Кстати, и французского деятеля – он сопровождал Хрущева в поездке по Франции, – и его дочь-студентку мы с женой тоже уже знали по визиту во Францию.
Но, как это часто бывает в делах внешних, дела развернулись таким образом, что общая атмосфера в советско-французских отношениях стала прохладнее, и вопрос этот как-то за другими событиями отошел на задний план, а затем на какое-то время заглох.
В общем, хорошие, даже благородные намерения иногда оказываются невыполнимыми и непрактичными. Это, впрочем, не противоречит тому, что в других условиях они становятся вполне осуществимыми.
Бонн Маркса и Бонн Аденауэра
Да, большим частоколом отделен Бонн Аденауэра от Бонна Карла Маркса в сознании наших людей. В этом городе постигал науки гениальный основоположник научного коммунизма. В нем же столетием позже во главе правительства встал консерватор-бюргер, пришедший на смену палачу-ефрейтору.
Только тот командовал всей Германией, а этот возвысился лишь над западной ее частью – Федеративной Республикой.
С годами неприятие Западной Германией раздела страны на два государства стало себя изживать. Два независимых германских государства признавались реалией.
Не раз я посещал ФРГ. Во время каждого посещения мне, как и каждому советскому человеку, в голову приходят тяжелые мысли о том горе, которое причинила нашей стране и ее народу гитлеровская Германия.
Когда едешь по дорогам ФРГ на машине и смотришь по сторонам, видишь ухоженные поля, аккуратные посевы, а если это время уборки, – хороший урожай. Еще до Второй мировой войны Германия имела высокоразвитую промышленность. Традиционными считались большие экспортные возможности страны. Казалось бы, чего ей не хватало?
– Жизненного пространства, – фарисейски объявил Гитлер, и Германия встала на путь агрессии. Ее армии хлынули на восток и на запад, на север и на юг с целью порабощения других стран и народов.
История уже давно дала ответ на вопрос, почему это произошло. Виновен алчный германский империализм. Он отравил сознание немецкого народа идеей захвата и грабежа чужих земель. Преступная камарилья во главе с Гитлером ввергла этот народ и человечество во вторую мировую войну.
Политики США, Англии, Франции, других стран Запада закрывали на это глаза, произносили проникнутые лицемерием речи в надежде, что только Советский Союз станет жертвой агрессии гитлеровской Германии.
На встречах с послевоенными политическими деятелями Западной Германии и в Бонне, и в Москве во время их визитов в СССР я, как и другие советские представители, пытался уяснить себе, чем дышат немцы Западной Германии. Полностью ли они сознают, что безумные амбиции фюрера и его приспешников превратить народы мира в своих рабов представляли собой обреченную на крах авантюру.
Конечно, даже самые реакционные деятели ФРГ не могли и не могут вновь взять на вооружение идеи, доминировавшие в Третьем рейхе. Это означало бы для них самоубийство. Сегодня людям, несущим ответственность за политику ФРГ, не следует забывать, что нынешнее положение в Европе сложилось в результате освободительной борьбы народов против германского нацизма. Во имя мира, за то, чтобы никогда более не возникла угроза войны с немецкой земли, отдали жизни двадцать миллионов советских людей, миллионы людей стран антигитлеровской коалиции.
Не сразу создались условия для нормализации отношений между Советским Союзом и Западной Германией. Гитлеровская агрессия слишком хорошо запомнилась советским людям.
Поэтому даже подход к установлению дипломатических отношений с этой страной оказался далеко не простым делом. Тем более что у власти в ФРГ находился тот же класс, который вскормил Гитлера и его шайку, погнавших на бойню нацию.
Но время шло. Люди знали решения Потсдама. Вопрос о налаживании отношений между ФРГ и СССР не мог не возникнуть, и он возник. К такому выводу пришел и Аденауэр, возглавивший правительство ФРГ.
Можно сказать, само время заставило этого реакционного, сверхпедантичного в жизни и политике человека посмотреть на Восток не тем взглядом, которым смотрел бесноватый фюрер. Главным стало понимание того, что могучая держава-победительница живет и будет жить и без Западной Германии. Тем более что рядом же, на части территории бывшей Германии, возникло новое по социальной природе государство – Германская Демократическая Республика, само существование которой – событие исторического значения.
Если бы Запад остался верен принципам Потсдама, если бы он в годы холодной войны не сжег мосты согласия, взяв курс на раздел Германии, то не исключено, что ее будущее могло бы сложиться иначе. Историю, однако, задним числом не переделаешь. Мы видим в Европе два германских государства, причем Федеративная Республика возникла первой.
Германию расчленили не с Востока, а с Запада. В «Памятном» почти никто не цитируется, но в данном случае стоит изменить правилу. Не кто иной, как посол США в СССР Уолтер Беделл Смит признался, что «лишь револьвер, приставленный к груди, мог бы заставить западные державы отказаться от создания западногерманского правительства»[9].
О советской позиции по этому вопросу говорят факты. 10 марта 1952 года советское правительство выступило с проектом основ мирного договора с Германией, в котором предлагалось восстановить ее как единое суверенное государство и обеспечить ему равноправное положение среди других стран Европы. Причем Германия получала бы право иметь свои национальные вооруженные силы для обороны страны, а также производить для них военные материалы и технику. Однако она должна была отказаться от участия в военных коалициях и союзах, направленных против любой державы, воевавшей против гитлеризма. Мы предлагали вести дело к скорейшему образованию общегерманского правительства, а также провести свободные выборы по всей Германии.
В ответ на наши предложения последовали удивительные с точки зрения здравого смысла реакция западных держав и, что было совсем непонятно, недовольство и даже раздражение Бонна. Здравый смысл окончательно изменил Аденауэру и его окружению. Вокруг советского предложения началась пропагандистская игра. В ее круговороте утопили воссоединение Германии.
Более грубого политического просчета в послевоенной истории не совершало ни одно европейское правительство. Пальма первенства здесь, безусловно, принадлежит Аденауэру. Паника и сумятица в ответ на советское предложение воссоединить Германию – вот какой оказалась реакция Запада. Исторический шанс был упущен. Более того, ФРГ стала частью антисоветского западного военного союза. Это был неумный шаг. Ведь необходимо помнить, что в момент, когда Бонн начал играть военными мускулами, Советский Союз и Германия все еще находились в состоянии войны, которое было ликвидировано только 25 января 1955 года Указом Президиума Верховного Совета СССР.
Известно, что Аденауэр так и не признал своего исторического просчета. Тем не менее в сентябре 1955 года он во главе правительственной делегации прибыл в Москву и пошел на установление дипломатических отношений с Советским Союзом. Именно он впоследствии постоянно выступал со странными заявлениями о том, что якобы Бонн уполномочен представлять «весь германский народ».
В 1957 году он отверг предложение правительства ГДР, в котором выдвигалась идея германской конфедерации. Втянутая в западный военный союз ФРГ стала ему дороже идеи воссоединения.
С тех пор прошло много лет. Политические и социальные дороги двух германских государств разошлись.
Итак, 1955 год.
На Внуковском аэродроме из самолета выходит подтянутый человек со строгими чертами лица. Вид у него скорее озабоченный, хотя он пытается быть приветливым. Задача впереди непростая… Аденауэр прилетел в Москву с целью установления дипломатических отношений между ФРГ и СССР. Он сделал это после тяжелых раздумий.
Так произошло крупное событие в послевоенной Европе. Нормализация советско-западногерманских отношений способствовала дальнейшему закреплению итогов войны. Позитивные последствия этой нормализации сказались и на общем положении в Европе, и на отношениях СССР с отдельными западноевропейскими государствами.
Установление дипломатических отношений между СССР и ФРГ явилось важным шагом в деле преодоления пропасти отчужденности.
Припоминаю такой факт, относящийся к пребыванию Аденауэра в советской столице. В то время с территории Западной Германии в массовом масштабе запускались воздушные шары, приспособленные для разведывательных целей над советской территорией. На улице Алексея Толстого, во дворе особняка, где велись переговоры с канцлером, была устроена соответствующая выставка, которую показали Аденауэру. При ее осмотре он пожимал плечами.
– Выходит, – говорил он, – что западные державы используют территорию ФРГ для этих целей, причем даже не советуясь со мной.
– Выходит, – говорил он, – что западные державы используют территорию ФРГ для этих целей, причем даже не советуясь со мной.
Переговоры проходили непросто, но дело было сделано. Одержал верх здравый смысл. Дипломатические отношения были установлены.
В последний раз я встретился с Аденауэром в 1959 году при несколько необычных обстоятельствах. Он спускался вниз по парадной лестнице Белого дома, а я и мои коллеги, министры иностранных дел Англии и Франции, прибывшие прямо с совещания в Женеве для участия в церемонии похорон Даллеса, поднимались по ней, чтобы нанести визит президенту Эйзенхауэру. Аденауэр, увидев меня, остановился и сказал:
– Я потерял друга.
Не спорил я с канцлером. Он действительно потерял друга. Ему охотно в этом можно было верить. Весь мир знал, что Аденауэр и Даллес – политические братья.
Аденауэр особенно не желал заглядывать в будущее, но ему не давала покоя идея поглощения ГДР.
Ночь на 13 августа 1961 года…
Важным событием в жизни послевоенной Европы стало 13 августа 1961 года. Это событие было связано с мерами по укреплению государственной границы Германской Демократической Республики, ее суверенитета.
Правительства западных держав не проявили готовности к решению германской проблемы и урегулированию положения вокруг Западного Берлина. Они с порога отвергали советские инициативы. Более того, они усиливали военные приготовления, грубо попирали важнейшие международные соглашения, предусматривающие искоренение германского милитаризма и предотвращение его возрождения в любой форме.
Правительства стран Варшавского договора обратились к Народной палате и правительству ГДР, ко всем трудящимся Германской Демократической Республики с предложением установить на границах Западного Берлина такой порядок, который надежно преградил бы путь для подрывной деятельности против государств социалистического содружества, а вокруг всей территории Западного Берлина, включая его границу с демократическим Берлином, организовать надежную охрану и эффективный контроль. В соответствии с этим Совет министров ГДР принял постановление о мероприятиях по защите ГДР, особенно ее столицы – Берлина. В памятную ночь с 12 на 13 августа граница между Западным и Восточным Берлином закрылась на прочный замок.
Удар по реваншистским амбициям оказался настолько сильным, что через два года духовный отец реваншистского курса Аденауэр вышел в отставку. Недолго продержался на посту и следующий канцлер – Людвиг Эрхардт, пытавшийся продолжать обанкротившуюся политику отказа от признания ГДР.
Брандт вписал страницу в историю
Твердая позиция Советского Союза и других социалистических стран в борьбе за признание территориально-политических реальностей на Европейском континенте, конструктивные усилия по обеспечению безопасности в Европе, появление реалистических тенденций в политике ФРГ создали условия для подготовки договора между СССР и ФРГ.
Согласие на договор было обоюдным. Переговоры начались. Представители запаслись терпением. Аргументы отточены. Со стороны ФРГ их вел министр иностранных дел Вальтер Шеель.
В период переговоров у меня с ним состоялось пятнадцать встреч, чтобы довести основную подготовку документа до завершения. До переговоров с Шеелем пришлось еще пятнадцать раз встречаться также в Москве с известным деятелем социал-демократической партии Эгоном Баром, который являлся статс-секретарем в ведомстве федерального канцлера. Равное число встреч – просто совпадение.
Работа с обоими моими партнерами была достаточно эффективной, хотя дрались за свои позиции посланцы ФРГ с упорством. Однако то было время, когда в кресле канцлера ФРГ находился социал-демократ Вилли Брандт. А член его же партии Бар и представитель партии свободных демократов Шеель полностью разделяли взгляды Брандта. Они, эти взгляды, доминировали в позиции наших партнеров. Много было споров, зигзагов, тупиков, нервных вспышек, но основную нить участники не теряли, что и обеспечило договоренность.
Брандт был нам в Москве уже хорошо известен. Мои встречи с Брандтом дают основание сказать, что это один из выдающихся деятелей Федеративной Республики Германии. Во время войны он оказался в эмиграции в Швеции. Он предпочел лучше оставить свою страну, чем склонить голову перед свастикой. Это само по себе делало ему честь.
О Брандте писать и легко и трудно. Легко потому, что за сорокалетний период после войны он свои взгляды продемонстрировал достаточно полно. Продемонстрировал и на посту канцлера. А трудно потому, что человек он многогранный.
Прежде чем оказаться на верхушке пирамиды государственной власти в Бонне, Брандт в течение нескольких лет являлся бургомистром Западного Берлина. На этом деликатном и непростом посту он приобрел немалый опыт, который ему пригодился в последующем. Но не менее важным является и то, что, находясь у границы, отделяющей мир социализма от мира капитализма, он соприкасался с делами, которые возникали, да и сейчас продолжают возникать у властей Западного Берлина и правительства ГДР.
Естественно, бургомистру приходилось заниматься такого рода делами. Случалось входить в контакты не только с представителями ГДР, но и с советским посольством. Советским дипломатам и лично мне не раз доводилось замечать, что в ходе разговоров по текущим делам Брандт часто находил возможности, чтобы высказать свои взгляды и по вопросам отношений между СССР и ФРГ. Заглядывал он и дальше, высказывая меткие суждения по вопросам отношений между Востоком и Западом в целом.
Уже тогда Брандт ощущал ту основу, на которой только и могут строиться отношения между Советским Союзом и Федеративной Республикой Германией. Тезис о мирном сосуществовании государств с различным общественным строем он считал именно тем фундаментом, на котором можно возводить здание советско-западногерманских отношений. Считал и соответственно строил практическую политику в этой области.
В течение некоторого времени после победы на выборах социал-демократов в ФРГ Москва присматривалась, какая волна в политической жизни этой страны возьмет верх – в сторону смягчения отношений или, наоборот, по направлению к тому зыбкому мосту, который строили Аденауэр и его преемники. Вдобавок стало ясно, что одного установления дипломатических отношений между СССР и ФРГ недостаточно. Две таких страны обязаны двигаться вперед в развитии своих отношений, а не останавливаться, чего фактически хотели Аденауэр и его преемник Эрхардт.
Немалые препятствия подписанию договора чинили его противники. Эти деятели часто больше тяготели к прошлому, нежели к будущему немецкого народа. В конце концов благодаря широкому взгляду на вещи и желанию привести дела в соответствие с реальностями жизни Брандт умелой рукой довел переговоры до успешного завершения, а затем и ратификацию договора. Хотя бессонных ночей ему, говорят, пришлось пережить немало.
Можно определенно сказать, что канцлер Брандт сделал стратегический ход в политике, когда дал согласие на то, чтобы под советско-западногерманские отношения подвести договорную основу.
Московский договор 1970 года
Советский Союз последовательно выступал за договор с ФРГ. И от него во многом зависело, каким быть этому договору. Мне памятно то время. На первой стадии основой для успеха, как ее видел Советский Союз, являлось то, чтобы стороны в качестве главной цели поставили – строить отношения мира. Это необходимо было ясно отразить в договоре.
Требовалось взять четкие обязательства о признании сложившихся после войны границ, в том числе границу по Одеру– Нейсе в соответствии с Потсдамским соглашением трех держав, о признании ГДР как суверенного государства, договориться о развитии между СССР и ФРГ взаимовыгодных экономических отношений и связей в других областях.
По всем главным пунктам, а также по тем, которые неизбежно вытекали из этих магистральных направлений, происходил детальнейший обмен мнениями. Пожалуй, ни до ни после этих переговоров мне и советским товарищам, которые работали вместе со мной, не приходилось так детально прорабатывать все стороны вопросов, как в ходе этих переговоров. Тут я должен особо подчеркнуть помощь со стороны видного советского дипломата В.М. Фалина.
Как и следовало предполагать, наиболее трудным оказался вопрос о границах. Вопрос о признании ГДР как самостоятельного, независимого государства сразу же превратился в проблему границы между двумя германскими государствами. Навязчивая концепция «объединения Германии», а точнее говоря, поглощения ГДР Западной Германией до конца оставалась камнем преткновения. Самых разных концепций в головах представителей ФРГ на этот счет было немало.
Не один раз я спрашивал Бара:
– Неужели вы не отдаете себе отчета в том, что Советский Союз не пойдет ни на какую сделку, которая приоткрывала бы лазейку для ущемления законных интересов ГДР как суверенного государства? Всякий намек на возможность объединения двух германских государств неприемлем, мы его категорически отвергаем, поскольку ГДР и ФРГ развиваются по противоположным социальным путям.