Копейкина вышла в столовую.
– Слишком деловая у тебя соседка, – злилась Кира и, повысив голос, заявила: – Пусть лучше свои проблемы решает, а в чужие не суется.
Далее последовали слезливая речь и театральные закидоны: наигранные охи-ахи, закатывание глаз и, разумеется, имитация сердечного приступа.
– Лика, милая, помоги мне! Посмотри на меня, я превратилась в больную женщину со скачущим давлением и ноющим сердцем. Томка должна вернуться домой, на свою законную жилплощадь.
Анжелика возражала, приводила свои доводы, она даже умоляла оставить Тамару и Филиппа в покое. Но ее старания не возымели должного результата.
Кира Вениаминовна встала с кресла, а потом внезапно рухнула на колени.
– Лика, я жутко унижаюсь перед тобой, ну войди в мое положение. Не отнимай у меня дочь, посодействуй.
Под ее бешеным напором, вперемешку с визгами и унижением, Назарова сдалась.
– Я поговорю с Томой. Выгонять из дома не буду, но постараюсь объяснить, что она должна вернуться к вам. Гарантию дать не могу, вы прекрасно знаете ее характер.
– Спасибо, Лика. Увидишь, пройдет время, и Томка меня благодарить станет. – Слезы моментально высохли, и теперь Кира Вениаминовна светилась от радости. – Заставь, помоги подруге, не позволь ей скатиться на самое дно. Я на тебя надеюсь, дорогая.
Проводив мать подруги, Анжелика прислонилась спиной к двери и тихо прошептала: – Одни родители хлопочут над своими чадами до глубокой старости, другие и вовсе не занимаются воспитанием. Интересно, кому в конечном итоге везет больше?
Глава 8
Три часа ночи.
Лизавета запрыгнула на кровать свекрови и тихой поступью приблизилась к дремавшему Парамаунту. Усевшись рядом с персом, Лизка начала будить кота своей мощной лапкой. Сначала она положила лапу ему на спину, затем пару раз потыкала в бок. Парамаунт не придал «нежным» прикосновениям никакого значения. Открыв на мгновение глаза, перс замурлыкал и продолжил наслаждаться сновидениями. Естественно, Лизавету такой расклад не устраивал. Ей приспичило поиграть. Здесь и сейчас. И плевать, что Парамаунт спит, она не привыкла отказывать себе в маленьких радостях. Выждав минут пять, Лизавета выпустила острые коготки и со всего размаху саданула Парамаунта по уху. Кот вскочил, выгнулся дугой, зашипел, и… игра началась.
Лизка метнулась на пол, он за ней. Лизавета прыгнула на кресло, Парамаунт не отставал. А вот когда десятикилограммовая Лиза вскарабкалась на горячо любимую хозяйку, перс замер как вкопанный. Он уже понял, сейчас начнется извержение вулкана. Ждать, когда в него полетят все подручные средства – начиная от подушек и заканчивая будильником, кот не собирался. Забившись под кровать, Парамаунт навострил ушки. Но вот странность, Розалия бездействует. Она не орет, не матерится, а самое главное, не обзывает Парамаунта блохастым мешком.
Удивилась и Лизка. Когда она восседала на свекрови, Станиславовна открыла глаза и молча, ни пророня ни звука, аккуратно положила питомицу в ноги.
Лизавета пребывала в растерянности.
А Розалия, присев на кровати, жутко захотела пить. Как назло, стакан, покоящийся на прикроватной тумбочке, был пуст. Свекровь сжала кулаки.
В любую другую ночь она не задумываясь бы сунула ножки в туфли на шпильке, которые всегда стояли у кровати, нахлобучила на головку один из своих многочисленных эксклюзивных паричков и, с шумом распахнув дверь, отправилась бы вниз. Задумываться о том, что Катка с Наткой спят, было не принято. Это вообще не бралось в расчет. Розалия могла стучать каблуками, хлопать дверьми, наорать на кошек – и чувствовать себя при этом превосходно.
Но теперь… Когда за стенкой спит глыбоподобная Гликерия Модестовна, вбившая себе в голову, что жизни свекрови постоянно грозит смертельная опасность, Розалия боялась и шагу ступить в ночной тьме, дабы не разбудить Шухеровскую.
А прецеденты уже случались. Взять хотя бы позавчерашнюю ночную вылазку Натальи из спальни. Услышав шаги, Гликерия вылетела из комнаты со скоростью пули и с криками «Стоять! Руки за голову!», повалила Натку на пол, приняв ту за вооруженного грабителя, который вознамерился прирезать свекрищу. Ну Натку, слава богу, откачали, но страх ночных шествий по коттеджу возрос во сто крат. Катарина, зная свою привычку по нескольку раз за ночь просыпаться и припадать губами к стакану с водой, на всякий случай брала с собой пакет сока. Натка проделывала то же самое, а Розалия… Вот, например, сегодня ее стакан оказался пуст.
Жажда усиливалась, свекровь продолжала сидеть на кровати, тупо уставившись на озадаченную Лизавету. В конце концов, придя к мысли, что без воды уснуть не удастся, она начала действовать.
Вместо туфель на шпильке – вот так номер! – она выудила из-под кровати мягкие розовые тапочки с симпатичными мордашками хрюшек. Для Розалии подобное действие приравнивалось к изощренной пытке. Она всегда и везде дефилировала на десятисантиметровой шпильке, не позволяла себе спуститься вниз без каблуков даже глубокой ночью. Поэтому сейчас, стоя в центре спальни в мягких тапках, чувствовала себя отвратительно.
Наплевав на парик – если она собирается проникнуть на кухню инкогнито, он вряд ли понадобится, – Розалия медленно приблизилась к комоду.
Не создавая лишнего шума, она выдвинула нижний ящик, пошарила рукой и, нащупав искомый предмет, удовлетворенно вздохнула.
Предметом оказался фонарик, в задачу которого входило освещение пути от спальни до кухни и обратно.
Но фонарик у Розалии Станиславовны был необычный. Она сама женщина далеко не обычная, посему привыкла окружать себя такими же вещами. Нет, фонарь, конечно, хорошо светил, работал от простых пальчиковых батареек и во всем остальном ничуть не отличался от своих собратьев. Если только не заострять внимание на его форме. Фонарик имел форму пистолета. Да-да, пистолета! Оригинальный такой фонарик. Нажимаешь на курок, и появляется луч света. Сразу стоит оговориться: зря она решилась выйти ночью с фонарем в форме пистолета. Ох как зря. Лучше бы она вышла с бензопилой или отбойным молотком. Но кто ж знал-то, что невинная на первый взгляд вылазка из спальни превратится в триллер.
Бесшумно дойдя до двери, Розалия перекрестилась и, положив руку на дверную ручку, опустила последнюю вниз.
Дверь открылась. Воспользовавшись ситуацией, Парамаунт выбежал в коридор. За ним погналась Лизка. Розалия стиснула зубы. Но сегодня завопить вслед убегающим персам было нельзя. Пришлось проглотить все ругательства и сконцентрироваться на главном.
Напоминая привидение, Розалия, облаченная в пижаму, едва слышно продвигалась в сторону лестницы, держа в вытянутой руке пистолет-фонарь.
А теперь стоит сделать маленькое отступление и сказать, что Розалия Станиславовна без грима и Розалия при полном параде – отличаются друг от друга, как сковорода от бомбардировщика. Ну, ничегошеньки общего. И в настоящий момент по коридору, словно тень с фонарем, шествовала Розалия без макияжа. Некоторые спросят: а что, собственно, такого? Ну подумаешь, женщина без боевой раскраски собралась попить водички. Но на самом деле не все так просто. Когда постоянно видишь человека с одним лицом – нарисованным за пару часов, – то при встрече с этим же человеком, но уже «без лица», сразу и не сообразишь, кто перед тобой.
Розалия спустилась вниз, перевела дух и продолжила путь. Внезапно послышался знакомый шелест – в гостиную влетел Арчибальд. Если нормальные попугаи ночами спят в клетках и хранят гробовое молчание, то Арчи в этом плане являл собой исключение из правил. Очевидно, в темноте пернатый ориентировался не хуже кошек, и сейчас, сев на каминную полку, двукрылый, склонив голову набок, защелкал клювом.
Розалию прошиб пот.
– Арчи, сыночек, – зашептала она. – Ты же не позволишь, чтобы твою вечно молодую мамочку засекли в таком виде?
– Мамочка моя! Мамочка самая красивая! Гламурная! А кто нассал на кухне? Парамаунт, мать его! Гони взашей блохастый мешок! Катарина, ты стерва! Бриллианты – лучшие друзья девушек!
У Арчи начался приступ болтовни.
Свекрища приблизилась к попугаю и посадила его себе на плечо.
– Замолчи, котик, я завтра разрешу тебе съесть орехи. Много орехов, только помолчи.
– Орешки! Орешки жрать вредно! После девяти я не жру! Ката, ты корова, садись на диету.
Зажав попугаю клюв, Розалия поспешила в столовую. Там она остановилась у стола и пересадила Арчи на спинку стула.
– Сиди здесь и помалкивай, я скоро приду.
В кухне свекровь услышала:
– Сиди здесь и помалкивай! Да пошел ты! Сам иди! Лизка сожрала кусок мяса со стола! Ай, паршивка!
Потом Арчибальду надоело вести беседу с собой, любимым, и он вновь вернулся в гостиную.
Гликерия Модестовна проснулась в три пятнадцать и, ощутив непреодолимое желание проглотить пару-тройку бутербродов с ветчиной или сыром, вознамерилась немедленно осуществить задуманное. Единственное, чего она боялась, так это разбудить Копейкиных. Розалия не раз твердила, что после девяти вечера жрать вредно для здоровья, и Гликерии Модестовне жутко не хотелось, чтобы ее засекли за поеданием калорийной пищи глубокой ночью. Скинув с себя одеяло, Шухеровская сладко потянулась и свесила ноги вниз.
– Сиди здесь и помалкивай, я скоро приду.
В кухне свекровь услышала:
– Сиди здесь и помалкивай! Да пошел ты! Сам иди! Лизка сожрала кусок мяса со стола! Ай, паршивка!
Потом Арчибальду надоело вести беседу с собой, любимым, и он вновь вернулся в гостиную.
Гликерия Модестовна проснулась в три пятнадцать и, ощутив непреодолимое желание проглотить пару-тройку бутербродов с ветчиной или сыром, вознамерилась немедленно осуществить задуманное. Единственное, чего она боялась, так это разбудить Копейкиных. Розалия не раз твердила, что после девяти вечера жрать вредно для здоровья, и Гликерии Модестовне жутко не хотелось, чтобы ее засекли за поеданием калорийной пищи глубокой ночью. Скинув с себя одеяло, Шухеровская сладко потянулась и свесила ноги вниз.
Пребывая в полной уверенности, что в коттедже все спят крепким сном, она бесшумно подошла к двери.
В коридоре она едва не грохнулась на пол из-за маячившего под ногами Парамаунта.
– Отойди, пусть тебя хозяева кормят, я сама жрать хочу как собака.
А в гостиной Гликерия услышала то, от чего у нее по спине пробежались мурашки.
– Жрать после девяти вечера вредно! Хватит жрать!
Женщина разинула рот. Арчибальд сел ей на плечо.
– Я разрешу тебе съесть много орехов! – повторил попугай слова свекрови.
Модестовна отмахнулась: – Нужны мне твои орехи как рыбке зонтик. Я лучше бутербродиками заправлюсь.
– Сиди здесь и помалкивай! – не унимался Арчи.
– А ты мне не указывай, – разозлилась Гликерия. – Куда хочу, туда и иду. Что ж мне, по-твоему, на голодный желудок спать ложиться?
– Мамочка!
– Да отвали ты! – выругалась Шухеровская.
Арчи в долгу не остался:
– Закрой клюв, корова! Где моя помада? Стерва кривоногая!
А потом начался вышеупомянутый триллер. Гликерия Модестовна пересекла столовую, зашла в кухню и увидела следующую картину. Возле открытого холодильника стоит какая-то баба, тырит сок и – о боже! – держит в руках пистолет.
Забыв о еде и вообще обо всем на свете, Шухеровская, моментально перевоплотившись в телохранителя, одним прыжком оказалась рядом с Розалией.
Наталья вскочила от жуткого визга и отборного мата. Выбежав в коридор, она услышала доносившуюся с первого этажа возню и гул Гликерии Модестовны.
Борьба проходила на кухне. Натка щелкнула выключателем и отскочила в сторону.
Гликерия заламывала руку лежащей на животе незнакомке и громко вопила:
– Наташка, я же говорила, что жизни Розалии Станиславовны угрожает опасность. Вы с Каткой мне не верили. Теперь смотри. Поймала с поличным злоумышленника. В дом к вам пробралась. Сволочь! С оружием!
«Сволочь», она же «злоумышленник», подняла лицо и заголосила:
– Чтоб тебя разорвало, гадина! Ты на кого руку подняла? Пусти меня!
Натка выбежала вон. В гостиной она столкнулась с перепуганной Катариной.
– Кто кричит?
– Ой, Ката, Гликерия Модестовна грабителя поймала.
– Где?!
– На кухне.
– Что?
– Иди сама посмотри, лежит там, матерится, а рожа страшная. Уф! Я милицию вызову.
Схватив Натку за руку, Ката влетела на кухню и похолодела. Гликерия Модестовна практически сидела на Розалии.
– Вот она, голубушка, – с чувством проговорила Наталья.
– Ката, скажи этой кретинке, чтобы немедленно меня отпустила.
Натка насторожилась.
– Знакомый голос.
– Гликерия Модестовна, что вы делаете?
– Грабителя обезвреживаю.
– Это не грабитель. Это Розалия Станиславовна!
– Не гони пургу! Что ж я, мордуленцию нашей Розалии Станиславовны не отличу от рожи этой уродины!
– У кого мордуленция? У кого рожа? У меня?! Ну все, ты только что подписала себе смертный приговор!
Катарина попыталась высвободить свекровь, но Шухеровская гаркнула:
– Не лезь! Зашибу!
– Это Розалия!
– Нет.
– Да!
– Уйди, сказала.
– Это она!
– Не она! Харя неидентична.
– Но это ее харя!
– Ката, стерва, следи за словами! – хрипела Розалия.
Поняв, что не признала в незнакомке в пижаме Розалию Станиславовну, Натка бросилась в спальню к свекрови.
Притащив огненно-рыжий парик, она надела его на голову Розалии и возвестила:
– Ну, а теперь похожа?
Гликерия Модестовна присмотрелась.
– Опочки! Чуток походить стала.
– Я вас всех сейчас на куски порву! Слезь с меня, груда металлолома! Принять меня за грабителя – абсурд!
– А пистолет?
– Протри зенки, уродина! Это фонарик!
Шухеровская растерялась.
– Так это… Лицо… Оно ж совсем чужое.
– Дебилка!
– А что с лицом? – недоумевала Гликерия.
Ката обняла свекровь за плечи.
– Ничего особенного, просто Розалия Станиславовна сейчас без грима.
– Чтоб меня волки сожрали! Ну, ей-богу, не признала я вас.
Розалия растирала ноющее плечо.
– Ты телохранитель и должна охранять мое тело. Охранять, а не разламывать его на части. Дура набитая! Ты вывихнула мне плечо!
– Приношу извинения.
– Засунь их себе знаешь куда! Человек вышел попить водички, а эта тупоголовая цистерна чуть не отправила его к праотцам. – Закрыв лицо руками, свекровь понеслась на второй этаж. – Не смейте на меня смотреть! Вы все придурки! Господи, какой позор! А-а-а-а-а… Гликерия, ты бестолочь!
Наталья намочила тряпку и приложила ее ко лбу.
– Я ведь тоже ее не сразу узнала.
– Скажи спасибо, что она не придала этому значения.
Гликерия Модестовна подняла с пола фонарик.
– Девки, че-то я все равно не врублюсь, а куда делось дневное лицо Розалии Станиславовны? То, которое было помоложе и посвежее.
– Вечером смылось в раковину, – пошутила Катка и вышла.
– Как в раковину? – Шухеровская удивленно смотрела на Наталью.
– Не спрашивайте меня ни о чем. Я иду спать. Спокойной ночи.
– Ну топай, топай.
Оставшись в одиночестве, Гликерия Модестовна выдохнула:
– Да, дела-а-а… Откуда ж она столько грима достает, и где он у нее хранится?
* * *Сначала Томочка аккуратно складывала вещи в шкаф, но… когда нудное бормотание матери вконец вывело девушку из себя, она начала просто кидать кофточки и блузки на полку. Кира Вениаминовна праздновала свою маленькую победу – неделю назад Тома вернулась домой. Ее поездка к Анжелике не прошла даром, и теперь Кира постарается сделать все, чтобы ее дочурка резко изменила образ жизни. Для начала необходимо познакомить Тому с одним перспективным человеком, который идеально подходит на роль зятя.
– Тома, не бросай так вещи, дай я тебе помогу.
– Сама справлюсь.
– Дочь, нам надо откровенно поговорить, я не хочу становиться тебе врагом. Выслушай меня.
– Для чего, мама? Я и так наперед знаю, о чем пойдет речь, ты собираешься поносить Филиппа.
– Не упоминай имя этого лоботряса в моем доме.
– В нашем доме! – закричала Тома. – Я здесь прописана и имею полное право говорить о ком угодно. Ты не можешь запретить мне встречаться с Филом, не надейся, что с моим возвращением что-нибудь поменяется. Тебе удалось запудрить мозги Лике, представляю, какой спектакль ты ей устроила, наверное, не обошлось без твоих фирменных примочек.
– Тамара, следи за словами.
– Оставь меня одну.
Кира Вениаминовна зазмеилась улыбкой.
– Дурочка, твоя злость на меня скоро пройдет, в нашей семье вновь воцарится мир.
– Не думаю.
– Тома, я хочу познакомить тебя с Игорем.
Тамара вскинула брови и отбросила в сторону розовый топ.
– С каким еще Игорем?
– Он работает в нашем банке. Очень многообещающий молодой человек. У него большое будущее. Представляешь, даже сам Афанасий Юрьевич отметил…
– Все понятно, не продолжай. А своему Игорю можешь передать следующее: если он такой перспективный и многообещающий и его даже отметил неизвестный мне Афанасий Юрьевич, то пусть ищет жену самостоятельно. Ненавижу сводников, они лезут в чужую жизнь и почему-то всегда считают себя правыми. Им одним известно, кто, с кем и когда будет счастлив.
– Я пригласила Игоря к нам на ужин. Он придет в субботу.
– Отлично. Надеюсь, его присутствие доставит вам с папой огромное удовольствие.
– Игорь придет к тебе.
– Я его не приглашала.
– Томка, посмотри на меня, посмотри, я сказала. И скажи, я способна сделать своему единственному ребенку больно?
Тамара отвернулась.
– Ты уже сделала мне больно, мама. И продолжаешь делать, но, к сожалению, сама этого не замечаешь.
Кира Вениаминовна потеряла над собой контроль.
– Что ты в нем нашла, дура! Чем он тебя привязал к себе, у вас нет ничего общего, он – это он, а ты…
– А кто я?
– Ты моя дочь!
– Это не повод, из-за которого я должна расстаться с Филом.
Кира взяла Тому за руку.
– Томка, сядь. Давай поговорим спокойно.
– Вряд ли у нас получится.
– Томик, представь на секунду, какая случится трагедия, если ты вдруг забеременеешь от… Филиппа.
– Трагедия? Для любой нормальной женщины рождение ребенка – счастье.