Поразительно! Если допустить, что подобные "теплицы" были созданы Писателями специально для экспериментальной рассады цивилизаций, то нужно признать следующее — их делали чудовищно давно, загодя. До поры позволяли тектонике самостоятельно растаскивать острова и континенты по углам, а потом уже, скорее всего, вводили некие свои коррективы в нужных местах. Хранили продукт за ключом в кладовке.
"Нижний" материк, кстати, не монолитен, можно сказать, что там два материка, хотя пролив относительно узок. Третий (или четвёртый) материк лежит к юго-востоку от основного южного, достаточно далеко от него.
И вот этот южный материк, признаюсь, почти полностью вышиб из меня любопытство открытий в местах текущих.
Что там таится, на загадочном юге?
Кто населяет эти обширные земли на экваторе?
Заселены ли они вообще мыслящими существами, или же совершенно свободны от таковых и ждут первооткрывателей?
Прикидывая численности, километражи и точки постановки известных нам национальных анклавов, сравнивая народы и народности избранных "селектов" и, справедливо или нет, ущемлённых "монокластеристов", мне было нетрудно предположить, что весь срез староземной цивилизации вполне уместится и на этом материке. Так кому же тогда отданы Писателями те огромные земли?
Дождь всё не кончается, но жизнь идёт.
Изредка под ливнем пробегают торопящиеся по делам взрослые, на телах — мокрые холщовые рубахи в облипочку, саронги, замотанные наподобие штанов, и самптоты, платья ярких цветов, богато орнаментированные вышивкой, короткие кофты со стоячим воротником и юбки-син с узором из разноцветных ниток.
Ленни, подойдя ко мне, обняла и прижалась к спине — теплая и уютная.
И опять в моей любимой чёрной майке!
Нет, ну почему все женщины так любят напяливать на себя мужские рубашки, футболки и майки! Трусы, что характерно, не берут. Боятся, что ли? Надо будет предложить.
— Держи, — девушка вложила мне в руку тяжёлый согретый шар. — Как ты думаешь, а могут там жить аборигены?
— Как знать, — пожал я голыми плечами, — без визита не определить… Майку мою отдавай, захватчица!
— Обойдёшься, чувак, ты закалённый Сибирью, сам хвастался, — легко увернулась от моих рук Zicke, и тут же резко поменяла тему разговора. — Вот бы к этому южному материку сплавать! Хочу в серьёзную экспедицию с нормальным проверенным экипажем, и чтобы на полгода, а то и на год.
— А наш экипаж пойдёт?
— Наш лучший!
Вот именно.
Мне много, что хочется и не хочется.
Не хочется уезжать из этих краёв, ведь только прижились, перезнакомились, влились в коллектив и в ситуацию. Почти привыкли к обычаям и кухне. А какие тут угодья! А какой антураж… Жизнь в Шанхае кипит во всем своём культурном многообразии.
Вчера по приезду из Нью-Дели мы застали на перекрёстке Мейн-стрит и Зелёного переулка своеобразное музыкальное представление. Небольшой местный оркестрик исполнял самый настоящий национальный рэп, послушав который, я уже через пять минут стал сомневаться в первичном авторстве этого стиля хамовато-разгильдяйских черных парней из Бронкса. Оказалось, что это древние лаосские песни-речитативы "лам", в Таиланде известные под именем "лук тхунг". Это для местных то же самое, чем некогда для белых являлся шансон изначальный — наивная и трогательная любовная лирика.
Из музыкальных инструментов наиболее интересен самобытный уникальный губной "кхен", собранный из нескольких бамбуковых трубочек, такого, как говорят, ни у кого больше нет. В уличном ансамбле имеются флейты и двухструнная скрипка типа камбоджийской, небольшие барабаны и гонги, непременный ксилофон и мудрёный инструмент "кон вон" — шестнадцать маленьких бронзовых гонгов на подковообразной раме. Настоящий малый лаосский оркестр, осовремененный аккордеоном.
Проехать по улице в это время невозможно, сразу собирается толпа слушателей.
Ранним вечером в шанхайских дворах можно увидеть представления своеобразного кустарного "театра теней", для юных восторженных зрителей из соседних дворов. Нехитрые сценки разыгрывают взрослые, как правило, родители-хозяева. Но зайти и посмотреть может кто угодно из взрослых.
У детей свои игры, а за городом на футбольном поле вечером постоянно гоняют мяч взрослые.
Хорошо здесь.
И всё-таки, хочется путешествовать.
Да… Снарядить бы судно, забить трюмы всем нужным в долгой и трудной дороге, и рвануть на юг, к новым, неоткрытым землям. Но для такой экспедиции нужна поддержка Державы. Как и само её незримое присутствие за спиной. Флаг!
Помните, что я говорил о мотивациях. Ради чего ехать? Ради России.
Однако, при таких непоседливых желаниях что мне прикажете делать со своей "спасательной" функцией? Сидеть сиднем в каком-нибудь "восстановленном" замке и наращивать тугой жирок на животе? Страшно представить такое унылое будущее, разве что на пенсии.
Ленни убрала миниатюрный глобус в тумбочку, положив его в чехол рядом с "ушастым" футляром, накинула поверх моей майки легкое хлопчатое платье, купленное на местном рынке, и с полотенцем отправилась вниз — туалетов и душа на этажах заведения нет в принципе, все удобства на улице.
Гуркхи заглянули к нам почти сразу за Джаем, торжественно вручили мне страшноватый приз и прямо отсюда поехали сторожить "Клевер". Ладно, спасибо за подарок и признание, это горские ритуальные дела, привыкну к "сувениру", не выкидывать же… Тем более, что я теперь как бы "гуркха", член общины, уважаемый человек. Джай собирается, по поручению Субедара, мне гуркхускую татуировку нанести, и здесь он мастер.
Так что, нормальный сувенир, в духе местных обычаев. Но специальный тренчик, приклепанный к обратной стороне блестящей красноватой "фасолины", таки добил меня — это что бы я его на поясе носил, мало ли, вдруг придётся показать в приличном обществе во время тихого светского разговора. Средство оживить беседу.
— Чувак, там твои заказные "корзины" принесли! — возвестила Zicke, на ходу вытирая мокрую голову.
Почему они всегда говорят "твои"? Сама ведь на круизёре ездить будет…
— Чёрные такие, блестящие, старик с мальчишками.
— Старик чёрный и блестит? — умело сострил я.
— Дурак, — сразу надулась Ленни.
А че, не прикольно?!
— Майку давай, на улицу пойду, — не стал спорить я.
— Зачем тебе майка, там дождь льёт, как из ведра!
Какова логика, а!
Внизу, возле маленького вьетнамского мастера, заявившегося в сопровождении трёх мальчишек в возрасте от десяти до лет двенадцати, и сейчас выступающих в роли помощников, уже пританцовывал Пельмеш.
Готовые багажники лежали на расстеленном под тентом полиэтилене.
Соседствующие с круизёром велосипеды Пельмеш, чтобы те не мешались, бесцеремонно выволок прямо под дождь. Хорошая работа! Должны подойти с первого раза, никакой отсебятины, это местная конструкция. Я их и подсмотрел на другом мотоцикле, особенно понравились ячеистые гнёзда для ружей. Не теряя времени, подручные мастера тут же начали сноровисто прикручивать багажники на посадочные места вытащенными из карманов хромированными болтами, умудряясь при этом не попадать под струи, тут и там стекающие с тента. А сам мастер, наплевав на работу, повернулся ко мне и зарядил длинную зажигательную речь по-вьетнамски, опасно помахивая перед моим носом большим деревянным молотком.
На этом языке знаю только два коротких слова, и потому беседу поддерживал вяло, изредка вставляя первое:
— Кам он, кам он! — исправно повторял я слово "спасибо". И это ровно половина моего вьетнамского лексикона.
Но мастер всё не унимался, продолжая меня уговаривать и подвигать на неведомое.
— Слушай, Пельмеш, спроси ты у него, чего он конкретно хочет? — наконец, не выдержал я. — Не понимаю ни слова из того, что он говорит.
Услужливый Пельмеш, неплохо владеющий английским языком, во вьетнамской мове оказался немногим грамотней меня. Выслушав старика очень внимательно, он заявил:
— Очень древний язык, не понимаю. Наверное, этот старикан последний человек на земле, кто его помнит.
— Ясно… Лингвист хренов.
Тем временем к нам подошёл Джай — настало время выезжать, — молча встал рядом, с лёгкой усмешкой наблюдая за скорбными попытками межнационального общения.
А что, если они говорят на языке Британской Империи?
Я высказал свой уточняющий вопрос на английском языке. Старик сразу перестал бормотать и заинтересованно посмотрел на одного из своих огольцов. Тот важно кивнул: ему положительно, а мне отрицательно. Гениально. Что ж, повторим вопрос ещё раз, уже персонально этому чертенёнку.
Мальчик не понял. Я отрепетовал фразу трижды и разным ушам. Они снова не поняли.
Наконец самый старший из пацанов неожиданно спросил:
— Do you speak English?
— Do you speak English?
Вот это да! Что молчали-то!
— I am speaking English, — очень ровно и громко сказал я.
Мальчик повернулся к своим, что-то быстро втёр им по-вьетнамски, и все тут же успокоились. Старик наконец-то перестал вещать, перехватил молоток и аккуратными ударами окончательно посадил багажники на места.
— Что хотел от меня этот чёртов дед? — раздражённо спросил я у индуса.
— Он предлагал тебе хороший дисконт, если ты закажешь у него ещё один комплект.
— А-а-а… А что сказал пацан?
— "Они не говорят по-английски", — задумчиво вымолвил Джай.
— Что?
— Парень сказал, что вы не говорите по-английски. И вопросы отпали. Понял?
— Цо, — безнадёжно кивнул я, использовав остаток словарного запаса.
Через десять минут все дела были закончены.
Учитывая то печальное обстоятельство, что к месту стоянки "Клевера" добираться нам придётся под субтропическим дождём, готовились мы тщательно. Остатки личных вещей тщательно упаковали в гермомешок, через голову напялили на себя синие пластиковые накидки, ужасно неудобные. И что? Сразу после всех этих масштабных приготовлений дождь прекратился и больше не начинался, показалось солнце и синее небо.
Упаковались мы, и Zicke повезла Джая с вещами на причал, к моторке, а я пока сердечно попрощался с хозяйкой и с зарёванным Пельмешом.
— Ты ведь вернёшься, Тео?
— Обязательно.
— Ты ведь возьмёшь меня в плаванье, когда вернёшься?
Не только мальчикам из города Тобольска снятся дальние страны и походы Ермакова Войска.
Я не знаю, кто и как по сему посылу посчитает, но уверен: будущее этого мира за ними, вот такими безбашенными романтиками. И хрен с ней, всей прочей мотивацией.
— Обязательно возьму. Вырастай, Пармеш.
Все свои карточки, кроме одной, оставленной на память, я вручил пацану, как и последний швейцарский квот, парню на удачу.
Свой крайний пеший поход по Шанхаю я потратил на фотографирование гроздьев маленьких домишек и щелей узких переулков этого чудесного города, решил забить карточку полностью. Пусть там памяти не останется. Останется другая.
Мы с индусом поплывём на "Гугле", а Ленни покатит на мотоцикле — я пока остерегусь. Достаточно ровная подготовленная грунтовка тянется по берегу километров на двадцать, но говорят, что можно проехать и гораздо дальше. От кромки берега до дороги всего-то метров двадцать-тридцать, поэтому мы всегда сможем видеть друг друга.
Наконец, коротко посигналив на прощанье, мы тронулись, бросив последний взгляд на изломанную линию невысоких городских крыш. Рейн тих и спокоен, фарватер впереди несложен, дождь кончился — отличный старт. Я сидел за румпелем и вполне успевал следить за низким чёрным мотоциклом. Поворот реки, изгиб дороги, всё.
Прощай Юго-Восточная Азия.
Словно кусок сердца оставил.
На берегу возле "Клевера" нас уже ждал шкипер.
— Парни! Сегодня один из самых знаменательных дней моей жизни!
Маурер бодр, подтянут и свеж, в красивой капитанской форме — впервые вижу такого нарядного. Понять его несложно, ведь именно сейчас для Ули начинается настоящая свобода. Топливо есть и его много, припасы загружены, экипаж, после перерыва, собрался вместе. Всё ясно и понятно, цель намечена, маршрут известен. Да и в принципе — ведь теперь мы ни от кого не зависим, кроме самих себя.
Рядом с мотоботом пришвартован "Меконг", Мустафа выгрузил последний заказ и теперь просто провожает старого друга.
Первым делом мы легко и просто, под восторженные восклицания шлангующего шкипера вкатили на борт чёрный круизёр. Потом привычно повозились с "Гуглем" — втаскивать катер на корму мотобота всегда непросто, даже имея мощную лебёдку и направляющие из толстых сосновых досок, с некоторых пор, постоянно закреплённых на палубе мотобота. Потом посидели в кают-компании, повозились со схемами и примитивными лоциями.
Поговорив с кем-то по рации, к нам вернулся Джай.
— Тормозим отплытие!
— Чё там такое?
— Шефы едут.
Я полез за оптикой и вышел на палубу.
Вскоре мы и без бинокля увидели небольшую колонну, уверенно двигающуюся к стоянке. Впереди шёл чёрный трехдверный "паджеро", хорошо всем известная персональная машина Святого Сакды. Сразу за ним катил крепко подлифтованный огромный угольно-синий "лендкрузер" личной охраны профессора. В верхнем люке через прицел турельного пулемёта оглядывал окрестности крепкий швейцарский боец в бронике, сфере и с большими "пылевыми" очками на лбу.
Ёлки-палки, неужели это "максимка"! Ну, точно, только без привычного легендарного щитка и колёсной станины. Таким родным на меня повеяло…
"Усталость забыта, колышется чад…"
Машины синхронно остановились, на траву выскочила охрана, а за ней Тхирасак Сакда в скромном гражданском костюмчике и Субедар в крутой "цифре".
К профессору первым подскочил Джай, они о чем-то тихо заговорили.
Главгуркха же принял доклад братьев о несении службы, что-то переспросил, ответил им с нескрываемой усмешкой и отрицательно покачал головой. По выражению глаз несчастных Бишну и Харилала я понял суть — парни в последнем отчаянном порыве просятся с нами. Наверняка, не в первый раз получая и безжалостный отказ.
Прощальная речь профессора была предсказуема наполнена "разумной и взвешенной политикой" и "здравым смыслом". Самое интересное началось после неё.
— Уважаемые господа, — обратился Сакда к нам с индусом. — Я обязан предусмотреть самые разные варианты развития событий, в том числе, и негативные. Вы взрослые опытные люди, и, я ничуть в том не сомневаюсь, воспринимаете такие реалии правильно. Нам очень важно, чтобы русское правительство получило эту информацию, поэтому приготовлены два идентичных пакета. Там находятся индикаторы торгового, а, следовательно, и политического интереса, прошу вас, откройте и посмотрите.
В первом конверте, лежащем в пластиковом файле на молнии, находился кусок ткани и небольшая пачка цветных фотографий. А-а, это понятно! Это я знаю, слышал.
За Шанхаем, выше по Брахмапутре, левый берег притока весь зарос шелковицей, по правому берегу белой, по левому — чёрной, там шанхайцами и были найдены первые бабочки тутового шелкопряда. Пока бабочек достаточно мало, и они стоят дороже, чем алмазы на старой Земле. Строительство большой оранжереи под шелковицу, позволяющей разводить бабочек шелкопряда зимой, фактически заканчивается, рядом с ней встанет шёлковая фабрика Шанхая. В начале лета каждая самка откладывает 500 или больше яиц. Они прекрасно сохраняются на куске бумаги или одежды до следующей весны, когда вновь начинают распускаться листья шелковицы. Из положенных в инкубатор яиц появляются крошечные червячки. Их помещают на поднос с сорванными листьями шелковицы, обеспечивая постоянство питания в течение шести недель.
Куриные яйца через канал анклавы получают, а вот подобное, по какой-то причине, невозможно.
Первые образцы шёлковой ткани были изготовлены в опытном цехе, образец таковой и был вложен в конверт. Я далек от проблем ткацкой и одёжной промышленности, но подозреваю, что фактор обладания Шанхаем технологией получения натурального щёлка очень важен, как цивилизационный момент.
К тому, что находится во втором конверте, я не был готов совершенно…
Никаких образцов.
Только фотографии, семь штук.
Что тут? Ага… На фоне ярко-белой стены твердыни Нью-Дели несколько совсем молодых жеребчиков пасутся, прогуливаясь по зелёному лужку. Вот это номер! У индусов есть лошади! Их ещё мало и они маленькие, ничего, время скажет своё слово. Лошади! Вот это мне было отлично понятно. Это реальный козырь.
После получения всех мыслимых инструкций и пожеланий, эмоциональных прощаний и последних подарков, мы, наконец, расстались с провожающими и отправились в долгий путь.
Никлаус встал к штурвалу, Маурер с индусом отправились разглядывать мотоцикл, а Ленни завалилась в каюту спать, есть у неё такой дар: Zicke может спать сколько угодно, в любом месте и в любое время. Надо признать, что такая запасливость приносит свои плоды, Ленни может очень долго оставаться бодрой вообще без сна.
Я же спустился в кают-компанию, где вновь принялся изучать неприбранные пока документы — наброски и списки, схемы и графики.
Четырёхсменное дежурство для мужиков, хм… Ладно.
Ночью не идём. Правильно.
Остановки, так сказать, только по требованию.
Списки провианта: в основном пшеничная мука и прочие сыпучие. Чай и кофе. Масло, примитивный тростниковый сахар, соль, её мало — в дефиците, солончаков пока не обнаружено. Мясо и рыбу будем добывать по ходу движения. А если пара антилоп? Холодильник на судне имеется, но гонять только ради него судовой двигатель как-то стрёмно… Хотя, мини-генератор есть, совместим.