– И чего?
– Оказалось, что емкость у артефакта огромная – несколько сот терабайтов.
– Надо было запатентовать как новый носитель информации – вот бы тогда озолотился!
– Дело не в этом, дорогая моя. Ты что, не въехала? Это же артефакт, он связан с аномалией. А каждая аномалия соединена силовыми линиями с другими. Аномалии – как грибы в одной огромной грибнице. И все эти силовые линии тянутся туда, к центру. Понимаешь, к чему клоню? Артефакт – он тоже связан с центром, с Кристаллом.
– Кажется, начинаю понимать.
– Ну вот. И профессор Игнатьев записывает на «слюду» всю информацию о человечестве. Знаешь, как американцы отправляют в космос послания для инопланетян? Вот так же. Он залил туда полностью нашу библиотеку, плюс кучу «гуманитарки» – литература, философия… и так далее. А позавчера мы с Игнатьевым пошли к аномалии, из которой достали этот артефакт и бросили его обратно.
– И что? – прошептала Элла.
Она сидела с открытым ртом, ловя каждое слово. «Женюсь!» – решил Николай.
– И артефакт исчез, – трагическим голосом сообщил он.
– Ой!
– Вот тебе и «ой»!
– А где ваш Игнатьев?
– Не знаю, – задумался на секунду Николай. – Видимо, в институт уехал. Они с Сахаровым немного повздорили. Но не это главное. Профессор уверен, что наша «слюда» снова должна появиться в аномалии, и взял с меня обещание, что я буду каждый день проверять. А с этим переездом, сама понимаешь… Но завтра, я уже договорился, Сахаров даст мне людей, и мы пойдем посмотрим. Я Сахарову про «слюду» не сказал, придумал другой повод… Хочешь со мной?
– Хочу! – прошептали губы девушки в нескольких сантиметрах от губ Николая.
Они оба понимали, что должно было сейчас произойти. Но не произошло. Потому что, как в глупом сериале, любовной сцене традиционно помешал стук в дверь.
Элла вздрогнула и воровато оглянулась. Притворяться, что никого нет дома, бессмысленно: щель над порогом пропускает в темный коридор свет фонарика. Девушка сориентировалась мгновенно.
– Давай туда, – прошептала она, указав на шкаф, и, обернувшись к двери, крикнула: – Подождите, сейчас оденусь.
– Ты чего? – попытался воспротивиться Николай.
– Быстро, чтобы не увидели! – прошипела Элла.
Делать нечего, Николай распахнул дверцы шкафа и втиснулся между вешалок с вещами. Элла захлопнула створки и пошла открывать. В шкафу пахло лавандой, плесенью и почти выветрившимся ароматом духов. «Интересно, – подумал Николай, – для кого она тут душилась?» Тем временем снаружи донесся звук открываемой двери.
– Здравствуйте, – в голосе Эллы прозвучало удивление.
Вместо ответа Николай услышал какой-то свист, сменившийся булькающими звуками, что-то полилось на пол. Глухой удар, шорох… А потом в шкаф, где прятался Николай, постучали – точно так же, как минуту назад в дверь.
– Кто там? – спросил молодой человек, чувствуя себя очень глупо.
Глава 31
Дверь медленно распахнулась – тяжелая, сантиметров сорок толщиной, – и так же медленно в коридор выползла тьма. Осязаемая и густая, она словно окатила сталкеров с ног до головы. Зубр замер, не решаясь войти, потому что столкнулся со странным эффектом: луч фонаря светил в темноту, но не освещал практически ничего. В чахлом желтоватом пятне с трудом можно было разглядеть кусок покрытого толстым слоем пыли пола и край белой кафельной стены.
– Заходим или нет? – нервно спросил Молодой.
– Давай, – отозвался Мора. – Через тридцать секунд сработает сигнализация.
Зубр осторожно переступил невысокий порог, подсознательно ожидая, что ночь за дверью окажется плотнее воздуха. Но нет, все было так же. Он щелкнул ПНВ – бесполезно. Сзади лязгнул дверной замок.
– Тихо?
– Тихо, – прислушался Зубр.
– Никого, – подтвердил Молодой. – И все-таки давайте покурим.
Зубр обернулся: в слабом свете фонаря блеснули две пары глаз, два настороженных взгляда – Мора и Молодой натужно вглядывались в беспробудную темень. Но бесполезно. Такое ощущение, что в паре метров перед ними висел непроницаемый для света экран.
Ну что ж, давайте курить. Молодой чиркнул зажигалкой – и внезапно живой огонь рассеял черноту: пламя осветило все не хуже прожектора, заставив сталкеров зажмуриться от яркого света.
Зубр выхватил у Молодого зажигалку, мимоходом отметив, что движение вышло плавным, как при замедленной съемке.
– Идем! – бодро произнес Зубр.
Он повернулся вперед – его силуэт, очерченный пламенем, рельефно выступил на фоне мрака.
– Давай за ним!
Молодой прыгнул к Зубру. Мора достал еще одну зажигалку – с двумя источниками огня в коридоре стало светло как днем.
Холодный скрип – в круг света вплывает застекленная дверь, одна из створок плавно открывается. Кто ее тронул? – успевает подумать Мора. Но нет, не нужно этого знать. Шумит в ушах мгла, забивая звуки, путая мысли.
Зубр с Молодым стоят перед ним. Холодно – пар от дыхания. Ни запахов, ни звуков. Бесконечный коридор, подвесной потолок с черными дырами от упавших панелей – они валяются на полу, запорошенные толстым слоем серой пыли, рельефно осевшей по контурам перфорированного рисунка. Свисает на проводе светильник, сквозь мутное стекло проглядывают белые трубки ламп. Свет зажигалок отражается в настенном кафеле, трепещущие огоньки переплывают из квадрата в квадрат.
Долгие двадцать лет наверху бегали мутанты, гремели Выбросы, умирали люди – а здесь только ложилась пыль.
Впервые с момента Катастрофы в ней появились человеческие следы. Штрихи линий по контуру подошвы и гроздь звездочек внутри отпечатка. Иди, Молодой, иди, чего ты встал? Потеряем Зубра. У тебя тоже есть зажигалка! А ведь правда! – Зубр достает ее из кармана и передает Молодому.
Коридор тянется прямо, пол взрывается клубами пыли от каждого шага. Сверкает кафель. Идут сталкеры. Мимо закрытых дверей с мутными стеклами, мимо открытых. Пламя зажигалок дробится и переливается. Что там? Не ходи! – крик Моры опоздал: Зубр неспешно и неотвратимо шагает в комнату.
Высокие столы в два ряда, стулья. Беспорядок. Но не хаос, рабочий беспорядок: хозяева ушли минуту назад. Кто виноват, что эта минута растянулась на два десятилетия? Столы со стульями, и приборы, и батареи пробирок будто серым снегом запорошило.
Зубр хочет развернуться, но тут под потолком вспыхивает одинокая люминесцентная лампа. Подожди, сталкер Зубр! Голос шелестит, еле пробившись сквозь шум крови в висках. Некого мне здесь ждать! – сталкер разворачивается. Ты не хочешь знать, что такое Зона? Тебе неинтересно понять? А что это изменит? – сталкер делает шаг к выходу. Что ж, иди, сталкер Зубр, иди. Мимо нерожденных тобой детей, мимо загубленных тобой жизней, подальше от забытой тобой мечты. Иди, сталкер Зубр, и постарайся не расплескать свою боль.
Зубр замирает. Вначале тихо, потом все громче и громче звучит аккордеон. Сталкер угадал бы эту мелодию по одной ноте. «Прощание славянки» – молодо, весело, с озорными переборами. Сухо трещат под пальцами басовые клавиши, дрожат и изгибаются бархатные меха. Бодро летят над головами звуки марша – и не скажешь, что играет на аккордеоне одноногий старик.
Вокзальная площадь наполнена народом. Зубр уже успел побывать в Москве, и теперь их родной вокзал кажется ему захолустным сараем. Но народу действительно много, потому что прибыл поезд. И идут люди мимо старика, отчаянно молотящего по клавиатуре. Раскраснелся дед, раздухарился, наяривает «Славянку» от души, не халтурит. Звенят на груди медали, и звенят деньги, падающие в кепку.
Зубр знает этот аккордеон с рождения: желтый перламутр, будто наполненный солнцем, арбузно-красная мякоть ребристых мехов. Дед привез инструмент из самой Германии, и поэтому он называется пушистым словом «трофей». Аккордеон нисколько не изменился за прошедшие годы – он такой же, как на фото в резной рамке, где веселый молодец лихо переломил его на колене. А деда не узнать, только медали да улыбка выдают в нем того парня.
Зубр сидит рядом с дедом на холодном бордюре. Он возвращался из школы, когда заметил старика на вокзальной площади. Увидев внука, дед сначала разозлился, а потом, отчаянно улыбнувшись, грянул его любимую – «Славянку».
Слушает Зубр и машинально пересчитывает деньги, поблескивающие в кепке. Много денег, есть даже бумажные. А можно я возьму на лимонад? Бери, не жалко. Что же ты плачешь, дедушка? Музыка больно душевная. Не плачь, дед, ведь ты сам ее играешь.
Вокзальная площадь наполнена неярким августовским солнцем, бегают по асфальту солнечные зайчики, спешат куда-то нарядно одетые люди, тянет сладким дымом из киоска, где жарят пончики. И текут слезы по щекам, застревают в бороде – щекотно.
Что же ты плачешь, сталкер Зубр? Ты убегал от этого целую жизнь. Неужели надеешься, что в этот раз получится? Оставайся здесь – это место предназначено для подобных воспоминаний. Потому что Зона – это боль мира. Это то, что вы дали земле за тысячи лет своего существования. Это мечта о прекрасной жизни, преломленная через ваши поступки. Рукотворный ад. Оставайся здесь, сталкер Зубр, и оставь вместе с собой все зло, которое можешь принести в мир. Так будет лучше всем.
Что же ты плачешь, сталкер Зубр? Ты убегал от этого целую жизнь. Неужели надеешься, что в этот раз получится? Оставайся здесь – это место предназначено для подобных воспоминаний. Потому что Зона – это боль мира. Это то, что вы дали земле за тысячи лет своего существования. Это мечта о прекрасной жизни, преломленная через ваши поступки. Рукотворный ад. Оставайся здесь, сталкер Зубр, и оставь вместе с собой все зло, которое можешь принести в мир. Так будет лучше всем.
Но бледнеет и растворяется вокзал, меркнет площадь, остается только музыка. И на ее фоне возникает перед глазами циферблат часов. Стрелки несутся по кругу, трясется голова. Часы на запястье Моры, он тычет ими в лицо Зубра. Вставай! Вставай! – неслышно кричит друг. Звенят, ударяясь о кафель, аккорды старого марша, и Молодой с автоматом, как актер немого кино: дергается ствол, выплевывая огонь, сыпятся с потолка осколки разбитой лампы.
Секундная стрелка крутится все медленнее, будто взгляд Зубра, зацепившийся за нее, мешает движению. Держи его! – вопль у самого уха. Молодой подбегает, подхватывает слева, тащит к выходу. Гремит вокруг «Славянка», и ноги сами норовят перейти на строевой шаг.
Останься, сталкер Зубр… Пыль теперь поднимается столбом. Сталкеры несутся по коридору. Мора с зажигалкой впереди.
Развевается за спиной плащ-палатка, как мушкетерский плащ. Мечутся отблески, дрожат черные силуэты друзей, и рядом с ними еще какие-то тени перепрыгивают со стены на стену.
Пошли вон! – это Молодой кричит назад и бросает в пыльную темноту гранату. Ложись! Взрыв, треск осколков – рассыпаясь в воздухе, валится с потолка труха. И снова бегут сталкеры. Мимо закрытых дверей, мимо открытых. И отовсюду льется музыка – весело, мощно. Поворот, лестница, снова поворот. Грохот барабанов в ушах. Нет, не барабаны это вовсе – Мора стреляет по корчащимся на полу теням. Искрят пули, рикошетят, сбивая плитку со стен. Бесполезно, друг Мора. Тогда давай бегом, не оборачивайся! Шагом, сталкеры, на нас смотрят мертвые! Не боись, парни! Еще один поворот. Стой, не туда! Точно? Я помню карту.
Мигнув пару раз, загорается в глубине коридора светильник, потом еще один, и еще. Все ближе и ближе. Давай! Летят осколки, но слишком много света, вот уже и с другой стороны приближаются огни. Бегут сталкеры наперегонки, раскаленные стволы автоматов натыкаются на заледеневшие ладони. Сбились с ритма и уже не попадают в марш – и захлебывается музыка, пытаясь догнать людей. Снова взрыв. Поворот. И вот она – дверь! Ключ, пауза, шипение. Тяни!
Сталкеры вывалились на узкий лестничный пролет. Разом налегли на холодный шершавый металл – дверь глухо ударила о косяк. Щелкнул замок, музыка резко оборвалась.
Глава 32
Чирик нашел Пасюка на улице – толстый сталкер, сосредоточенно сопя, пытался отвинтить пулемет от башни БТРа. Сгоревший броневик лежал на боку в придорожной канаве, прямо напротив ворот.
День обещал быть дождливым и промозглым: порывистый холодный ветер гнал над Зоной серые комья облаков: судя по их густому цвету, без осадков не обойдется. Возле поваленной вышки уже суетились пятеро сталкеров, прикидывая, как лучше вернуть конструкцию на место и чем потом закрепить стойки.
Пасюк на четвереньках ползал по броне вокруг башни и тихо матерился. По виду оружие было целым, только ствол немного закопчен и оплавлена коробка электроспуска. Пасюк не знал, как снимается пулемет ПКТ, поэтому дергал и крутил все подряд.
Оторванная им патронная коробка, гремя, поскакала по дороге, отлетела еще какая-то деталь. Пасюк разразился длинной тирадой в честь конструкторов БТРов и пулеметов к ним.
– Слушай, ну на хрена он тебе? – раздраженно спросил Чирик.
– Мне он не «на хрена», – рассудительно пропыхтел Пасюк. – Я его Чикатиле за тысячу баксов загоню.
– Тебе сейчас воевать идти, – попытался урезонить друга Чирик. – Замочат, и никакие баксы не понадобятся.
– А если не замочат? – возразил Пасюк. – Тут нужно все варианты учитывать.
Он наконец разобрался со способом крепления оружия на башне, дернул, хлопнул, вцепился в ствол двумя руками и сорвал его с каретки.
– Опаньки! – довольно выдохнул сталкер, еле удержав равновесие.
Пасюк гордо выпрямился. Он возвышался с пулеметом на броне, как дикарь с дубиной на туше заваленного им мамонта. Чирик заржал.
– Смейся, смейся, – сказал Пасюк. – Ничего не понимаешь в коммерции.
– Как ты Чикатиле пулемет загонишь, когда он только что сам бесплатно всем стволы раздал?
– Он не бесплатно раздал. Он – по ленд-лизу.
– Какую Лизу? – переспросил Чирик.
– Двоечник, – презрительно скривился Пасюк. – После рейда все оружие ему надо вернуть.
– А как же я ему, например, гранаты верну?
– Гранаты возвращать не надо, – успокоил Пасюк. – Гранаты и патроны – расходники. А стволы придется возвратить. Какие целы останутся. А потом, через пару дней, я к нему подвалю и загоню отличный пулемет. По сходной цене. Поэтому возьми вон тот ящик и пошли.
Вслед за Пасюком Чирик спустился в «Бомбу». В баре толпился народ. После вчерашней стычки с «Альтернативой» желающих пойти с Шаманом прибавилось. А уж когда, ближе к ночи, подвалил Доктор, практически вся база подписалась на «рейд возмездия». Ну, кроме тех, кто оставался восстанавливать разрушенные укрепления.
В баре пахло кофе и оружейным маслом – на столах были разложены стволы на любой вкус. Большинство уже экипировалось, но несколько сталкеров еще расхаживали между столами, крутили в руках новинки мирового военпрома, делились мнением. Чирик полюбопытствовал, что выбрал Шаман, – сталкер сидел возле барной стойки, о чем-то тихо переговариваясь с Чикатило, на стуле возле него лежал «Шторм».
Вернулся Пасюк, принес Чирику его автомат и рюкзак. Они подошли к столам и от души запаслись патронами. Чирик не удержался и схватил гранатомет – шестизарядный «Гном».
– Ты хоть стрелять-то с него умеешь? – тихо поинтересовался Пасюк.
– А чего такого-то? Вот сюда нажимать, а отсюда гранаты вылетают.
– Терминатор! – похвалил друг.
– Ладно, ребята, – крикнул Шаман от стойки. – Допиваем, курим и выдвигаемся.
– Началось, – вздохнул Пасюк.
– Жалеешь, что подписался? – спросил Чирик.
– Нет, парень. Жалею, что не доглядели и дали этой заразе на «Радаре» закрепиться. Раньше надо было.
– Я вообще удивляюсь, почему на «Радаре» до этих яйцеголовых не поселился никто. По мне – так идеальное место, готовая крепость.
– Территория слишком большая. Много народу надо, чтобы удержать. К тому же нечисто там, – закончил Пасюк смущенно.
– Как это?
– Не знаю. Многие замечали. Я там однажды остался – не рассчитал маленько, пришлось ночевать. Ну и… – Пасюк замялся. – До сих пор не могу понять: сон это был или на самом деле.
– Чего?
– Ничего! – Пасюк поморщился, как от зубной боли. – Еще слышал я байку, что лет десять тому назад на «Радаре» пытались базу организовать. До первого Выброса продержались.
– А потом?
– Потом зашли туда утром – а они все мертвые, согласно законам жанра, – закончил Пасюк.
– Брехня! – протянул Чирик.
– Брехня. Но с тех пор там никто не жил.
– Выброс позавчера только был, – напомнил Чирик. – А на «Радаре» все живы.
– Сволочи потому что! – уверенно заявил Пасюк.
– Все, подъем! – скомандовал Шаман.
На улице уже начался дождь – мелкий, как пыль, – именно такой, какой Чирик больше всего ненавидел. Холодная взвесь висела в воздухе, оседая на одежде, забираясь под капюшон. Сталкер поежился и посмотрел на часы – начало седьмого.
Шаман оглядел бойцов, столпившихся во дворе, и, коротко махнув рукой, двинулся в Зону.
К десяти нужно быть у «Радара». Насколько Чирик понял, план состоял в том, чтобы отвлечь внимание «альтернативщиков» от чего-то или от кого-то. Может быть, как раз от тех троих, которые были с Шаманом.
Главное – не приближаться к антеннам. Так сказал Доктор. Он специально ради этого и приходил. Чирик раньше не видел его ни разу (и слава богу, потому что к Доктору обращаются только с серьезными проблемами). Доктора в Зоне уважали, многим он спас жизнь. И боялись. Потому что знали, что он – часть Зоны.
И вот вчера в баре Чирику показалось, что Доктор смотрит на тех четверых сталкеров с испугом. Скорее всего показалось, хотя…
– Пасюк, – Чирик ткнул локтем идущего рядом друга, – а что Доктор делать будет, пока мы внимание отвлекаем?
– Не знаю.
Пасюк берег дыхание. Он был, мягко говоря, полноват для сталкера, поэтому темп, заданный Шаманом, оказался для него слишком быстрым – лицо раскраснелось, на лбу блестели капли пота. Может, и не пота, может быть, это дождь, но друг Чирика явно не испытывал удовольствия от утренней прогулки.
Группа сталкеров, стараясь не сбиваться в кучу и одновременно с этим не сильно рассеиваться, двигалась по дороге. Чирик знал, что дальше будет лес, перед которым нужно свернуть направо и пройти вдоль опушки до старого шоссе – оно и выведет к АТП.