…Такое ощущение, что ни Леонид, ни Инна так и не поверили в истинность того, что перед ними труп всесильного, влиятельного, всемогущего, можно сказать, человека. Леонид знай бубнил:
– Пошли, пошли отсюда, девки! – причем, словно нарочно, выговаривал это слово несколько на белорусский лад: деуки, отчего с трудом проснувшаяся Инна заливалась мелким, истерическим смешком: к этому всемогущему и влиятельному, ныне ставшему трупом, она относилась примерно так же, как Алена, ну а та – примерно так же, как человек из дома номер двадцать по Мануфактурной улице. Вся разница только в том, что у того человека были дарты, а у Алены – ничего.
Между прочим – с пьяных глаз, что ли? – ей вдруг взбрело в голову: а не был ли Чупа-чупс убит с помощью дартов? Ну бред, конечно! Однако она села на корточки на самом краешке ямы и под истерическое хихиканье Инны, вытягивая шею, принялась вглядываться в плешивую голову трупа. И ничем хорошим это сидение на краю для нее не кончилось, потому что кроссовки соскользнули – и Алена на корточках так и съехала со склона в яму. Несколько минут она сидела рядом с мертвецом и тупо смотрела на что-то, торчащее из-под осыпавшейся листвы. Потом до нее дошло, что этим чем-то была его нога в задравшейся джинсовой брючине, так что обнажилась голая лодыжка с большой черной родинкой.
В какую-то минуту Алене почудилось, что это муха – последняя, жирная осенняя муха сидит на захолодевшей, окостенелой ноге и уже питается мертвечиной…
Нигде, никогда и ниоткуда не выскакивала Алена с такой прытью и с таким проворством, как из этой ямы. А выскочив, она немедленно ринулась куда-то вдаль, прочь, подальше от этого кошмара, и желудок уже тогда начал подкатывать к ее горлу…
Вдруг кто-то схватил ее за руку, и она от глупого, животного, опять-таки полупьяного страха заорала так, что мигом задохнулась от этого крика. Обернулась с белыми от ужаса глазами, панически вырываясь, но это был Леонид – тоже бледный, даже какой-то зеленоватый (а может быть, тени сумеречного леса путали краски?).
– Куда? – закричал Леонид. – Надо вещи собрать и следы замести!
– Какие… какие следы?!
– Наши! Приедет милиция, и нас по следу быстро найдут! Особенно если они будут с собаками!
Алена покраснела так, что даже жарко стало. Об этом должна была подумать детективщица, а не какой-то радиофизик, по совместительству мифолог! А она ринулась бежать быстрее лани, быстрей, чем заяц от орла. В голосе Леонида ей почудился упрек…
Лучший способ обороны, как известно, нападение, и Алена моментально перешла в наступление:
– Да кому мы нужны, Ленечка? Там, в яме, хладный труп. Он мертв уже несколько часов.
– Да мы как раз и гулеванили тут несколько часов, – с непоколебимой логикой возразил радиофизик. – Поди докажи, что сначала мы его не убили, не сбросили в яму, а потом не грянули удалую – на помин его души.
Алене как-то раз пришлось пообщаться с экспертом-криминалистом областного суда, и она накрепко запомнила его рассуждения о том, что по трупным пятнам на теле можно установить время смерти с точностью до одного часа. То есть вроде бы беспокоиться не о чем, тем паче что ни она, ни ее друзья-приятели Чупа-чупса не мочили. Но… но ведь кто знает – может быть, киллер, воплотивший в жизнь всенародную мечту о смерти Чупа-чупса, сделал это, к примеру, за полчаса до того, как на милую полянку притащилась компания друзей – есть жареных «поросят» и пить «Хванчкару», шлифуя ее «Красноармейской».
И вот они дошлифовались!
– Пошли! – крикнул Леонид. – Пошли поможем Инке все собрать, а то ей страшно там одной!
– Тише!!! – змеиным шипом-посвистом, разносящимся, словно голос Соловья-разбойника, Одихмантьева сына, на сотню верст округ, конспиративно ответила Алена. – Тише говори, ты не в лесу! Тут народу полно шляется, услышит кто-нибудь наши голоса, да еще, не дай бог, проследит, куда мы пошли…
Леонид прикусил собственный кулак. Алена зажала рот ладонью…
Наверное, все это со стороны напоминало театр абсурда и было бы очень даже смешно, когда бы не было так страшно…
Главное, ведь и не докажешь никому ничего! Когда убит такой человек (а в том, что Чупа-чупс убит, именно убит, а не умер своей смертью, сомневаться не приходится, иначе за каким чертом его запихали бы в яму и присыпали палой листвой?!), менты сцапают первого попавшегося, на кого упадет хотя бы слабая тень подозрения! В данном случае первых попавшихся будет трое, но в таком деле чем больше, тем лучше, это известно из истории заговоров и их разоблачений!
О господи, как глупо метались они по полянке, подбирая последние, самые незначительные остатки своего пиршества, и следов, разумеется, при этом оставили столько, что даже самый заслуженный Мухтар, Мухтар-пенсионер, давно утративший всякий нюх и не отличивший бы по запаху кошку от собаки, – и тот, конечно, смог бы взять их след, а потом долго и бестолково мотался бы по этому следу по Щелковскому хутору: от линии электропередачи к роднику, оттуда к озеру, потом к деревне Кузнечиха, и снова к озеру, и к ЛЭП, и к гаражам, и в обход к улице Медицинской… И след бы этот оборвался на остановке трамвая номер пять, куда вышли наши бродяги уже без рук и без ног, с полубезумным видом, на который, по счастью, уже просто некому было обратить внимание, кроме полусонной кондукторши, а она такого в жизни навидалась, что нам и не снилось!
И над ними постоянно, словно дамоклов меч, висела необходимость позвонить в милицию и сообщить о своей страшной находке. Как ни ненавидели наши друзья того, кто стал теперь трупом, как ни боялись за свою судьбу, а все же невыносима была мысль о том, что он сидит там – совсем один, и скоро, совсем скоро если не мухи, которые уже спят крепким зимним сном, то черви, безглазые, бессонные могильные черви начнут…
Стоп. А вот этого не надо, ибо желудок уже и так стучится в горло все настойчивей.
По закону столь любимого детективщицей Дмитриевой жанра «отползали», рассредоточась: на трамвае номер пять уехали Леонид с Инной, а Алена для конспирации потащилась аж на проспект Гагарина и там черт знает сколько времени топталась на остановке, ожидая свою маршрутку. Наконец она добралась до дому, содрала с себя одежду, пошвыряв ее где попало, и, даже не приняв душ, плюхнулась в постель.
Но театр абсурда на этом не кончился, и жизнь преподнесла нашей героине еще один, завершающий пинок!
Внезапно раздался звонок в дверь. Алена, которая уже нежилась в объятиях Морфея, подскочила, как будто этот самый Морфей вдруг перестал быть нежным и с оттяжкой ущипнул ее за бок. Звонки не унимались, более того – Алене почудилось, что в замочной скважине ворочается ключ.
Открыть дверь было невозможно, потому что она была заложена изнутри на тяжеленную, бронзовую, антикварную задвижку, да и сама дверь была металлическая, двойная, сейфовая, уязвимая только для гранатомета, а может, неуязвимая и для него, поэтому писательница без опаски подобралась к ней и выкрикнула дрожащим голосом:
– Кто там?!
– Откройте! Милиция!
Все…
Алену шатнуло к стене, она сползла на пол и села, уткнувшись в колени.
Значит, все их заячьи петли и лисьи хитрости по заметанию следов оказались напрасны. Ее нашли. За ней пришли.
Как быстро!
Наверное, сыграл-таки свою роль тот звонок по номеру 02 из заброшенного телефона-автомата. Думали, если не станут звонить по своим мобильникам, то их не вычислят. Думали, если позвонят по телефонной карточке, завалявшейся в кармане Леонида, их невозможно будет проследить.
Проследили!
Или они все же оставили что-то там, на поляне?
Интересно, Тюлениных уже забрали, или можно попытаться успеть их предупредить? Успеть позвонить им, чтобы…
Чтобы что? Выходили с поднятыми руками? Спускались через балкон по пожарной лестнице и ударялись в бега? Пускали пулю в лоб?
– Елена Дмитриевна! – гулко грянуло из-за двери. – Вы что, не слышите? Откройте дверь!
Алена озадачилась.
Елена Дмитриевна? Ну да, по паспорту это она – Елена Дмитриевна. Странно, что ее называют по имени-отчеству, а не весомо, грубо, зримо – гражданка Ярушкина!
– Что вам нужно? – простонала она умирающим голосом.
– Елена Дмитриевна, вы почему не позвонили на пульт?
Что означает распространенное выражение «в зобу дыханье сперло», Алена осознала именно сейчас.
Господи!.. Да ведь она забыла снять квартиру с сигнализации! И теперь приехали мужики из отдела охраны!
Непослушными руками она поскорей отперла дверь, и только в последнюю минуту мысль о том, что это может быть пошлая уловка хитромудрых ментов, пришедших ее вульгарно арестовать, толкнулась в ее сознание, но было уже поздно – дверь открылась, и пара кряжистых парней в бронежилетах поверх формы ввалилась в узкий коридор Алениной квартиры.
– Паспорт давайте, – сурово молвил один, вынимая из-под бронежилета книжечку квитанций. Второй охранник подал ему обгрызенную с конца шариковую ручку, также надежно хранимую под броней. – Штраф будем выписывать.
– Паспорт давайте, – сурово молвил один, вынимая из-под бронежилета книжечку квитанций. Второй охранник подал ему обгрызенную с конца шариковую ручку, также надежно хранимую под броней. – Штраф будем выписывать.
Алена понурилась, но вовсе не для того, чтобы ее повинную голову не сек меч ответственности за ложный вызов, а чтобы скрыть безмерное облегчение, которое просто-таки аршинными буквами было написано на ее лице. Достала из сумки паспорт, потом смиренно выслушала выговор, приняла квитанцию на шестьдесят рублей штрафа…
– Извините, ради бога, – сказала она смиренно. – Я больше не буду! Честное слово!
– Вы это уже говорили, – вмешался второй охранник. – Я помню. Месяц назад. И пижама на вас была та же самая.
Только сейчас Алена спохватилась, что, выскочив из постели, даже не набросила на себя халат. Впрочем, сейчас это никакой роли не играло, так же как и месяц назад, когда она впервые продемонстрировала охранникам свою пижамку.
Наконец мужики в бронежилетах ушли, и писательница на подгибающихся ногах снова потащилась в койку. Путь ее лежал мимо тяжелого серванта, на нижней полке которого стоял антикварный, пузатый, оплетенный затейливой бронзовой сеткой графинчик. В этом графинчике Алена держала бренди – любимый ею бренди «Дар Темрюка», который она покупала в магазине «Вина Кубани» на Варварке. И сейчас она не смогла придумать ничего лучшего, как взять из серванта этот графин, вытащить плотно притертую пробку и сделать прямо из горлышка порядочный глоток.
Ох, как стало хорошо, чудно и спокойно! Перестал ныть зуб под коронкой, донимавший Алену уже вторую неделю, притупилось острое сознание собственного идиотизма, голова стала легкой-легкой, и все страшные картины нынешнего вечера словно бы эмигрировали куда-то из ее сознания… Увы, оттуда, где они надеялись обрести новое место жительства, их вскоре завернули таможенники, и они вновь принялись колотиться в бедную, больную голову задремавшей писательницы… и терзали ее до самого утра, вернее, до полудня, ибо, когда она заставила наконец себя посмотреть на часы, стрелки уже сошлись на двенадцати, и это была отнюдь не полночь.
И в то же мгновение, словно ожидая, когда мающаяся с похмелья писательница разомкнет воспаленные вежды, раздался звонок.
– Алло? – слабо выдохнула Алена.
– Алена, привет, это я, – послышался грустный-прегрустный голос. Он что-то напоминал нашей писательнице, а потому она не стала вежливо (и грубо тоже не стала) выпытывать, кто это звонит, а просто решила положиться на судьбу и подождать ее подсказки.
– Привет, – отозвалась Алена, в очередной, примерно двухсотый раз остро жалея, что так и не обзавелась радиотелефоном-трубкой, с которой можно было бы сейчас пройти на кухню и напиться вволю воды прямо из-под крана – ледяной и вкусной-превкусной. Она любила воду из-под крана больше всех минералок на свете и обычно пила только ее, презирая все и всяческие очистки, потому что была убеждена, что человеческий организм должен приспосабливаться к той среде, в которой он обитает, а не абстрагироваться от нее. И, видимо, Алена была совершенно права, потому что практически никогда и ничем не болела, разве что простывала единожды в год, в конце зимы.
– Я просто еще раз хочу тебе большое спасибо сказать, что ты так самоотверженно шлялась со мной до полуночи по этой дурацкой Мануфактурной, а потом еще и телефон добывала, – проговорила неизвестная женщина, и Алена впервые за это утро вздохнула с облегчением.
Да ведь никакая она не неизвестная. Это Света! Света Львова!
– Ну как, дозвонилась ты этим козлам? – спросила она, радуясь, что в жизни есть кое-что, кроме похмельно трещащей головы и серой, колышущейся мути в желудке.
– Дозвониться-то я дозвонилась, но козлы – они козлы и есть. Облом! Они и правда уже не хотят мою квартиру, нашли другую, договор с теми людьми подписали и даже аванс внесли, – уныло рассказала Света. – Они так спокойно мне все это сообщили, как ни в чем не бывало. И меня же, главное, обвинили, что я не хотела брать аванс! Надо было, говорят, брать, а то мы не верили в серьезность ваших намерений! А я вообще никаких авансов терпеть не могу, в долг не беру! – чуть не плакала Света.
– Да, переизбыток порядочности в наше время – это скорее порок, – пробурчала Алена. – Ничего, Светик, не горюй. Все, что ни делается… и далее по тексту. Значит, так угодно святым небесным силам. А ты как вообще? Худеешь?
– Ой, не говори! – Голос Светы стал вовсе неживым. – С утра кофе без сахара, булочку нельзя, один маленький йогурт. И так до обеда страдать. А на обед тарелочка винегретика и яблоко. Или две печеные картофелины. ИЛИ, а не И, заметь себе! Ужин тоже будет какой-то не различимый глазом. Нет, я умру! Я не могу ни о чем думать, кроме как о еде! А ведь я только сегодня села на диету! Кажется, мне эта кодировка не помогла! – Она громко всхлипнула.
– И не поможет! – голосом кумской сивиллы изрекла Алена. – Я же тебе говорила, как надо питаться! Берешь ломоть тыквы…
– Я ненавижу тыкву! – вскричала Света. – Да у меня ее и нету, у меня только морковка, а ее я тоже ненавижу!
И она бросила трубку.
Алена только вздохнула. Света или сживется с перманентной анорексией, которая преследует всех, кто хочет похудеть, или… или плюнет на все это дело, на кодирование вместе с кодировщиком, и будет ужинать в десять вечера блинами с мясом!
Она дошла до кухни и наконец-то напилась воды. В желудке стало немного легче, но в голове по-прежнему ковали что-то железное. Алена всыпала в турку четыре ложки «Жокея по-восточному» вместо обычных двух с половиной, налила воды и поставила на конфорку.
В это время телефон зазвенел снова. На кухне тоже стоял аппарат, и Алена схватила трубку, косясь на плиту – у нее вечно убегал кофе, заливая горелку.
– Алло?
– «Новости» смотрела? – спросил жуткий, какой-то преступный голос, и Алена чуть не выронила трубку.
– Какие… кто… – залепетала она, задыхаясь, и голос в трубке стал сердитым и узнаваемым:
– Ты что, с ума сошла? Это я, Инна!
– Инночка… – выдохнула Алена со смешанным чувством облегчения и усиливающегося ужаса. – Что случилось?!
– Ничего особенного, кроме того, что таким похмельем я в жизни не маялась, – сообщила подруга. – И Ленька тоже. Нас просто нет!
– Меня тоже нет, – сообщила Алена.
– И не только нас с тобой, – загадочно сообщила Инна.
– То есть?
– Да вот то и есть. Я включила «Новости» по «Волге», а там кратенькое такое официальное сообщение: известная тебе фигура отбыла вчера в Швейцарию на горный курорт. Со всем семейством.
Из джезвы с ужасающим шипением сбежал кофе, но Алена даже не оглянулась.
– Как так?! Но его же…
– Тихо. Значит, не его.
– Но мы же видели!..
– Видели. Но в сумерках, да еще с пьяных глаз, нам невесть что могло померещиться.
Несколько секунд Алена переваривала эту новость. Остатки кофе убегали на плиту.
– Жаль, – выговорила она наконец.
– За что я тебя люблю, так это за милосердное сердце, – хохотнула Инна. – Впрочем, мне тоже жаль. Когда Ленька проспится, он присоединится к нашим сожалениям. Слушай, я пойду еще полежу, а то голова к земле клонится. Вечерком созвонимся, ладно?
Простившись с подругой, Алена выключила наконец газ и вымыла залитую кофейной гущей плиту, посидела в ванне, поливая голову самым горячим душем, который только могла выдержать. Стало гораздо легче – настолько, что она смогла даже заварить новый кофе, удержать его на грани закипания, а потом выпить с некоторым подобием удовольствия.
После этого она, изо всех сил стараясь ни о чем не думать, прошлась по квартире с метелочкой для пыли и щеткой для пола – и включила телевизор.
В это время начинался очередной выпуск местных новостей – на сей раз по каналу «НН ТВ». Да, в самом деле, констатируется отбытие известного лица в Швейцарию. Устало оно, лицо, и решило отдохнуть…
Алена пощелкала пультом, но на других каналах не нашла никакого упоминания знаменитой фамилии. Правда, по «Диалогу» проскочила информация о попытке задержания нынче утром человека по фамилии Бурланов, некогда пользовавшегося особым покровительством Чужанина и Чупа-чупса в период их бесконтрольного контроля над страной. Попытка бесславно провалилась: отчего-то Бурланов оказал сопротивление властям и погиб в вооруженной перестрелке. Само по себе – жуть, но это было типичное не то…
Разочарованно вздохнув, Алена включила компьютер.
Смотрела в мельканье надписей на нагревающемся мониторе – и изо всех сил старалась ни о чем не думать, кроме нового детектива, где, ясное дело, еще и конь не валялся… но снова и снова в памяти возникала эта склоненная голова с проплешинкой.
Мертвая голова человека, которого убили – и засыпали палой листвой…
Значит, это не Чупа-чупс! Это просто какой-то очень похожий на него человек!