Она притащила расческу и стала расчесывать кудрявую шерсть. По мере того как беспорядочные кудряшки стали укладываться в приятные локоны, на сердце Людмилы снисходило спокойствие. Ну что, собственно, такое случилось? Может быть, Лев идет завтра к этой… как ее… к своей родственнице лечить зубы! Или матушка к нему приезжает, вон он ее как боится, чуть под диван не утек, когда Ромка пришел. Да мало ли какие дела могут быть у мужчины в выходной день!
– Миша, ты у меня совершенно великолепный красавец, – улыбнулась она. – Сейчас мы еще мордочку расчешем и… и сегодня спать. А завтра я побегу в парикмахерскую. Не все же тебе одному красоваться. Мной, между прочим, тоже любуются!
Воскресенье прошло скучно. Мишку не особенно обрадовала утренняя прогулка, на улице пробрасывал снег, а ведь уже все деревья собрались распускать почки. Некоторые, особенно смелые, даже выпустили первые листочки. И вот такая неприятность.
Дома Мишка ходил по тем углам, где лежал Рыжик, принюхивался, а потом ложился именно на место кота, устраивал голову на лапы и смотрел на Людмилу печальными глазами.
– Миша… – вздыхала Людмила. – Ну что – тебе так скучно со мной? Тебе нужен друг? Хм… Знаешь, вот мне, между прочим, друг бы тоже не помешал, но я ж не ложусь на пол, где ступала нога Мышкина, не кладу голову себе на руки! Ну ладно… Не переживай… если что, я… я куплю тебе котика. Или… Или мы просто подберем такого же беднягу.
Мишка поставил ушки домиком.
Людмила хотела сказать «если Мышкин больше не придет», но… почему-то так и не сказала. Постеснялась признаться даже собаке в том, что, оказывается, очень ждет этого человека. И… и ей будет очень грустно, если он не придет. И… и здесь даже не поможет спасенный котенок.
Вечером Людмила, как и обещала, сходила в парикмахерскую, постриглась и даже чуть-чуть изменила цвет волос. Новая прическа ей понравилась.
– Вы так изумительно выглядите! – сделала комплимент мастер. И сама же все испортила: – Сейчас придете домой, и внуки вас не узнают!
– Собака бы узнала, – насупилась Людмила и поспешила домой.
Да, прическа ей шла, только показать было некому. Разве что Мишке…
Очень кстати подвернулся павильон с зоотоварами, и Людмила не смогла пройти мимо.
– Девушка, а с чем у вас любят играть маленькие собачки? Такие вот, – она показала себе чуть ниже колена.
Девушка на секундочку задумалась, а потом вывалила на прилавок целую груду игрушек.
– Вот, смотрите. Во-первых, конечно же, мячики. Их обожают все собаки.
– У нас есть мячики.
– Тогда жгутики. Они их жуют и заодно чистят зубы. Потом идут вот такие пищалки. Потом опять же идут кругленькие пищалки с хвостиком, тут тебе и мячик, и пищалка, и хвостик, который грызть удобно. Можно вот эту мышку взять.
– Хм… мышку. Давайте мне мышку… И жгутик вот этот, и косточку…
Домой она пришла, нагруженная подарками.
Мишка уже крутился рядом и заглядывал в пакеты.
– Сейчас, погоди, дай раздеться. Господи, когда же я этот плащ выкину… Пойдем, Миш, поиграем. Я тебе жгутик купила и… и Мышкина. Можешь его кидать, как мячик, грызть за хвостик, а он будет только пищать.
Весь вечер Людмила учила Мишку играть со жгутиком.
– Смотри, Миш, ты его хватаешь… Хватай! И я схвачу… Р-р-р-р, мне тоже нужен этот жгутик. Да нет, ты не отпускай, ты тяни. Ага, вот так… Здорово! Молодец! И я тяну…
Игра наконец наладилась. Мишка понял, что хозяйка его ругать не будет, если он будет отстаивать свою игрушку, и вообще, сейчас это не хозяйка, а большая собака… Только немножко неловкая собака, вон как он удачно выхватил у нее веревочку! А еще вот так… не-ет, он не отдаст! У него крепкие зубы!…
Вечером она опять переписывалась с подругами.
«Девочки, я чего-то не понимаю, но мне кажется, он меня бросил», – призналась Людмила подругам.
«Ты что – тоже сказала, что у тебя дюжина детей и ты всех их мечтаешь на него переписать?!» – ужаснулась Вика.
«Нет, я просто пригласила его в гости, а он отказался».
«Ну точь-в-точь как мой последний, – строчила Даша. – Мы с ним тоже сразу понравились друг другу и даже два раза вместе сфотографировались. Я же говорю – все как у вас. Долго встречались, две недели. А потом он сразу испарился… когда я сказала, что жду от него малыша».
«Даша, ты с ума сошла! Через две недели – малыш?» – не могла поверить Вика.
«А что особенного? Вполне нормально… Я, правда, сначала сомневалась, а потом… да какая разница, этот гад все равно сбежал!»
«Люда! Твой не сбежал! У него просто дела, – успокаивала Вика. – Или он просто боится тебе надоесть».
– Точно, – решила для себя Людмила. – Он просто боится мне надоесть.
Спать легли уставшие, но довольные. Мишка притащил на кровать новый жгутик, зажал его лапами, да так и задремал.
А утром, сразу после прогулки, в дверь отчаянно позвонили.
– Кого это с утра пораньше… – бурчала Людмила, путаясь в рукавах халата. В общем, настроение было не радужным. Она даже не обратила внимания на то, как прыгал возле дверей пес.
– Миш, отойди… сейчас я…
На пороге стоял Мышкин. Вернее, он не стоял, а сразу же вошел в комнату.
– Милочка, я вас очень прошу, дайте мне Мишку на полдня! – сразу же огорошил он.
– Зачем? – растерялась Людмила.
– Это… Это мой маленький секрет, – улыбался Мышкин.
Вообще он был сегодня какой-то не такой. Сильно взбудораженный, нервный, радостный какой-то… Неужели так обрадовался встрече?
– Так я его заберу?
– Нет… ну я хотела сказать… Для чего? – никак не могла понять Людмила.
– Про него кино будут снимать. Я договорился.
Людмила еще немного поколебалась и решилась.
– Хорошо, возьмите. Но… Обещайте, что вы его ни за что не спустите с поводка. И… Только на два часа.
– Милочка, не волнуйтесь. Вы же знаете, как я отношусь к животным. Мишку я с поводка не отпущу ни при каких обстоятельствах. И в обиду никому не дам. Я не позволю!
Не успела Людмила что-то сказать, а он уже нацепил поводок и убежал вниз по лестнице.
Казалось бы, сейчас дома одна, занимайся чем хочешь, даже собаки нет. Но делать ничего просто не моглось. За то короткое время, что Мишка прожил с Людмилой, она так к нему привыкла, что сейчас просто ни о чем не могла думать.
– Интересно, а зачем ему понадобился Мишка? Хочет его показать кому-то? Кому? А может быть, он хочет его познакомить со своей мамой? Постепенно, так сказать, сначала с моей собакой, потом со мной… Тоже ерунда получается… Странно… и почему он сегодня не на работе? Нет, все же зря я ему Мишку позволила взять… Ну конечно, зря! Как я вообще могла кому-то отдать свою собаку?! И что теперь делать?
Она уже несколько раз хотела бежать к Мышкину, несколько раз себя останавливала, но потом все же не выдержала – оделась, обулась и… Они пришли!
Мишка кинулся к Людмиле так, будто уже никогда не надеялся ее увидеть. Он подпрыгивал, скакал, юлой крутился под ногами, повизгивал и не отходил от своей хозяйки ни на шаг. Хотя все это он делал недолго, Людмила тут же схватила на руки своего любимца, прижала его тельце к себе и только тогда почувствовала огромное облегчение.
– Я так волновалась… Мишка, ты прости меня, дуру, я же неопытный еще собаковод, я не понимала… Оказывается, собак нельзя отдавать даже самым близким!
– Спасибо, конечно, за «самого близкого», – зарделся Мышкин. – Но чего уж вы так, Милочка? Он же со мной был. Мы с ним такое дело сотворили! Мы с ним так наказали этого Курищева! Но сейчас вы сами все увидите. Сколько времени? Включайте телевизор. До новостей еще далеко, но… Чтоб не пропустить наш… я бы назвал это «триумфом». Включайте же!
Людмила ничего толком не поняла, но послушно включила телевизор. Мишку из рук она так и не выпускала.
– Я все же не понимаю… А как вы его наказали, этого Курищева?
– Нет-нет, ни слова больше, – кокетничал Мышкин. – Пусть об этом скажут профессионалы.
Его распирало от гордости, он так хотел обсудить с Людмилой все, что сегодня сделал, но еще больше ему хотелось увидеть и услышать, как об этом будут говорить с экрана.
Время тянулось будто резиновое. Когда не надо, минуты летят точно пули, а вот когда его торопишь… Людмила уже минут двадцать сидела на диване, пялясь в экран, рядом взволнованно восседал Мышкин, то и дело хватая ее за руку, но сейчас она этого и не замечала.
Наконец показали заставку новостей, и Мышкин затаил дыхание. Еще несколько мучительно долгих минут дикторша говорила о новостях города, а вот потом вдруг на экране показались знакомые полки магазина.
– Сегодня «зеленые» совместно с собаководами города устроили акцию протеста против жестокого обращения с животными, – ровным голосом вещала хорошенькая, ухоженная дикторша. – Акция состоялась в магазине строительных товаров, который принадлежит Курищеву Ивану Феликсовичу. Несколько десятков собаководов пришли сюда…
– Не несколько, а всего шестнадцать человек, – поправил диктора Мышкин.
Людмила не сводила глаз с экрана.
В магазине толпились люди с собаками. Собаки были разных размеров, сейчас и не разберешь, какие породы. Вот овчарка обнюхивает крохотного той-терьера. Тот хоть и клоп, но большой псины не боится, лезет нюхаться. Да и овчарка очень дружелюбная. А вон вообще черная, большая махина. Интересно, как эта порода называется? А с ней рядышком белая собачонка, очень на Мишку похожа, только у нее ушки стоят, и хвостик антенной торчит. Надо же! Она еще порыкивает на черную махину… Ага, диктор сказала, что это черный терьер… А вон две маленькие собачки устроили игрища среди банок с краской, а большая собаченция сосредоточенно пытается попробовать на зуб плинтус… Да чтоб вы там все у него сгрызли, у этого гада!
– Вот, смотрите, Милочка! – заегозил Мышкин. – Сейчас Курищев выйдет!
Неожиданно все собаки повернулись в одну сторону, и стало видно, как многие хозяева подзуживали своих воспитанников. Некоторые собаки гавкнули, некоторые зарычали, но агрессии не выказал никто.
Раздался гневный крик, и оператор перевел камеру на владельца магазина. Курищев ожидал телевидение, а вовсе не акцию какого-то там протеста. Он был наряжен в великолепный костюм, в тон был подобран галстук, а твердый воротничок новенькой рубашечки подпирал подбородок. Но его встречали не только телевизионщики.
– Защитники животных хотят выразить свое отношение к господину Курищеву, – не слишком уверенно проговорила диктор. – Интересно, почему именно этому господину оказана такая честь?
– Вот, Милочка, сейчас! – дернул за коленку Людмилу Мышкин. – Наш выход, Михаил!
В это время на экране показывали, как группа людей с собаками загудела, потом раздался какой-то вскрик, и люди вместе с собаками выстроились в две шеренги, образуя широкий коридор, который начинался прямо от двери. Дверь распахнулась, и по центру живого коридора прошел… Людмила даже сразу его и не узнала. В центр коридора вошел какой-то человек, у которого во все тело висела фанера с увеличенной фотографией Курищева. Людмила помнила это фото, его делала Зинаида. На фотографии страшно скалился Гурон, а рядом нагло улыбался Курищев. Зинаида тогда поясняла, что Гурон вовсе не пытается кого-то сожрать, ему только что сняли намордник, вот он и оскалился на радостях.
Но это было не самое ужасное. Кошмар был в том, что обряженный Мышкин вел на поводке Мишку! Тот, испугавшись такого коридора из незнакомых собак, сначала вел себя просто тревожно, а потом, заметив еще и телевизионщиков, их лампы, направленные прямо ему в глаза, шум, гам, а в конце коридора злобного Курищева, заметался, жалобно заскулил, пытался спрятаться за Мышкина, встал на задние лапки, чтобы его взяли на руки, но Мышкин в своей фанере никак не мог согнуть рук. Да и некогда ему было.
– Вот! – обращался он прямо в камеру оператора. – Этот господин Курищев травил именно эту собачку своим, я не побоюсь сказать, зверем! Маленькая собачка вся в шрамах, на ней нет живого места, он до ужаса боится своего бывшего хозяина.
Оператор тут же перевел камеру на Мишку, дабы показать, до какого ужаса он боится.
Мишка, заметив непонятную штуку, и вовсе не знал, куда деться, сжался в комочек и только жалобно попискивал.
– Ах ты ж дрянь! – со всхлипом выкрикнула Людмила и, бережнее прижав к себе Мишку, швырнула во Льва Венедиктовича диванной подушкой. – Сволочь! Как ты мог?! Я тебе… я ж тебе самое дорогое… Миша, полежи пока в спальне…
Она сбегала, быстренько отнесла собаку в спальню, закрыла двери и теперь начала кричать на гостя шепотом:
– Негодяй! Ради того, чтобы попасть в этот ящик, ты! Ты заставил переживать Мишку! Это беззащитное существо! Ты видел, как он боялся?! Почему ты не скинул эту кретинскую фанеру и не схватил его на руки, чтобы успокоить?! Ты! Паразит!
И в Мышкина полетела еще одна подушка.
Мышкин перепугался до дрожи. Он никак не ожидал такой реакции. Ведь, в конце концов, с собакой ничего не случилось!
– Милочка, но… там же и другие собачки тоже были… – что-то невнятное блеял он.
– Там не собачки! Там кони были! А Мишка, он так боится больших собак! У него же…
– Милочка! Но зато Курищев…
– Да мне плевать на всех Курищевых, вместе взятых!
– Но…
– Вы думали, что вы делаете?! И эти – собаководы-недоумки! Собаки там могли задохнуться от краски!
– Там не пахнет краской совсем.
– Ну и что?! А у них нос… нюх чуткий… Это тебе не пахнет!
– Милочка, но ты только подумай, теперь о Курищеве узнает весь город! – как мог успокаивал подругу Мышкин. – А мы с Мишкой потом еще погуляли, с собачками поиграли. И он совсем не боится больших собак. Он даже вон с тем, с Филом, играл, это который черный терьер. А маленькая беленькая собачка тоже их, и этот малыш лидер, ты представляешь?
– Я ничего не хочу представлять! Ты подорвал моей собаке психику! А если бы этот Фил кинулся на Мишку? Ты же бы опять в стороне стоял, потому что ты собак боишься! А с Мишкой что бы было?
– Но, Милочка… Я бы не стал подвергать Мишку…
– Стал! Я только что видела – ты подвергал Мишку мучениям!
У Мышкина кончились аргументы. Он и в самом деле не понимал – виноват ли он, насколько виноват и из-за чего столько крику. Надо было все обдумать и разобраться.
– Я думаю, мне лучше уйти, – поднялся он.
– Да! Я тоже так думаю! – в сердцах выпалила Людмила и сама же открыла ему дверь.
Он ушел. И в комнате стало совсем тихо.
Людмила быстро прошла в спальню, прижала к себе собаку и снова всхлипнула.
– Мишка, ты это… не сердись… Я ж не знала… – уселась она на диван и наглаживала белую кудрявую шерстку. – Тебе было очень страшно, да?
Мишка удобно устроился у нее на руках, два раза лизнул в щеку и успокоился.
– А я ведь даже не досмотрела, чем там все закончилось-то… – вздохнула Людмила. – Вот этот Мышкин, он такой глупый… Можно подумать, он этим эфиром напугает того гада. Да этот Курищев будет делать то же самое, только теперь станет лучше прятаться… А ты… Ты ложись на кровать и спи. Ты сегодня устал. У тебя был тяжелый день.
Глава 8. Первое признание
Мышкин пришел домой и сразу же бухнулся в кровать. Он не умел думать, когда нервничал. Надо было сначала переспать с новостью, а потом уже рассуждать на отдохнувший ум. Сон сморил его сразу. А когда он проснулся, на улице было уже темно.
– Сейчас налью чаю и…
В двери настойчиво позвонили. Милочка! Мышкин не мог сдержать улыбки.
Но в дверях стояла Валентина – жена брата Юрки, с группой поддержки – с обеими дочерьми. В таком составе они приходили крайне редко и то только для того, чтобы поссориться.
– Чего вы? – сразу встал в оборону Лев Венедиктович.
– А того! – покачала головой Валентина. – Пришли спасибочки тебе сказать!
– А-а… Пожалуйста, – кивнул Мышкин и постарался захлопнуть двери, но не тут-то было.
– Не-ет, драгоценный мой, не получится! – боевым слоном поперла Валентина вперед. – Ты скажи мне, иуда, ты зачем моего клиента позоришь?! Вызнал у меня всю… всю информацию, а теперь на него поклеп наводишь? А если он от горя… разорится? Или инфаркт его случайно тяпнет, думаешь, он тогда побежит ко мне зубы вставлять?! Да он…
– Мам! Ты чего?! – вдруг удивленно одернули мать обе племянницы. – Мы думали, ты в самом деле спасибо сказать хочешь! Ты чего на дядь Леву наезжаешь? Он же герой!
– Того и наезжаю, что мы из-за его подвигов скоро на паперти стоять будем! – громко, но уже не так уверенно продолжала Валентина. – Ишь чего выдумал! Еще в телевизоре его рожи не было!
– Мам! Ты вообще что-нибудь, кроме своего Курищева, видела? – строго спросила Светлана. – Он же живодер! Собак калечит. Ты что – тоже живодерка?
– А у меня закрадывалась такая мысль, – поддержал Светлану дядюшка. – Живодерка и есть.
– Да вы что! – теперь таращила глаза Валентина. – Какая ж я живодерка? Я ж… обыкновенный врач! А за клиента все равно обидно!
– Мама! Он травил на эту кроху здоровенную собаку!
– А еще он собственного сына не пожалел! – добавил Мышкин и красочно описал, какое пагубное влияние оказывает жестокость на неокрепшие юношеские души. Затем он театрально отставил ногу и закончил: – Вот если бы Чингисхана не воспитывали с жестокостью, он бы, может быть, тоже бы детей любил! Он бы, может быть, как Корней Чуковский, книжки бы для малышей писал!
Валентине под натиском трех родственников пришлось признать свою неправоту. Она даже искренне расстроилась.
– И что же теперь делать? – беспомощно смотрела она то на Мышкина, то на своих дочерей. – Мальчишка-то… тоже губить собак станет.
– Да! – не думал успокаивать ее Мышкин. – А когда собаки и кошки кончатся, он переключится на детей. На твоих, например.
– Погоди, – никак не могла сообразить Валентина. – А как это кончатся кошки и собаки?
– Неважно – как! Важно – что надо делать, чтобы это предотвратить! – умненько пискнула младшая Юлька.