Валерий Карышев
ЗА БАЗАР ОТВЕЧУ
Вступление
Эта книга написана непосредственно на основе рассказов и высказываний конкретных лиц, являющихся моими клиентами.
Раньше, до середины 80-х годов, когда у нас отрицалось наличие организованной преступности и всячески подчеркивалось, что число совершаемых правонарушений уменьшается с каждым годом, преступные формирования чаще всего назывались бандами.
Вместе с тем в 80 — 90-х годах правоохранительные органы придумали ряд других терминов для обозначения форм организованной преступности. Это прежде всего ОПГ — организованные преступные группировки, или преступные сообщества, структуры.
Вновь вернулось забытое слово «братва».
Есть у нас теперь специальные статьи в Уголовном кодексе, посвященные организованной преступности. Это статья 208 Уголовного кодекса, касающаяся организации незаконного вооруженного формирования или участия в нем; это статья 210 — организация преступного сообщества и участие в нем; наконец, статья 209 — бандитизм: создание устойчивой вооруженной группы (банды) с целью нападения на граждан или организации, а также руководство этой группой и участие в ней.
Сейчас уже трудно назвать, сколько у нас в Москве действует таких сообществ или структур, ведь если следовать букве закона, любые два-три человека, входя в преступный сговор, подпадают под статью о преступном сообществе, хотя, конечно, им до ведущих авторитетов и мощных группировок очень далеко.
Спорным остается и утверждение термина организованной преступной группировки. Дело в том, что термин «преступная» можно применять только тогда, когда есть уже приговор конкретного суда по конкретному делу. Это первое. Во-вторых, существующие группировки, или структуры, как они подчас себя называют, давно уже отошли от таких традиционных видов промысла, как грабежи, рэкет, захват заложников и т. д., а больше занимаются обычным бизнесом.
У них существуют свои экономические интересы, вполне легальные фирмы, а иногда они даже уделяют большое внимание политике. Поэтому сразу называть их преступными не совсем корректно.
И все же группировки и сообщества в Москве существуют. Между собой представители этих группировок и сообществ называют себя братвой. Отсюда и распространенные слова «браток», «брат», «братишка».
Глава 1. Братва и ее атрибутика
Глава 1
БРАТВА И ЕЕ АТРИБУТИКА
Итак, о группировках и о московских структурах. Опыт моей работы с ними как адвоката говорит о том, что эти люди никогда не называют себя бандитами. Напротив, часто они при встречах говорят: «Мы не бандиты».
— А кто же вы? — удивленно спрашиваю я их.
— Мы — структура, организация. В конце концов — мафия. Но — никак не бандиты.
Хотя, как я уже говорил выше, своих конкурентов или врагов они называют совершенно определенно бандитами.
Как же они себя называют? В основном группировки называются по наименованию района, города, откуда происходят их лидеры или откуда набирается их основной костяк. Иногда они присваивают себе имя своего лидера. Известны такие группировки, как малышовская из Санкт-Петербурга, группировки Мансура, Ларионовых, Лобоцкого.
Из кого группировка формируется? По-разному. В большинстве своем сегодня она группируется из бывших спортсменов или уличной шпаны. Часто в группировку входят и бывшие уголовники, которые имели в основном небольшие сроки — за кражу, мошенничество, угоны машин.
Сейчас можно сказать, что в новую волну группировок входят бывшие работники правоохранительных органов, военнослужащие и даже комсомольские вожаки.
Очень серьезное влияние в последнее время оказывают группировки, в которые входят бывшие афганцы. По существу, они даже возглавили свое движение. Но опять же, называть их преступными группировками неправомочно. Тем не менее многие из них сейчас находятся в зонах и тюрьмах, отбывая наказание за свои преступления.
Структура группировки
Часто в литературе об организованной преступности авторы описывают какую-нибудь структуру, говоря при этом, что в сообществе четыре-пять банд, в банде — две-три группы, в группе — два-пять звеньев, в звене — две-пять бригад, в бригаде — пять или десять человек. Но на самом деле разделения как такового в группировках, в их структурах не существует. Существует действительно деление на бригады и на звенья.
В каждой бригаде может быть от пяти до десяти человек. Иногда может быть и пятнадцать. Звенья — это маленькая группа людей, которая состоит из пяти человек. В группировках существует определенная специализация каждой бригады или каждого звена. Поэтому по назначению группировки могут иметь свою группу разведки, группу контрразведки, группу боевиков, группу людей, отвечающих за технику, группу людей, отвечающих за машины, вплоть до того, что имеются казначеи, которые собирают дань с подшефных коммерческих структур.
Особую группу составляют киллеры, или чистильщики. Но чаще всего их вызывают с периферии. Вообще они стараются не афишировать свое ремесло даже среди братвы, относящейся к их специализации негативно. А в большинстве случаев лица, которых называют киллерами, воспринимают это как оскорбление.
Совершенно очевидно, что иногда те или иные члены группировки или структуры нарушают дисциплину или совершают какой-либо проступок, за который на них накладывается наказание, вплоть до казни. Для этих целей в группировке существует штат людей, которые выполняют работу палача. Иногда многие группировки пользуются чистильщиками, обычно их вызывают из других городов и областей.
Иногда приглашают киллеров для устранения конкурентов.
Дело о заказном убийстве
30 апреля 1996 года, накануне праздника 1 Мая, я заехал в юридическую консультацию. Принял несколько клиентов, заполнил отчет за прошедший месяц и хотел было уходить домой, но тут мои коллеги решили отметить наступающие первомайские праздники. Поскольку я был за рулем, то не мог позволить себе употребление спиртного, поэтому сидел и слушал рассказы своих коллег по тем или иным делам, что является достаточно широко распространенной традицией среди адвокатов.
Примерно около девяти часов вечера мне на мобильный телефон позвонила незнакомая женщина и очень взволнованно попросила срочно встретиться с ней. Я предложил ей приехать в юридическую консультацию. Через 20 минут вошла молодая женщина лет двадцати пяти, с заплаканным лицом и, бросившись ко мне, сказала, что нуждается в моей срочной помощи.
— В какой помощи? — сказал я. — Рабочий день уже закончился.
— Понимаете, я ведь по рекомендации…
— Я это понял, поскольку вы позвонили мне по мобильному телефону.
— Моего мужа только что задержали по поводу убийства около гостиницы «Украина». Пожалуйста, поезжайте туда! Он никакого отношения к этому убийству не имеет!
Ничего не оставалось делать, как оформить договор. Сев в машину, я поехал в сторону гостиницы «Украина», благо расстояние от консультации до нее можно было преодолеть за пятнадцать минут.
Вскоре я подъехал к гостинице. Я уже знал, что моего клиента звали Федор С. и что родом он из Архангельска. Когда я вошел в гостиницу и обратился к работникам милиции, спросив, что здесь была за перестрелка, слышали ли они, они нехотя сказали, что действительно слышали перестрелку, но не знают, в чем дело и пойман ли преступник. Я хотел узнать, есть ли у них комната, но они сказали, что в комнате милиции точно никого нет. Я спросил про ближайшее отделение милиции. Мне назвали адрес — Фили-Давыдково.
Через семь минут я вошел в отделение милиции. Дежурный работник отделения, посмотрев мое удостоверение, на мой вопрос, где находится Федор С., подозреваемый в убийстве, сказал, что он действительно находится у них.
Но тут неожиданно спустился какой-то начальник в форме майора милиции — скорее всего это был начальник отделения — и бросил вопросительный взгляд на дежурного. Тот сказал:
— Это адвокат, по делу киллера, которого мы задержали.
Майор попросил меня предъявить документы. Я протянул ему свое удостоверение.
— Быстро вы приехали! Не прошло тридцати минут, как его задержали, а уже адвоката прислали, — сказал он язвительно.
— А что, в чем-то проблемы? Я что-то нарушил?
— Нет, это ваше право, — сказал майор, возвращая мне удостоверение. — Но помочь вам мы ничем не можем.
— Как? Ведь он у вас!
— Во-первых, дело по убийству ведет Дорогомиловская прокуратура, во-вторых, у нас его забрали.
— А куда?
— Я не знаю, спросите у следователя.
— А следователь где?
— Он в прокуратуре. Но они уже закончили рабочий день.
Я вышел из отделения. Я прекрасно понимал: либо меня водят за нос, либо действительно его увезли в другое место. Среди других мест могли быть дежурная часть Петровки — ИВС, либо РУОП, либо соседнее отделение милиции, где находится камера предварительного заключения. Мне ничего не оставалось делать, как объехать все три места.
Жена Федора С. смотрела на меня умоляющими глазами:
— Пожалуйста, вы должны сегодня обязательно к нему прийти! Ведь его могут заставить признаться в том, что он не совершал!
— Хорошо, — сказал я ей. — Я обещаю, что буду его искать.
Я невольно обратил внимание, что она села в машину, где были какие-то люди. «Мало ли, — подумал я, — может быть, какие-то знакомые».
Первой точкой я выбрал Петровку. Через несколько минут я уже был у здания Петровки, 38, где находилась дежурная часть. Я подошел к дежурному и, представившись, спросил, не доставляли ли им такого Федора С.
Он внимательно посмотрел мое удостоверение, вернул его, открыл журнал и стал просматривать его. Я сразу понял, что человек действительно ищет фамилию. Просмотрев несколько раз списки задержанных, дежурный сказал, что такого у них нет. Можно было представить, что его не доставляли сюда, хотя могли доставить и без регистрации, сразу увести на допрос.
Затем я поехал на Шаболовку, 6. Там находится региональное управление по борьбе с организованной преступностью. Уже было около одиннадцати вечера, и РУОП практически не работал, хотя в приемной светился огонек. У дежурного я узнал, что никого за последнее время не доставляли.
Оставалось ехать в отделение милиции, где находился ИВС. Такое отделение находилось недалеко от Филей. Через несколько минут я добрался туда. Там картина была противоположной. Людей было доставлено очень много. Но никакого ответа относительно своего клиента я не получил.
Мне ничего не оставалось делать, как вернуться домой. Когда я вернулся домой и хотел уже ложиться спать, мне снова позвонили на мобильник. Звонила жена Федора.
— Наконец нам удалось узнать, что мой муж находится в этом отделении, где вы были, — Фили-Давыдково, — сказала она. — Просто от вас его скрывают. Через каких-то милиционеров он дал мне сообщение на пейджер. Поэтому, пожалуйста, поезжайте еще раз!
— Куда же я сейчас поеду?
— Я вас очень прошу, поезжайте!
— Хорошо.
Я вновь сел в машину и поехал в это злополучное отделение милиции.
Когда я подъехал к нему, то обратил внимание, что практически все окна были темными, но два окна на втором этаже светились — вероятно, там шел допрос.
На мое настойчивое требование дать мне встретиться со своим клиентом я опять получил отказ.
— Все вопросы к следователю. Он уже закончил работать и ушел, — сказали мне дежурные милиционеры.
Попытки проникнуть на второй этаж не увенчались успехом. Мне пришлось возвратиться домой.
Потом были четыре дня праздников, в течение которых никто не работал. Через четыре дня утром я был около Дорогомиловской прокуратуры. Следователем оказался молодой парень двадцати пяти — двадцати семи лет.
Я представился, предъявил свои документы. Он передал мне показания Федора С., которые тот дал на первом допросе. Картина вырисовывалась следующая.
28 ноября 1995 года Федор С. находился в машине с неким Максимом Астафьевым, который являлся авторитетом архангельской группировки. Машина была взорвана. Астафьев погиб на месте, а Федор С. получил тяжелые ранения в голову и ноги. Он был доставлен в больницу, находился там больше месяца. Потом он вернулся в свой город. Там он пытался найти того, кто организовал это покушение.
Вскоре ему сообщили, что автором этого покушения был некий Алексей Шильняковский, известный под кличкой Пакет.
Федор приехал в Москву и, получив от своего знакомого пистолет, парик, в подъезде номер 8 дома 4/2, расположенного на Кутузовском проспекте, в половине девятого вечера, получив по рации сигнал, что Шильняковский заходит в подъезд, произвел пять выстрелов. Тот был тяжело ранен. Потом он выскочил на улицу, за ним погнался Шильняковский, между ними началась драка.
Федор С. пытался уйти, но мимо проходил милиционер, Федор, убегая от него, поднялся на последний этаж, где его и задержали.
Из показаний моего клиента стало ясно, что он практически признался в совершении убийства Шильняковского по мотиву личной мести. Кроме того, я в дальнейшем узнал, что была произведена экспертиза оружия, одежды, на которой были обнаружены металлические частицы его пистолета. Таким образом, мой клиент обвинялся по статье 103 УК в совершении убийства.
Получив разрешение следователя на встречу с клиентом, который к тому времени находился в изоляторе на Петровке, 38, я хотел покинуть здание прокуратуры. Но на выходе я столкнулся с женщиной в черной одежде, которую сопровождали двое молодых крепких ребят. Она направлялась в кабинет следователя. Я догадался, что это была вдова погибшего.
Через некоторое время я был на Петровке. Там я поднялся в следственный изолятор и встретился с клиентом.
Клиенту моему было на вид лет тридцать, крепкого телосложения, с короткой стрижкой. Вид у него был поникшим. Следов избиения на его лице и теле я не обнаружил, что немаловажно. Он воспринял мое появление с большой надеждой, но я сказал ему, что практически шансов у него выпутаться из этой ситуации нет, так как он признал свою вину.
Я покинул следственный изолятор и вышел на улицу. Дело для меня казалось безнадежным. Но, не поленившись, я через несколько дней вновь приехал в прокуратуру и попросил ознакомиться с актом экспертизы по поводу нанесения ран пострадавшему. Из акта экспертизы я узнал, что, несмотря на то что в пострадавшего было выпущено пять пуль, только две из них попали в цель: одна в запястье, другая в лопатку. Кроме того, важной информацией было то, что пострадавший умер не сразу, а лишь по дороге в больницу.
Через некоторое время я вновь пришел к Федору С. в изолятор. Он уже был переведен в Бутырку. Неожиданно Федор полностью изменил показания. Он начал утверждать, что убил пострадавшего не он, а человек, который стоял этажом выше.
Мне его показания показались достаточно скептическими, я поехал и осмотрел подъезд, где все произошло. Я стал изучать место происшествия. Действительно, стоя между пролетами первого и второго этажей, было хорошо видно, кто входит в подъезд. Но если, как получалось со слов Федора, убийца стоял этажом выше, он не мог выстрелить в человека, входящего в подъезд, поэтому мне его версия показалась совершенно неубедительной.
Более того, мне показалось странным, что Федор, выбежав на улицу и столкнувшись с омоновцем, побежал не по улице, а именно в подъезд, и в итоге, забежав на последний этаж, стал смиренно ждать, пока его арестуют. Это мне показалось очень странным.
В последующих беседах с клиентом я заметил много других странностей. Тут меня осенила мысль: а что, если действительно та контузия, которую он получил в результате взрыва машины — а это был достаточно мощный взрыв, — отразилась на его психике. Я посчитал, что это можно будет обыграть, но лучший вариант — обыграть это на суде, а не на следствии.
Вскоре начались непонятные вещи. Федор однажды в камере, где он находился в Бутырке, был жестоко избит своими сокамерниками. Я тогда не придал этому значения, хотя было странно, что Федор С., имеющий достаточно мощное телосложение, не смог за себя постоять, и кому понадобилось его избивать в камере?
Дело шло к суду. За два дня до начала заседания позвонила жена Федора и попросила о встрече. Она состоялась в юридической консультации, где я работаю. Но на встречу она приехала с двумя парнями, примерно 25 — 30 лет.
Они молча вошли в кабинет, поздоровались, присели. Поинтересовались, каковы шансы Федора на суде. Я объяснил, что шансов выиграть дело практически нет, но есть одна зацепка, на которой можно сыграть. Они сказали, что полностью доверяют мне как опытному юристу и очень хотели бы помочь Федору, поскольку он является их другом.
Почти в конце разговора неожиданно один из них сказал, что, по их данным, на суд могут приехать друзья погибшего, которые являются членами одной из московских группировок. Я спросил, какой именно.
Погибший ведь был авторитетом, имел кличку Пакет. Поэтому не исключается, что на суде может возникнуть эксцесс.
— Мы, к сожалению, не можем сами явиться на суд, чтобы обеспечить вашу охрану, по той причине, что мусора могут закрыть нас, — сказал один из парней, — но мы можем оплатить охрану, которую вы могли бы нанять из сотрудников милиции. Сейчас это делается. Хотите? — И он вытащил из кармана пачку денег.
— Нет, охрана мне не нужна. Я вне политики.
— Мы это понимаем. Но они могут не понять, — продолжил разговор другой.
— Постараюсь объяснить. А вы имеете точные сведения, что они будут на суде?
— Да. Но мы будем недалеко.
Такое сообщение было для меня, что и говорить, не очень приятным.
Наконец день суда наступил. Подъехав к зданию Дорогомиловского суда, я обратил внимание, что около входа стоит несколько машин. Но такие машины и наличие подозрительных лиц стали совершенно нормальным явлением, потому что каждый день в районных судах Москвы слушается какое-нибудь уголовное дело по обвинению какого-либо человека. Естественно, на эти дела приезжают его друзья, члены преступных группировок.