Правда, «деды» не обижали, у нас, спортсменов, своя рота была – кто ж нас обидит? Ну, скажут помыть пол – помою. Все моют, и ты идешь. Удовлетворишь самолюбие старослужащего. Тебя же в конце концов не тряпкой по морде бьют.
Приезжал Гонтарь, как мог, поддерживал, но я все равно звонил, требовал: «Заберите меня отсюда».
Призвали меня 6 декабря 1987 года, а «на волю» вышел 18 января 1988–го, сразу попал в «Динамо–2» и в следующих двух сезонах сыграл за команду почти во всех матчах.
В 1987 году я восстанавливался после травмы, выступая за школу, а на следующий год играл за «Динамо–2» у Олега Долматова и пару матчей провел за дубль, когда Сметанин набирал желтые карточки и сменял меня в «Динамо–2». Во второй динамовской команде, цвета которой защищали в основном солдаты срочной службы, тогда собрался интересный состав – Смелов, братья Морозовы, Лукин. Со Смеловым, вратарем сильным, прыгучим, с которым мы вместе потом отбыли в Сухуми и который играл еще в Камышине, я дружил. Во второй динамовской команде я подружился и с Андреем Семиным, хотя познакомились мы раньше, выступая друг против друга за школы «Динамо» и «Спартака». Жили обычно в одном номере, бывал я и у него дома, не раз видел Юрия Павловича Семина. Он тогда, наверное, и во сне не мог себе представить, что этот мальчишка, приятель сына, будет играть в его команде. «Динамо–2» в отличие от дублеров выступало в серьезном турнире – второй лиге – против настоящих мужиков, многие из которых имели за плечами школу высшего уровня. В нашей западной зоне собрались матерые соперники – куйбышевские «Крылья Советов», воронежский «Факел», саратовский «Сокол», ивановский «Текстильщик», вологодское «Динамо», костромской «Спартак». И хотя в их составах порой встречались известные имена, почти со всеми мы играли на равных. Это была суровая школа. Долматов поставил меня, еще пацана, в ворота с первого матча, ни разу не подвергнув сомнению свой выбор. Но вскоре Олег Васильевич пошел на повышение, принял команду первой лиги сухумское «Динамо», а я еще год играл в «Динамо–2» под руководством Адамаса Соломоновича Голодца. Капитаном «Динамо–2» при Долматове был Женя Громов, 32–летний футболист, москвич, большая часть карьеры которого прошла в ставропольском «Динамо». Для нас он служил как бы дядькой – наставником. Потом у него случилась серьезная травма, и капитанскую повязку надел я.
Везло мне с тренерами. Голодец – это вообще легенда, и его ассистентами работали тоже незаурядные личности Евгений Байков и Владимир Федин. Тому, кто прошел их школу, ни в футболе, ни в жизни ничего не страшно. С вратарями занимался Байков, постоянно «успокаивавший» меня: «Сереж, ты никогда не сыграешь в воротах успешнее, чем я». Отвечал ему: «Евгений Федорович, вы же полузащитником играли». А ему только этого и надо было. Байков сразу начинал в сотый раз рассказывать, как в финале Кубка СССР 1955 года судья удалил с поля Льва Яшина, и его, полузащитника, но с длиннющими, чуть не до земли руками, поставили в ворота. Евгений Федорович тогда не пропустил и с гордостью заявлял: «Я – единственный в мире «сухой» вратарь!» «Вратарь – тот же пианист, каждый день должен тренировать свои пальчики», – убеждал меня этот на редкость добрый, несмотря на мощные габариты, человек, знавший много и по части вратарской специфики.
А Голодец учил меня не только стоять в воротах, но и жизни, морали, командному патриотизму. Запомнился такой случай. В то время каждый год юношеская сборная Центрального совета «Динамо» выезжала на традиционный турнир во Францию. Впервые меня пригласили в эту сборную, составленную из игроков 1968 года рождения. Но не срослось, не отпустили из школы. Через год снова получил приглашение. Но моя тетя тогда работала в Кремле, по причине чего я, как оказалось, имел статус невыездного за рубеж – мои документы без объяснения причин завернули. И вот в разгар выступлений за «Динамо–2» мне опять выпал шанс наконец – то выбраться во Францию, на турнир, где побывали, набрались незабываемых впечатлений многие мои товарищи. Уже предвкушал долгожданную поездку, как вдруг меня вызвал Голодец. «Вижу, что ты очень хочешь во Францию, я там был, поездка и впрямь шикарная, – издалека начал он. – Приоденешься и вообще увидишь, как люди живут. Но я не пойму, у нас – то в команде что творится, почему неважнецки мы сыграли последние матчи. А ты – капитан команды. И как мы поправим дела, если очередные соперники у нас «Крылья Советов» и «Сокол», занимающие первое и второе места, а вместе с тобой еще шесть человек из нашей команды собираются во Францию. Календарные игры нам никто не перенесет. Вот я и подумал: ну ладно, пусть защитники уезжают, но как может уехать капитан команды? Или ты считаешь, что может?» И смотрит на меня испытующе. Вздохнул я: «Адамас Соломонович, конечно, мне очень хочется во Францию. Но я капитан команды, тем более вратарь, и было бы непорядочно с моей стороны поставить ее в тяжелую ситуацию. Пусть ребята едут, а я еще успею». Голодец обрадовался, как ребенок: «Сережа, ты принял правильное решение, и должен сказать, что тебе со мной никогда не будет трудно». А я вышел от него и чуть не плачу: «Ну вот, блин, опять Франция накрылась!»
Самаре мы все равно проиграли – 0:5 – вся защита уехала, и соперники меня просто расстреливали, а с «Соколом» сенсационно сыграли 0:0. Голодец не преминул посыпать мне соль на рану после этой ничьей: «Вот видишь, а если бы ты уехал, мы бы и от «Сокола» пять получили. И меня сняли бы с работы. А ведь я 40 лет в московском «Динамо». Теперь и благодаря тебе тоже». С тех пор он прощал мне все, даже подчеркивал при ребятах: «В нашей команде все можно только одному человеку, да, Сереж? А вы идите, тренируйтесь». По молодости ведь, бывало, загуляешь где – нибудь, девчонки, то, другое, пропустишь тренировку или вес наберешь. На сборах в Алахадзе взвешивал нас Голодец каждое утро, приговаривая: «Сначала мне мелочь подгоняйте – кильку, салаку». Когда же появлялся я или такой же упитанный защитник Андрей Алексаненков, он изрекал: «Ну, вот рыбка и покрупнее пошла». Достал он нас этими весами, и однажды мы украли с них плиту, на которую ступали. Голодец собирает нас утром и торжественно, что он умел делать по поводу и без повода, объявляет: «Произошло ЧП мирового масштаба. Какая – то сволочь украла плиту с весов. Даю две минуты. Не вернется плита, все выходите на «тропу Адамаса Голодца». А этого жуткого кросса по песку, по лесу даже основной состав «Динамо» боялся. Многие падали не в силах преодолеть всю дистанцию, рассказывали, что Валерий Газзаев в кустах прятался, чтобы не выходить на дистанцию. Основные игроки могли себе такое позволить, а мы – то солдаты, в часть загремели бы как нечего делать. Не успел Голодец закончить свой монолог, как плита уже стояла там, где ей положено, хотя все футболисты вроде бы оставались на местах.
Однажды мы с ребятами рванули в Пицунду отдохнуть от голодцовских тренировочных мытарств. Езды автобусом всего минут десять, и мы, не скрывая эмоций, по ходу поездки обменивались впечатлениями: «Да замучил нас этот Адамас, сам свою любимую рыбу целыми днями трескает, а у нас даже выходных нет». А Голодец действительно предпочитал рыбу остальной пище. Выходим на своей остановке и видим, как из этого же автобуса появляется и наш тренер, который, как оказалось, оставаясь каким – то образом незамеченным, сопровождал всю компанию. Подзывает меня: «Сереж, иди – ка сюда. Слушай, рыбка – то, она полезная, в ней фосфора много». И на следующий день как дал нам нагрузочку. А с режимом у меня всегда было нормально, тем более в юношеском возрасте. С режимом плохо у тех, кто, расслабившись накануне, потом не может играть. А не расслабляться тоже вредно. Не буду называть фамилий, но знал многих известных футболистов, которые, если не позволяли себе отдохнуть в хорошей компании, начинали хуже играть. Да и как люди менялись не в лучшую сторону. А слегка выпьет человек, и сразу возвращается в нормальное состояние, и на поле у него все получается.
Ярких эпизодов за время выступлений в «Динамо–2» было много.
А во Францию я потом все – таки съездил. Набрал с собой несколько банок черной икры и ходил с ребятами по барам, продавал ее. Заработал 1200 франков – сумасшедшие по тем временам деньги! Домой вернулся нарядный, во всем фирменном. В то время почти все везли за границу что – то на продажу. Однажды в Камбодже какому – то туземцу загнал за шесть долларов два кипятильника. Был безумно доволен, так как ящик пива стоил два доллара. Как раз на три ящика хватило. В начале 90–х из Сингапура зараз пять телевизоров притащил, а некоторые прихватили и больше. Два родителям отдал, остальные оставил себе – чтобы в каждой комнате по телевизору было.
Из выступлений за «Динамо–2» запомнилось еще первое знакомство с знаменитым кемеровским бомбардиром первой лиги Виталием Раздаевым. В том сезоне он выступал за тверскую «Волгу». Смотрю, его команда разминается, а он стоит в облезлых кедах у раздевалки, покуривает. На тот матч собрался народ, многим интересно было посмотреть на Раздаева. Мы повели 3:0, Раздаева в игре не видно, бродит себе в районе нашей штрафной и знай, отвешивает мне комплименты: «Серега, да ты молодец, я же слежу за тобой». У наших ворот угловой, а он: «Слушай, ну как же тебе удалось в предыдущей игре отбить пенальти? Как я тебе завидую». Пока я внимал его басням, счет как – то незаметно стал 3:3. И тут послышался голос Голодца, обращенный к администратору команды: «Львович, заказывай автобус, после игры в часть поедем». Слышали его, наверное, все. А играть оставалось минуты полторы, и все эти 90 секунд «Волга» отбивалась чуть ли не от своей вратарской, но мы все же додавили ее, забили победный гол. И слышим с трибуны: «Львович! Автобуса не надо». Когда я впоследствии рассказал об этом эпизоде Юрию Семину, он вспомнил, что и Эдуард Стрельцов по ходу матча не скупился на комплименты по его адресу: «Ну, ты меня сегодня просто съел». Только заслушаешься, а он – раз и забил!
Или играли последний матч чемпионата в Орехово – Зуеве. «Знамя труда» во главе с Раисом Гильмановым было сильной командой, и поле у них великолепное, любил я там играть. Голодец наставлял: «Ребята, нам надо не проиграть. Если даже сыграете вничью, в часть не пойдете». А военнослужащих тогда на время отпуска забирали в часть, чтобы не болтались по Москве. И мы бились, как панфиловцы. В конце игры судья назначил в наши ворота левый пенальти. Я его взял. Арбитр заставил перебить. Проиграли – 1:2. Дикая несправедливость, некоторые пацаны в слезы, обреченно думаем про себя: ну в часть так в часть. Наш тренер, прощаясь, объявляет: «В десять утра всем в военной форме быть на «Динамо». Наутро приезжаем в шинелях, сапогах – кирзой за версту несет. Мимо шагает Голодец: «Почему вы здесь? Странно, вы же вчера хорошо играли, зачем приехали? Отправляйтесь по домам». И тут мы его просто обоготворили. По жизни Адамас Соломонович многому нас научил, и впоследствии я очень сожалел, что мало пришлось с ним общаться – играл за «Локомотив», потом уехал за границу, а он до последних дней жизни оставался в «Динамо».
Как нету моря без волны, так у меня есть только ты, Сухуми!
Заголовок я взял из прекрасной песни о Сухуми в исполнении Игоря Саруханова. За год, проведенный в столице Абхазии, влюбился в нее.
В 1989 году мы со Смеловым играли за «Динамо–2», а в 1990 году оба уехали в Сухуми. По распоряжению Анатолия Бышовца. Ко мне подошел Николай Гонтарь, обрадовал: «Готовься, поедешь в Сухуми к Олегу Долматову». А я чувствовал уже сам, что заметно прибавил, играл неплохо и думал, что вот – вот подключат к основному составу. Но Бышовец в придачу к Александру Уварову взял в команду Диму Харина, Прудникова сплавил в «Торпедо», а меня потребовал удалить из команды. Ему возражали, все – таки я динамовский воспитанник, но Анатолий Федорович стоял на своем. Хотелось с ним поговорить, но с дублерами Бышовец не общался, даже не здоровался. Возможно, на его отношение ко мне повлиял и досадный эпизод на стадионе «Торпедо», когда «Динамо» играло с хозяевами поля на Кубок Федерации футбола СССР, и меня взяли в запас. В компании известных игроков я почувствовал неловкость, смущение, скованность, в раздевалке, неуклюже пробираясь к своему месту, сумкой задел и опрокинул поднос с горячим чаем, что усугубило мое состояние. А тут еще Бышовец медленно, язвительно так произнес: «Будем надеяться, что это к удаче. Да, молодой человек?» «Динамо» выиграло – 2:1, Уваров взял пенальти от Гречнева, и я подумал, что моя репутация спасена. Но нет, Бышовец решил все – таки от меня избавиться.
Поначалу я наотрез отказался покидать Москву: «Никуда не поеду, хочу играть только здесь». Гонтарю долго пришлось меня уговаривать, доказывать, что перспектив в московском «Динамо» у меня нет, первые роли отведены Харину и Уварову, есть еще и Сметанин. «Бышовец так решил, к тому же ты военнослужащий, приказам обязан подчиняться», – убеждал меня Гонтарь. Обиделся я тогда, конечно, но пришлось ехать. А с Бышовцем мы лет через десять в Португалии вспомнили те времена – он собирался подписать контракт с «Алверкой», в которой я тогда играл, потом еще с кем – то. Пошли с женами в ресторан. Не знаю, насколько Анатолий Федорович был искренним, но сказал: «Я хотел, чтобы ты играл. Не видел тебе места в своей команде, но чувствовал твой потенциал и был против того, чтобы ты сидел на скамейке. Поэтому и отдал тебя в Сухуми». А закончил он вдруг любопытной фразой: «И даже если я так не думал, все равно у тебя получилось очень хорошо. Поэтому ты должен быть мне благодарен». Как человек воспитанный, я промолчал: получилось, как получилось, винить его мне было не в чем.
Вместе со мной и Смеловым в Сухуми отправились и другие динамовские дублеры: Смирнов, Сабитов, Чижиков, Добашин, Тункин. Уезжал из Москвы в жутком настроении, но получилось так, что сейчас вспоминаю о сезоне, проведенном в столице Абхазии, как об одном из самых ярких в своей жизни. Команда у нас сложилась очень приличная, одно время даже претендовавшая на выход в высшую лигу. Олег Долматов дал мне полный карт – бланш еще в «Динамо–2», полностью доверял и в сухумском «Динамо», хотя в плане соблюдения дисциплины, проявлений характера ему, наверное, не очень легко со мной было, приходилось на многое закрывать глаза. Характер у меня к тому времени уже окреп до уровня строптивости, на любую несправедливость реагировал моментально. Хотя у каждого человека свои представления о том, что справедливо и несправедливо, и мои, понятно, не были идеальными. Но если я постоянно играл, значит, и при всех своих принципах Олега Васильевича устраивал. Не устраивали его только мои длинные волосы, еще без хвостика. У меня там была такая же прическа, как сейчас. Волосы я не собирал в хвостик, а мочил перед игрой. В матче с «Пахтакором» они упали мне на глаза, потерял мяч из виду, и Шквырин забил нам гол. После чего Долматов заставил меня подстричься. Я уже не сопротивлялся. Пропустив гол из – за своей гривы, понял: тренер прав.
Многие ребята приехали в Сухуми из Очамчиры, Гудауты, других абхазских городов. Жили мы сначала, почти все, на базе сборной страны в Эшерах. А потом глава Абхазии и большой поклонник сухумского «Динамо» Владислав Григорьевич Ардзинба отдал в наше распоряжение расположенную в очень живописном месте дачу Совета министров с отличным спортивным комплексом, правда, без футбольного поля. На балконах у нас рос виноград, а красного вина было хоть залейся. Пили вино, закусывали виноградом, вот и весь досуг. Развлекались, как могли. Однажды на спор с Сашкой Смирновым я съел сотню хинкали, запив их трехлитровой банкой яблочного сока. Выиграл 50 рублей. На мою игру эта трапеза повлияла только в лучшую сторону. Весил я уже тогда около ста килограммов. И вот в каком – то матче игрок соперников выходит со мной один на один и пускает мяч мне между ног. Думаю: «Ну все, гол». Выручила объемная «корма», мяч под ней застрял. Ребята смеялись: «А ты собирался худеть, видишь, не надо». Такой же эпизод случился с Зауром Хаповым во время матча «Алании» в Дортмунде с «Боруссией». «Бьют – мяча не вижу, думаю, гол, – рассказывал он. – А во мне 101 килограмм, и вдруг чувствую, что мяч где – то здесь, в складках тела застрял, нашел его под собой».
Чемпионат между тем шел своим чередом. Играли мы с «Локомотивом» в Москве. А Семин уже взял с меня слово, что по окончании сезона перейду в его команду. Железнодорожники двигались по турнирному пути со скрипом, еле держались в лидирующей группе. Юрий Павлович намекнул: мол, у тебя с нами уже предварительный контракт, ты не должен играть. Но я вышел, да еще и пенальти взял от Милешкина. Валерий Филатов, в том сезоне ассистент Семина, стоявший за моими воротами, не удержался, закричал: «Серега! Ты что творишь, мы же так в высшую лигу не выйдем». Сыграли – 0:0. После игры звоню Юрию Павловичу, он бросает трубку. Перезваниваю и слышу: «Как ты мог, мы же за выход в высшую лигу боремся, а ты у нас очки отнимаешь!» На что я ответил: «Если бы я поддался настроению помочь «Локомотиву», вы бы потом до конца карьеры сомневались, можно ли мне доверять. Я должен был играть и играл честно, в полную силу». Последовала пауза, и он согласился: «Ты прав, конечно». Но я пообещал ему, что в Сухуми против «Локомотива» играть не буду. И не играл. Но когда железнодорожники к нам приехали, предупредил, чтобы они не обольщались: мой дублер Смелов в прекрасной форме. И Серега сыграл еще сильнее, чем я в первом круге, просто потрясающе. «Динамо» обыграло «Локомотив» – 2:1, и Семин только руками всплеснул: «Уж лучше бы ты играл!»
Когда мы выигрывали домашние матчи, премиальные получали прямо в раздевалке. Снималась выручка со стадионных касс, и могучая женщина – кассир, килограммов под двести весом, приносила две хозяйственные сумки с деньгами. Как – то спросили кассиршу: «А вы не боитесь?» И когда она мужским басом прогрохотала: «Я ничего и никого не боюсь», уже нам стало страшновато. А после первой победы над владикавказским «Спартаком» идем с поля, и один местный футболист говорит мне: «Выпусти рубашку из трусов». «Зачем?» – спрашиваю. «Сейчас поймешь». Выпускаю свою фиолетово – малиновую рубашку – подарок Димы Харина, а она, как простыня, аж по колено, и болельщики мне как начали кидать деньги в этот подол – четвертные, полтинники, даже сотни. При премиальных за победу четыреста рублей (тогда даже «Локомотив» столько не получал), иной раз в подоле набиралось и по пятьсот. А за победу на выезде мы получали так называемые президентские – по 800 рублей от Ардзинбы. Тратить деньги нам было некуда, даже хранить негде. Сложим их под матрас и думаем: какие же мы богатые. Да и не давали нам тратиться.
Ездили на рынок за фруктами, арбузами. Для торговцев наши визиты становились событиями, и без полного мешка с рынка мы не возвращались, все получали бесплатно, люди отказывались брать с нас деньги. После каждой игры местные болельщики забирали команду в горы, а там столы ломились. Думал, что сезон в Сухуми я при таком режиме не доиграю. Но доиграл, что до сих пор считаю достижением в своей карьере. Вести себя по – другому, отказаться от угощений там было невозможно, нас бы просто не поняли, страшно обиделись – такой у людей менталитет. И все это шло в удовольствие: игра – отдых, отдых – игра. Может быть, поэтому и команда наша показывала веселый, заводной футбол – в Абхазии любят красивую игру, и болельщики были нами довольны.