– Значит, версия, что неизвестный проник в квартиру с целью ограбления, отвергается.
– Вы меня извините, но я должен идти. – Мужчина поднялся, тем самым давая понять Копейкиной, что и ей не мешало бы знать честь.
Из комнаты Катарина вышла в тот момент, когда в коридоре показалась Кира Вениаминовна в компании рыжеволосой девицы.
– Илья, – обратилась Кира к мужу. – Где ты пропадаешь?
– Хм… да вот, разговаривали.
– Но мы уже уезжаем, – быстро вставила Катка, потянув Лику за руку.
– Анжелика! – крикнула Кира. – Останься.
– Я заеду к вам на днях, Кира Вениаминовна. Обязательно заеду.
Глава 10
Насытившись десятком блинчиков с мясом, Гликерия Модестовна похлопала себя ладонью по животу и блаженно протянула:
– Ух, хорошо-о-о! Давненько я таких блинчиков не ела. Натка, выражаю тебе благодарность и дарую неприкосновенность. Ты ее заслужила своей стряпней.
Натали зарделась.
– Спасибо, конечно, только я не поняла, чего вы мне подарили?
– Неприкосновенность, – повторила Шухеровская. – С этой минуты я тебе полностью доверяю, и впредь ты не будешь подвергаться обыскам.
Натали просияла.
– Кат, ты слышала? Розалия Станиславовна, мне подарили…
– Мы не глухие, – буркнула свекровь. – И хватить лыбиться! Налей мне еще кофейку.
Катарина исподлобья посмотрела на Розалию. Последняя то и дело нервно одергивала рукав блузки и вообще вела себя как-то неестественно.
– Вы плохо себя чувствуете? – спросила она, стараясь улыбнуться.
– Я отвратительно себя чувствую! Всю ночь мне снилась чертовщина. Прыгающие мартышки, засохшие пальмы и летающие корабли.
– Это к перемене погоды, – прогремела Гликерия.
– Не знаю, не знаю. – Розалия вздрогнула. – Интуиция мне подсказывает, что должно произойти нечто ужасное.
Шухеровская насторожилась.
– Что конкретно?
– В том-то и дело – я понятия не имею.
– Будьте спокойны, с вашего парика не упадет ни одна волосинка.
– Я, кажется, просила не упоминать про парик! Трудно запомнить?
– Вырвалось.
В гостиной ожил звонок. Шухеровская вскочила со стула с таким шумом, что на пол упало сразу две чашки, блюдце и собственно сам стул.
– Тише ты, лошадь! Всю посуду нам перебьешь, – Розалия застонала. – Я ее придушу, – сказала она Катке, когда Гликерия с Наткой вышли из столовой.
– Я пойду, посмотрю, кто пришел, – проговорила Копейкина, дабы не оставаться наедине со свекровью.
На этот раз тщательному обыску была подвергнута Инна Волкова – приятельница Катки.
Лицезрев в гостиной Инну и – о господи! – ее дочурку, одиннадцатилетнюю Лизку, Катарина выпучила глаза.
– Инна, что ты здесь делаешь?!
– Кат, в чем дело, почему меня обыскивают? Эй, полегче вы. Ката, кто эта женщина?
– Эта женщина мой личный телохранитель, – прохрипела свекровь, появившись в гостиной, а затем, переведя взгляд на Лизку, рявкнула: – Гликерия, детка, ты лучше дочурку обыщи.
– Ребенка? – удивилась Шухеровская.
Розалия метала молнии.
– Она не ребенок, она – исчадие ада!
Получив назад сумочку, Инна потупила взор.
Дело в том, что некоторое время назад, когда Волковы-старшие отправились отдыхать за границу, их горячо любимая дочурка-сорвиголова пятиклассница Лизавета в течение трех недель выматывала нервы семейству Копейкиных.[1] За ангелоподобной внешностью Лизы скрывалась самая настоящая катастрофа с косичками. Девица была способна за считаные часы довести до ручки наиспокойнейшего человека со стальными нервами. А уж о способности Лизки изображать из себя саму невинность говорить даже не приходится. Эта еще та актриса, причем актриса с большой буквы. Вот, например, сейчас, дотронувшись до косички, Лизавета захлопала пушистыми ресницами и мило прочирикала:
– Доброго всем вам денечка, дорогие мои Розалия Станиславовна, Катариночка, Наташенька и большая тетенька, похожая на лошадку. Да благословит всех вас Бог! Да снизойдет на вас небесная благодать! Аминь!
Розалия сложила руки на груди.
– Не нравится мне что-то эта пламенная речь. Ох не нравится. Недаром меня трясет с самого утра как в лихорадке. Нет, Гликерия, ты была неправа, мартышки и летающие корабли снятся не к смене погоды. Они снятся к концу света! И конец, судя по всему, наступил. Так, Волкова-старшая, предупреждаю тебя сразу: если ты посмеешь заикнуться о том, о чем я сейчас подумала, лучше сразу проваливай подобру-поздорову.
Инна закивала.
– Извините, я не должна была к вам приезжать. Не сердитесь, Розалия Станиславовна, Кат, и ты тоже не серчай. Пошли, Лизок.
Все тем же ангельским голоском Лизавета запела:
– До свидания, дорогие наши Розалия Станиславовна, Катариночка, Наташенька и большая тетенька, похожая на лошадку. Спаси вас Бог! Пусть небесные ангелы вас охраняют. Да не убудут в вашем холодильнике мясные деликатесы! Аминь!
Катка взяла Инну за руку.
– Быстро садись на диван. Выкладывай, каким ветром тебя задуло в наши края?
– Хотела просить вас приютить на время Лизку.
– Опять?
– Ой, можно подумать, я вас каждую неделю об этом прошу. Всего второй раз. И не надо на меня так смотреть, я все поняла, вы отказали. Мы уже уходим.
– Тебе никто не отказывал.
Розалию передернуло.
– Ката!
Отмахнувшись от свекрови, Копейкина спросила:
– Вы с Петром снова собрались понежиться на теплом песочке, я угадала?
Инна шмыгнула носом.
– Только песочка мне сейчас и не хватает для полного счастья. Нет, ты не угадала. Все намного хуже. Намного! Петьки нет в городе, а у меня… У меня вчера тетка в Белоруссии умерла. – Инна заревела. – Тетя Вика. Инфаркт у нее был. Двоюродная сестра телеграмму прислала, просит приехать.
– Ин, не плачь. Наташ, принеси водички.
– Поехать-то надо, – всхлипывала Волкова. – А Лизку оставить не с кем, думала, вы поможете. Теперь придется ее с собой брать.
Розалия Станиславовна поправила челку.
– Что ж ты сразу про тетку не сказала? Мы не звери, и у нас тоже есть сердце. – Она с неодобрением посмотрела на хмурую Лизавету и добавила: – Лети в свою Белоруссию.
– С Лизкой?
– Одна!
Инна рассыпалась в благодарностях.
– Я вас всех очень люблю. Очень!
– Хватит этого подхалимажа! Я терпеть не могу, когда кто-нибудь начинает лебезить. Сказала же, мы согласны, кончай сырость разводить.
Инна обняла Катку и прошептала:
– Это ненадолго, через две недели я вернусь.
Потом Волкова наклонилась к дочери и едва слышно молвила:
– Ты ничего не хочешь сказать присутствующим?
Лиза упрямо замотала головой.
– Нет.
– Лиза! Мы же договорились.
– Ну ладно-ладно, скажу.
Приблизившись к Розалии, Лизка вытянула руку и жалостливым голоском простонала:
– Граждане пассажиры, помогите Христа ради. Сами-то мы приезжие. Отстали от поезда, денег нет, кушать нам нечего. Подайте сколько не жалко, по курсу ММВБ, включая НДС.
Гликерия Модестовна плюхнулась на диван.
– Че-то я не въеду, чего это было?
Инна нервно захихикала и ткнула дочь в плечо.
– Ты у меня эти шуточки брось! Немедленно поклянись, что будешь вести себя как шелковая.
– Клянусь!
– Не верю, – прикрикнула Инна.
– Тогда тащи детектор лжи, – высказалась Лизка.
– Смотри у меня, узнаю, что нарушила клятву, выпорю как сидорову козу.
Лизавета ухмыльнулась и, отвернувшись от матери, уставилась в пол.
Инна уехала. В гостиной воцарилась тишина, которую никто не смел нарушить.
Когда молчание слишком затянулось, Лизка обратилась к Шухеровской:
– Тетенька, а вы правда охраняете Розалию Станиславовну?
– Угу.
– Класс!
– Между прочим, у тетеньки есть имя, – проворчала свекровь. – Ее зовут Гликерия Модестовна.
– Отпад! Гликерия Мордестовна. Класс!
– Не Мордестовна, а Модестовна.
– Я фигею!
Натали задала свой коронный вопрос:
– Лизонька, блинчиков хочешь?
– Начинается. Блинчики, кашки, как будто в дом престарелых попала. Вы мне еще памперс предложите надеть и слюнявчик.
Розалия удалилась в кабинет. Постояв несколько минут возле Гликерии, Лизавета бросилась следом.
– Подождите меня. Мне надо с вами поговорить.
– Зачем пришла? – Свекровь остановилась у стола и с явным неодобрением посмотрела на Лизавету.
– Розалия Станиславовна, я хотела…
– Что ты хотела, стукачка?
– Вы на меня сердитесь из-за того случая, да?
– А ты как думала? Срубила с меня пятьсот евро, а потом выдала с потрохами. Предательница!
– Я нечаянно. Больше этого не повторится.
– Выйди из кабинета.
Лизавета поплелась в столовую. Сев за стол, она взяла блинчик и, повертев его в руках, возвестила:
– Кат, а мне мамка с папкой репетитора по русскому языку наняли.
– И как успехи?
– Теперь пишу практически без ошибок.
– Молодец. Я тобой горжусь.
Когда Катарина уехала по делам, Лизка откровенно заскучала. Сначала она вела непринужденную беседу с Натальей, потом перекинулась парой фраз с Гликерией, нагнала страха на персов, вывела из себя Арчибальда и вдруг поняла, что больше ей заняться решительно нечем.
Когда Катарина уехала по делам, Лизка откровенно заскучала. Сначала она вела непринужденную беседу с Натальей, потом перекинулась парой фраз с Гликерией, нагнала страха на персов, вывела из себя Арчибальда и вдруг поняла, что больше ей заняться решительно нечем.
Но вскоре занятие нашлось само собой. Лизка стала свидетельницей забавного шоу, устроенного Шухеровской. В коттедж пожаловали подруги Розалии, которых Гликерия Модестовна заставила встать лицом к стене, а сама начала проверять содержимое их сумок на предмет наличия режущих и колющих предметов. Сразу после обыска подружки вприпрыжку покинули «гостеприимный» коттедж Копейкиных. Лизавета складывалась пополам от хохота, а Розалия впала в ярость.
Обругав Гликерию последними словами, она закрылась в спальне и проорала:
– Убирайся с глаз долой! Сядь в свою комнату и сиди там до самого вечера.
Как только Шухеровская скрылась за дверью, Лизавета тенью прошмыгнула к спальне свекрови.
– Розалия Станиславовна, откройте.
– Я не хочу никого видеть.
– Откройте, не пожалеете.
Свекровь нарисовалась на пороге.
– Чего надо?
– Можно мне искупить свою вину?
– Интересно узнать, как?
Лиза юркнула в глубь комнаты.
– Гликерия Модестовна такая бешеная, потому что у нее мужа нет.
Розалия сузила глаза.
– Много ты понимаешь.
– Нет, серьезно, у нас соседка по этажу такая же ненормальная была. На всех кидалась, ко всем придиралась, точь-в-точь как ваша Гликерия. А потом вышла замуж и притихла. Веселой стала, хохочет постоянно, как идиотка.
– Куда ты клонишь?
– А давайте мы Гликерии Модестовне мужа найдем.
Розалия Станиславовна хрипло рассмеялась.
– Котенок, тебе удалось поднять мне настроение. Ой, не могу. Мужа! Гликерии! Мамочки, я сейчас умру от смеха.
– Чего смешного я сказала? Я ведь помочь готова.
Словно по команде, свекровь перестала смеяться.
– Помочь? Ты?!
– Ну да. Знаю способ, как выдать ее замуж.
– За кого?! Ты ее лицо видела?
– Так мы ей такого же «красавца» найдем.
– Где? В зоопарке?
Лизка надулась.
– Не хотите, как хотите. Живите и дальше с сумасшедшей теткой под одной крышей. Она скоро всех ваших подруг разгонит, а потом и Катку с Наткой из дома выставит. Тогда я посмотрю, как вы посмеетесь.
Розалия насторожилась.
– Куда пошла? Стоять!
Прежде чем повернуться, Лизавета хитро улыбнулась.
– Говори о своем способе.
– А сколько дадите?
– Пятьдесят подзатыльников!
– Не-е-ет, на таких условиях сотрудничать с вами я не собираюсь. А план у меня классный. Суперский! Я согласна на двести евро по курсу один к сорока. Идет?
– А тысячу долларов по курсу один к восьмидесяти не хочешь?
– Хочу!
– Чао, детка. Закрой за собой дверь.
– Сто евро, – пошла на уступку Лиза.
– Ауфидерзейн.
– Семьдесят.
– Бай-бай.
– Ну ладно, полтинник хоть дадите?
– По рукам.
Лизавета поудобней уселась на подлокотник кресла и пустилась в объяснения.
– Есть у моего папки давний знакомый – дядя Гриша. Ему около сорока лет, он холостой и никак не может найти себе подходящую жену.
– Да он не клюнет на Гликерию и за миллион баксов.
– Клюнет, – уверенно закивала Лизавета, – еще как клюнет. Их потом друг от друга не оттащишь. Я же не сказала вам главного. Дядя Гриша редкостный урод.
– По жизни?
– Нет, по лицу. Смотрели фильм «Зомби на каникулах»?
– Ага.
– Главного героя помните? Вылитый дядя Гриша.
– Жесть!
– Не то слово. На такого ни одна дура не взглянет, а ваша Гликерия очень классненько будет смотреться рядом с ним. Но и это еще не все. Рост дяди Гриши около двух метров, как и у Модестовны. У Розалии загорелись глаза.
– Я чувствую, их знакомство может перерасти в нечто большее. Только как ты собираешься подсунуть ему Гликерию?
Лиза посмотрела на свои пальцы.
– План гениальный.
– Я это поняла, но как их свести?
– Как нечего делать.
– Ну, не выводи меня. Говори!
– Нет.
– Что нет?
– Не скажу. Ввязываться в это дело за полтинник я не собираюсь. Лишняя головная боль. Короче, передумала я.
Но Розалия уже загорелась идеей познакомить Гликерию с неведомым ей холостым гигантом Григорием.
– Лиза, я даю тебе семьдесят евро, как ты и просила.
– Мало.
– Сто!
– Скупой платит дважды.
– Маленькая вымогательница! У тебя совесть есть?
– Есть, но она попала в плен к жадности, и чтобы ее выкупить, жадность требует двести евро.
Розалия Станиславовна погладила Волкову по голове.
– Как хорошо, что ты не моя родственница. В противном случае я бы тебя давно прибила.
– Время – деньги. Пока вы раздумываете, счетчик тикает.
– Двести евро, говоришь?
– И ни евро меньше.
– Крохоборка! – Свекровь достала две хрустящие ассигнации и протянула их Лизавете. – Довольна?
– Вполне.
– Но учти, если план не сработает и твой дядя Гриша не увезет отсюда Гликерию в ближайшее время, деньги придется вернуть.
– Сработает, Розалия Станиславовна, сработает. – Лизка спрятала купюры в карман. – Вы имеете дело с профи, у меня осечек не бывает. Значит, слушайте внимательно. Для начала надо привезти из нашей квартиры телефонную книжку, там записан номер дяди Гриши. У меня есть ключи, если Катка согласится меня подвезти, можем смотаться сегодня вечером.
Свекровь обнажила белоснежные зубки.
– Она согласится, не сомневайся.
– Потом я позвоню дяде Грише и под каким-нибудь предлогом попрошу приехать к вам в коттедж. А дальше думайте вы, как действовать.
– Главное, чтобы он согласился приехать, обратно я его не выпущу. С пустыми руками не уйдет.
Лиза победоносно посмотрела на свое отражение в зеркале.
– Ну и замутим мы с вами, Розалия Станиславовна! Кстати, я могу называть вас просто тетя Роза?
– Нет.
– Хорошо.
В пять вечера, не успела Катка попросить Наталью приготовить крепкого чая, как к ней подбежала Лизавета.
– Катусик, отвези меня домой. Я забыла взять книги, которые нам задали прочитать за лето.
– Лизок, я устала, давай отложим поездку на завтра.
– Нет, поехали сейчас.
– Ты слышишь, о чем тебя просит ребенок, – прочеканила Розалия. – Ей надо читать, а книг нет. Немедленно отвези ангелочка домой.
– Катусик, ну, пожалуйста, я же выбьюсь из графика. Каждый день перед сном я прочитываю по две главы.
Копейкина сдалась.
– Ладно, собирайся. Какие хоть книжки читаешь?
– Э-э… хм… «Облапошенная».
– Облапошенная? Впервые слышу. А кто автор?
– Э-э… Иван Иванович, – заметив выглядывающую мордочку Парамаунта, Лизка выдала: – Персидский. Иван Иванович Персидский.
– Странно, никогда его не читала.
– Конечно, не читала, ты же не ученица пятого класса, – злилась свекровь.
– Кат, поехали, – Лизавета потянула ее за руку.
На пороге Волкова обернулась и, подмигнув Розалии, выскочила на крыльцо.
В машине Катка пыталась выяснить у Лизки, о чем именно пишет незнакомый ее писатель Персидский. Лизавета нагло врала прямо с ходу.
– Об одной женщине, которая приютила у себя бедного паренька.
– А дальше?
– Ну… они стали жить вместе. Жили-жили, а потом… с войны вернулся ее муж.
– И?
– Больше пока не прочитала.
– Как дочитаешь, дашь книгу мне.
– Зачем? – испугалась Лизавета.
– Тоже хочу прочитать.
– Тебе не понравится.
– Но ты меня заинтриговала.
– Если честно, книга полное дерьмо.
– Лиза!
– Я лучше тебе дам другую, более интересную. Ой, Кат, остановись. Давай купим мороженое. Пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста!
Катка припарковалась.
– Мне клубничное.
Добравшись до дома, Лизка, умудрившаяся перепачкать мороженым и джинсы, и кофту, метнулась в комнату.
– Катусик, я мигом, одна нога здесь, другая там.
– Не торопись. Бери все, что необходимо, я не собираюсь каждый день возить тебя домой.
– Уже взяла. – Лиза появилась в коридоре, держа под мышкой толстую записную книгу.
– И где книги?
– Ах да, книги… сейчас. – Она вновь юркнула в комнату и на этот раз копалась там добрых десять минут.
– Лиз, тебе помочь? – крикнула Катарина из кухни.
– Нет, нет, сама справлюсь.
Пять книг, которые Лизка вынесла из комнаты, перекочевали в руки Копейкиной.
– А эту я понесу сама.
– Зачем тебе записная книжка?
– Подружкам звонить. В последнее время у меня что-то с памятью. Забываю номера телефонов, имена людей, путаю фамилии. Могу разговаривать с человеком, а потом забыть, кто он такой. Вот вас, женщина, я раньше нигде не могла встречать?
– Очень смешно. Закрывай дверь.
В лифте Ката пробежалась глазами по названиям книг и, не обнаружив вышеупомянутой «Облапошенной», нахмурилась:
– А где книга Персидского?
Лизка закусила губу.
– Я ее не нашла, наверное, мамка с собой в дорогу почитать взяла.
– Слушай, подруга, по-моему, ты чего-то недоговариваешь.