Виктор закрыл глаза, медленно начал спускать курок… Раздался какой-то шум, он ничего не понял. Просто обнаружил себя лежащим на полу. Над ним стоял Сергей Кольцов.
— Сережа, ты ударил меня по лицу ногой, — слабо произнес Виктор.
— Ногой удобнее всего. Рукой не получилось бы. Ты прострелил стену! С моей помощью. Не слышал? А я выбил вашу входную дверь. Назарова позвонила… То есть мы просто берем ее в штат. Ты что творишь? Об Ольге подумал?
— Я хотел ее спасти от себя.
— Идиот! Ее там «Скорая» приводит в сознание. После звонка Назаровой, которая до нее не дозвонилась, как потом и до тебя, мои ребята вломились и к ней. Она напилась каких-то таблеток, они подумали сначала: все. Врачи хорошие попались, еще бы немного… Соображать надо в любой ситуации.
— Помоги мне встать. Поехали к Оле. Я не отдам ее в больницу. Мы справимся. Но я… Я даже смерти недостоин. Только башмаком по морде, как это сделал ты. Спасибо.
— Не стоит благодарности, — вытянулся Сергей.
Глава 10
Земцов внимательно смотрел на Петра Селина, которого привели на допрос. Реально существуют тупые люди, не способные сопоставить факты, проанализировать собственные поступки, просто связать пару слов. Но не менее реальна возможность косить под тупого. И в условиях проблемных доказательств вины это достаточно умная позиция.
— Я так и не понял, Селин, как в прихожей вашей квартиры оказалась гиря, которой вы воспользовались якобы для самообороны? Вы сами говорите, что регулярно спортом никогда не занимались.
— А я что, один там живу? Там еще две комнаты, в одной никто не проживает, в другой эта… артистка. Коммуналка. Говнище никто не разгребает. Кому надо. Расселять же будут.
— Когда, куда?
— Я и это должен знать? Без понятия.
— Если честно, мы проползли с экспертом по этой прихожей, — и особого «говнища», как вы выразились, не обнаружили. Пол был чистый, как и сказала Ольга Ветрова, которая с вечера его вымыла. И никакой гири там она не видела.
— Ольга не видела??? А что она вообще видит? Она — не в себе! Она на меня могла наткнуться и не заметить. Нормальный человек в соседа стрелять будет?
— Так нормальный сосед дверь не выносит. Допустим, замок заклинило. Он действительно с проблемами, мы сейчас разбираемся: заклинило или нет. Но! Почему вы не позвонили в дверь? Учитывая, что это не только ваша квартира, и для одинокой женщины нормально испугаться, когда дверь вышибают.
— А я звонил!
— Звонок в порядке. Почему она не услышала?
— Она говорит, что не услышала. А я говорю, что звонил!
— Так. Мысль ясна. Откуда, по вашему мнению, в прихожей взялась старая гиря, которая вам не принадлежит? С какого времени вы ее там видели?
— Я че смотрел, что там валяется? Дык может, всю мою жизнь. Я пол не мыл. Увидел эту полоумную с пистолетом, схватил, что под руку попалось.
— Опять двадцать пять. Ваша версия: откуда там гиря? Вам она не принадлежит. Других спортивных снарядов в вашей комнате мы не обнаружили. Одна из комнат принадлежит одинокой старушке, которая прожила там сорок лет, сейчас в пансионате для престарелых. В третьей — живет Ольга Ветрова. Гиря откуда?
— Так Ольга купила комнату у мужика! Мужик там жил. Может, его.
— Уже какая-то версия. Мы ее проверим. Селин, в вашей комнате иногда проживали разные люди. Родственники, знакомые, или вы ее сдавали?
— Ну… знакомые.
— Фамилии, будьте добры.
— Сдавал. Так, на ночь-две до поезда или самолета пересидеть. Я бомблю вообще-то. На вокзале просятся. Тыщи три за ночь можно взять.
— Документы смотрели? Данные записывали?
— Да не. Вы что!
— Доверчивый какой.
— Так я вперед деньги брал.
— А если не ночь-две, а десять проживут, тогда что? Или вы каждую ночь проверяли?
— Так я… билеты смотрел. Билеты они показывали, когда уезжают из Москвы. Может, кто-то гирю-то и забыл…
— Ну да. Из Магадана в Сочи, через Москву, со старой гирей в чемодане. Идея интересная.
— А я знаю, че они там везли…
— Вы обозначили круг лиц, которых установить невозможно. И все под дурика. А женщина у вас есть?
— Я не женатый. Ну, бывает…
— В московской квартире кто бывал? Только про вокзалы больше не надо, ладно?
— А я че — придумывать должен? Я снимал их там. Иногда и в коммуналку привозил.
— Имен-фамилий тоже не помните?
— Какие там фамилии, — заулыбался Селин. — Маши, Даши, как на самом деле — мне по барабану.
Он явно приободрился. Ему казалось, что дела его совсем не плохи. Он все объяснил.
— Так вы че мне шьете, может, скажете?
— Селин, вам давно предъявлено обвинение по статьям «превышение уровня самообороны», «причинение тяжкого вреда здоровью»… Вы это подписывали. Действительно с памятью плоховато?
— Я помню. Тогда про что разговор? Отпускайте до суда. Я найму адвоката. Пусть она обжалует компенсацию. За такое не сажают.
— О как! Прямо на глазах резко вырос интеллектуальный уровень. И про компенсацию знаете, и как обжаловать в курсе. И что за такое не сажают. Это с чего вы взяли? Вы голову женщине разнесли. Адвокат у вас есть, я правильно понял?
— А что, это проблема? Их как собак нерезаных.
— Не проблема. Просто дорого. Хорошо зарабатываете?
— Хватает. Мое дело. Так когда на выход? — он говорил уже почти игриво.
— У меня еще есть время, — спокойно ответил Земцов. — Побудете у нас. Мы рассматриваем версию умышленного нападения с целью убийства.
— Вы че, совсем?
— Не совсем. За комнату в коммуналке, которая наверняка досталась бы вам, в наше время могут и убить. Есть случаи. Встать, Селин, и в камеру. На будущее: разговаривайте корректно. Хамства не люблю. Правду придется искать без вас. Уведите его.
Глава 11
Сергей Кольцов столкнулся с Селиным, которого выводили из кабинета Земцова.
— Привет, — сказал он Славе. — Продвинулись с этим соседом?
— Он продвинулся. Согласен с обвинением по превышению и причинению вреда здоровью, ждет, чтобы его отпустили адвоката нанять. Готовится обжаловать компенсацию. Считает, что за это не сажают.
— Если с умом выбрать адвоката… Однако. А ты говорил, придурок.
— Да, факт быстрого умственного развития за время пребывания в СИЗО — налицо. И поэтому расставаться с ним как-то неохота. Тем более — Селин пока не в курсе — Масленников почти уверен, что гиря там не лежала много лет до того удачного момента. Он каждый сантиметр прихожей осмотрел. Во-первых, он вообще считает, что для Ольги было характерно — не трогать эту гирю во время уборки, а обмывать ее, так сказать. Если она лежала там годами, естественно, был бы след. Она облупленная, фрагментов краски он не обнаружил. При этом дело, похоже, придется превышением и завершать. В квартиру Селин пускал переночевать на ночь-две людей с вокзалов. Женщины — оттуда же. Говорит, проститутки. То есть вагон неустановленных лиц, ничего проверить невозможно.
— А третья комната чья?
— Бабушки. Она в пансионате для престарелых.
— С ней говорили?
— Собственно, она там уже года три. Вообще-то — да, упущение. Наследники есть, нет… Если нет, Селину вся квартира могла достаться. Слушай, как Ветрова?
— Неважно.
— Так вроде ее выписали в нормальном состоянии.
— В общем, переволновалась из-за Виктора, таблеток напилась, откачивали. Между прочим, Назарова послала меня проверить ее состояние и Осипова.
— С ним-то что?
— Застрелиться хотел из-за истории с дочерью. Собственно, я по его просьбе и заехал. Просит прекратить расследование гибели Валерии. Если, говорит, это сделал кто-то из пострадавших в результате ее телефонных приговоров, он не хочет, чтобы эти люди отвечали.
— Но ты объяснил, что это не метод?
— Слава, я объяснил. Но, если это действительно так, для тебя это дело века. Подозреваемых — множество. Доказать ничего невозможно, сам понимаешь. Висяк.
— То есть тебя клиент с этого дела снимает, и ты советуешь и мне умыть руки.
— Да нет… Я просто передаю его слова. И думаю, что ничего не выйдет. Хотя — мало ли что. Я как раз верю в разрешение безнадежных ситуаций. А дел эта Валерия натворила, конечно.
— Я ничего не понял насчет пуповинной крови. Просто виду не подал.
— Они звонили беременным, которым вот-вот рожать. Говорили, что у центра договор с определенным роддомом, который наверняка существует на самом деле. Устный. А может, и бумага филькина есть. Проверим. Суть вот в чем. Убеждают будущую мать в магической силе пуповинной крови, которую якобы собирают во время родов. Если у ребенка когда-нибудь обнаружат рак или другое неизлечимое заболевание, они из своего банка крови возьмут именно ту, что принадлежит матери, разморозят, — и о-па, чудесное исцеление. Деньги брали наликом. От ста тысяч до двухсот восьмидесяти.
— И кто-то им давал??
— Давали многие. Они доходчиво объясняют. Деньги брала Гукова, возможно, часть действительно отдавала главврачу роддома. Ребята по мошенничеству готовят облаву. Но практически нет сомнения, что никакого банка крови не существует.
— А почему такая разница? У кого-то хуже, у кого-то лучше? Или количество разное?
— Мимо. Отбирали столько, сколько человек мог сдать…
— М-да… И Валерия… Черт, если б я такую дочь родил, может, тоже застрелиться захотел. Кстати, что ему помешало?
— Не что, а кто… Или что… В общем, моя нога. Слушай, здорово получилось, самому понравилось.
— Ну ты ковбой. Тебе положено работать ногами. Так Ветровой совсем плохо?
— Ей не плохо. Ее просто тошнит. Отравилась. А что?
— Как у нее с головой, на твой взгляд? Хочу попробовать поработать с фотороботами. Она ведь кого-то видела в квартире, кто-то выходил из комнаты Селина. Говорила об одной женщине. Вдруг получится к кому-то приложить?.. Какая-то хрень с этой гирей. Хотя, конечно, с таким «оружием» убивать соседку не идут, но…
— Так, может, на то и расчет, что она на обычное оружие не похожа? Знаешь, Слава, Ольга такая рассеянная, впечатлительная, я бы поверил, что она мыла пол и ничего на этом полу не замечала. Кстати, так оно и есть. Я у нее спрашивал: что стоит в прихожей. Она не помнит! А память, как у всех актеров, блестящая. Просто бытовая ерунда — не то, что она хотела бы запомнить. Она однозначно могла не заметить. Комнату она купила у мужчины. Он уехал из Москвы. Мог оставить гирю. Вот то, что Масленников не обнаружил следов, это серьезно. Получается, надо искать.
— Да. Начать и кончить.
— Дело по факту суицида Людмилы Семеновой завершено?
— Да. Девочке звонила Осипова, но обвинение предъявляю Гуковой как организатору преступной системы.
— Это правильно. Хотя идея однозначно не ее. Есть такие случаи и в других районах. Правда, суицидов не нашел пока. То есть не было возможности искать. А ты предложи ей особый порядок, а? Может, сдаст кого?
— Предложить-то предложу. Но на коррупцию они теперь не подписываются. Ученые. Да и боятся.
— Значит, Илье надо искать хорошего адвоката, а тому — хороших судей. Иначе отмажут по-легкому. Шутили, мол.
— Да, у шутников нынче дела неплохо идут. Пусть Семенов ищет адвоката. Петрова попроси. Так я договариваюсь с Ветровой насчет фотороботов? Она не станет от этого помирать, травиться? Заполошная девица, однако.
— Я со своей стороны проведу работу. Тут, главное, Назарову подключить. Она на Ольгу действует, как факир на змею. Она действует даже на меня. Слушай, а если нам ее к Селину подсадить?
— Смешно. Считай, я корчусь от хохота. Хотя ставка факира — свободна.
Глава 12
Андрей Семенов предъявил документы гражданина Франции Сержа Голона, получил небольшую легкую дорожную сумку — весь свой багаж и вышел из аэропорта на московскую улицу. Снег, лед, местами неистребимая в Москве жидкая грязь, перед которой бессильны морозы. Русские, французы, арабы, негры, московские мигранты, «бомбилы»… Масса народу — и он один. Хотя его на самом деле здесь нет. Он обошел очередь на такси, выбрал частника с приличной иномаркой и назвал адрес своего бывшего дома. Он смотрел в окно, замечал, что изменилось, сдерживал в себе нетерпение в пробках. Он ни о чем не думал. Андрей не раз рассматривал собственную смерть с близкого расстояния, но Лиля и смерть — это слишком жестоко. И думать об этом нельзя. Скорее…
Андрей вошел в подъезд, когда кто-то из него выходил, нажал вызов лифта и бросился на лестницу. Лифт — это слишком долго. Он взлетел почти мгновенно на шестой этаж и позвонил в свою квартиру. Если Лиля в больнице, а Вика в школе, может, дома ее мать. Он успел подумать о том, как представиться, если Ирина Викторовна спросит, кто это.
Дверь просто распахнулась перед ним. На пороге стояла Лиля. В черном пушистом халате, с сияющим нимбом волос, сиянием глаз, губ, кожи… Просто сиянием. Она не удивилась, ее лицо осталось спокойным, она потянула его за рукав куртки в квартиру, мельком взглянула на площадку, как будто проверяя, нет ли там кого-то, и быстро захлопнула дверь.
— Это неправда, да, Лиля? — спросил Андрей. — Я подумал, что это может быть, в ночь перед вылетом.
— Я здорова, Андрюша, — Лиля подняла на него бархатные очи. В них не было и тени раскаяния. — Хотя был период, когда я умирала, не могла ходить… Илья спас. Я пошла на это для того, чтобы точно знать: они убили тебя, эти подонки, или ты жив. Дурацкая фраза, но сердце мне говорило, что ты жив. И я решила, что ты не оставишь меня в беде, если узнаешь. Моя беда — неведение. Спасибо, что приехал. Это было очень трудно?
— Совсем не трудно. Я с другими документами, как ты понимаешь. Меня нет. Подонки действительно были, я бежал, убив двух человек. Потом… Очень много было всего и потом. Я все расскажу.
— Ты женат?
— Да, — он посмотрел на вешалку, где висели мужские вещи, на комнатные тапки большого размера. — Ты, я вижу, тоже не одна.
— Я вышла замуж за Илью. Мы ждем ребенка, девочку.
— Брат бросил свою многодетную семью? — Андрей улыбнулся недобро. — Но я рад, что он не отдал тебя чужому человеку. Ты осталась в семье. Дома кто-то есть?
— Нет. Я одна.
— Это самое главное. Я смотрю на тебя, и мои глаза не могут насытиться. Я как будто не пил много лет, а потом мне принесли родниковую воду. Все, что произошло, что мы натворили с нашей жизнью, — это потом… Здесь никого, кроме нас, нет… Лиля, — Андрей встал на колени, притянул ее к себе, раздвинул халат и вдохнул аромат ее тела. — Дай мне отблагодарить тебя за твою чудесную ложь, за эту сказочную выдумку. Я жил и буду жить, как нормальный мужчина, но на такое блаженство я больше не рассчитывал…
Лиля прижала его голову к себе еще крепче. Она закрыла глаза, уговаривая сердце не выскочить из груди. Их никто не поймет. Они всем близким причинят страшную боль, но это будет. Это оправдание всему, что было, что произойдет с ними потом…
Илья приехал домой раньше. Он знал, что у Лили сегодня свободный день, он очень беспокоился в такие дни. Она всегда открывает дверь, не спросив «кто». У нее в телефоне огромное количество звонков после этой дезинформации. Там множество входящих от этого козла Сейфулина. Да и другие могут быть такими же козлами. Зачем они ее бомбят? Она не отвечает, но он и дверь даже не поставил нормальную, которую не выломать… Он в задумчивости вошел в подъезд, поднялся на этаж, открыл своим ключом дверь. На полу в прихожей стояла чужая дорожная сумка, рядом валялась мужская кожаная куртка, стояли кроссовки. Илья никогда не видел у Андрея этих вещей, но он сразу понял, что это сумка и одежда брата. Вещи Андрея всегда как будто сливались с его обликом, несли его отражение. То же самое было с вещами Лили. Они похожи в деталях. Значит, все получилось. Андрей приехал. Он жив! И сейчас находится с Лилей, их общей женой, в их общей спальне. Илья, не стараясь ступать бесшумно, подошел к двери спальни. Услышал голос Андрея: «Ты — красавица, мое божество и блаженство…» Он услышал стон Лили, так она сообщала своему мужчине о своем блаженстве.
Илья вышел из квартиры, сел в машину и метался много часов по темным московским улицам, вылетая на тротуары, на встречку, как будто искал гибель. Но судьба коварна. Если бы он просто торопился, думая, что надо себя беречь, наверняка что-то случилось бы. Сейчас он метался в огне боли, ревности, отчаяния, как будто защищенный высшей силой. Зачем? Чтобы испить чашу этой боли до дна?
…Ему удалось наконец собрать себя. Он подумал о детях, о родителях, о дочке, которую носит Лиля. Сказал себе: «Мой брат жив. Мой Андрюшка». Но сейчас с этими двумя безумцами в их квартире может произойти что угодно. За Андреем могли следить. Туда могут ворваться вооруженные боевики. Если Андрей так долго скрывался, значит, он — для кого-то представляет опасность. Илья свернул в тихий переулок, даже отдаленно не представляя, где он находится, и набрал телефон Кольцова.
— Привет, Сережа.
— Привет. Что с голосом? Заболел?
— Нет. Все нормально. Брат приехал.
— Да ты что! Как? Где он?
— Ничего не знаю. Он сейчас дома с Лилей.
— А ты где, не понял?
— А я нигде.
— Я, конечно, сообразительный, но уточню. Лиля тебе позвонила, что Андрей приехал?
— Нет. Она мне не звонила. Я вернулся с работы домой, а там — они. Меня не видели.
— А… Старик, не знаю, что сказать.
— Да ничего. Просто как бы туда не явились те, от кого Андрей скрывался. У этой вашей удачной затеи может быть очень плохой конец. Андрей — не трус. Если прятался, было от кого.
— Так. Но ты где: на работе, на улице, в машине? Определись. Сейчас не тот момент, когда крыше разрешают улететь.
— В машине.
— Я перезвоню.