Долгое-долгое утро того четверга и еще более долгий день преподали Ральфу один важный урок: не стоит жаловаться, что теперь ты спишь только три-четыре часа, лишь потому, что всю жизнь ты прожил с дурацким убеждением, что человеку этих часов полагается шесть или семь. К тому же, если ничего не изменится, ему надо свыкнуться с мыслью, что теперь так будет почти всегда. Впрочем, какое «почти»?! Если ничего не изменится, то так будет всегда. Он попробовал лечь в постель в десять утра, а потом – в час дня, надеясь на короткий отдых. Он был согласен просто подремать. Хотя бы полчасика, это было бы уже хорошо… но у него не получилось даже задремать. Он с ног валился от усталости, но спать не хотел совершенно.
Около трех часов он решил сделать себе суп из пакетика. Налил в чайник воды, поставил его кипятиться и открыл шкаф, где хранились приправы, специи и разные пакетики и стаканчики с полуфабрикатами, которые ели, судя по всему, лишь космонавты и старики – порошки, которые просто разводишь в горячей воде.
Он раздвинул баночки и бутылочки и потом долго смотрел в шкафчик, как будто ожидая, что пакетики с супом сами появятся на свободном пространстве, которое он сейчас освободил, – бах и все. Когда этого не случилось, он повторил весь процесс, только в обратном порядке. На этот раз расставил все по местам, а потом снова уставился в шкаф с искренним недоумением, которое потихоньку становилось (к счастью, Ральф об этом не знал) его основным выражением.
Когда чайник вскипел, он переставил его на одну из негорящих конфорок и опять пошел к шкафу. До него начало доходить – очень и очень медленно, – что он скорее всего съел последний пакетик супа еще вчера или даже позавчера, хотя он совершенно об этом не помнил.
– Это такой сюрприз? – спросил он у коробочек и бутылок в открытом шкафу – Я так устал, что даже не помню, как меня-то зовут.
Ну почему же, прекрасно помню, подумал он. Бонд. Джеймс Бонд. Будем знакомы.
Шутка была не из лучших, но он почувствовал, как у него на губах мелькнула улыбка – легкая, словно перышко. Он пошел в ванную, причесался и спустился вниз. В голову лезли уже совершенно дурацкие мысли: вот Эдди Мерфи, он проникает на вражескую территорию в поисках провианта. Главная цель – коробка порошковых супов с курицей и рисом. Если захватить этот объект окажется невозможным, тогда второстепенная цель: лапша с говядиной. Я знаю, что это очень рискованное задание, но…
– …но я сделаю все возможное, – закончил он вслух, выходя на крыльцо.
Мимо как раз проходила старая миссис Перрин. Она как-то странно взглянула на Ральфа, но ничего не сказала. Он подождал, пока она отойдет подальше; сегодня ему не хотелось ни с кем разговаривать, и уж меньше всего – с миссис Перрин, которая в свои восемьдесят два была еще очень даже бодра и даже умудрялась работать в Пэррис-Айленд, в центре приема новобранцев морской пехоты. Он сделал вид, что изучает какое-то вьющееся растение, и изучал его до тех пор, пока она не отошла на достаточно безопасное расстояние, а потом перешел на ту сторону улицы и направился к «Красному яблоку». И именно там начались самые главные неприятности того длинного дня.
6Ральф зашел в продуктовый отдел, размышляя о своем крайне неудачном эксперименте и уже склоняясь к мысли, что все научные книжные рекомендации – это всего лишь печатные варианты столь же бесполезных дружеских советов. Судя по всему, так оно и было. Не очень приятная мысль, но его измученное бессонницей сознание (или какая-то другая сила, прячущаяся за сознанием, сила, которая, собственно, и отвечала за эту медленную пытку лишением сна) прислало ему что-то вроде письма, содержание которого было еще более неприятным. У тебя есть окошко в сон, Ральф. Оно, конечно, не такое большое, как раньше, и похоже, что с каждой неделей оно становится все меньше и меньше, но ты должен быть благодарен судьбе за то, что у тебя есть хоть что-то, потому что маленькое окно – это все-таки лучше, чем вообще ничего. Теперь ты это понимаешь, правда?
– Да, – буркнул Ральф себе под нос и прошел в центр зала, туда, где стояли яркие красные коробки с растворимыми супами. – Я прекрасно все понимаю.
Сью, девушка, которая работала в магазине после обеда, весело рассмеялась.
– Ральф, у тебя, кажется, завелись деньги в банке, – сказала она.
– Что-что? – Ральф даже не обернулся. Он изучал красные коробки. Так… лук… горох… говядина с лапшой… где, черт побери, курица с рисом?
– Моя мама всегда говорила, что у людей, которые сами с собой разговаривают… О Господи!
Сначала Ральфу показалось, что она произнесла какую-то замысловатую фразу, слишком сложную для его измученного мозга, что-то типа того, что люди, которые разговаривают сами с собой, обретают Бога, а потом она закричала. Он как раз наклонился, чтобы изучить коробки на нижней полке, и от ее крика у него задрожали колени. Он быстро обернулся, задев полку локтем и уронив на пол десяток коробок с супами.
– Сью? Что случилось?
Сью не обратила на него внимания. Она смотрела на улицу, прижав руки к губам и широко распахнув глаза.
– Господи, посмотрите, кровь, – выдавила она.
Ральф повернулся, попутно сшибив на пол еще несколько коробок, и посмотрел на улицу сквозь грязную витрину. То, что он там увидел, настолько его потрясло, что ему потребовалось несколько секунд – может быть, целых пять, – чтобы понять, что окровавленная, избитая женщина, идущая к магазину, была не кто иная, как Элен Дипно. Ральф всегда думал, что Элен – самая красивая женщина в их квартале, если вообще не в районе, но сегодня в ней не было ничего красивого. Один глаз заплыл, на левой скуле – яркий кровоподтек, на месте которого скоро появится огромный желтый синяк, распухшие губы и щеки залиты кровью, кровь течет из разбитого носа. Элен прошла сквозь маленькую стоянку ко входу в магазин. Ее здоровый глаз, казалось, вообще ничего не видел – смотрел, но не видел.
– Господи Иисусе, она же сейчас уронит ребенка! – закричала Сью, и хотя она стояла шагов на десять ближе к двери, чем Ральф, она не двинулась с места. Она просто стояла, прижав к губам кулаки и широко раскрыв глаза.
Ральф больше не чувствовал себя усталым. Он побежал по проходу, распахнул дверь, выскочил на улицу и очень вовремя схватил Элен за плечи: как раз в тот момент, когда она уже начала заваливаться на холодильник – к счастью, не тем боком, где была Натали, – и развернул ее в другом направлении.
– Элен, – закричал он. – Господи, Элен, что случилось?
– А? – переспросила она каким-то безжизненным голосом, совсем не похожим на голос той милой женщины, которая иногда ходила с ним в кино и обожала Мела Гибсона. Ее здоровый глаз посмотрел на него все с тем же тупым безразличием. Судя по всему, она сейчас не понимала, кто она такая, где находится и что с ней происходит. – А? Ралф? Что?
Ребенок соскользнул вниз. Ральф отпустил Элен и успел схватить Натали за свитер. Нат закричала, замахала руками и уставилась на Ральфа своими большими синими глазами. Он перехватил Натали поудобнее и отпустил ее свитер. Пару секунд она балансировала у него на руке, как гимнаст на бревне, и Ральф почувствовал ее подгузник – кажется, хлюпающий и мокрый, – который был надет под комбинезончиком. Потом он обнял малышку и прижал к груди. Сердце бешено колотилось, и хотя Натали уже была в безопасности, ему все еще виделось, как она соскальзывает и падает, ударяясь головой об асфальт с тошнотворным трескучим звуком.
– А? Ралф? – тупо повторила Элен. Она увидела Натали на руках у Ральфа, и на мгновение ее безразличный взгляд стал осмысленным. Она протянула руки к ребенку, и Натали повторила ее жест своими маленькими ручонками. Потом Элен пошатнулась, ударилась об угол и отступила на шаг. Одна нога зацепилась за другую (Ральф заметил пятна крови на ее маленьких белых тапочках; было так странно осознавать, что мир опять обрел краски и все вновь стало ярким, по крайней мере сейчас), и она бы упала, если бы Сью наконец не вышла из ступора и не распахнула бы дверь, чтобы выйти наружу. И вместо того чтобы упасть, Элен привалилась к открытой двери и сползла по косяку, как пьяница по забору.
– Ралф? – Да, в ее глазах больше не было безразличия, но Ральф увидел там не интерес, а недоверие. Она глубоко вздохнула и попыталась выговорить что-нибудь более или менее внятное распухшими, разбитыми губами. – Тай. Тай мне мою маленькую. Тай мне На-та-ли.
– Не сейчас, Элен, – сказал Ральф. – Ты и на ногах-то стоять не можешь.
Сью все еще стояла по другую сторону двери, придерживая ее так, чтобы Элен не упала. Ее лицо было мертвенно-бледным, а в глазах стояли слезы.
– Иди сюда, – сказал Ральф. – Помоги ей подняться.
– Я не могу, – всхлипнула Сью. – Она вся в кро… в кров… в крови!
– Ради Бога, прекрати истерику! Это же Элен! Элен Дипно с нашей улицы.
И хотя Сью прекрасно об этом знала, имя, произнесенное вслух, совершило чудо. Сью протиснулась в дверь и, когда Элен снова стала сползать вниз, приобняла ее за плечи и поддержала, не давая упасть. Выражение бесконечного удивления застыло на лице Элен. Ральф вдруг поймал себя на том, что ему больно на это смотреть. Его буквально мутило.
– Ради Бога, прекрати истерику! Это же Элен! Элен Дипно с нашей улицы.
И хотя Сью прекрасно об этом знала, имя, произнесенное вслух, совершило чудо. Сью протиснулась в дверь и, когда Элен снова стала сползать вниз, приобняла ее за плечи и поддержала, не давая упасть. Выражение бесконечного удивления застыло на лице Элен. Ральф вдруг поймал себя на том, что ему больно на это смотреть. Его буквально мутило.
– Ральф? Что случилось? Какой-то несчастный случай?
Он повернул голову и увидел Билла Макговерна, который стоял у въезда на стоянку. На нем была элегантная синяя рубашка, даже со складками от утюга. Он прикрыл глаза ладонью – на удивление тонкой ладонью с длинными пальцами, – чтобы получше рассмотреть, что происходит у магазина. Выглядел он как-то странно: беззащитным и чуть ли не голым, – но сейчас Ральфу было не до того, чтобы задумываться о причинах; слишком много всего происходило.
– Это не несчастный случай, – сказал он. – Ее избили. Возьми ребенка.
Он протянул Натали Макговерну, который сначала отшатнулся, а потом все-таки взял ее на руки. Натали тут же снова расплакалась. У Макговерна был такой вид, как будто ему вручили переполненный бумажный пакет из тех, которые выдают в самолетах для вполне определенных целей. Он держал девочку на вытянутых руках, так что ее ножки болтались в воздухе. У него за спиной уже собиралась толпа, там было много детей в бейсбольной форме, видимо, возвращавшихся с тренировки на спортивной площадке за углом. Мальчишки смотрели на окровавленное и распухшее лицо Элен с каким-то странным интересом, и Ральф почему-то вспомнил библейскую притчу о том, как Ной напился пьяным и заснул голым у себя в шатре, и хорошие сыновья отвернулись, чтобы не видеть срама отца, а плохой сын смотрел…
Он аккуратно отстранил Сью и сам подхватил Элен. Она взглянула на него здоровым глазом. В этот раз она произнесла его имя более внятно, и он уловил в ее голосе благодарность и чуть не расплакался.
– Сью, возьми ребенка. Билл не умеет с ними обращаться.
Она сделала, как он сказал. Умело и ласково взяла малышку на руки. Макговерн благодарно ей улыбнулся, и Ральф вдруг понял, что было не так во внешности Билла. Он был без своей обычной панамы, которая (по крайней мере летом) воспринималась даже не как одежда, а уже как часть его самого – как, например, жировик у него на носу.
– Эй, мистер, а что случилось? – спросил один из бейсболистов.
– Ничего, что касалось бы тебя, – сказал Ральф.
– Такое впечатление, что она провела несколько раундов с Риддиком Бове.
– Скорее уж с Тайсоном, – сказал другой, и, что самое ужасное, кое-кто из ребят рассмеялся.
– Убирайтесь отсюда! – закричал на них Ральф, внезапно рассвирепев. – Идите займитесь своими делами.
Они отошли на несколько шагов, но не ушли совсем. Они смотрели на кровь – на настоящую кровь, а не на картинку на телеэкране.
– Элен, ты можешь идти?
– Да… умаю… думаю, да.
Он осторожно завел ее в магазин. Она шла медленно, еле передвигая ноги, как древняя старуха. От нее пахло потом и адреналином, и Ральфа снова начало подташнивать, но, судя по всему, не от запаха. Он никак не мог осознать, что вот эта Элен и та милая сексапильная женщина, с которой он разговаривал еще вчера, – это один и тот же человек.
Ральфу вдруг кое-что вспомнилось про вчерашний день. Вчера на Элен были голубые шорты, достаточно короткие, и он заметил несколько синяков у нее на ногах – большое желтое пятно на бедре и свежий темный синяк на правой икре.
Он довел Элен до маленькой комнатки за кассой. Мимоходом взглянул в прозрачное зеркало, которое висело в углу, чтобы кассир мог наблюдать за торговым залом, не поворачивая головы, и увидел Билла Макговерна, который придерживал дверь для Сью.
– Запри дверь, – бросил он через плечо.
– Господи, Ральф, но мне нельзя…
– Всего лишь на пару минут, – сказал Ральф. – Пожалуйста.
– Ну хорошо. Если на пару минут, то, наверное, ничего страшного…
Когда Ральф усаживал Элен в пластиковое кресло за захламленным столом, он услышал, как щелкнул замок на входной двери. Он поднял телефонную трубку и набрал 911. Но, прежде чем на том конце линии успели ответить, окровавленная рука нажала на серую кнопку сброса, и в трубке раздался длинный гудок.
– Ралф… не на… – Элен сглотнула с видимым усилием и попробовала еще раз. – Не надо.
– Надо, – сказал Ральф. – Надо.
Теперь в ее взгляде был только страх.
– Нет, – сказала она. – Пожалуйста, Ральф. Не надо. – Она посмотрела куда-то мимо него и умоляюще протянула руки. От одного только взгляда на ее побитое окровавленное лицо Ральфа аж передернуло.
– Ральф, – сказала Сью. – Она хочет девочку.
– Я знаю. Отдай.
Сью протянула Натали Элен, и девочка – ей было чуть меньше года, в этом Ральф был абсолютно уверен – обняла мать своими крошечными ручонками и прижалась лицом к ее плечу. Элен поцеловала Натали в макушку. Ей было больно, но она поцеловала дочку еще раз. И еще. Кровь у нее на шее уже засохла и стала похожей на грязь. Ральф опять разъярился.
– Это Эд, да? – спросил он. Конечно, это был Эд – обычно люди не мешают тебе звонить в полицию, если их просто избили на улице, – но он должен был спросить.
– Да, – прошептала она, зарывшись лицом в волосы дочки, так что Ральф едва-едва ее расслышал. – Да, это Эд. Но ты не будешь звонить в полицию. – Она взглянула на него, в ее взгляде были страх и страдание. – Пожалуйста, не звони, Ральф. Мне больно думать, что отца Натали посадят в тюрьму за… за…
И тут Элен расплакалась. Пару секунд Натали удивленно смотрела на мать, а потом тоже заплакала.
7– Ральф, – нерешительно спросил Макговерн, – может, сходить принести тайленола или еще что-нибудь?
– Лучше не надо, – отозвался Ральф. – Мы же не знаем, насколько сильно ее избили и есть ли какие-то внутренние повреждения. – Он посмотрел в окно, хотя ему не хотелось видеть того, что там происходило, и он очень надеялся, что там ничего не будет, но оно все-таки было: толпа людей, с любопытством глядящих на магазин, – их было так много, Ральф даже не видел, где кончается эта толпа. Некоторые пытались разглядеть, что происходит внутри.
– И что мы теперь будем делать? – спросила Сью. Она поглядывала на зевак, нервно дергая края передника. Всем служащим «Красного яблока» вменялось в обязанность носить такие передники. – Если начальство узнает, что я закрыла магазин в рабочие часы, меня уволят с работы.
Элен дернула Ральфа за руку:
– Пожалуйста, Ральф, – повторила она, только у нее получилось «Пжаста, Рафф», потому что губы были разбиты. – Не звони никуда.
Ральф неуверенно взглянул на нее. За свою долгую жизнь он повидал немало избитых женщин, и видел таких (хотя, если честно, их было совсем немного), которые были избиты куда сильнее, чем Элен. Но, может быть, только теперь он прочувствовал, как это страшно. Его мировоззрение и моральные принципы формировались в те времена, когда все, что происходило между мужем и женой за закрытыми дверями их дома, считалось их личным делом – в том числе и если мужчина лупил жену, и если жена костерила мужа на чем свет стоит. Переделать людей нельзя, и лезть в их личные дела – даже с самыми что ни на есть благими намерениями – значит нажить себе врагов и потерять друзей.
Но тут ему вспомнилось, как Элен несла Натали, когда шла по парковке: несла, прижав к боку, как сумку. Если бы она уронила ребенка на стоянке или переходя через Харрис-авеню, она бы скорее всего этого не заметила; Ральф решил, что только инстинкт подсказал Элен взять дочку с собой. Она не хотела оставлять Натали с мужчиной, который избил ее так, что теперь она видела только одним глазом и выговаривала не все буквы.
И еще ему вспомнилась одна вещь. Это было несколько месяцев назад, сразу после смерти Каролины. Ральф тогда сам удивился глубине своего горя – все-таки смерть Каролины была уже неизбежной; он знал, что она скоро умрет, и ему казалось, что он израсходовал весь запас страданий еще тогда, когда Каролина была жива, – в общем, когда она умерла, он сам словно выпал из жизни и даже не мог позаботиться о необходимых «последних приготовлениях». Он еще как-то нашел в себе силы позвонить в похоронное бюро «Бруклинс Смит», но по большому счету все заботы и хлопоты взяла на себя Элен. Именно Элен опубликовала некролог в «Дерри ньюз», именно Элен ходила с ним выбирать гроб (Макговерн, который ненавидел смерть и все, что с ней связано, взял самоотвод), именно Элен помогла ему выбрать венок с лентой «Любимой жене». И именно Элен организовала маленькие домашние поминки после похорон, заказала сандвичи в забегаловке Фрэнка, а напитки и пиво – в «Красном яблоке».
Все это Элен сделала для него, когда он был просто не в состоянии делать что-то сам. И разве мог он теперь не ответить добром на добро, даже если ей в данный момент казалось, что это совсем не добро?!