Русское название «Волга» (ст. — слав. «Вльга») произошло от праславянского *Vьlga, ср. «во́лглый — волога — влага». То есть просто «вода», «река». Что в те времена было весьма распространено. Древние люди вообще были бесхитростны. Море они называли морем, реку — рекой, гору — горой. И сохранившееся наименование обычно указывает на то, какой народ впервые назвал реку рекой, то есть живет/жил в этих краях исконно. За славянское происхождение названия говорит наличие рек Влга в Чехии и Вильга в Польше[16]. Чешская Влтава, хотя «официальной» считается германоязычная версия, в раннем средневековье писалась как Wultha, но и современный вариант Vьltava также вполне гармонирует с праславянским. К этой же корневой системе, скорее всего, принадлежит и Волхов (тоже река, и не такая уж маленькая), хотя он созвучен слову «волхв». Но именно созвучен. Такая этимология очень сомнительна. «Волхв», вероятно, имеет один корень со словом «волк», а это тотемное животное протославян (нёвров, по Геродоту). Оборотни-волхвы упоминаются и в славянских, и в германских источниках. Что еще раз заставляет нас искать общих предков у славян и у германцев, поскольку в высшей степени сомнительна общность мифологии у далеких неродственных народов.
Добавлю, что ни у одного из народов, исконно проживающих по берегам Волги, нет ничего даже близко похожего на «Ра» (ср. современные названия: башк. «Иҙел», тат. «Идел», каз. «Еділ», чуваш. «Атӑл», калм. «Иҗл»). Современное марийское «Юл» восходит к тат. «Елга» (что характерно, это опять же «река, ручей»). Допустима также этимология от тат. «Юл» — «путь», и это понятно: река в Средние века была важной транспортной артерией. (В 2012 году вышла интересная работа А. П. Пасхалова «Удивительная этимология», посвященная топонимике России, и в частности гидронимике, в которой автор очень взвешенно и доказательно разрушает множество нелепых мифов.)
Кстати, восклицание «Ура!» вовсе не русское, и не славянское. Уже предвижу моторную активность и обильное слюноотделение у «тюркологов»: «Татарское!» Да вот нет, увы и ах. В русской армии этот клич появился при… Петре I, и то сам царь предпочитал польское «Виват!». А впервые — и это задокументировано официально — русские полки кричали «Ура!» на коронации Екатерины II. Есть легенда, согласно которой Петр услышал клич во время атаки калмыцкой конницы, которая с криком «Уралан!» рассеяла шведов. Так царю понравилось это слово, что он повелел кричать «Ура!» и всем русским тоже. Тут вызывает недоумение несколько моментов. Если клич был привнесен во времена Золотой Орды, то почему Петр Алексеевич впервые услышал только в день Полтавского сражения? Если калмыки кричали «Уралан!», то почему царь приказал использовать только первую часть клича и «отредактировал» вторую? И главное — как объяснить, что этот клич в том или ином виде существует у большинства европейских народов (нем. hurra, англ. Hurrah или huzzah, hooah, фр. Hurrah и др.)? Может, имеет место как раз обратное заимствование: не от калмыков к русским, а от немцев, французов, англичан через русских к калмыкам, татарам, башкирам? Тогда «Уралан!» — это европейское «Ура!» в калмыцкой огласовке. Забавно, что «Википедия», например, в качестве примера использования «Ура!» монгольскими татарами приводит все тот же фантастический текст В. Яна. Что и говорить, «авторитетное» свидетельство! Но о том, что «монгольские татары» дошли аж до Туманного Альбиона, никакой Ян еще не додумался.
Со времен Ломоносова как малонаучную и недобросовестную заклеймили так называемую норманнскую теорию. При большевиках как карикатурное ее отражение появляется теория евразийская. Но «норманнофилы» куда ближе к истине: они хотя бы «интерпретируют», пусть и коряво, реальные факты, тогда как «тюркофилы» — евразийцы оперируют чистой фантастикой. А уж «интерпретируют» ее и вовсе ненаучно, порождая в свою очередь варианты в виде задорновского «У-РА!». Хотя с юмориста что спросишь? Работа у него такая — шутить.
Но вернемся к предмету нашего исследования. Что нам дают этимологические изыскания? А вот что. Если «Волга — Волхов — Вильга — Влтава» являются однокоренными гидронимами, то и народ, который их назвал, обитал на огромном пространстве от Волги до Эльбы (территория, почти вдвое превосходящая Священную Римскую империю Оттона I;), имел один язык и единое государство, единое культурное поле. Если внимательно проследить развитие Священной Римской империи, мы увидим, что она очень активно развивалась на Запад и практически не развивалась на Восток. Это могло быть только в одном случае: если на Востоке существовал равный по силам сосед. (Замечу, что Оттон I — младший современник, а то и родственник Вещего Олега и Игоря Рюриковича.) Из всего этого следует, что государство у древних русов возникло никак не позже, чем у германцев, вернее, у тех, кого мы сегодня называем германцами. О какой, простите, «колонизации с Запада» может идти речь?
Мать городов русских. Кто отец?
Один из самых захватывающих сюжетов за всю историю Древней Руси, оставивших заметный след в культурной традиции, — соперничество дружинников Рюрика за Киев. История, леденящая кровь, как и все остальные, и столь же полная загадок. Наиболее актуальный ее аспект для современной публики, готовящейся к развитию событий по иранскому сценарию, — так называемое Аскольдово крещение.
Для начала скажем пару слов об особенностях древнерусского градостроительства, и в частности о деревянных и «древо-земляных» укреплениях. Это позволит лучше разобраться с предметом исследования. Из школьного курса истории мы знаем, что деревянные фортификационные сооружения очень ненадежны. Они, знаете ли, горят. И действительно, это подтверждает наш личный эмпирический опыт. Дерево и вправду горит. Особенно печальной была судьба деревянной фортификации в годы пресловутого «татаро-монгольского» нашествия. Монгольские татары поджигали стены, и они сгорали за считаные секунды. Это зачастую подается едва ли не как главная причина «победоносного шествия» врагов по городам и весям Руси. Бредовая концепция тиражируется множеством анимационных и игровых кинофильмов, часть которых стала классикой. И вроде бы все логично, но вот в чем незадача-то… Огонь в те времена был известен только монгольским татарам. А свеи, даны, половцы, греки, хазары и кто угодно еще, да и сами русичи, ходившие друг на друга с периодичностью в год-два, ничегошеньки не знали о том, что дерево, представьте себе, горит, и, как последние олигофрены, строили из него крепости. Первое упоминание, например, Копорской крепости связано с немецкими рыцарями (тоже те еще дураки!), которые возвели «деревянный замок», а случилось это аж в 1240 году[17]. Что-то тут не клеится. То есть клеится, если, полагаясь на мультфильмы и фантазию автора «Батыя», считать, что создавались эти сооружения в одно бревно (по аналогии с кладкой в один кирпич). На самом же деле все было несколько иначе.
Действительно, на Руси, да и вообще в Европе, было известно такое полевое укрепление, как частокол из закопанных в землю и заостренных сверху бревен, но оно являлось вспомогательным. Ни один безумец не стал бы так строить городские стены. Бревенчатая стена выполняла лишь роль своеобразной неснимаемой опалубки. То есть деревянная часть крепостной стены представляла собой полую конструкцию типа колодца-пятистенка, куда забивалась… земля. Как правило, вынутая из рва под стеной. Подобная «модульная» конструкция позволяет в кратчайшие сроки создать стену любой разумной протяженности и конфигурации, представляющую серьезную преграду для врага.
Все знают, насколько прочны грунтовые пешеходные дорожки. Их не размывают дожди и с трудом распахивает трактор. В Гатчине, на берегу Черного озера, уже более 220 лет (построен в 1799 году архитектором Н. А. Львовым) стоит землебитный Приоратский дворец. За свою долгую жизнь он ни разу не реставрировался. В дни Великой Отечественной войны здесь шли ожесточенные бои. От снарядов и авиабомб рушились даже массивные каменные постройки, а этот замок выстоял. Русский архитектор сумел подобрать такой состав землебита, что он до сих пор соперничает с железобетоном.
«Колодцевая» технология возведения стен сохранилась до наших дней, только функцию деревянной опалубки теперь выполняет кирпичная кладка, а так называемая «забутка», или заполнение полостей, осуществляется посредством бетонной смеси (часто с крупным камнем или щебнем).
«Колодцевая» технология возведения стен сохранилась до наших дней, только функцию деревянной опалубки теперь выполняет кирпичная кладка, а так называемая «забутка», или заполнение полостей, осуществляется посредством бетонной смеси (часто с крупным камнем или щебнем).
Дерево, кстати, тоже подбиралось не лишь бы какое, а малогорючее и не слишком поддающееся гниению, например осина, которая и сегодня считается наиболее пригодным материалом для колодезных срубов. В деревнях можно услышать прибаутку «Осина не горит без керосина».
Так что, по большому счету, различие между каменным укреплением и древо-земляным с точки зрения возможностей для отражения агрессии очень невелико. Древо-земляная крепость даже имеет определенные преимущества: она быстрее возводится. Посетите музей ВОВ на Поклонной горе. Там значительная часть экспозиции уделена полевым укреплениям: траншеям, блиндажам и пр. На табличке у каждого экспоната указано время, требуемое для постройки, и число военных строителей. Счет времени идет на часы, потребность в людях — до двух-трех десятков. И, если внимательно присмотреться, можно увидеть много общего между этой технологией и той, которую я описываю. Только в XX веке укрепления зарывались в землю, а в X — возвышались над ней. Стоит ли говорить, что «технологии» ведения войны за десять столетий сильно изменились, но даже сейчас «древо-земляная» крепость не потеряла значения. Единственное существенное преимущество камня — долговечность.
Итак, каменные крепости возводили далеко не сразу вовсе не потому, что камень класть не умели, и не потому, что эта технология «пришла к славянам из Европы» (вариант — из Византии!), а потому, что потребности не было. Когда же появлялась необходимость не просто решить конкретную тактическую задачу, а обосноваться на века, когда крепость приобретала ключевое значение, становилась опорным пунктом княжества, точкой притяжения купцов и мастеровых, тогда возводился каменный город, причем все больше на месте древо-земляного. Действительно, внешнюю оболочку можно поджечь, но, во-первых, не искрой от ZIPPO «со стразой», а во-вторых, никакой безоговорочной победы это не даст. В крепости обычно имелись специальные команды, поддерживающие внешний периметр в состоянии надлежащей влажности, а выгорание даже значительной части опалубки еще не гарантировало обрушения стены. Если же враг повреждал стену настолько, что ее следовало отремонтировать, находились бригады плотников, которые, как только опасность захвата исчезала, восстанавливали исходное положение за пару недель. Появление каменного кремля означало отнюдь не освоение прогрессивных технологий, а повышение статуса города (например, переезд княжеского двора).
Таким образом, по древним следам каменной кладки (при правильной ее датировке!) можно догадаться, какой город доминировал в то или иное время. Так, согласно ПВЛ первый каменный дом в Киеве (причем именно жилой дом, «терем») был построен в 945 году, то есть в год смерти сына Рюрика — Игоря. «идѣже есть дворъ демьстиков за св. Бцею над горою двор теремный, бѣ бо ту терем каменъ»[18] («Позади Десятинной церкви Святой Богородицы был теремной двор, и там каменный терем»). Исследователи считают остатками этого терема обнаруженные в 1907–1908 годах бутовые кладки, развалы камней и плинфы (керамические напольные плиты; от греч. πλίνθος — «плита»), что само по себе еще не является доказательством. Надо полагать, стены церкви Пресвятой Богородицы на тот момент были деревянными. Почему же русы так халатно относились к собственной безопасности: терем — каменный, а крепостные стены деревянные?
В Киеве перед археологами вообще встает множество вопросов, способных поставить в тупик. В культурном слое IX–X веков остались буквально отдельные камни, и с их датировкой есть серьезные проблемы. Судить по ним о постройках очень затруднительно. Некоторые историки считают это следствием того, что русские феодалы не любили жить в каменных постройках (?!). Такие вот они русские феодалы — все не как у людей. Кстати, саму Десятинную церковь, если верить источникам, спустя почти полстолетия все-таки решили возвести из камня и даже вызвали для этого «мастеры из грек». Культурный слой XI–XII веков сохранился лучше, так что архитектура времен Ярослава Мудрого изучена достаточно полно. Конечно же, следует упомянуть киевский Софийский собор, возведенный в 1037–1044 годах и хорошо сохранивший под достройками первоначальные формы. Он подробно исследован учеными. Но и здесь не обошлось без споров. Одни специалисты обнаруживали в соборе традиции деревянного зодчества, другие отрицали это, некоторые отмечали близость к романской архитектуре, но все сходились на мысли, что аналогов киевскому собору в мире нет.
Как бы то ни было, упомянутая церковь Пресвятой Богородицы простояла почти 250 лет, пока в 1240 году (в том же, когда «просвещенные» немецкие рыцари возвели деревянную крепость в Копорье) далекие предки Тараса Бульбы не выжгли Киев подчистую[19]. Этот год стал переломным в истории города. Каким таким напалмом жгли казачки Мать городов русских, что оказались напрочь уничтожены все каменные постройки, — тайна сия велика есть. Но серьезные находки, свидетельствующие о величии города, появляются лишь после этой даты.
Теперь обратимся к легенде об Аскольде, о том, как он плыл на лодьях по широкому Днепру, и о том, как в одном из поселений, расположенных на высоком правом берегу, люди, которые вышли ему навстречу, на вопрос «Кто вы и чей это град?» ответили: «Град сей Киев, а платим мы дань хазарам». Да, получается история-то вполне достоверная. Киев на момент появления дружины Аскольда был относительно небольшим полянским поселением, Аскольд, взяв его под защиту, присоединил к тогдашней Руси и «остался княжить в Киеве».
Об Аскольде, как и о Рюрике, до нас дошло не так уж много свидетельств. Летопись упоминает еще и некоего Дира, хотя в большинстве источников, которые повествуют о воинских подвигах дружины, отправленной Рюриком на Царьград, командир у нее один. Вот что пишет один из наиболее авторитетных советских исследователей Киевской Руси Б. А. Рыбаков: «…личность князя Дира нам не понятна. Чувствуется, что его имя искусственно присоединено к Оскольду, потому что при описании их совместных действий грамматическая форма дает нам одиночное, а не двойное число, как это должно было бы быть при описании совместных действий двоих лиц»[20]. Возможно, имеет место, как и в Иоакимовской летописи, ошибочное прочтение имени Аскольд/Оскольд/Скальд — Hoskuldr (Аскольд + Дир). Было бы чрезвычайно интересно провести раскопки в Угорском урочище, где, по легенде, находится могила одного из первых правителей Киева. Возможно, они дали бы какие-то ответы. Но место это так активно застраивалось и перестраивалось аж с XV века, что рассчитывать на сенсацию не приходится.
С Аскольдом еще больше тайн, чем с Рюриком. Если о последнем мы хотя бы можем с определенной долей уверенности сказать, что он варяг (не до конца понятный этноним, но есть основания полагать, что он тождественен этнониму «рус», подробнее об этом читайте ниже), то про Аскольда ничего не известно. Неясны и его взаимоотношения с Рюриком. Во 2-й Псковской летописи, довольно поздней, сказано: «А князи вта лета бяху на Рускои земли; От Варяговъ 3 князя, первому имя Скалдъ, а дроугому Дир, а третьему Рюрик…»[21] Но в ПВЛ встречается такой пассаж: «И бяста у него два мужа, не племени его, но боярина»[22]. Имена бояр летопись не указывает, но по контексту (поход на Царьград, княжение в Киеве) принято считать, что это Аскольд и Дир. В то же время в ПВЛ говорится, что после смерти Кия, Щека и Хорива их потомки княжили у полян: «И по сихъ братьи держати почаша родъ ихъ княженьє в Поляхъ». Вообще-то, странно, что вот так, «с улицы» пришел некто (а ведь по Днепру, наверное, не только лодьи Аскольда плавали) и ему говорят: «Нами некому править, но дань мы платим. Сможешь доказать, что ты круче, — будем платить тебе». Для того чтобы с тобой так разговаривали, нужны основания. Какие?
В сентябре 1835 года на сцене московского Большого театра состоялась премьера оперы «Аскольдова могила». Автор музыки Алексей Николаевич Верстовский — видный чиновник от культуры. (Употребляя слово «чиновник» в данном случае, я не имею в виду ничего плохого. В России XIX века вполне встречались честные чиновники, озабоченные делами государственной службы, и служба Верстовского, как оказалось по факту, была русской культуре только на пользу.) Его можно отнести к композиторам-романтикам наряду с Карлом Вебером, Феликсом Мендельсоном-Бартольди, Робертом Шуманом, ранним Вагнером. Автор либретто — тоже человек не случайный: известный историк, маститый писатель, директор московской Оружейной палаты Михаил Николаевич Загоскин. Очень грустно, что его имя у широкой российской публики ассоциируется не с 29 томами романов, повестей, рассказов и пьес, а с несколькими проходными строками из гоголевского «Ревизора»: