Зоя накрыла два стола — взрослый в гостиной, детский — в кухне. Для малышей Зоя приготовила куриные ножки с картофельным пюре, испекла огромный торт с клубникой, приготовила домашнее мороженое и сварила ягодный компот. Для взрослых закуска была посолиднее — мясо, салаты, крепкие напитки и пирожные.
Стас, посидев с гостями за столом, извинился, сказал, что у него много работы, и уехал, поцеловав жену.
— Ты молодец, так все организовала! Думаю, что и Максу понравился наш подарок! — сказал он уже на пороге, искренне радуясь празднику. — Ты — умница, очень тебя люблю! Ты даже не представляешь, как я рад, что у нас есть сын. А как он похож на меня! Ты заметила? Он даже смеется так же, как я! У меня для него еще один подарок, но я подарю его позже, когда вы вернетесь в Абрамово. Это краски, кисти, уголь… Думаю, что пора уже заниматься с ним живописью. Ты видела его последние рисунки? Он чувствует форму, цвет… Ну, ладно, Зоенька, я поехал. Сама знаешь, у меня работы — выше крыши. Ах да, чуть не забыл! А подарок мамочке?
Он достал из кармана коробочку, раскрыл ее, и Зоя увидела перстень с маленькими изумрудами.
— Надо же, чуть было с ним не уехал!
У Зои нервы не выдержали, даже слезы выступили, настолько она была растрогана и счастлива. Она надела на палец перстень и какое-то время разглядывала его, не решаясь взглянуть в глаза мужу. Вопрос, который мучил ее все эти последние пять лет, вновь повис в воздухе. Знает ли он, что Макс — не его сын? Или же он такой рассеянный человек, погруженный в свою работу, что до сих пор не смог сложить два плюс два и понять, что она забеременела не от него. Что по срокам ну никак не выходит, что он отец мальчика. Или же он все знает и простил ее?
В сущности, какая теперь разница, когда у них все наладилось, и тот факт, что он живет отдельно, в деревне, никак не мешает им сохранять супружеские и дружеские отношения? Стас с воодушевлением, свойственным творческим и романтичным натурам, принял известие о ее беременности, был настолько рад, что предложил Зое переехать в деревню, чтобы заботиться о ней. И пусть его забота заключалась лишь в частых вопросах «Как ты сегодня, дорогая?» или «Тебя, зайка, снова тошнит?», Зое все равно было приятно, тем более что в деревне ей оказалось легче переносить тоску по Павлу и переживать свою обиду на него.
После их последней встречи она целую неделю ждала от него звонка, едва сдерживаясь, чтобы не позвонить самой, после чего решила, что нечего мучить себя ожиданиями телефонного сигнала (эту мелодию она запомнит на всю жизнь и будет теперь каждый раз вздрагивать, услышав ее), и сменила сим-карту и сигнал. Уволилась, собрала вещи и переехала в Абрамово, на дачу к Стасу. Заняла небольшую комнату на самом верху и целыми днями приводила в порядок дом, посадила цветы, травы, а в свободное время растворялась в Интернете, смотрела кино, увлеклась вышиванием лентами. Стас никогда не ограничивал ее в расходах, радуясь тому, что его работа приносит хорошие деньги. Зоя уже перед родами нашла себе новое занятие — шила лоскутные одеяла.
Однажды к ней пришла соседка, увидела сшитое ею пестрое, очень красивое одеяло и попросила продать его. Зоя, отлично ориентируясь в ценах на лоскутные одеяла (поскольку в процессе обучения она познакомилась в Интернете с настоящими мастерицами, занимающимися этим профессионально), назвала довольно-таки высокую цену, предполагая, что соседка откажется. Но соседка купила, в этот же вечер принесла деньги, а на следующий день ей заказали еще одно одеяло. И Зоя с увлечением принялась за работу. Стас, видя, с каким удовольствием Зоя занимается шитьем, предложил ей занять веранду, заказав большой стол для раскроя и маленький — для швейной машинки.
Стас работал в своей мастерской, Зоя — на веранде, встречались только на кухне да в спальне. Павел был окончательно забыт, супруги ждали рождения сына…
Рожала Зоя в городе, первые месяцы провела в городской квартире, Стас ее часто навещал, помогал ей с ребенком, гулял с ним и даже гладил белье. Забегала и Катя, которая к тому времени уже выкупила парикмахерскую и могла позволить себе уйти с работы, чтобы навестить подругу. Обе поначалу ломали голову, подозревает ли Стас Зою, собирается ли он спросить ее, кто отец маленького Макса, но потом как-то успокоились, жизнь потекла размеренно, благополучно.
— У тебя Стас — золото, береги его! — говорила Катя, радуясь тому, что жизнь Зои наконец-то устроилась.
…Она закрыла за Стасом дверь и вернулась к гостям.
— А сейчас горячее! — сказала она, и Катя бросилась на кухню помогать ей носить тарелки с жарким.
— Смотри, что мне подарил Стас! — Зоя показала ей перстень.
— Вот это да… красота какая! Изумруды! Очень красиво! Зойка, как же я за тебя рада!
— Ну, а ты-то как?
— У меня все в порядке! Кредит решили не брать, постепенно закуплю новые кресла, инструменты… Не хочу снова попасть в кабалу, своими силами выкрутимся.
— Как с клиентами?
— Тоже все хорошо. Так что, когда надумаешь вернуться…
— Нет, Катя… У меня теперь проблем с деньгами нет, сама знаешь. Ой, Катя, я же приготовила тебе подарок! Подожди минутку!
Зоя принесла большой пакет, открыв который, Катя увидела красное, очень красивое стеганое одеяло.
— Это покрывало. Видишь, какое толстое… Это тебе, подружка!
— Но я не могу его принять, это очень дорогой подарок…
— От души, Катя, — сказала она и вдруг тихо произнесла: — Я видела его.
Катя, понимая, о ком идет речь, даже присела на табурет.
— Где?
— В ресторане. Стаса пригласили на презентацию, он не хотел идти, но сказали — надо, его шеф приезжал из Москвы… Но не в том дело… Презентация была в ресторане, сначала все говорили, потом пили-ели, ну а затем стали танцевать… Я не танцевала, сидела за столиком, Стас неподалеку разговаривал с одним художником… И вдруг смотрю — Павел. Он как будто даже выше ростом стал, располнел, ну просто медведь.
— И что? Что ты испытала, когда его увидела?
— Мне захотелось залезть под стол, чтобы он меня не увидел.
— А как ты выглядела? Что на тебе было надето?
— Зеленое платье облегающее, сережки с изумрудами… Ты думаешь, почему Стас подарил мне этот перстень? Ну, чтобы было что-то вроде комплекта… Перстень идеально подходит к сережкам, я тебе потом покажу…
— Ну и?.. Он увидел тебя?
— Не сразу… Он напился, танцевал с какой-то женщиной, потом она ушла, и я ее больше не видела. А он сел за свой столик, прямо рядом с нашим, представляешь? Сидит, ест, вернее, жрет… Как свинья…Я смотрю на него и думаю, и что я в нем тогда нашла? В кого влюбилась? И что это вообще было? И вдруг он поворачивает голову и смотрит на меня, в упор. Потом так же, не сводя с меня взгляда, придвигает свой стул ко мне, садится и говорит… Боже, Катя… Ты не поверишь… Он предложил мне… В самой грубой форме, какую только можно представить!
— В смысле?
— Сначала он спросил, как меня зовут, и я ответила ему, ну, ты знаешь, как я обычно отвечаю мужикам — Эсмеральда.
— Ну вот что, Эсмеральда… Короче, он пригласил меня в туалет, сделаем это там по-быстрому… Он такие глаголы использовал, Катя…
— Так что, он не узнал тебя?
— Нет. Не узнал.
— А ты еще хотела встретиться с ним и сказать, что у него растет сын…
— Да это я сказала однажды, настроение такое было… Боже упаси!
— Что было потом?
— Послала его матом и пригрозила, что позову охрану. Он встал, грязно выругался и ушел, подцепил какую-то зрелую даму… Скотина.
— Да уж… Надо же, не узнал! Всего-то пять лет прошло, и ты мало изменилась, разве что расцвела, похорошела…
— Знаешь, Катя, у меня прямо руки чесались, так хотелось его ударить… Любовь… Я уже и не знаю, что это такое. Да и не было никакой любви, так… одиночество, вызванное проблемами в наших отношениях со Стасом, каким-то непониманием, что ли… Хотелось внимания, ласки. И все это я с избытком получала от Павла. Наши свидания с ним были такими бурными, страстными… Сейчас-то я понимаю, что эти ощущения были вызваны еще и новизной… Сейчас мне даже стыдно признаться в том, что я была одержима сексом, была как голодная в кондитерской… Скажи, Катя, а у тебя такое бывало?
— Да, было когда-то, но это до моего замужества… Вот уже много лет я живу спокойно, может, и скучновато, но зато в любви, уважении, понимаешь? А это для меня куда важнее страсти, секса…
— А ведь я могла потерять Стаса, — сказала Зоя. — Если бы Павел тогда, в тот вечер, когда я его так ждала, пришел, предположим, с цветами, наобещал бы мне золотые горы, я бы в очередной раз растаяла… Я на следующий день точно поехала бы к Стасу и во всем ему призналась.
— Я знаю. Ты настроена была очень решительно. Хотя я намекала тебе, что раз уж ты так влюбилась, раз чувствуешь, что потеряла голову, сохрани рядом с собой двух мужчин… Так, на всякий случай, пока все не прояснится. Ну да ладно! — всплеснула руками Катя. Она была в элегантном розовом платье, с ниткой жемчуга на шее. Красивая, нежная и такая близкая, своя.
— Катя, как же хорошо, что ты у меня есть! — В порыве благодарных чувств Зоя обняла подругу. — Знаешь, все хотела тебе рассказать… Посоветоваться…
И как раз в эту минуту, словно нарочно поджидая под дверью самого важного момента, появился муж Кати Альберт, Алик, как его все называли. Высокий, суховатый брюнет с седыми висками и поблескивающими на носу безоправными очками, в черных джинсах и голубом пуловере.
— Я не вовремя? — Он склонил голову набок и поджал губы, как бы извиняясь за свой приход. — Просто я подумал, что уже все собираются расходиться… Да и дети устали… Мариночка наша сегодня полторта съела, и сейчас сидит, бедолажка, пирожное уминает… Дома-то ребенка не кормят…
Он улыбнулся, и Катя, пожав плечами, извиняясь перед Зоей, поспешила к дочери.
— Зоя, все было прекрасно, — сказал Алик. — Вы устроили праздник не только для детей, но и для нас, взрослых. Приходите к нам в субботу, если у Стаса не получится, то с Максом приходите. Я тоже умею печь торт, называется «Птичье молоко». Мариночка будет очень рада…
Все ушли, Зоя уложила Макса спать, перемыла посуду, приняла душ и прилегла на диване в гостиной.
В голове, перебивая еще не растворившийся в сознании шум и голоса гостей, звучал больным нервом один голос, отравлявший все вокруг и не дающий ей покоя. «Пойдем перепихнемся», так можно перевести ту грубую пьяную фразу, которую перегарно надышал ей в ухо изменившийся до неузнаваемости Павел. Он что же, принял ее за шлюху? Она в тот вечер надела свое любимое платье, свои лучшие драгоценности, сделала прическу, и все это для того, чтобы какой-то пьяный хам, к тому же ее бывший любовник, даже не узнавший ее, предложил ей в наигрубейшей форме секс в туалете?
Зоя решительно поднялась с дивана, зашла в ванную комнату, открыла под ванной дверцу шкафчика, в котором хранила гигиенические средства, и извлекла оттуда пластиковый пакет. То, что лежало внутри, легко можно было принять за половую тряпку. На самом деле это была мужская рубашка в голубую полоску с бурыми потеками. Чья это кровь? Что она может сделать с этой рубашкой? Как отомстить этому животному за свои слезы, стыд и унижение?
Да никак.
Она снова убрала рубашку в пакет и спрятала в шкафчик.
Бог ему судья, подумала она и вернулась в комнату. Включила телевизор.
14. Власов. 2014 г
Ее звали Варвара. В день она выпивала литров пять кофе без сахара, в буфете держала несколько килограммов печенья и бисквитов, в кладовке хранила упаковки с любимыми консервированными персиками и сгущенку, по ночам вставала, чтобы погрызть орешки или сделать себе бутерброд с копченой колбасой, и при этом, удивительное дело, не толстела. Свое нежное тело с непомерно большой грудью и тонкой талией она, зеленоглазая шатенка с блестящими длинными волосами, кутала в шелковые халаты или фланелевые пижамы (в зависимости от погоды), подолгу спала, раскинувшись на флорентийских кружевных простынях, и в свободное ото сна и секса время проводила перед плазмой, поглощая неимоверное количество чипсов, сухариков, печенья, вафлей и обожаемого ею красного винограда.
Дом, который Власов купил исключительно для себя и куда не пускал даже жену, Варвара очень быстро захламила своими вещами и к его возвращению с работы забивала огромным количеством самого разнообразного мусора. Ореховая скорлупа, обертки от сладостей, фруктовые косточки, кожура и огрызки, ватные тампоны, рассыпанная пудра, порванные чулки, мятые журналы, пустые банки из-под кофе и леденцов, коробки, бутылки…
— Варя, ты просто свинья, — говорил Власов, тормоша ее, сонную, в постели, и не находя в себе силы наорать на нее или ударить, хотя руки так и чесались. Глядя на ее формы, проступающие под простыней, и испытывая к ней непреодолимое влечение и зная, какое его ждет наслаждение, он терпел ее несносный характер, отвращение к уборке и прочим домашним делам, ее неряшливость, потому что все это имело отношение лишь к окружающему пространству — себя же Варвара содержала в чистоте, всегда пахла, как цветок, и была расположена к любовным утехам в любое время дня и ночи. Такая теплая и упругая, готовая на все секс-машина, которую он разве что не кусал, не ел вместе с ее душистыми и сладкими, как он полагал, внутренностями.
Какие только «бусики», колечки, сережки, пижамки, шубки и платьица она у него не выпрашивала — он регулярно пополнял ее карточный счет, ни разу при этом не упрекнув за расточительность. Понимал, что только ради этого она с ним и живет, терпит его постаревшее и не такое сильное, как прежде, тело, стараясь наполнить его молодостью и энергией.
Предчувствие, что очень скоро его молодая любовница сбежит от него, не покидало Власова последние две недели. Появилось в поведении Варвары что-то неопределенное, появились какие-то странности, долгие взгляды, томные вздохи.
Перестала она выбрасывать присланные женой пирожки и котлеты, напротив, подогревала их и кормила ими Власова. Была с ним особенно вежлива, не дерзила, старалась не выщипывать при нем брови или красить ногти, а в последние дни стала даже вытирать полы в ванной комнате после душа (раньше она покидала ванную, оставив после себя лужу воды и мокрые полотенца, сваленные прямо на пол).
Власов подъехал к дому, утопающему в зелени фруктовых деревьев, открыл ворота и обнаружил, что красной машинки Вари под навесом нет.
«Вот «Форд Фиеста» бы мне подошел, как ты думаешь, Власов? Или он будет маловат для моей задницы?»
В этом была вся Варя. Очаровательная, соблазнительная и грубая, как прачка.
Власов взмок. От нехороших предчувствий. От того холодка, что пробежал по затылку, потом по спине и растаял, как кусочек льда.
Как-то уж подозрительно тихо вокруг, хотя и раньше никакого шума вроде бы не было. Разве что звук работающего на всю катушку телевизора.
Власов, обливаясь потом от дурного предчувствия, поднялся на крыльцо дома, повернул ручку двери. Так, ладно. Заперто. Все правильно, он сам сколько раз говорил Варе, чтобы она запирала дом — мало ли кому взбредет в голову войти.
Он позвонил. Тишина. Вот оно. Вот то, чего он боялся. И не потому, что Варя исчезнет из его жизни, просто в доме станет совсем уж невыносимо тихо, и дом его проглотит, такого маленького, слабого, старого. Вот такие ощущения он испытал, войдя в гостиную, где на столе, на чисто вытертой столешнице белого, в розовых прожилках, мрамора увидел знакомую пластиковую банковскую карточку, желтую, потрепанную, истерзанную холодными металлическими щелями банкоматов — ту самую, ради которой Варвара раскрывала ему свои объятия, терпела его храп по ночам, выслушивала его скучные разговоры на производственные темы, разбуженная ночью поила его отварами трав от болей в желудке, делала массаж, целовала его дряблую кожу и наблюдала за его старением.
Опустошенная, карта напоминала Власову его самого, такого же выпотрошенного, использованного, никому не нужного.
В спальне на аккуратно заправленной постели (Варя, да ты, оказывается, и это умеешь, когда захочешь!) он увидел записку. Мятая салфетка с пятном от губной помады, и нацарапано чернилами:
«Виктор, переворачиваю страницу. Ты — хороший. Целую. Не поминай лихом. Твоя Варвара».
Перевернула, значит, страницу. Перевернула и прихлопнула его. Как таракана. Значит, не зря он чувствовал, что должно случиться что-то нехорошее.
Варвара.
Как он теперь будет спать без нее, без ее аромата и теплых рук и жарких ног, кто обнимет его, поцелует, скажет на ушко «спокойной ночи!», кто позволит будить себя среди ночи, чтобы исполнить все его желания и прихоти?
Никто. Вообще никто.
Виктор Владимирович, зайдя на кухню, был не менее удивлен, поскольку и там все было чисто убрано. Это какого же рода стимул заставил ленивицу Варвару перемыть всю посуду, полы, разложить все по своим местам? Жаль вот только, что приготовить ужин она ему не сподобилась. Торопилась, видимо. Ей же еще надо было собрать чемоданы, уложить туда все свои сокровища, брильянты, шубки.
Власов вскипятил воду и приготовил себе кофе. Сел возле окна, достал сигарету, закурил.
Все еще не верилось, что Варвара ушла. Он несколько раз поворачивал голову, надеясь увидеть ее, улыбающуюся, в дверном проеме.
Голод — не тетка. Власов открыл холодильник, достал оттуда остатки салата — они оказались несвежими. Да и котлеты, которые жена Оксана передавала с водителем Егором, тоже залежались. Это как же такое случилось, что он, Власов, не бедный, кажется человек, не может найти в своей кухне еды?
К черту эту Варвару! Так подло поступить с ним…
Позвонили. Власов подошел к окну и увидел стоящую за воротами женщину. Кого еще нелегкая принесла?