– Прошу прощения. К сожалению, у нас всего три сенса на хлебах, Кронин на юге, в Нальчике, Веселов тоже.
– Будем работать с теми, кто есть.
Афанасий вспомнил о знакомстве с Романом Волковым.
– Я случайно наткнулся на одного человека… хотя, может быть, и не случайно.
– Короче.
– Он физик–оптик, специалист по волновым процессам, работает в НИИ «Атом», и при этом он – сенс. Причём высокого класса.
– У нас на него…
– Ничего.
– Странно. Если он сенс высокого класса, мы должны его знать.
– Тем не менее.
– Почему ты думаешь, что он экстра?
– Случилась одна поразительная вещь. Мой приятель – волейболист Тимошенко… – И Афанасий рассказал начальнику историю знакомства с Романом.
– Любопытно, – качнул тот лобастой головой, недоверчиво глядя на собеседника. – Если это правда.
– Истинная правда.
– Тем более непонятно, почему мы о нём ничего не знаем.
– Это значит, что он нигде «не светится» и не придаёт своим способностям особого значения.
– Надо попробовать его пригласить к нам.
– Уже.
Георгий Евсеевич откинулся на спинку кресла.
– Быстро соображаешь. Он согласился?
– Обещал подумать, – уклончиво ответил Афанасий. – На меня он произвёл впечатление человека самодостаточного, а наша контора не в чести у интеллигентной части населения.
– Времена изменились.
– Не все это понимают.
– Ты же понял?
– Я умный, – серьёзно сказал Афанасий.
Георгий Евсеевич хмыкнул.
– Это замаскированная лесть мне. Раз ты умный, то и я не дурак. Попробуй убедить этого сенса работать с нами, обрисуй перспективы.
Афанасий сделал квадратное лицо.
– Разрешите исполнять, товарищ генерал?
– Улетаем завтра утром.
Афанасий встал, щёлкнул каблуками и вышел.
Ему было не впервой бросать все дела и мчаться по вызову в любую точку земного шара. Поэтому думал он прежде всего о выполнении задания, а не о личных проблемах. А они у него были.
Мама Вера Александровна пережила инфаркт, её здоровье требовало постоянного надзора, ухода, контроля, и лучшим лечением для пятидесятипятилетней женщины, ещё не старой по нынешним меркам, было присутствие сына.
Сестра Марина разводилась с мужем по фамилии Зиркач, полным ничтожеством, по мнению Вьюгина, вознамерившимся отобрать у бывшей жены квартиру и дачу, поскольку, по его заявлению, именно он дал средства на их приобретение. Что было абсолютной ложью. Сестра зарабатывала неплохо, будучи главой риелторской фирмы, и вложила свои деньги, в то время как Зиркач являлся всего лишь преподавателем истории в колледже и зарплату имел соответствующую.
А ещё Афанасий встречался с девушкой по имени Лика, которая командовала им, как хотела. Потому что он таял от одного её взгляда, а она, соглашаясь проводить с ним время, не соглашалась выходить замуж. Этим своим поведением она очень напоминала подругу Воли Тимошенко Виолетту, словно была её родной сестрой.
В отделе, больше похожем компьютерный зал в миниатюре, Афанасий поздоровался с сотрудниками, сел за свой стол за прозрачной перегородкой.
– Новые сведения, – вежливо проговорил включённый компьютер, высвечивая в объёме монитора, или, как его теперь называли, виоме, поступившую за время отсутствия хозяина информацию.
Афанасий бегло пролистал список задач, которые надо было решать отделу в ближайшей перспективе, ответил на два важных письма, составил график работ для подчинённых и разослал каждому соответствующие формуляры. Затем начал готовиться к полученному от начальства целевому заданию, прикидывая, кого из работающих на контору экстрасенсов можно будет взять с собой.
Через час он изучил выданный генералом информпакет, запомнил все данные по острову Нунивак, развернул панораму острова в виоме.
Остров ничем особенным не отличался от остальных северных островов, примыкающих к Аляске или к побережьям северных морей России.
Открыт он был русским адмиралом Васильевым в тысяча восемьсот двадцать первом году. Разумеется, после продажи Аляски США остров тоже стал принадлежать Соединённым Штатам. Площадь его равнялась четырём с половиной тысячам километров. Особым разнообразием ландшафтов остров похвастать не мог: почти плоский, с небольшим количеством сопок, покрытых субарктическими лугами и болотами в низинах. Население – эскимосы и алеуты – занималось в основном оленеводством и разведением мускусного овцебыка, называемого здесь умингмаком и маскаком. С десяток охотников, живущих в хижинах–ярангах по берегам острова, занимались охотой на тюленей либо рыбной ловлей. Да и вообще всё население острова можно было собрать в кинозал на триста пятьдесят мест. Потому что в единственном посёлке, так сказать, «столице» острова Мекорьюке проживало всего двести семьдесят человек.
Единственная гора острова под названием Робертс, если можно было назвать горой сопку высотой в пятьсот одиннадцать метров, располагалась на северо–западе, именно под ней и соорудили свою базу церэушники, упрятав её так, что даже летавшие над Аляской спутники не могли обнаружить что–либо конкретное, подтверждающее данные о наличии здесь подземного объекта.
Портовых сооружений остров не имел. Взлётная полоса на острове была неподалёку от Мекорьюка, но использовалась она редко, для приёма вертолётов береговой охраны и самолёта с бригадой техников, обслуживающих два маяка и радиолокатор, работающие в автоматическом режиме. Отсюда Афанасий сделал вывод, что базу связывал с материком подводный тоннель, иначе трудно было объяснить, как она снабжается и поддерживает связь с другими базами и центром управления ЦРУ.
Лучшим видом местного транспорта считались снегоходы или мотосани. Но в последнее время жители стали пользоваться вездеходами на воздушной подушке, потому что снежный покров ложился на остров неравномерно и не каждую зиму. Начавшееся потепление внесло коррективы и в деятельность жителей острова.
Интересно, подумал озадаченный Афанасий, как Управление спецопераций хочет подобраться к базе? Сверху или снизу, из–под воды?
Но ответа на этот вопрос у майора не было. Впрочем, он и не переживал насчёт этого, так как проблему доставки его группы на остров должно было решать совсем другое подразделение ФСБ.
К обеду в голове уложился «кирпичик к кирпичику» план предстоящей операции.
Афанасий заехал домой, пообедал, быстро собрался. Возникла идея уговорить Романа Волкова поехать с ним.
Бред! – отозвался внутренний голос. Во–первых, он не поедет в такую даль, к чёрту на кулички. Во–вторых, никто не даст разрешения на привлечение его к делу.
Афанасий задумчиво походил по кухне с чашкой кофе в руке, набрал номер генерала.
– Готовы? – посмотрел на него с экранчика мобильного начальник отдела.
Афанасий не сразу вспомнил, что стоит посреди кухни в одних трусах. Слегка повернул зрачок скайпа так, чтобы Георгий Евсеевич видел только его лицо.
– Так точно, товарищ генерал. Группа в составе трёх…
– Короче.
– Разрешите взять с собой Волкова.
– Кого? – Брови начальника отдела сдвинулись. – С ума сошёл? У него же нет допуска. И оформить его мы за оставшееся время не успеем.
– Я сделаю запрос на испытательный срок в реальных условиях.
Генерал выдержал короткую паузу.
Афанасий понимал его. Ответственность в случае неудачи, провала или утечки информации ложилась на начальника отдела.
– Хорошо, действуй. Попытка не пытка, как говорил товарищ Сталин. Возьми с него ПОНТ.
– Есть.
ПОНТ расшифровывался как «подписка о неразглашении служебной тайны». Несоблюдение ПОНТ влекло за собой уголовное преследование вплоть до объявления попавшегося на этом сотрудника спецслужбы предателем и врагом народа.
Афанасий невольно покачал головой. На месте Романа Волкова он скорее всего отказался бы от сотрудничества.
Физик (висв – вспомнил Афанасий шутливое прозвище, данное Волкову Волей Тимошенко) отозвался почти мгновенно, словно услышал мысль Вьюгина:
– Алло?
Ответный мобискайп он, однако, не включил.
– Роман, добрый день, это Афанасий.
В окошечке показалась физиономия Волкова.
– У вас будет минутка для разговора?
– Слушаю.
– Не по телефону.
– Давайте встретимся вечером. Хотя я, честно говоря, не готов дать ответ на ваше предложение.
– Речь пойдёт о конкретном деле. И, боюсь, вечером говорить о чём–нибудь будет поздно.
– Вы меня интригуете.
– Не нарочно, честное слово.
– Верю. Что предлагаете?
– Я подъеду к вам через час.
– Хорошо, позвоните, когда подъедете, я выйду. Ехать куда – знаете?
– Не заблужусь, – рассмеялся Афанасий, выключая телефон.
– Не заблужусь, – рассмеялся Афанасий, выключая телефон.
С минуту, спускаясь к машине, он колебался, сообщить Лике о своём отъезде или нет. Решил–таки позвонить.
– Хорошо, что ты объявился, – обрадовалась девушка. – Я взяла билеты во МХАТ на «Чайку». Забери меня в семь.
Афанасий облизнул разом пересохшие губы.
– Сегодня не могу, срочная командировка.
– Отложи, – легко заявила Лика.
– Не имею права, важное дело.
– У тебя всегда важные дела, – рассердилась она. – Говоришь, что любишь, а сам всё время норовишь исчезнуть.
– Но я действительно занят! Сходим в театр обязательно, как только вернусь. Дня через три–четыре.
– Или пять, – насмешливо добавила Лика. – Езжай в свою командировку, я с Димой Латышевым схожу.
В трубке раздались гудки.
Афанасий сжал зубы, переживая сердечный спазм, успокоил дыхание, подумал: может, перестать встречаться? Она же в грош меня не ставит!
Вздохнул. Этот вопрос он задавал себе не раз, но стоило увидеть Лику (он представил её ладную фигурку в летнем сарафанчике: полные бёдра, тонкая талия, точёные губы), все сомнения сразу отлетали напрочь.
Он вздохнул ещё раз и приказал себе переключиться на другую тему.
К зданию НИИ «Атом» в подмосковном Королёве он подъехал уже почти спокойным, трезво оценивающим своё положение. Хотя ранка на сердце («Я пойду с Димой Латышевым») зарубцовываться не хотела.
Роман Волков отозвался тотчас же и вышел из центральной проходной института через две минуты, одетый в модную «крылатую» футболку серебристого цвета и белые спортивные штаны. Он был спокоен, сосредоточен и деловит. Сел в машину Вьюгина, протянул руку.
– Слушаю.
– Знаю, что важные решения принимаются не скоро, – начал Афанасий, – но тут особый случай. Я вам верю, поэтому напоминать о конфиденциальности разговора не буду.
Он вкратце передал собеседнику идею привлечь его к операции ФСБ по освобождению провалившегося разведчика. Заметил вспыхнувший в глазах Волкова интерес.
– Согласны?
Роман качнул головой, не торопясь отвечать.
Афанасий сунул в рот мятную лепёшечку жвачки, откинулся на водительское сиденье, искоса наблюдая за профилем висва. Тот поднял бровь, прямо посмотрел на майора.
– У вас неприятности, личные, не так ли?
Афанасий чуть не подавился. Хмыкнул, сожалеющее провожая проглоченную жвачку внутренним взором.
– Допустим. Хотя в принципе это перманентное состояние. Когда–нибудь я вам расскажу одну историю.
– Девушка чем–то вас обидела. – В тоне Волкова не было вопроса.
– Не обо мне речь.
– Извините. – Роман снял с него пресс взгляда. – Могу помочь, если захотите. Но… вряд ли из вашей идеи получится что–то путное.
– Если вы о работе – вас отпустят, не беспокойтесь.
– Звонок из конторы? Чтобы все знали, что я ваш сексот?
– Ну, что вы, всё гораздо проще и прозрачнее, о конторе никто не говорит.
– У вас что, не хватает своих сенсов?
– Таких, как вы, мало.
– Вы же не знаете меня в деле.
– Судя по успешной блокировке польской «колдуньи» во время волейбольного матча, вы очень сильный экстрасенс. Кстати, мы должны были бы знать о вашем существовании, однако никаких сведений не имеем.
Роман усмехнулся.
– Виден не каждый сенс.
– Верно, мы это понимаем. Итак, что скажете?
– Не знаю. – Роман пригладил несуществующие волосы на затылке. – Как говорится – и хочется, и колется, и мама не велит. А если я окажусь несостоятельным?
– Так ведь с нищего и взятки гладки.
– Благодарю за нищего.
– Я просто привёл поговорку.
– Сколько у меня времени?
– Вылет поздно ночью.
– Как вы быстро всё решаете.
– Работа такая.
Лицо Романа затвердело.
– Хорошо, я буду готов. Что необходимо взять с собой?
Афанасий с облегчением перевёл дух.
– Только самые необходимые вещи. Вас экипируют в должном порядке. Ждите, я позвоню.
Волков кивнул и вылез из машины.
Афанасий проводил его оценивающим взглядом. Перед его мысленным взором вдруг проявился призрачный палец, качнулся из стороны в сторону.
Волков исчез за дверями главного входа в институт.
И только после этого Афанасий понял, что уловил ментальный посыл экстрасенса, отреагировавшего на его пытливый взгляд.
4
Осознание в действительности – это Абсолютное Безмолвие. Или – Абсолютная Пустота. Между Явлением и его описанием – стена, стена обусловленности , потому что любое слово, которое могло бы передать смысл осознания , тотчас возвращает человека в обыденность.
Сущность осознающего чиста и прозрачна, ибо она воспринимает Явление, но не цепляется за слова, не преломляет, не искажает их, пропуская через себя. Они суть – ещё одна форма обусловленности , ограниченной прогнозированием, планированием, структурированием непознанного .
Поэтому оставь неуклюжие попытки описать свои ощущения, сопровождающие состояние полусмерти , потому что они не имеют отношения к подлинному осознанию . Чувствуй! – и иди к веданью , которое есть истинная Благость. Ибо знающие не говорят, а говорящие – не знают…
Он очнулся!
Белый потолок, белые стены, белый свет, струящийся отовсюду и не позволяющий определить размеры помещения.
И боль во всём теле, особенно – в области шеи, запястий, предплечья левой руки и щиколоток.
Ылтыын попытался повернуть голову и едва не потерял сознание от этого ничтожного движения. Увидел краем зрения белый кафель на полу, простыню, накрывавшую его тело, край лежака, на котором лежал, пристёгнутый к нему ремнями.
Вернулась память.
Он вспомнил, как его накрыли сиуты – так чужих недобрых шаманов называл отец. Сиутов было много, и они его просто «задавили», ослепив и оглушив «грозовыми» раскатами иннырт – «тонких огней». Он не знал, что за ним охотились специально, иначе вовремя ушёл бы в тундру, на север, где прибежищем мог стать любой камень.
Ылтыын зажмурился, силясь сморгнуть слезу.
Собаки бешеные! Они же сделали его больным и слабым, как белёк! А сил для сопротивления оставалось всё меньше и меньше.
Вспомнилось, как в дом к отцу – жила семья Ылтыына в яранге на берегу Чаунской Губы, в посёлке Итылкуч – прибежала соседка Лизька и с плачем попросила помочь мужу:
– Лежит, рот раскрыл, лицо кверху, не дышит совсем!
Отец Ылтыына – Мынта – был не только шаманом, но и врачевателем. К соседке он взял с собой и сына.
Сосед Фёдор Ляксандрыч действительно лежал на кровати без движения.
Бессмысленные остановившиеся глаза, хрип вместо дыхания, капли пота на лбу. Левая рука поднята вверх, застывшая как столбик. Испуганная жена пытается её опустить, согнуть в локте или в плече, но у неё ничего не получается.
– Пил? – поинтересовался Мынта–шаман.
– Не, совсем со вчёра не пил.
Мало чего понимавший в этом возрасте – ему исполнилось всего пять лет – Ылтыын подошёл ближе, выглядывая из–за спины отца. Показалось, что слева на виске Фёдора Ляксандрыча проступила чёрная сеточка, а в голове мигает огненный язычок.
– Что видишь? – посмотрел на него отец.
– Здесь, – несмело показал пальчиком Ылтыын на лоб больного, – светится, горит, а там паутина чёрная.
– Правильно, – кивнул отец, – инсульт у него, однако.
Взялся одной рукой за локоть торчащей руки, второй сжал запястье и легко уложил руку рядом с телом. Затем накрыл голову Фёдора двумя ладонями, замычал что–то, покачиваясь, закатил ставшие чёрными глаза.
И случилось чудо!
Хрип сменился шумом неровного дыхания, глаза больного прояснились, он застонал.
Ылтыын же увидел и другую картину: чёрная сетка слева на голове стала испаряться, исчезла, по коже побежали мелкие волны, алый огонь в голове посветлел, пожелтел, перестал жечь извилистые лепестки мозга.
Соседка кинулась целовать шаману руки.
– Успокойся, Лизька, – остановил он её, – покой ему нужен, холод, я снадобье дам, пусть растирает голову и пьёт.
– Ой, век буду делать, что скажешь, Мынта!
– Глупости не говори, однако. Пусть не пьёт ничего крепкого, даже пива. Помрёт сразу.
Как выяснилось позже, уже после приезда врача, потеря соседом сознания и проблема с рукой были вызваны кровоизлиянием в мозг. Однако лишь спустя годы Ылтыын понял, что именно сделал отец, и начал заниматься биоэнергопереносом – так это звучало по–научному – серьёзно и упорно, потому что у него тоже раскрылись способности лечить людей прикосновением рук. Ещё позже появилась и другая способность, более редкая – лечить людей с помощью слов и звуков. Если шаманы напевали свои «гимны» интуитивно, не всегда попадая в ритм жизни внутренних органов человека, Ылтыын научился делать это сознательно, создав собственную методику, что впоследствии не раз приносило свои плоды. Особенно – когда он уже работал в ФСБ.