Пять капель смерти - Чижъ Антон 16 стр.

ВОПРОС: Как вы поступили?

На следующее утро начался приступ болезни. Я понял, что слова о рабстве — не пустой звук. Я действительно мечтал только об одном: получить глоток эликсира. Даже забыл, что хотел убить себя.

ВОПРОС: Кого вы привезли к Елене?

Эдуарда Севиера, британского подданного, серьезного финансиста и брата крупного банкира Роберта Севиера. Вечером с Эдуардом мы поехали в ресторан. Я не ел целый день, но не мог даже смотреть на еду. Эдуард ел и пил с удовольствием. Я предложил ему поехать к знакомым дамам, он с радостью согласился. Я привез Эдуарда в меблированные комнаты и получил от Елены пузырек с жидкостью, которую нужно было пить по три капли, смешивая с молоком.

ВОПРОС: Каким образом она собиралась связываться с вами?

Она сказала, что каждый вторник и субботу будет ждать в «Медведе». Елена сказала, что лекарства хватит на неделю, не больше. Чтобы получить следующий пузырек, я должен выполнить другое задание.

ВОПРОС: Кого Елена убила?

Вчера утром я открыл газету и прочитал о скоропостижной кончине Эдуарда Севиера. Это был совершенно здоровый молодой человек.

ВОПРОС: Вы готовы повторить свои слова под присягой?

Да.

ВОПРОС: Что было дальше?

Жидкость закончилась. Боль нарастала, став нестерпимой. Я пришел за новой порцией. Елена сказала, что даст только тогда, когда я привезу богатого иностранца. Мне ничего не оставалось, как согласиться. Я нашел Ричарда Эбсворта, сына председателя правления пивного завода.

ВОПРОС: Вы говорите о «Калинкинском пивомедоваренном товариществе»?

Да, Ричард — наследник пивного дела. Я поступил точно так же. Отвез Ричарда в ресторан, угостил ужином, а потом предложил поехать к дамам. Юноша с жаром согласился. Елена дала мне жидкость в пузырьке и отпустила.

ВОПРОС: Господин Эбсворт тоже умер?

К счастью, Ричард жив. Я телефонировал ему сегодня утром, он полон сил и здоровья. В отличие от меня. Видимо, Елена пожалела молодого человека.

ВОПРОС: Когда именно вы были у Медоваровой в первый раз и когда привозили Севиера и Эбсворта?

К сожалению, не помню. Из-за недуга у меня все перемешалось. Я не могу ручаться за даты. Все это происходило в течение последних двух-трех недель.

ВОПРОС ЛЕБЕДЕВА: Где находятся пузырьки из-под зеленой жидкости?

Когда они кончались, я их выбрасывал.

ВОПРОС: Что вы сегодня делаете в ресторане?

У меня закончился эликсир. Мне было так плохо, что готов был рвать собственное тело. Я терпел сколько мог, но опять пришел к Елене за новой порцией. Я ненавижу эту женщину. Я хочу отомстить ей с помощью закона.

ВОПРОС: Вы видели, что делала ее сестра Раса, когда вы привозили мужчин?

Нет, Елена уводила меня из комнаты.

ВОПРОС: Вы видели, кто наливал гостям ликер?

Мне его принесла Елена.

ВОПРОС: Упоминала Медоварова о профессоре Окунёве?

Нет.

ВОПРОС: Госпожа Медоварова как-то называла жидкость, которую вам давала?

Нет, никогда.

Ванзаров поблагодарил за помощь и обещал поймать преступницу, предав ее в руки закона. Он снова вынул карточку и попросил взглянуть еще раз: нет ли на ней кого-нибудь знакомого?

Санже сощурился, словно страдал близорукостью, и вдруг ткнул пальцем в Лёхину:

— Это есть она!

— Прошу пояснить.

— Раса, сестра Мьедоварофф…

— Не замечали у Расы или Елены особых знаков на теле? Скажем, татуировку звезды вот здесь, чуть ниже шеи.

Санже покачал головой:

— Нет. У Раса бил открити платье. Совсьем чиста кожа. Елена носиль высоки воротник. Всьегда.

— Когда вы потеряли паспорт?

— О! Ви об этом знать? Я не терял, меня украли…

Ванзаров протянул сморщенный документ. Санже принял его и выразил огромную благодарность:

— Это стидна: дипломат терять паспорт! Ви меня спасай!

— У вас в паспорте не было важных документов или фотографий?

— О ньет! Спасиба! — сказал и скривился от боли.

Глядя на его страдания, Лебедев воззвал к человеколюбию: больного надо отправлять домой. Ванзаров не возражал. Ждать бесполезно. Госпожа Медоварова не явится. Вызвав Джуранского, он поручил доставить дипломата по любому адресу. За счет сыскной полиции.

У объекта филерского наблюдения Ласка оказалась красивая фамилия. Надо проверить по паспортному столу, но, скорее всего, это фальшивка. И госпожа Лёхина назвалась чужим и странным именем Раса. Точная причина отсутствия Медоваровой неизвестна. Однако филеры доложили, что к ресторану подъехала, а потом долго стояла пролетка с закрытым верхом. Как будто кто-то наблюдал за входом. Когда они попытались проверить, пролетка сбежала в ночь. Кто в ней находился, узнать не удалось. Скорее всего, Медоварова заметила слежку и скрылась окончательно. Ехать в «Сан-Ремо» бесполезно. Такие опытные дамы, как Медоварова и Лёхина, наверняка там больше не появятся.

Размышлял над этим Ванзаров уже дома. В тишине мирно отбивали время настенные часы. Племянницы спали в детской, Софья Петровна, высказав все, что думает о сыскной полиции вообще и ночных возвращениях кузена в частности, тоже легла. Даже Глафира угомонилась и дремала на своих полатях на кухне.

В доме не спал только Ванзаров. Он запахнулся в халат и устроился в гостиной, не зажигая настольной лампы. Сидеть за рабочим столом совершенно не хотелось.

В глубине квартиры часы отбили четверть первого. И в этот момент оглушительно зазвенел телефон. Он бросился к аппарату и дернул с крючка рожок.

— Ванзаров слушает! — прошипел в воронку амбушюра.

Где-то на том конце щелкнуло.

— Слушай меня внимательно… — произнес сдавленный голос.

— Кто говорит?

— Ты больше не прикоснешься к тому, что не имеешь права знать…

— Не понимаю, о чем вы.

— Прекрати поиски, или неотвратимое возмездие падет на тебя и твою семью.

Невидимка умел хорошо маскироваться. Так говорить мог кто угодно: хоть Бадмаев, хоть дворник Пережигин. Говорили через тряпку.

— Я ничего не понимаю. Кто вы?

— Берегись. Погибнут твои жена и дети. Ты получил предупреждение.

— Подождите…

Трубка замолчала.

Странно, что преступник не знал важной мелочи: у Ванзарова не было жены и детей.

ЗАГАДОЧНЫЙ ТРУП

Вчера на Шлиссельбургском проспекте и на Охте разнеслась весть о найденном трупе мужчины на поле военного стрельбища, что на правом берегу Невы за Киновиевским монастырским кладбищем. Действительно, в первом часу дня компания каких-то рабочих, отправившаяся на военное поле погулять, хотела расположиться у канавки. Вдруг все почувствовали трупный запах. Заглянув в канаву, рабочие увидели там труп какого-то человека. Немедленно на место происшествия прибыли чины полиции. При осмотре трупа на нем были найдены рассеченная рана на темени и резаная глубокая рана на левой стороне лица от подбородка до нижней губы.

Приглашенный врач нашел, что труп пролежал в канаве с осени. Судя по одежде и найденным у покойного в карманах вещам, он принадлежал к рабочему классу.

Покойному на вид не более 20 лет, он шатен, волосы коротко острижены, бороды и усов нет, одет в триковое черное полупальто, красную с крапинками рубашку и длинные с голенищами сапоги. В карманах найдены: головная щеточка, столовый нож без черенка, два цинковых свистка, небольшой машинный ключ для отвертывания гаек, два листа отрывного календаря на 23 и 24 сентября и два коротких с пряжками ремешка.

Труп покойного находится в покойницкой Киновиевского кладбища.

Ванзаров уверял нас с Лебедевым, что после звонка спокойно лег спать. И проснулся как обычно, от стука маятника, пробившего восемь. Как было на самом деле, не могу сказать наверняка. У него никогда не знаешь, что думает. А тем более говорит. Он уверял, что был совершенно спокоен за сестру с племянницами. И желание поднять на ноги сыскную полицию или устроить повальный обыск в городе, проверяя все гостиницы, меблированные комнаты и квартиры при трактирах, вовсе его не одолевало. Как знать. Поверил ему на слово.

Ванзаров вошел в столовую как раз в тот момент, когда Софья Петровна занялась воспитанием дочек. Рассердившись не на шутку, она схватила близняшек и потащила к стульям. Малышки затихли, надули губки и жалобно оглядывались на доброго дядюшку, умоляя о защите от суровой матери и ненавистной утренней каши. По румяным щечкам текли слезинки. Связываться с сестрой Ванзаров не рискнул. Кажется, она не слышала ночного звонка — что уже неплохо.

Едва уселся во главе стола, едва взялся за чашку с утренним чаем, как в дверь позвонили.

День для меня был памятным. С утра пораньше получил приказ явиться в Управление сыскной полиции. Рассчитывал, что за поимку мужиков, ограбивших замерзшего, получу денежную премию не меньше ста рублей, как у нас полагалось, и заслуженный выходной. Очень он мне был нужен. Потому как намерился подвести черту под холостой жизнью. До смерти надоело бобылить, пора обрести семейный статус.

День для меня был памятным. С утра пораньше получил приказ явиться в Управление сыскной полиции. Рассчитывал, что за поимку мужиков, ограбивших замерзшего, получу денежную премию не меньше ста рублей, как у нас полагалось, и заслуженный выходной. Очень он мне был нужен. Потому как намерился подвести черту под холостой жизнью. До смерти надоело бобылить, пора обрести семейный статус.

Поднимаюсь на этаж сыскной и воображаю радужные картины служебного поощрения. А после — нежный прием у дочери купца второй гильдии Настасьи Осиной. Встречи с ней продолжались у меня полгода, хоть и под присмотром ее маменьки. Последний месяц хаживал в дом как жених. Отец Настеньки, Павел Петрович, имел мануфактурную лавку, стабильный доход и обеспечил дочке хорошее приданое. Скажу по правде: в брак по любви я верю, но материальные возможности невесты со счетов не скидывал. Родители ее согласны: иметь родственника в полиции удобно. И так и эдак уже намекали: пора бы, Афанасий, сделать предложение. В тот день как раз собрался предложить Насте все, что у меня было, а именно руку и сердце. Скопить больше на полицейской службе не удалось.

С утра пораньше сбегал в парикмахерскую, причесался, напомадился, надушился и надел свой лучший костюм. Так, цветя и благоухая, стучусь в кабинет.

Джуранский пожимает руку и выражает искреннюю благодарность за блестящий розыск. Я уже хочу откланяться, а ротмистр говорит:

— Вижу, собрались на праздник. Обстоятельства требуют срочных мер.

У меня внутри прямо все захолодело. Знаю, чем «срочные меры» оборачиваются. Пытаюсь объяснить свое положение, а он слушать не желает:

— На разговоры, Курочкин, времени нет. Дело срочное. Кроме вас, поручить некому, — и протягивает фото. Будто я его прежде не изучил. — Вот эти две дамы, — указывает мне на Ласку и Вертлю, — установлены. Одна может записаться как Елена Медоварова, а другая — Марианна Лёхина. Имейте в виду: они крайне опасны. Особенно Лёхина. Могут быть вооружены. Никакой самодеятельности и попыток задержать на скорую руку. Только выяснить их диспозицию… Тьфу ты… Место проживания. Дать знать и глаз не спускать. Я прибуду с подкреплением.

Хорошенькая история! Барышни, с виду скромные цветочки, оказались похлеще наших клиентов — революционеров.

— Последний их адрес: меблированные комнаты «Сан-Ремо», что на Невском проспекте. Знаете адрес?

Как не знать: Невский, 90.

— Там их уже нет. Для розыска надлежит проверить гостиницы и меблированные комнаты.

— Во всем городе? — спрашиваю.

— Ограничьтесь Невским и ближайшими улицами. Они не могли далеко уехать.

Прикидываю: пять гостиниц и с десяток «меблирашек». А в доме Осиных уже накрыт стол, будущая невеста надевает праздничное платье. Родители фамильную икону приготовили, чтобы благословить молодых, нас то есть с Настенькой. И в это счастливейшее время я, как угорелый пес, буду носиться по Невскому. Катастрофа всей жизни. Не иначе.

— Мечислав Николаевич, пощадите! — говорю. — Тут и за два дня не управиться. Я дам надежных людей.

— Об этом не может быть и речи, — заявляет мне. — Считайте розыск особо секретным. Преступники особо опасны. Мы можем доверить только вам. Начинайте немедленно.

Что же за наказание на мою голову? Мало того что бестии эти от моих людей увильнули, а я от стыда чуть не сгорел, так опять за ними гоняться.

— Может, изволите с агентами и городовыми наведаться? — робко спрашиваю. — Может, они еще не сбежали?

Он мне так строго:

— Это бесполезно. Мы их вчера упустили. Они слишком опытные, чтобы остаться там, где указал свидетель.

— Что за свидетель?

— Это секретная информация, Курочкин. Отправляйтесь.

Ну, что ты будешь делать! Железный Ротмистр, одним словом, все человеческое ему чуждо.

— Господин ротмистр… — говорю, а голос дрожит. — Позвольте завтра. Раз уж они все равно сбежали из «Сан-Ремо», какая разница, когда их искать. Завтра весь Невский лично перерою. С раннего утра! Только отпустите сегодня.

И ведь надеялся, что разжалоблю душевными обстоятельствами. Куда там! Железный истукан. Выслушал и говорит:

— Откажете в личной просьбе Ванзарову?

Все, конец. Тут уж деваться некуда. Удар под дых. Спрашиваю: «Сан-Ремо» проверять?»

Джуранский милостиво мне:

— В последнюю очередь. Ну, не тратьте время.

Совсем человеку чуждо семейное счастье. А у меня перед внутренним взором, так сказать, встала картина в печальных красках: «Филер Курочкин теряет богатую невесту». Только ротмистру до этого никакого дела.

Пока Глафира отпирала дверь, Софья Петровна холодно поинтересовалась:

— Это еще кто с утра пораньше?

— Не имею понятия. — Ванзаров отпил чай из чашки. Кипяток обжег рот. Пришлось зажать ладонью. Не выплевывать же на пол.

— Какой пример вы подаете детям!

Он хотел напомнить, что примеры подавать не напрашивался, тем более детям. Но разве такое скажешь сестре, хоть двоюродной. Обиды не оберешься.

Дверь приглушала звуки. Кажется, Глафира с кем-то спорила. Ее басок перешел на повышенные тона. В прихожей что-то стукнуло, раздался гневный крик:

— А ну-ка убирайся, проходимец! Сейчас полицию позову!

Софья Петровна встала из-за стола:

— Родион, вам не кажется, что пора проявить немного решительности и выяснить, кто там. У людей не хватает такта, они не понимают, что беспокоить во время семейного завтрака — это верх неприличия!

Отодвинув недопитый чай, Ванзаров вышел.

Глафира, уперев руки в бока, загораживала коридор:

— Чтоб духу твоего не было!

— Что тут происходит?

Глафира не обернулась:

— Иди, барин, чай пить, я уже как-нибудь сама…

— Глафира, позвольте!

Кухарка зашипела, но посторонилась.

У порога топтался приземистый мужичок с аккуратной бородкой, в зимней куртке хорошего сукна, ватных штанах и черных юфтевых сапогах. Фуражка незваного гостя лихо заломлена, на плече длинная гроздь новеньких тапок с вышитыми узорами, за спиной — короб, набитый перчатками. Обычный уличный лотошник. Такие торговцы вразнос целыми днями ходят по дворам, предлагая товар. Они крепкие, здоровые мужики с зычными голосами и обветренными лицами. Этот коробейник выглядел щуплым, а лицо бледным.

— Что вам угодно?

— У меня к вам сугубо личное дело, господин Ванзаров.

— Ишь ты, какой выискался! — крикнула Глафира из-за спины хозяина. — Иди, пока в шею не прогнали!

— Прошу простить, Родион Георгиевич, необходимо говорить тет-а-тет. У меня дело служебное и сугубо приватное.

Гостю указал в сторону кабинета.

Пока фальшивый торговец сбрасывал товары и плотно прикрывал за собой дверь, Ванзаров сел за письменный стол:

— Могу знать, с кем имею честь?

— К моему поручению это не относится.

— Прекрасно, слушаю вас. Только покороче. Вы не вовремя.

Посланник расстегнул куртку и протянул желтый канцелярский конверт, в каких министерства пересылают служебную переписку. На конверте ни почтового штампа, ни служебной печати Департамента. Заклеен тщательно.

— Что это?

— Ознакомьтесь.

— Сделаю в удобное время. А сейчас прошу извинить — завтрак.

— Необходимо ознакомиться немедленно.

— Милейший, кто вам дал право указывать, что и когда мне делать?

— Срочная корреспонденция от господина Герасимова. Прошу вскрыть конверт и при мне ознакомиться с содержанием.

Достав нож для бумаг, Ванзаров вскрыл послание.

Внутри конверта оказался еще один — почтовый. На лицевой стороне красовалась надпись: «Г-ну Ванзарову лично в руки». Он разрезал верхнюю кромку и вытащил плотный, сложенный вдвое лист. Вскрытые конверты легли на край стола. Субъект тут же засунул их в карман куртки.

Вышел я из управления в расстроенных чувствах. Невозможно представить мучения, когда душу раздирают долг и любовь. Любовь велела бежать к моей Настеньке, наплевав на все розыски. Скорее всего, этих барышень уже днем с огнем не сыщешь. Только время напрасно терять. Доложить назавтра, что объекты не обнаружены, и забот никаких. Кто усомнится в докладе? А был или не был, это уж мое дело. Но с другой стороны, как подумаешь, что самого Ванзарова подведешь, и жениться не хочется. Я-то понимал, что найти их шанс есть. Крошечный, с мышиную лапку, но есть.

Встряхнулся, отгоняя шальные мысли, прикинул план мероприятий. Ротмистр приказал «Сан-Ремо» на последнюю очередь оставить? Так назло ему в первую туда отправлюсь. Вот такая моя филерская месть будет. И сразу как-то легче на душе стало. А может, морозец освежил.

Взял извозчика, добрался до знаменитых меблированных комнат, которые занимали высокое четырехэтажное здание с широкими окнами в центре Невского. Вхожу — и к стойке, за которой портье разглядывает «Маленькую газетку» с большими иллюстрациями Маньчжурского фронта. Парнишка с завитыми усиками и с идеальным проборчиком напомнил мне галантерейного приказчика. И ведь, наглец, окинул меня взглядом, оценил как несолидного клиента и манерно мямлит: «Чего изволите?»