Варя согласно кивнула, не имея привычки спорить с начальством и тем не менее не считая нужным выполнять абсолютно все без разбора требования и распоряжения, особенно столь откровенно абсурдные.
Напротив, поговорив с Каменковым и скинув на него добрую половину собственных проблем, Варя заметно повеселела и, взглянув на часы, поняла, что пора готовиться к свиданию. До прибытия Даниила оставался ровно час.
Заняться собой Варя не успела. С кухни донесся оглушающий грохот.
Роняя тапки и телефон, она опрометью бросилась на кухню. Любой, проживший в доме вместе со Шкипером больше трех дней, понимал: промедление смерти подобно. Что выкинул этот кот на сей раз, фантазировать бесполезно. Но во избежание катастрофы лучше поторопиться.
Рыжий разбойник со скорбной мордой сидел на холодильнике. Сам холодильник был распахнут, на полу вперемежку валялись: растекшаяся банка сметаны, прокусанная коробочка йогурта, замороженная форель, распотрошенная пачка пельменей, обкусанный сыр, с десяток битых яиц и кое-что по мелочи.
– Ах ты негодник! – страшно выпучив глаза, погрозила ему кулаком Варя. Потом оглянулась вокруг себя и, прихватив со стола прихватку, погрозила ею.
Шкипер тяжело, горестно вздохнул, укоризненно мяукнул, как будто это не он, а она, Варя, устроила разгром на кухне, и обиженно отвернулся.
– Ну, погоди, негодник. Вот я сейчас быстренько приберусь, а потом устрою тебе! Так и знай.
Варина угроза была отнюдь не шуточной. Шкипер, избалованный своей хозяйкой, повадился лазать в холодильник. Как он умудрялся открыть плотную тяжелую дверцу, отдельная история, но как-то это у него выходило. Потом он прыгал на приглянувшуюся полку и начинал дегустировать продукты, иногда выбрасывая с полки лишнее, потом перебирался на следующую. Вероятно, Варя, увлеченная беседой с шефом, просто не обратила на шум внимания, пока на пол не шлепнулась мороженая рыбина. Такие разгромы Шкипер учинял регулярно, уборкой, ясное дело, приходилось заниматься Варе. Такое происходило уже трижды, и каждый раз это сходило разбойнику с рук. То Варя торопилась на работу, то дело происходило поздно вечером, и на битву уже не хватало сил. Но вот сегодня Шкиперу точно достанется, решила Варя, берясь за тряпку.
Она вообще не очень любила котов, а предпочитала, наоборот, собак. Особенно она не выносила шкодливых котов, таких как Шкипер, и согласилась с ним пожить только ради отдельной бесплатной квартиры. И вот теперь начала задумываться. Не высока ли цена?
Взглянув на часы и поняв, что времени в обрез, Варя вооружилась совком, мешком и кидала туда все, что было на полу, кроме рыбы. Есть прокусанные котом йогурты или пельмени она не собиралась. Быстренько протерев пол, Варвара надела джинсы, чтобы надежно защитить от кошачьих когтей ноги, на руки надела кухонные варежки и двинулась к сидевшему на холодильнике Шкиперу. Дверь в кухню она предварительно закрыла и подперла табуреткой.
– Ну, все, голубчик, попался! – кровожадно проговорила Варя и двинулась на Шкипера.
Толстый, кудлатый Шкипер, безучастно сидевший на холодильнике, и ухом не повел. Но стоило Варе забраться на табуретку и протянуть к нему руки, этот неповоротливый, свалявшийся ком шерсти стрелой метнулся на кухонный шкаф. И принялся там вылизываться как ни в чем не бывало.
– Так, значит, – свирепея, проговорила Варя, переставляя табуретку. Шкипер снова не отреагировал. Но стоило Варе протянуть руки, он тут же перескочил на другой конец длинного подвесного шкафа, и Варе снова пришлось слезать и переставлять табуретку.
После четвертой попытки Варя вооружилась шваброй и стала гонять кота по кухне, надеясь сбить его вниз. Шкипер неизменно оказывался ловчее.
Кот не сбивался, зато пол украшали осколки кувшина, горшка с фиалками и вазы. Варя не сдавалась. Вся взмыленная, с дико горящими не хуже, чем у Шкипера, глазами, лохматая, больше похожая на Бабу-ягу, нежели на искусствоведа, она металась по кухне, решив разнести всю квартиру вдребезги, но добраться до паразита.
Когда Варя, как следует прицелившись, готовилась нанести поганцу сокрушительный удар, у нее зазвонил мобильник, и она, вздрогнув от неожиданности, в очередной раз промахнулась, сорвав карниз с занавесками.
– Да! – полным злобной ярости голосом крикнула она в трубку.
– Варенька? – растерянно прозвучал незнакомый мужской голос.
– Да! – снова поворачиваясь к своей жертве, не менее импульсивно воскликнула Варенька.
– Это Даниил, я уже подъехал и жду вас возле подъезда. Может, мне стоит подняться? – несколько встревоженно спросил он. – У вас все в порядке?
– Елки! – с досадой воскликнула Варенька, к счастью, не приученная крепко и матерно выражаться, а то неизвестно, что бы слетело с ее милых уст в этот напряженный момент.
– Варя, у вас все в порядке? Что у вас происходит? – на этот раз требовательно и взволнованно спросил Даниил.
– Ничего, все нормально, кота гоняю, – все еще резковато, но уже пытаясь взять себя в руки, ответила Варя.
– Что вы делаете? – с сомнением в голосе переспросил Даниил.
– Кота гоняю. А эта хитрая, наглая дрянь никак не дается, уже всю кухню разнесли! – в сердцах поделилась Варя, не имея сил оторваться от кота и совершенно забывшая про свидание.
– Я немедленно поднимаюсь. Какой у вас номер квартиры? – решительно проговорил Даниил.
– Сто восемьдесят шестая, – бездумно ответила Варя и только тут сообразила взглянуть на свое отражение в дверце шкафа. К сожалению, было уже поздно. Даниил отключился, и надежды остановить его не было.
Варя бросила швабру и помчалась в ванную.
Зрелище, представшее перед Даниилом, когда дверь в квартиру распахнулась, в первый момент его просто шокировало.
У него было много свиданий, и он повидал всякого. Его встречали в вечерних платьях, в неглиже, в сексуальных нарядах горничных и зайчиков из «Плейбоя», в элегантных костюмах, но всегда при параде, с прической и макияжем.
Сейчас дверь ему распахнула красная, как свекла, кое-как причесанная девица, в старых джинсах и безразмерной футболке, со шваброй в руках.
Заглянув в квартиру и увидев прямо перед собой в распахнутую дверь кухни картину полнейшего разгрома, Даниил попятился.
– Проходите, – махнула ему шваброй косматое существо женского рода. – Сейчас я со Шкипером разберусь, и поедем.
Даниил едва не ляпнул «куда?», но вовремя прикусил язык, робко шагнул за порог и, протянув хозяйке в меру большой и элегантный букет, судорожно кивнул.
В это время из кухни вальяжной неспешной походкой, не обращая на присутствующих никакого внимания, вышел Шкипер и, проигнорировав гостя, направился в комнату.
– Ага! – завопила Варя. – Думаешь, отделался! – И бросилась к Шкиперу, тот привычным обманным движением юркнул в сторону и в следующую секунду запрыгнул на шкаф. – Ну, вот опять! – со слезами в голосе констатировала Варя, стукая об пол шваброй.
– Постойте, – остановил ее Даниил, шагая к шкафу.
Он протянул руку, проговорил ласково «кыс-кыс-кыс» и спустя секунду почесывал за ухом рыжего разбойника. После чего спокойно взял его на руки, словно Шкипер был обычным домашним котиком, а не бандитом с большой дороги.
– Славный кот, породистый, – поглаживая Шкипера, заметил Даниил. – Это рекс? – спросил он с видом знатока.
– Понятия не имею, кажется, да. Знаю, что моя сумасшедшая подруга заплатила за этого монстра тридцать тысяч. Лучше бы попугая завела, – сердито фыркнула Варвара, наблюдая за гостем.
– Ну, вот. Кот пойман. Что дальше? – поинтересовался Даниил, все же рассчитывавший сегодня поужинать.
– Давайте его сюда, – отбрасывая швабру, протянула руки, все еще одетые в рукавицы, Варя.
– Что вы собирались делать? – благодушно поинтересовался Даниил, передавая Варе кота.
– Утопить его в унитазе, – ответила Варя, принимая у него присмиревшего Шкипера.
– Что? – глядя на Варю полными ужаса глазами, переспросил Даниил и потянул кота обратно к себе.
– Утопить в унитазе. Он страшно воды боится. Я подержу его за шкирку над унитазом и буду спускать воду, а он будет орать и думать о своем поведении.
– Вы что, ненавидите котов? – охрипшим от ужаса голосом спросил Даниил, сам он котов обожал.
– Теперь да, – спокойно ответила Варя, нисколько не озабоченная мнением гостя на сей счет. Она вообще никогда не считала нужным подлаживаться под чье бы то ни было мнение. Разве что из чувства глубокого уважения к оппоненту, например, маме или папе, или научному руководителю, человеку, глубоко образованному, мудрому и бесконечно доброму.
Даниил крепко прижал кота к себе, со смешанными чувствами глядя на злобную, неряшливую, лохматую девицу, которая любила по вечерам перед свиданием топить котов в унитазе.
Даниил крепко прижал кота к себе, со смешанными чувствами глядя на злобную, неряшливую, лохматую девицу, которая любила по вечерам перед свиданием топить котов в унитазе.
– Варя, объясните мне, пожалуйста, зачем же вы его завели? – спросил Даниил настороженным, подчеркнуто спокойным голосом.
– Я и не заводила. Это кот подруги. Отвратительная личность, которую никто не захотел брать на передержку и которого она побоялась вести с собой в Америку. Этот мерзавец каждый день устраивает в квартире погромы, орет по ночам от скуки и портит мне жизнь. Сегодня он выпотрошил холодильник, и я битый час отмывала кухню, – полным возмущения голосом рассказывала Варя. – Я терплю его уже четвертый месяц, но сегодня мое терпение лопнуло. Пришло время расплаты. – И Варя снова протянула руки к коту.
«Кажется, не сумасшедшая и не садистка», – с облегчением подумал Даниил, готовый уже бежать прочь от Вари с котом в обнимку.
– Варя, может, простим хулигана в честь нашего с вами первого свидания, – обворожительно улыбнувшись Варе, предложил Даниил.
Что ж, выглядел он весьма впечатляюще. В дорогом модном костюме, который сидел на нем с небрежной элегантностью. Стройный, высокий, с густыми, ухоженными волосами золотисто-каштанового цвета и пронзительным взглядом чуть прищуренных карих глаз. Любая девица пала бы к его ногам, стоило только глазом моргнуть, не то что улыбнуться. Но Варвара и бровью не повела.
– А кухню за ним вы убирать будете?
Даниил взглянул в сторону разгромленной кухни, потом на Варю.
Она стояла, выжидательно глядя на него без тени улыбки. В таких ситуациях Даниилу бывать еще не доводилось. Она, что, всерьез ожидает, что он станет мыть кухню за ее котом? Мерси. И он решительно сунул Варе кота.
Шкипер укоризненно мяукнул, пораженный столь коварным предательством. И тут же вцепился с диким визгом в Варины рукавицы.
Воспитательная процедура прошла успешно. Шкипер орал, сворачивался кольцом вокруг Вариной руки, показывая чудеса гуттаперчивости, но Варя безжалостно удерживала его над унитазом, раз за разом спуская воду. По окончании экзекуции Шкипер с жалобным плачем умчался в комнату, забился под кровать и там, в темноте и одиночестве, принялся зализывать душевные раны.
– Ну, вот. Теперь можно и на свидание, – радостно заявила Варя, входя в комнату.
– В таком виде? – бестактно ляпнул Даниил, не успев сдержать рвущееся наружу недоумение. Общение с Варей вообще требовало от него постоянных душевных усилий, даже не сказать подвигов.
И пока Варя приводила себя в ванной в порядок, он предавался в комнате не праздным размышлениям, а вопросом: стоит ли овчинка выделки? Так ли уж ему хочется продолжать это знакомство? Вопрос остался открытым, поскольку Варя вошла в комнату сообщить о том, что наконец-то готова.
Выглядела она сейчас совершенно другим человеком. Даниил даже улыбнулся от удовольствия. Изящное платье чуть за колено, подчеркивающее фигуру, фигурка у девицы оказалась весьма ничего, раньше он этого не заметил. Босоножки на шпильке, волосы уложены в замысловатую прическу из кос. «С такой, пожалуй, не стыдно в приличном месте появиться», – решил Даниил, поднимаясь с дивана.
Глава 11
1893 г.
Елизавета Николаевна влюбилась. Случилось это два года назад, ей было тридцать шесть, она ни о чем не мечтала, ничего не ждала и даже не могла понять, как такое произошло. Жила она к тому времени у своей младшей сестры, бывшей замужем за инженером Виктором Владимировичем Ковалевым и имевшей в счастливом браке пятеро детей, в просторной квартире на Петроградской стороне.
С Дмитрием Константиновичем Вересовым они познакомились у общих приятелей. Встречались несколько раз, потом он нанес визит, другой, стал регулярно бывать у них в доме, очень понравился сестре и зятю, потом последовали приглашения в театр, на концерт, на загородную прогулку. Дмитрий Константинович был человеком приятным, образованным, очень любезным, с солидными сдержанными манерами и приятной, хотя и не выдающейся внешностью. И Елизавета Николаевна не заметила, как увлеклась им. Отношения их складывались ровно, Дмитрий Константинович оказался романтиком. Букеты, записки, маленькие трогательные сувениры, тайные пожатия руки, а затем пылкие, короткие поцелуи в темной прихожей и прочие атрибуты романов удивительным образом тронули обычно строгую и даже пуритански выдержанную Елизавету Николаевну. Она стала носить голубое и розовое, полюбила кружева и банты, и вообще, словно бы помолодела лет на пятнадцать, почувствовав себя совсем юной девушкой. И произошли эти перемены всего за каких-нибудь полтора месяца. А потом все оборвалось в один день.
Объяснение происходило в гостиной, где висел портрет Гаршина. Дмитрий Константинович вышел из кабинета Виктора Владимировича, куда заходил по одному «незначительному делу», и, проходя мимо поднявшейся ему навстречу Елизаветы Николаевны, холодно мимоходом бросил:
– Прощайте, сударыня.
– Как, вы уже уходите? – растерялась мгновенно потускневшая Елизавета Николаевна, но тут же спохватилась и, схватив Дмитрия Константиновича за руку, удержала его на пороге комнаты. – А чай? А потом мы собирались на прогулку?
– Сожалею, – сухо ответил Дмитрий Константинович, намереваясь покинуть гостиную.
– Что стряслось, вы что, поссорились? Это из-за Виктора Владимировича? – встревоженно, со слезами в голосе, спросила Елизавета Николаевна.
– Да, поскольку он не счел возможным оказать мне небольшую услугу, на которую я весьма рассчитывал, мне здесь бывать более незачем, – решительно забирая у Елизаветы Николаевны руку, проговорил гость.
– Как так? А как же я? Как же мы? – лепетала бессвязно Елизавета Николаевна, пытаясь понять смысл происходящего.
– Мы? – с холодной язвительностью переспросил Дмитрий Константинович и, не скрывая мстительного удовлетворения, пояснил: – Никакого «мы», сударыня, нет и не было. Мне был интересен ваш зять, я решил, что, ухаживая за вами, я, возможно, скорее добьюсь своей цели. Войду в вашу семью и заслужу его симпатию, чтобы заручиться его помощью в одном деликатном деле. Но, вероятно, ваш зять гораздо менее дорожит вашим счастьем, чем мне это мнилось. Он категорически отказался помочь мне. На сем мой интерес к вашему семейству закончился. Прощайте.
Елизавета Николаевна стояла, онемевшая от ужаса и унижения, прижав ко рту руки, словно стараясь сдержать рвущиеся наружу чувства, ее щеки горели, словно от пощечин.
– Ах, да, – останавливаясь на пороге, добавил мимоходом Вересов, – мой вам совет, уберите этого вурдалака из гостиной, вон как у него глаза сверкают, того и гляди из портрета выскочит и сожрет меня. Он вам своим зверским видом только гостей распугивает. – И негодяй кивнул в сторону портрета Гаршина.
Последнее замечание вывело Елизавету Николаевну из состояния хрупкого равновесия, и она с истеричной эмоциональностью воскликнула:
– Не смейте! Не смейте оскорблять память прекраснейшего из людей! Вон из нашего дома!
– Как пожелаете, – равнодушно пожал плечами Дмитрий Константинович и вышел.
Елизавета Николаевна обессиленно повернулась к портрету, словно ища в нем поддержки. Глаза Всеволода Михайловича светились такой проникновенной добротой и любовью, ей даже показалось, будто в них светятся слезы жалости и сочувствия.
Елизавета Николаевна всхлипнула и, совершенно несчастная, опустилась на диван, дав волю рыданиям.
А на следующий день стало известно, что Дмитрий Константинович скончался накануне вечером по пути домой, попав под конку. Ему перерезало ногу, и он истек кровью.
Это было одно из наиболее ужасных и значимых событий, которое заставило Елизавету Николаевну всерьез задуматься о мистических свойствах картины, а слова покойного Вересова о кровожадном взгляде фигуры с портрета никак не шли из памяти. Но было и множество мелких происшествий, тем не менее складывавшихся в тревожную, запоминающуюся цепочку.
Все в доме стали замечать, что стоит кому-то обидеть Елизавету Николаевну и не извиниться, как с этим человеком тут же произойдет какая-нибудь неприятность. То горничная утюгом ошпарится, то кухарка поскользнется, ногу вывихнет и неделю хромает. Володя, старший сын хозяев, нервный и невыдержанный подросток, палец бумагой порежет глубоко и болезненно. И случаев таких не сосчитать. Замечаться, конечно, стало не сразу, и никто, кроме Елизаветы Николаевны, связать эти странности с портретом не пытался. Да и она-то сама над собой посмеивалась, а только старалась поскорее всех простить и со всеми помириться, укоряя себя в суеверии и буйных мистических фантазиях, к которым на старости лет начинают склоняться старые девы.