Брат Бенем призвал всех к порядку, и сестра Килвин исполнила соло "Священный город" - довольно плохо. Брат Бенем в короткой и не очень гладкой речи выразил общее восхищение по поводу проповедей брата Гентри. Брат Гентри, в свою очередь, долго и прочувствованно говорил о своем восхищении братом Бенемом, другими членами семейства Бенемов, остальными членами конгрегации, Банджо-Кроссингом, округом Банджо, Соединенными Штатами Америки, епископом Тумисом, методистской епископальной церковью (северной) и всем, что с нею связано.
Торжество закончилось игрой Клео на рояле соло и новым каскадом рукопожатий. По-видимому, было принято, чтобы каждый, кто подходил к пастору или случайно оказывался поблизости с ним, всякий раз хватал его за руку, хоть и успел получить это удовольствие уже неоднократно в течение вечера.
Затем было подано пирожное и сливочное мороженое домашнего приготовления.
Все это было очень скучно и вместе с тем очень лестно для Элмера. Он почувствовал, что его приняли и признали, и был готов взяться за дело.
VIII
Для вечерних молитвенных собраний по средам у него были особые планы. Нетрудно было вообразить, что представляет собою молитвенное собрание в Банджо-Кроссинге. Прожужжат два-три гимна, затем человек пять - всегда одни и те же - встрепенутся и забормочут, и опять-таки одно и то же: "Благодарю тебя, господи, что ты явился мне и указал мне прегрешения мои, и пусть те, что еще не узрели света, чьи сердца отягчены грехом, обратятся к господу в этот вечер, пока еще есть в них дыхание жизни" (чего эти последние никогда не делали). А хмурая, несчастная женщина, в выцветшей жакетке, поднимется с задней скамьи и потребует: "Я хочу, чтобы община помолилась о моем муже и спасла его от греха, от пьянства и от курения". "Я, быть может, и не такой ученый, как епископ Тумис, - размышлял Элмер, - зато умею придумывать разные штучки, чтобы расшевелить молящихся и привлечь народ в церковь, а это стоит побольше, чем вопли о пророках и теологии!"
Начал он свои "штучки" на первом же молитвенном собрании.
Он внес предложение:
- Знаю, что многие из вас хотели бы высказать свои религиозные чувства, но иной раз трудно подобрать новые слова. Вот я как раз и хочу предложить вам кое-что новое. Пусть каждый по очереди выберет тот гимн, который лучше всего выражает его чувства к нашему возлюбленному спасителю и милостям его. А мы все подхватим и сольемся в ликующем славословии.
"Штучка" сошла блестяще!
- Знатный малый, этот новый методистский пастор, - говорили на той неделе в Банджо-Кроссинге.
Застенчивые, неловкие и как будто равнодушные, они исподтишка по-дружески следили за ним, готовые похвалить его как доброго соседа или поднять на смех как дурачка.
- Да, - говорили они, - малый хоть куда! Знает свое дело. И язык подвешен - мое почтение. И настоящий мужчина. Прямо в глаза глядит. Одна беда - не засидится он у нас, слишком хорош. И, между прочим, раз уж он так хорош, - почему ж его прислали сюда? В чем тут загвоздка? Уж не выпивает ли, как полагаешь?
Элмеру, хорошо знавшему и свой канзасский Париж и Гритцмейкер-Спрингс, нетрудно было угадать, какие именно пойдут о нем пересуды, и, обходя дом за домом, лавку за лавкой, пожимая десятки рук, он старательно объяснял, что много лет работал на ниве евангелизма, а теперь, по совету своего старого, верного друга епископа Тумиса, решил годик потрудиться в их вертограде, чтобы набраться сил для грядущей работы.
К женщинам во время своих пасторских визитов был внимателен, но держался с ними осторожно. Расхваливал их кулинарные таланты, их моррисовские кресла, сувениры с Ниагарского водопада и школьные тетрадки их детей. С мужчинами, решительно всеми, включая местного врача, местного гомеопата, юриста, начальника станции и всех служащих магазина Бенема, старался быть в самых дружеских отношениях.
И в то же время он прекрасно сознавал, что сможет занять в церковном мире положение, к которому стремится, лишь в том случае, если будет учиться, пополнять свой идейный и особенно словесный арсенал, чтобы затем использовать его в деле просвещения своих современников.
IX
Обязанностями в Банджо-Кроссинге он был обременен не слишком, и в своей тихой комнатке, в доме вдовы Кларк, мог час за часом спокойно заниматься самообразованием.
Он продолжил свои богословские изыскания, прочел все проповеди Брукса, Бичера и Чапмэна, каждый день читал по три главы из библии и дошел до конца буквы "Г" в библейском словаре. Особенное внимание уделял он методистскому учению в виде подготовки к Годовой конференции, на которую ему предстояло явиться в качестве кандидата, чтобы стать полноправным членом методистского духовенства. Свод методистского учения, представляющий собою сочетание методистских молитв и "Особых постановлений", трудно было назвать увлекательным чтением. Много ли материала для проповеди или хотя бы для пополнения интеллектуального багажа способен дать, скажем, такой параграф:
"Совместная рекомендация двух третей присутствующих и имеющих право голоса членов нескольких годовых конференций, а также двух третей присутствующих и имеющих право голоса членов мирских избирательных конференций является достаточной для того, чтобы уполномочить ближайшую Общую конференцию вынести при большинстве в две трети голосов решение об изменении или дополнении любого из постановлений настоящей Конституции, за исключением параграфа 1 главы X; а после того, как таковые изменения или дополнения будут приняты большинством в две трети голосов на Генеральной конференции, то, как только они будут одобрены двумя третями присутствующих и имеющих право голоса членов нескольких Годовых конференций, а также двумя третями присутствующих и имеющих право голоса членов мирских избирательных конференций - они войдут в силу; результаты же голосования должны быть объявлены Генеральным Секретарем".
Ему, пожалуй, уж больше нравились отрывки из "Религиозного Устава":
"Жертва Христа, единожды принесенная, есть полное искупление, очищение и отпущение всех грехов мира - как первородного греха, так и грехов содеянных, - и нет иного искупления греху, кроме этого, единственного. А посему жертвоприношение во храме, когда священник, как говорят, приносит в жертву Христа за живых и мертвых для избавления от страданий или от вины, - есть богохульственный и опасный обман".
Ему было не вполне ясно, что все это значит, но звучало это красиво и вдохновенно! "Богохульственный и опасный обман". Просто здорово!
В ближайшее же воскресенье он сообщил в назидание своей пастве, что непогрешимость папы римского есть "богохульственный и опасный обман". Они так и подскочили на месте.
Немало поучительного вынес он также из "Правил поведения проповедника" (также - часть "Свода"):
"Будь серьезен. Пусть твой лозунг будет таков: "Святость во господе". Избегай легкомыслия, шуток, праздной болтовни. Не трать лишних слов, веди себя благоразумно с женщинами. Каждому, кто находится на твоем попечении, прямо говори, но ласково и незамедлительно, что ты находишь предосудительного в его поведении и характере. Иначе это будет жить в сердце твоем и мучить тебя.
Как правило, рекомендуем следующее распределение времени: 1) Как можно чаще вставать в четыре часа утра. 2) От четырех до пяти утра и от пяти до шести вечера - молиться, размышлять и читать священное писание, делая пометки.
Искореняй в церкви нашей куплю-продажу товаров, которые не оплачены пошлинами, установленными государством… Искореняй подкуп - прямой или косвенный при голосовании на любых выборах".
С точки зрения этих правил, Элмер стал воистину образцом во всех отношениях - кроме разве что легкомыслия и шуток; благоразумного поведения с женщинами; разговоров с каждым, кто находится на его попечении, о том, что он, Элмер, находит в них предосудительного, - на это ушло бы все его свободное время. А также кроме подъема в четыре часа и искоренения торговли контрабандным товаром.
Чтобы получить к экзамену на Годовой конференции удостоверение о курсе, пройденном в семинарии, он написал декану Тросперу. Он объяснил, что его озарил великий свет; что он работал с сестрой Фолконер; но что именно раннему влиянию декана Троспера он обязан в конечном счете своим нынешним совершенством. Удостоверение он получил вместе с письмом декана:
"Надеюсь, вы не будете чрезмерно усердствовать в праведном рвении. Это могло бы тяжело отразиться на вашей пастве. Помнится, вам всегда было свойственно стремление заходить слишком далеко - и во многом. Как баптист, я поздравляю методистов с тем, что они заполучили вашу особу. Если все, что вы говорите о своем благостном состоянии, - правда, то все же советую вам продолжать молиться. Возможно, остались еще две-три добродетели, которые вы еще не успели обрести".
"Ах ты, черт побери! - бесился непонятый святой. - А, наплевать, не все ли равно! Документики как-никак у меня, а степень бакалавра - он сам говорит - мне может дать экзамен. Беда старины Троспера, что он тоже слишком уж умничает. Ну, и пошел он!…"
X
Наряду с богословскими изысканиями Элмер уделял время и светской литературе. Книги он брал у Клео и в крошечной местной общественной библиотеке, помешавшейся в здании школы; а во время случайных поездок в Спарту, ближайший крупный город, даже покупал иной раз подержанные книги, если попадалось хорошее издание.
Начал он с Браунинга [143].
Он много слышал о Браунинге. Слышал, что это шикарный поэт и вдохновенный мыслитель. Но сам не нашел в Браунинге ничего особенного. Столько строчек, которые приходится перечитывать по три, по четыре раза, пока доберешься до смысла… и чересчур много написано об Италии и прочих второстепенных странах.
Но все-таки Браунинг дал ему массу новых словечек для записной книжки, куда он заносил многосложные слова и фразы, которые долгие годы служили ему богатым и тайным источником материала для наиболее высокопарных его речей. Сохранилась страничка из этой книжки.
Испепелить - сжечь.
Меровинги [144] - французский род, примерно 500-й год нашей эры.
Запомн. Голгофа - место распятия.
Ли Хант [145] - поэт - 1840, отрицат.
Лупин - голубой цветок.
Аннулировать - свести на нет.
Chanson (произн. шан-сон) - французская песенка.
Запомн. стоящий человек - тот, кто улыбается, когда хуже быть не мож.
Проповедь о чел., кот. гов., что другие планеты обитаемы, - чепуха, т. к. в библии не сказано, чтоб Христ. собирался их спасать.
Теннисон был Элмеру больше по душе, чем Браунинг. Ему понравилась "Мод" [146], она напоминала Клео, только не такую симпатичную, а мораль и убийства "Идиллий короля" доставили ему просто огромное удовольствие. Взялся он и за Омара Хайяма в переводе Фитцджералда - его в свое время рекомендовал литературный кружок в Тервиллингере - и сделал открытие, которое решил было даже опубликовать в печати.
Он слышал, будто Омар Хайям - безбожник, а между тем, прочтя:
Я в юности своей усердно посещал
Ученых и святых и слову их внимал,
Но слово пусто их, как знаю я теперь,
И я от них бегу обратно в ту же дверь!
пришел к заключению, что этим четверостишием Омар, несомненно, хочет сказать: как там ни распинайся учителя, а он, Омар, твердо верит в Иисуса.
Диккенс был для Элмера откровением.
Он и не подозревал, что в прежние времена, когда еще не было газеты "Сатердей ивнинг пост", печатались такие потрясающие книги. К юмору он был равнодушен; он считал, что со стороны мистера Диккенса вульгарно и даже безнравственно заставлять Пикквика напиваться пьяным, а Манталини замышлять самоубийство; его увлекала сентиментальная и романтическая сторона. Когда умер Поль Домби, Элмер чуть не разрыдался. Когда мисс Никклби приходилось защищать свою добродетель от покушения сэра Малбери Хоука [147], Элмеру хотелось быть там, на месте, как пастору и как спортсмену, чтобы спасти ее от этого гнусного светского льва, типичного для своего класса, развратителя невинности и молодости.
- Да, сэр, вот это вещь! - восторгался Элмер. - Это писатель! Проникает в сокровенную глубину человеческой души! Буду на него ссылаться, когда эти олухи созреют для литературных проповедей.
Увы, художественными изысканиями ограничиваться он не мог. Надо было овладевать и философией… Элмер ретиво взялся за Карлейля [148] и Элберта Хаббарда. Нырнул - и поспешил вынырнуть, заледенев от холода. Впрочем, в биографиях Хаббарда, наводнивших в то время Америку, Элмер нашел кое-что поучительное. Он узнал, что Рокфеллер стал во главе Стандарт Ойл не случайно, а благодаря своим трудам, таланту, а также баптистскому воспитанию. Узнал, что можно найти поучения в камнях, назидание - у фермеров, благостыню - у банкиров и стиль - в прилагательных.
Привыкнув жить "на виду", Элмер был общителен, как воробей, и не мог молчать об открытых им литературных сокровищах. Но Клео Бенем в данном случае была бы неподходящей собеседницей. Он понимал, что она читала куда больше художественных произведений вроде "Послания к Гарсии", чем даже он сам. Поэтому он стал изливать свои литературные восторги Клайду Типпи - преподобному Клайду Типпи, пастору церкви Объединенных братьев в Банджо-Кроссинге.
Клайд в отличие от Элмера не был образованным человеком. Пробыв всего два года в начальной школе, он затем учился только год в семинарии Объединенных братьев. Элмер не был сторонником общения и дружбы с пасторами-конкурентами: разве его задача не заключалась в том, чтобы отбить у них прихожан? Но что за упоение найти хотя бы одного из духовной братии, которого он может подавить своей ученостью!
И он частенько навещал скромный коттедж, в котором преподобный мистер Типпи (двадцати шести лет от роду) обитал вместе со своею толстушкой женой и четырьмя детьми. У мистера Типпи были бледно-голубые глаза и воротнички на полтора номера шире, чем нужно.
- Клайд, - важничал Элмер, - если вы хотите пойти далеко и не только удовлетворять духовные потребности прихожан, но и делать их жизнь богаче, полнее, радостнее, вам просто необходимо знакомить их с великими образцами литературы.
- Да, пожалуй, верно. Много читать-то мне было некогда, в литературе, наверно, есть чему поучиться, - отвечал преподобный мистер Типпи.
- Еще бы! Вот послушайте-ка! Это из Лонгфелло. Поэт такой.
Жизнь реальна! Жизнь серьезна!
Ей могила не предел.
И еще - вслушайтесь, ритм какой шикарный:
Жизнь великих учит малых
Чистоты блюсти закон
И оставить, умирая,
След свой на песке времен !
Читал я это давным-давно, в школе еще, да некому было разъяснить мне смысл, как я собираюсь теперь разъяснить моей пастве. Вы только вдумайтесь: "Ей могила - не предел"! Чем Лонгфелло не проповедник такой же, как мы с вами? А?
- Да, правда ваша. Надо будет прочесть его стихи. Не дадите почитать?
- Непременно, Клайд! Вам это только пойдет на пользу. Молодому проповеднику вроде вас нельзя забывать - если вы позволите старшему коллеге обратить на это ваше внимание - о том, что образование наше не является законченным с того момента, как мы начинаем проповедовать. Мы обязаны и дальше расширять свой кругозор. Понимаете, что я имею в виду? Для начала я вам дам почитать "Дэвида Копперфилда". Сколько там прекрасных мест! Вот, например, та сцена, когда… У этого Дэвида, понимаете, была тетка, и все ее считали просто старой каргой, а отчим бедного малыша… - пусть вас не покоробит, что я, священник, произношу это слово, но только этот отчим, он был настоящий сукин сын и ужасно обращался с Дэвидом, просто жутко. Ну, Дэвид сбежал от него и разыскал дом тетки, а тетка-то оказалась первый сорт и приняла его чудесно. Вас наверняка слеза прошибет в том месте, где он приходит к ней в дом, а она его не узнает, а он говорит ей, кто он такой, и она тогда опускается возле него на колени… И вывод можно сделать: не считай человека плохим только потому, что ты просто его не понимаешь… Да, сильная вещь! Да, сэр, "Дэвид Копперфилд"!… От такой книжки ничего, кроме пользы!
- "Дэвид Копперфилд"… Название как будто слыхал. Спасибо вам, брат, что пришли, рассказали.
- Ну что вы, пустяки! Рад помочь, чем могу, Клайд!
Успехи в роли наставника мистера Клайда Типпи по части литературы и морали побудили Элмера с новым рвением приняться за свои изыскания. Да, он понесет в мир не только добродетель, но и красоту!
Поразмыслив, он решил, что наилучшим подарком изумленному и жаждущему откровений миру будет Лонгфелло, и он одолел много-много страниц, глубокомысленно отмечая те строфы, которым посчастливилось заслужить его одобрение и в которых не говорилось о вине.
…жить никогда не поздно,
Погаснет светлый ум - с последним биеньем сердца.
Катон [149] - глубоким старцем греческий учил,
Софокл [150] - "Эдипа" написал, одной ногой
Уже в могиле стоя;
Симонидас [151] -
Всех победил на состязании поэтов,
Когда ему за восемьдесят было.
Элмер не очень ясно представлял себе, кто такой Симонидас, но эти поучительные строки послужили укреплением его проповедей в каждом из тех приходов, в которых ему суждено было священствовать.
Не менее победоносно справился он с Джеймсом Расселом Лоуэллом [152], Уитьером [153] и Эллой Уилер Уилкокс. От Киплинга он отказался, так как заметил, что читает его с удовольствием, и заключил отсюда, что это не стоящий поэт. Зато, открыв Роберта Бернса, он остался страшно доволен собою.