конкой, конки с извозчиками. На тротуарах ходить нельзя, ибо давка всесторонняя. Вчера и позавчера я с Николкой изъездил всю Москву, и везде такая же суета. А в Таганроге? Воображаю вашу тоску и понимаю вас. Сегодня визиты. У нас масса людей ежедневно, а сегодня и подавно. Я никуда: врачи настоящие и будущие имеют право не делать визитов.
2) Новый редактор* «Европейской библиотеки» Путята* сказал, что всё тобою присылаемое и присланное будет напечатано. Ты просил денег вперед: не дадут, ибо жилы. Заработанные деньги трудно выцарапать, а… Между прочим (это только мое замечание), перевод не везде хорош*. Он годится, но от тебя я мог бы потребовать большего: или не переводи дряни, или же переводи и в то же время шлифуй. Даже сокращать и удлинять можно. Авторы не будут в обиде, а ты приобретешь реноме хорошего переводчика. Переводи мелочи. Мелочи можно переделывать на русскую жизнь, что отнимет у тебя столько же времени, сколько и перевод, а денег больше получишь. Переделку (короткую) Пастухов напечатает с удовольствием.
3) По одному из последних указов*, лица, находящиеся на государственной службе, не имеют права сотрудничать*.
4) Гаврилка Сокольников изобрел электрический двигатель. Изобретение сурьезное и принадлежащее только ему одному. Он, шельма, отлично знает электричество, а в наш век всякий, знающий оное, изобретает. Поле широчайшее.
5) Николка* никогда никому не пишет. Это — особенность его косого организма. Он не отвечает даже на нужные письма и недавно утерял тысячный заказ* только потому, что ему некогда было написать Лентовскому*.
6) «Зритель» выходит*. Денег много. Будешь получать… Пиши 100-120-150 строк. Цена 8 коп. со стр<оки>. В «Будильник» не советую писать. Там новая администрация (Курепин и жиды), отвратительней прежней. Если хочешь писать в «Мирской толк», то пиши на мое имя. Это важно. Вообще помни, что присланные на мое имя имеют более шансов напечататься, чем присланное прямо в редакцию. Кумовство важный двигатель, а я кум.
7) Через неделю. Новый год встречали у Пушкарева. Видели там Гаврилку во фраке и Наденьку в перчатках.
8) Денег — ни-ни… Мать клянет нас за безденежье…
И т. д.
Не могу писать! Лень и некогда.
А. Чехов.
1883
Чехову Ал. П., 4–5 января 1883*
30. Ал. П. ЧЕХОВУ
4-5 января 1883 г. Москва.
4-го января (или, вернее, 5-го) 83.
Военачальников, столоначальников, христолюбивое воинство… Вас всех…
С сим письмом посылается в Питер другое*. В сем году ты получаешь в дар от меня лучший из юморист <ических> журналов, «Осколки», в коих работаю. Что это лучший журнал, ты убедишься. Имя мое в нем: Человек без с, Крапива* и т. д.
Это не обещание, а дело. С твоим письмом идет и письмо к Лейкину* в «Осколки».
«Курьер» воспрещен. С февраля будешь получать «Русские ведомости»*. Письмо* с 5 печатями Марьей получено*. Пиши.
А. Чехов.
«Зритель» выходит*. Из всех его недостатков один в особенности бросается в глаза: в нем нет секретарши А<нны> И<вановны>, которой и кланяюсь.
На праздниках я послал тебе письмо*.
Лейкину Н. А., 12 января 1883*
31. Н. А. ЛЕЙКИНУ
12 января 1883 г. Москва.
3 12/I
Милостивый государь Николай Александрович!
В ответ на Ваши любезные письма посылаю Вам несколько вещей*. Гонорар получил, журнал тоже получаю* (по вторникам); приношу благодарность за то и другое. Благодарю также и за лестное приглашение продолжать сотрудничать*. Сотрудничаю я в «Осколках» с особенной охотой. Направление Вашего журнала, его внешность и уменье, с которым он ведется, привлекут к Вам, как уж и привлекли, не одного меня.
За мелкие вещицы стою горой и я*, и если бы я издавал юмористический журнал, то херил бы всё продлинновенное. В московских редакциях я один только бунтую против длиннот (что, впрочем, не мешает мне наделять ими изредка кое-кого… Против рожна не пойдешь!), но в то же время, сознаюсь, рамки «от сих и до сих» приносят мне немало печалей. Мириться с этими ограничениями бывает иногда очень нелегко. Например… Вы не признаете статей выше 100 строк, что имеет свой резон… У меня есть тема. Я сажусь писать. Мысль о «100» и «не больше» толкает меня под руку с первой же строки. Я сжимаю, елико возможно, процеживаю, херю — и иногда (как подсказывает мне авторское чутье) в ущерб и теме и (главное) форме. Сжав и процедив, я начинаю считать… Насчитав 100-120-140 стр<ок> (больше я не писал в «Осколки»), я пугаюсь и… не посылаю. Чуть только я начинаю переваливаться на 4-ю страницу почтового листа малого формата, меня начинают есть сомнения, и я… не посылаю. Чаще всего приходится наскоро пережевывать конец и посылать не то, что хотелось бы… Как образец моих печалей, посылаю Вам* ст<атью> «Единственное средство»*…Я сжал ее и посылаю в самом сжатом виде*, и все-таки мне кажется, что она чертовски длинна для Вас, а между тем, мне кажется, напиши я ее вдвое больше, в ней было бы вдвое больше соли и содержания… Есть вещи поменьше — и за них боюсь. Иной раз послал бы, и не решаешься…