У Фандорина от изумления отвисла челюсть. Он подумал, что ослышался.
А Сивуха-младший покатился со смеху.
— Вы правда поверили, что я добровольно в психушку пойду? Чтоб чужие дядьки и тетки трогали меня руками, щупали, мяли, совали ложку в рот, держали в общей палате? Чтоб санитары меня под душ Шарко затаскивали? Да я лучше сдохну. И потом, разве могу я так сильно огорчить папу? Нет-нет, я никого не убивал. Это всё вы. Вы и убили-с, как сказано в романе писателя Достоевского. Молчите, молчите! — поднял он руку, видя, что Николас хочет что-то сказать. — Минутку. Дайте реконструировать ситуацию…
Он сел на стол, подпер рукой подбородок, приняв позу мыслителя, и уставился на Николаса, который всё не мог прийти в себя.
— Есть, готово! Дело было так. Вы вступили в преступный сговор с Игорем, профессиональным киллером, который по собственной инициативе уничтожал врагов своего босса. С какой целью? Это ясно: он хотел прибрать папулю к рукам, собирался шантажировать. Это одна история. Другая связана с нечистоплотным частным сыщиком Н. А. Фандориным. Получив от депутата А. С. Сивухи задание найти рукопись Достоевского, вы при помощи злодея Игоря разработали дьявольский план. Убивали людей, имевших отношение к рукописи, а Игорек прятал трупы в ту же яму — чтобы папе было трудней отвертеться. Но по счастливой случайности захоронение было обнаружено, планы преступников были сорваны. Героические работники правоохранительных органов сработали оперативно, и Игорек психанул — пустился в бега. Тогда ваша помощница и сообщница по вашему приказу и на глазах у свидетелей убила беднягу отравленной иглой. Понимая, что земля горит у вас под ногами и боясь, что депутат А. С. Сивуха до всего докопается, вы с вашей телохранительницей проникли на территорию клиники, чтобы взять меня в заложники. Вы знали, что ради сына папа согласится на всё. Ваша девка убила доктора. Тем же способом, что Игоря. Потом стала гоняться за мной по лестнице, упала, свернула себе шею. (Шею я ей потом доверну, не проблема.) Ну вот и всё. По-моему, довольно складно. Кое-какие детали пока не проработаны, но это мы с папой и юристами после обмозгуем. Что скажете, Николай Александрович, разве я не гений?
Он смотрел на завороженно слушавшего Нику с торжествующей улыбкой. Можно было не сомневаться, что всё произойдет именно так, как описало это маленькое чудовище. Вполне правдоподобная, а главное очень удобная версия. Волки будут сыты, а овцы… Но кого волнуют овцы?
— А что же вы про себя не спросите? — вкрадчиво спросил Олег. — Неужели не интересно?
У него была такая тонкая, хрупкая шея. Казалось бы, сдави ее как следует — и дух вон. Но Фандорин видел, как этот хилый на вид парень позабавился с непобедимой Валентиной — будто кошка с мышью. Посопротивляться, конечно, можно. Однако исход известен заранее.
— И так ясно, — сказал он сухо, чтобы не дай Бог не дрогнул голос. — Вы нанесете мне травмы, несовместимые с жизнью. Кажется, в протоколе вскрытия пишут именно так.
— А вот и не угадали! — Олег картинно простер руку. — Организатор дьявольского сговора, человек сомнительной профессии Н. А. Фандорин, увидев, что его инфернальная помощница погибла, не пожелал предстать перед правосудием и наложил на себя руки. Это, извините, не обсуждается. Но я дам вам выбор.
— Какой?
А если рвануть с места, как в баскетболе, и толкнуть его в грудь, прикидывал Николас. Ну и чего я добьюсь? Дверь-то все равно заперта. Окон нет. А он грохнется со стола, да снова вскочит.
— Вы можете выбрать смерть легкую и красивую — или ужасную и безобразную.
Убийца спрыгнул со стола, тем самым положив конец фандоринским сомнениям — толкать или не толкать. Подошел к висевшему на стене шкафу и открыл дверцы. Выехал окованный металлом столик, а внутри на полках стояли какие-то стеклянные приборы, емкости, пузырьки — целая химическая лаборатория.
— Вот. — Олег взял маленькую коробочку, вынул из нее таблетку. — Клеопатрин. Очищенный экстракт яда египетской кобры. Известен с античности. В концентрированном виде вызывает мгновенную смерть. Без мучений, без рвоты. На лице отравившегося даже застывает улыбка. Возможно, конвульсивная, но все равно лежать с улыбкой в гробу — это красиво.
Он открыл бутылку минеральной воды, налил в стакан, выпил.
— Много болтаю, горло пересохло. — Бутылку поставил на край стола, таблетку положил рядом. — Вам, запить. Только, пожалуйста, прямо из горлышка. Это мой любимый стакан. Если кто до него губами дотронется, выкидывать придется. Жалко.
— А если я глотать таблетку не стану?
— Если вы откажетесь от таблетки, или начнете звать на помощь, или, чего доброго вздумаете на меня наброситься, — Олег подмигнул, давая понять, что ход мыслей собеседника для него тайной не является, — тогда вы изберете иной способ самоубийства. Расшибете себе голову об один из этих столбов.
Он показал на четырехгранные металлические колонны, подпиравшие потолок ангара.
— То есть на самом деле башку вам, конечно, проломлю я. А потом подтащу труп к столбу и приложу пробитым местом. Получится очень правдоподобно. Выбирайте: таблетка или вот это.
Молодой человек отошел в угол, где стояло японское чучело для кэндо, и вынул из гнезда деревянный меч.
— Ххха! — выдохнул он, рассекая воздух молниеносным ударом сверху вниз. — И череп напополам. Меч я помою с мылом, никто не догадается. Да и не будут особо копать, папа позаботится. Ну так что? Таблетка и улыбка на лице или вышибленные мозги и похороны в закрытом гробу?
Всю последнюю минуту Николас медленно, как бы ненароком, перемещался вбок — туда, где у стены лежали всякие спортивные принадлежности. Оставалось преодолеть еще какие-нибудь два метра.
— Ну и зря. — Олег даже расстроился. — Предстоит унизительная сцена. Сейчас будете от меня убегать, орать во всю глотку. Кстати, это бессмысленно — тут полная звукоизоляция. А то умерли бы красиво, с достоинством, по-античному. Как Сократ или Сенека.
— Хрен тебе! — злобно выкрикнул Ника, должно быть, заразившись хамской лексикой от Валентины.
Он метнулся к стене и схватил с подставки бейсбольную биту.
— Не стану я от тебя бегать, огрызок!
Когда-то в юности Ник Фандорин неплохо играл в бейсбол, даже был лучшим хиттером школьной команды. Конечно, он не надеялся перефехтовать шустрого гения, но появилась одна идея — дикая, даже полоумная. Шанс она давала самый крохотный. Но утопающий ведь хватается и за соломинку, а тут все-таки бита. Прочная, ухватистая, тяжелая.
Ника взял биту покрепче, встал в угрожающую позу.
— Ого! — Олег смотрел на него с радостным изумлением. — Беру свои слова обратно. Так даже интересней. Бой Пса-Демона с Красноволосым Дьяволом.
Он тоже встал в боевую стойку: руки подняты над головой, меч вытянут параллельно полу.
— Можно глоток воды? — попросил Фандорин.
Противник учтиво поклонился в пояс:
— Последнее желание осужденного всегда выполняется.
Подойдя к столу, на котором лежала таблетка, Ника плеснул в стакан воды и отпил.
— Эй, я же просил стакан не трогать! — закричал Олег. — Неужели трудно? Я теперь из него пить не смогу!
Ответа он не дождался. Ника молча двинулся навстречу врагу, помахивая своим оружием.
— Кяааа! — истошно возопил Пес-Демон, скакнул вперед и ударил мечом по бите.
Потом еще, еще и еще — Николас еле успевал закрываться. Да не очень-то и успевал.
— Атари! — крикнул Олег, слегка коснувшись клинком его лба. — Снова атари! — Теперь меч несильно шлепнул Николаса по плечу. — И опять атари!
Последний удар — по колену — был довольно чувствительным.
Прихрамывая, Фандорин отступал к середине ангара. Его начинало охватывать отчаяние — из идеи ничего не выходило.
— Сделаем задачу более интересной, — объявил Олег и, достав из рукава пульт, открыл входную дверь. — Попробуйте прорваться. Ну-ка?
Николас скосил глаза. До двери было каких-нибудь пятнадцать метров. Нет, нечего и пытаться. Пустой номер.
В этот миг сзади раздался стон. Это зашевелилась Валя. Она еще не очнулась, но начала двигаться и даже приподнялась на локте, озираясь вокруг тусклым, невидящим взглядом.
— Двое на одного! — шутовским тоном провозгласил Олег. — Но Инуяся не сдается!
Взгляд Вали остановился на черном прямоугольнике распахнутой двери — должно быть, оттуда потянуло свежим воздухом.
Ассистентка приподнялась на четвереньки и медленно поползла к выходу. Ее голова раскачивалась из стороны в сторону — похоже, сотрясение мозга.
— Идет бычок, качается, вздыхает на ходу, — продекламировал Олег, перемещаясь так, чтобы перекрыть Вале дорогу. — Ой, доска кончается, сейчас я упаду…
Николас бросился на него, со всей силы нанес удар, но бита наткнулась на меч и вылетела у него из рук.
Николас бросился на него, со всей силы нанес удар, но бита наткнулась на меч и вылетела у него из рук.
— Оп-ля! — удивился Олег. — И весь поединок? Нет, в кино так не бывает. Можешь подобрать свое оружие, благородный чужеземец.
На всякий случай Ника прикрыл голову скрещенными руками. Так не ударит — с переломанными запястьями самоубийства не получится.
— Берите, берите, — разрешил Олег, толкая Валю ногой — та бессильно завалилась на бок.
Фандорин сделал шаг вперед и осторожно наклонился.
Ухмыляющийся подросток посетовал:
— Ну что вы все молчите? Даже невежливо. Будто воды в рот набрали.
Пора!
Николас ринулся вперед и выплюнул ему в лицо согревшуюся во рту минералку.
— А-а-а-а! — захлебнулся воплем Олег. Выронив меч, зажмурился. — Гадость! Гадость!
Что было сил Ника пихнул его в грудь — так что тщедушное тельце отлетело метра на два и ударилось о металлический стол. Оно еще не успело грохнуться на пол, а Фандорин уже подхватил подмышки Валю и поволок к двери.
Ни разу не обернулся — дорога была каждая секунда. Догонит так догонит.
Кое-как перевалил через порог, столкнул безвольное Валино тело с крыльца и захлопнул за собой дверь.
— Помогите! На помощь! — крикнул он. Вскочил, ринулся к главному корпусу. Навстречу по дорожке бежали охранники.
— Туда… нельзя… опасно! — задыхаясь, пробормотал Фандорин. — Вызывайте милицию! Нет, ОМОН! Нет, спецназ!
Четверо здоровенных парней смотрели на него, как на сумасшедшего. Валю в ее наряде человека-невидимки они пока не заметили.
Николас попытался взять себя в руки, изъясняться понятней. А то они тут привыкли иметь дело с психами. Разбираться долго не станут — скрутят и смирительную рубашку наденут.
— Олег, сын господина Сивухи, впал в буйство. Мы с помощницей еле унесли ноги.
Он показал на Валю, которая свернулась калачиком на земле и снова погрузилась в забытье.
— А Марк Донатович где? — недоверчиво спросил Котелков.
— Убит.
Охранники переглянулись. Их лица сделались напряженными.
Один расстегнул кобуру.
Котелков (очевидно, он был старшим) быстро сказал:
— Даже не думай. Чтоб депутат нам бошки открутил?
— Сергеич, пули же резиновые.
— С этого хлюпика и резиновой хватит. А потом отвечай. Ничего, так скрутим. Только полегче, мужики, ясно?
— Вы не понимаете! — снова повысил голос Николас. — Он не хлюпик! Он вооружен и очень, очень опасен! Знаете что, я позвоню его отцу. Пускай сам решает, как быть.
Этому предложению Котелков обрадовался:
— Вот это правильно.
— Из ангара другой выход есть?
— Нету.
— Тогда будьте здесь и держите оружие наготове. Если выйдет, стреляйте своими резиновыми пулями. Сразу и без разговоров. За последствия я отвечаю. Единственное — отнесите мою ассистентку внутрь. У нее сотрясение мозга. Как раз по профилю вашей клиники.
Фандорин быстро вышел на улицу. Слава Богу, Саша не выкинула свой мобильный.
«Альфа-ромео» стояла на прежнем месте. Девочки внутри не видно — молодец, не высовывается.
Он подбежал, дернул дверцу.
— Скорее! Дайте теле… Саши в машине не было.
16. ФОКУСНИК-МАНИПУЛЯТОР
Но испугаться Николас не успел. Заоглядывавшись по сторонам, он почти сразу увидел ее. Саша была в каких-нибудь тридцати метрах, просто стояла за фонарным столбом, поэтому он ее и не заметил. Девочка разговаривала по мобильнику, к Нике была повернута спиной.
Он хотел ее окликнуть, но Саша вдруг выскочила на проезжую часть и замахала кому-то рукой.
По улице на большой скорости неслись две машины: длинный лимузин и, прилипнув почти вплотную, большой черный джип.
Заскрежетали тормоза. Лимузин остановился, из него выскочил высокий мужчина в летнем светлом пальто, а из джипа в ту же секунду выпрыгнули двое телохранителей.
Сивуха!
В руке у депутата тоже был телефон.
Саша бросилась к Аркадию Сергеевичу и начала что-то говорить, показывая на место, где Фандорин с Валей перелезли через забор.
Не может быть… Этого просто не может быть! Наваждение какое-то!
Ника вскинул руку, чтобы потереть лоб. Это резкое движение его и выдало.
— Осторожно! — крикнул один из охранников. Дюжие парни, двигаясь синхронно, прикрыли собой Аркадия Сергеевича и выхватили оружие.
— Эй, ты чего там спрятался? — позвал один. — Ну-ка, выйди на свет! Только медленно.
Глядя не на пистолеты, а только на Сашу, Николас вышел. Каждый шаг ему давался с трудом, ноги были как ватные.
Сивуха и Саша, обернувшись, смотрели в его сторону. Когда он попал в освещенную фонарем зону, узнали.
— Николай Александрович? — удивился депутат. А Саша попятилась, споткнулась о бровку, чуть не упала.
— О господи! — со страданием выкрикнула она. — Простите меня, простите!
Развернулась и побежала прочь, по-девчоночьи выбрасывая ноги в стороны.
— Всё нормально, парни. Это свой, — сказал Аркадий Сергеевич.
Как телохранители опустили оружие и расступились, Фандорин не видел. Он стоял, опустив глаза. Ощущение было такое, словно в сердце воткнулся гвоздь — не острый, но длинный и, кажется, ржавый. От этого сердце тоже будто подернулось ржавчиной, как в японской песне. Но это было неплохо. Похоже на анестезию.
Зато мозг вышел из ступора и заработал четко, быстро. Онемение сердца явно было на пользу логическому мышлению.
Цепочка выстроилась моментально. Все звенья встали на свои места. Прояснилось даже то, о чем прежде Николас не задумывался. Потому что сердце мешало.
Всё очень просто.
Саша с самого начала была подослана Сивухой. Тогда в подворотне она оказалась неслучайно и под колеса фандоринского автомобиля попала намеренно. Ей было поручено заманить Николаса в больницу. Выходит, Аркадий Сергеевич уже тогда знал о существовании Фандорина. Откуда?
Ах, Саша, Саша…
Теперь понятно, от кого Аркадий Сергеевич (а стало быть, и Олег) узнали про Лузгаева и про Марфу Захер. Понятно, почему Саша не выбросила мобильный — ей нужно было предупредить своего нанимателя о том, что Николас с Валей проникли на территорию Центра.
Ход мыслей, пронесшихся в голове магистра истории, очевидно, отразился на лице, потому что Сивуха сказал:
— Не судите девочку слишком строго. Ей надо брата спасать. Она честно выполняла условия договоренности со мной, но очень из-за этого мучилась. Неприятно, конечно, я понимаю — вы ей доверяли. Но должен же я был держать ситуацию под контролем. Ладно, не суть важно. Лучше расскажите, удалось ли вам расколоть Коровина? Вы говорили с ним? Он признался?
Депутат так и впился в Николаса взглядом.
Ах да, Саша ведь ничего не знает про Олега, она могла доложить Сивухе лишь про то, что Фандорин подозревает доктора.
Нехорошо, конечно, но в этот миг Ника ощутил что-то вроде злорадства.
— Эту ситуацию под контролем вам не удержать, — мстительно произнес он. — Давайте-ка сядем.
Он показал на «альфа-ромео».
— Сядем? — В глазах Аркадия Сергеевича читалась тревога. — Зачем?
— Чтоб у вас ноги не подкосились.
За всё время, пока Николас говорил, Аркадий Сергеевич не произнес ни слова. Смотреть на него Фандорин не решался. Мстительное чувство прошло, осталась только неловкость, усиливающаяся с каждой секундой. У человека рушится мир, сердце разрывается на куски — какое тут может быть злорадство. Особенно если и сам сидишь на пожарище собственного мира, с разбитым, заржавевшим сердцем.
Договорил, умолк. Какое-то время оба погорельца сидели молча. Потом Ника наконец осмелился взглянуть на слушателя — и увидел, что сраженный горем отец улыбается. Улыбка была странная, адресованная не собеседнику, а куда-то в пространство. При этом в глазах депутата блестели слезы.
— Я только одно скажу, — нетвердым голосом проговорил он. — Я ни о чем не знал. Даже не догадывался. Говорю не для того, чтобы отгородиться от сына. Он мне всякий дорог, а такой еще больше. Как же он меня любит!
Сивуха смахнул слезу, и Николас вдруг понял: Аркадий Сергеевич растроган и горд. Такой реакции магистр никак не ожидал.
— Говорю, чтобы вы меня не боялись: покрывать и заметать следы не стану. Я же член Государственной Думы, — с достоинством продолжил Сивуха. — Наше дело — вырабатывать законы, а не нарушать их. Мое появление здесь объясняется очень просто. Мне позвонила Саша. Сообщила, что вы собираетесь учинить допрос доктору Коровину. Я знаю Марка Донатовича много лет, мне было ясно, что ваша версия нелепа. Но он мог с перепугу наговорить вам лишнего — например про мои отношения с Сашей, это ведь он нас свел. Вашей беседе нужно было помешать. Я немедленно связался с Олегом — предупредить и посоветоваться. Я привык во всем с ним советоваться, он же гений. Олежек сказал: я все улажу.