– В отделении, у тебя отсыпается.
– Не Федор, а Елена?
– На работе, – побледнела Калерия.
– Нет ее нигде, ни дома, ни на работе!
Калерия молча опустилась на стул и закрыла лицо руками.
– Ты меня не обманываешь? – сдавленным голосом спросила она.
– Надо больно. Я при исполнении, это вы тут все заврались, кто во что горазд.
– Извини, мне надо идти, – поднялась девушка.
Не слушая Костиных робких возражений, она сбросила белый халат, сняла шапочку и, аккуратно переставив Комарова со своего пути, быстро вышла за дверь.
* * *Дело было раскрыто. Но что-то не давало покоя новому участковому совхоза имени Но-Пасарана. Федор говорит, что кромсал змею ножом. Но нож он оставил на груди убитого им Сергея! И камень. Федор не помнит, чтобы убивал Сергея ножом, нож он связывает исключительно со змеюкой. Он утверждает, что хотел разбить голову соперника камнем. Может ли быть так, чтобы стакан самогона и состояние аффекта настолько спутали бы все события в голове убийцы? Или он просто дурит следствие? Ну, предположим, змея и камень – продукты воспаленного мозга Федора. Почему тогда так всполошилась Калерия, когда узнала о исчезновении Елены? Когда сбежал Федор, ни жена, ни ее подруга не высказывали никаких признаков волнения. А что, если это Елена – одна или совместно с Калерией – убила возлюбленного? А Федор благородно взял вину на себя? А отпечатки на ноже? Да нет, все верно. Змея и камень – мелочи, не заслуживающие внимания. Елена просто прогуливает. А Федора надо только заставить вспомнить.
Входная дверь хлопнула так, что солидный шмат штукатурки упал прямо на рабочий стол Костика, и перед изумленными очами его возникла она, несравненная и пугающая Калерия.
– Найди ее, Костик, найди, – выдохнула она, – я все для тебя сделаю, только найди Ленку.
Из бессвязного бормотания Калерии Костя понял, что вчера вечером, после бесплодного налета на квартиру участкового, между подругами состоялся жаркий спор. Суть его сводилась примерно к тому, что Елена собиралась совершить какую-то опасную глупость, а Калерия ее отговаривала. Что за глупость – Комаров так и не понял. Неприятнее всего было то, что, судя по всему, Елена не ночевала дома. Расстались с Калерией они где-то около одиннадцати вечера, соседка Федорчуков утверждает, что света в доме так и не зажигали, скотина стоит некормленная, а корова – недоенная.
– Куда, куда она собиралась пойти? – тряс за пухлые плечи Калерию Костя.
– Не-е-е знаю, – некрасиво кривилась Калерия.
Казалось, что после взрыва отчаянной решимости, силы ее иссякли и единственное, на что она еще была способна, так это смотреть на Комарова умоляющими глазами и сотрясаться в рыданиях.
– Это она убила Куроедова и подалась в бега? – решил проверить свое предположение Костя.
Конечно, рассчитывать на то, что девушка прямо так, между прочим, скажет ему правду, было глупо, но Виктор
Августинович рассказывал, что в криминальной практике довольно часто эффект неожиданности заставлял колоться даже опытных нарушителей закона.
– Ты чего? – перестала трястись Калерия, – взаправду спрашиваешь, или глумишься?
Эффект не сработал. Либо Елена не убивала Куроедова, либо Калерия ничего не знала.
«Подождем с завершением дела, – решил Комаров. – Сначала дождемся возвращения Елены».
Для начала он решил удовлетворить свое любопытство и проверить бред Федора по поводу змеи и камня. Камень он нашел сразу. Внушительный валун, размером почти с человеческую голову, преспокойно валялся себе вблизи недостроенного бассейна Куркулевых. И как только Комаров не сконцентрировал на нем свое внимание прежде! Да нет, он еще в прошлый раз, когда осматривал место происшествия, заметил, что валун выворочен с привычного места и валяется поодаль от своей ямки с прелой землей и длинными тонкими альбиносами-червями. Сейчас ямка изменилась неузнаваемо. За несколько щедрых на солнце летних дней она поросла молоденькой нежной травкой, контрастирующей со зрелой летней травой, а альбиносы уползли искать себе новый приют, предположительно под тот самый камень. Чтобы проверить работу дедуктивного метода, Комаров поддел ногой валун.
Валун даже не шевельнулся.
– И чем их тут только кормят, в деревне, раз они такие каменюки как гальку с места на место ворочают – пропыхтел он, пытаясь обоими руками сдвинуть камень.
Паршивец просто не смел не поддаться. Иначе авторитет участкового опустился бы как минимум на пару делений шкалы самоуважения. И он поддался. Трава под ним уже успела пожелтеть, от нее шел запах прения и умирания. Черви-альбиносы были тут как тут.
– Вот и попались, – обрадовался Костя тому, что метод сработал.
Для дела поимка червяков была неважна, зато для развития дедуктивного метода – очень даже подходила.
– Гадость какая, – услышал он над своей головой.
Рядом стояла Василиса.
– Смотрю, в земле копаетесь. Думала, грибы ищите, а вы червяков собираете.
– Провожу следственный эксперимент, – обиделся Костя. Ему никак не хотелось выглядеть в глазах этой необыкновенной девушки своеобразным Дуремаром.
– Спасибо вам за папу, – немного помолчав, сказала Василиса.
– Я здесь не при чем. Правда всегда должна торжествовать,
– ругая себя на чем свет стоит за высокопарность, выдал Комаров.
– Это правильно, – вздохнула Василиса. – Только не всегда так бывает.
Оба помолчали. Непосредственность, задавшая тон их первой встрече, предательски исчезла. Общей темы для беседы не было, а просто так развернуться и уйти было невежливо и глупо. Только сейчас Комаров обратил внимание на литровую эмалированную кружку в руках у девушки. Кружка доверху была наполнена аккуратными полушариями шампиньонов.
– Грибы собирали? – остроумно заметил он.
– На суп, – обрадовалась прерванному молчанию девушка.
– А-а-а, – запас Костиных слов и мыслей опять сошел на нет.
– Приходите на обед, – надеясь на отказ, предложила Василиса.
– Что вы, некогда, – замахал руками Комаров.
Девушка с облегчением вздохнула.
– Ну, я пойду?
– Да.
Глядя вслед тоненькой фигурке, новый участковый совхоза имени Но-Пасарана обзывал себя всякими грубыми словами. Не смог легко и непосредственно поддержать разговор с такой девушкой! Ладно бы она еще была зануда или липучка, а то веселая, простая девчонка в шортах и маечке! Что она о нем теперь подумает? И не подойдет в следующий раз…
– На рыбалочку собрались? – прервал его самобичевание приветливый голос.
– Иван Васильевич! – обрадовался Костя.
Сам того не подозревая, он успел соскучиться по доброжелательному и простому начальнику горохового цеха. На данный момент, это был единственный человек, от которого Костя не ожидал ловушки. Опасен был внешне беззащитный коварный печной дед, дикой аборигенкой со своими принципами и жизненными правилами была добрейшая Анна Васильевна, подобна трясине болотной девушка-спрут Калерия. И только Смирнов, простоватый и охочий до вкусненького, не питал намерения подставить, завлечь, подчинить себе и жениться на Комарове.
– Говорю, на рыбалочку собрался? Червячками разживиться хотел?
– Да нет, я так, по делу.
– А я вот за червячками, – продемонстрировал Иван Васильевич детский металлический совок и ведерко, – люблю на рассвете посидеть с удочкой! И рыбка опять же в рационе не помешает. До чего же пользительная она, зараза, я об этом во многих источниках читал. Ой, каких ты миленьких нашел! Разрешишь?
– Конечно, – отошел от альбиносов Комаров, с невольной брезгливостью наблюдая, как Иван Васильевич вытягивает пальцами из земли сопротивляющихся, отчаянно вытягивающихся в нитку червей и складывает их в стеклянную банку.
– Ну что, если хочешь, посидим сегодня вечерком у Чертового Омута? У меня и удочка, и снасти дополнительные есть. Для тебя, правда, удочка будет простая, а вот на мою – залюбуешься. Она у меня не бамбук тебе допотопный, самая что ни на есть импортная. В самой Престольной покупал, когда на экскурсию ездил. Я во всем люблю качество и престижность. Даже рыба на такую удочку деликатнее клюет, с уважением. Понимает, дура, что не на ветку бесплатную ее ловят! Так что приходи часикам к семи. Если желаешь, конечно. А то я не настаиваю.
– С удовольствием бы, да вот с делом никак не закончу, – с откровенным сожалением отказался Комаров.
Он представил закатное небо над Чертовым Омутом, черную, почти зеркальную воду озера, небольших, отливавших серебром рыбешек, бьющихся в садке и сердце сладко защемило – почти так же сладко, как совсем недавно, при встрече с Василисой.
– А что так? – приподнял брови Иван Васильевич, – на селе уже говорят, что все-таки Федор Серегу порешил.
– Так-то оно так, – ответил Костя, неприятно удивившись в душе осведомленности сельчан, – да вот некоторые моменты меня настораживают.
– Тебе виднее, – стал серьезным Иван Васильевич, – если не уверен на все сто, что убийца Федор, значит, надо копаться еще. А то погубишь человека невинного, век себе не простишь. Если время терпит, не закрывай дела. Ты лучше хорошенько жену его поспрошай. Бабы они только на вид такие наивные, а на деле – не хуже энциклопедии обо всем знают.
– Тебе виднее, – стал серьезным Иван Васильевич, – если не уверен на все сто, что убийца Федор, значит, надо копаться еще. А то погубишь человека невинного, век себе не простишь. Если время терпит, не закрывай дела. Ты лучше хорошенько жену его поспрошай. Бабы они только на вид такие наивные, а на деле – не хуже энциклопедии обо всем знают.
– Да искал я сегодня Елену, – с досадой рубанул воздух Комаров, – усвистела куда-то, с утра найти ее не могу.
– Вернется, куда денется, – успокоил его Иван Васильевич, – у нее бывает. Как с Федором поссорится, так к матери в соседнее село убегает.
– Правда? – удивился Комаров, – а что тогда Калерия переполох подняла? «Глупости, – кричит, – наделает, погубит себя!» Уж она-то, как лучшая подруга, должна знать, когда Елена к матери уходит.
– Кричит, говоришь? – загрустил Иван Васильевич.
– Да всю рубаху у меня на груди слезами залила, – пожаловался Костя, – «Спаси, найди!» Дел у меня мало, прогульщицу эту по всему району разыскивать.
– Работу прогуляла – это плохо, – с досадой за непутевую бабенку сказал Смирнов, – а вот то, что Калерия кричит что-то о погибели – еще хуже. Видать, опять Ленка загуляла. На таможне, слыхал, опять грузовики перетряхивают: в Казахстане суслики захворали, не то чумой, не то холерой, вот машины и проверяют, не забрался ли какой в кузов. Чтобы заразу не разносили. Так шоферни проезжей скопилось – больше нормы. Видать, на таможню бабенка подалась или в колонию – там барак один пустует, его на постой дальнобойщикам сдают. Ты сходи, посмотри, там она, точно говорю. Еще ни одного скопления мужиков не пропустила. Поэтому Калерия так и убивается – хорошая она, порядочная, за подругу переживает.
– Вот еще, – облегченно фыркнул Костя, в душе ужасаясь женскому вероломству, – я не полиция нравов. Еще не хватало мне за нравственностью но-пасаранок следить. Пусть сама Калерия и ищет. На порог ее больше не пущу.
– Ну, – вздернул головой Смирнов, – это ты лишнего. К народу надо снисходительно относиться. Прощать нам наши слабости и необразованность. Что же плохого, что она о подруге заботится? А что тебя на помощь зовет – так это от бестолковости. Прости уж ее. И, если все проблемы только в двух этих суматошных бабенках, как все же насчет рыбалочки?
– Забито! – с удовольствием хлопнул по протянутой ему руке Комаров, – сегодня в семь вечера – я у вас!
* * *Уверенность в напрасно поднятом вокруг персоны Елены
Федорчук шуме укрепила, как ни странно, сама Калерия. Когда Костя пришел к ней в ФАП, для очистки совести, она тихо, не поднимая глаз, выслушала все его предположения о местонахождении Елены.
– Вы знали, что Федорчук может быть у матери? – спросил Комаров.
Калерия молча кивнула.
– А на таможне?
– Да.
– Почему вводили меня в заблуждение?
Девушка подняла красные, опухшие от слез глаза и просто пожала плечами.
– Вот чертово племя, – клял Комаров весь женский пол, широко шагая по улице, – поднимут смуту, введут в заблуждение, а потом делают вид, что ничего не произошло. И ведь с утра еще мог бы Федора и все документы в район отвезти, а теперь пока машину выпрошу, пока ее пришлют. Так может и рыбалка накрыться!
Воспоминание о рыбалке тепло согрело душу.
– Нет. Все-таки, как не отравляют нам, мужикам, жизнь эти особи с другим строением тела и перевернутыми мозгами, есть у нас и свои, маленькие мужские радости, недоступные им.
С раннего детства праздники, успех и просто хорошее настроение ассоциировалось у Кости с лимонадом. Костя представил эту картину: потревоженная бутылка злобно и предостерегающе шипит, пытаясь в последний момент отпугнуть покушающегося на ее непорочность человека, потом, в зависимости от характера, одни покоряются сразу, деликатно и заискивающе уменьшая звук шипения, другие – героически плюют, пытаясь испортить одежду своему погубителю. Но то бутылки. Они сами по себе. Лимонад, который они скрывают, весел и безмятежен, он нисколечко не боится уйти в небытие и даже старается привлечь к себе внимание человека: играет пузыриками, тихо шепчет что-то ласковое и непонятное. Он живет даже во рту: приятно щиплет за язык, холодит небо, возвращает почти забытый вкус детства.
– Почему бы и нет? – пожал плечами Костя, – удачное завершение первого в моей жизни дела вполне можно отпраздновать. Иду за лимонадом!
Возле сельпо он увидел Мальвину.
«Как и в тот раз, – отметил он про себя, – хорошая примета. С чего дело началось, тем и закончилось: магазин, голубая французская болонка и…»
Костя замер. Собаченция вела себя в полной мере неадекватно. Голубая французская болонка, которой самой природой было предусмотрено возлежать на дорогих диванах перед средневековым камином, задорно кувыркалась в роскошной, существующей только в российской глубинке, пыли. Француженка привставала на задние лапы, замирала на несколько секунд, опять падала, рвала зубами что-то мелкое и плохо видимое, терлась спиной об это что-то и грозно, как ей казалось, порыкивала.
– Дежа вю, – прошептал Костя.
Болонка опять, как в удачно забытом страшном сне, забавлялась с человеческим ухом.
Глава 12 Мотылек по имени ленка
Рыбалка была забыта. По пыльной сельской улице огромными прыжками мчался юноша с вытаращенными глазами. То отставая, то забегая вперед, рядом несся козел.
– Козлика пасете? – попыталась было проявить вежливость прохожая старушка, но закрученная водоворотом ветра, поднятого стремительным бегом человека и животного, испуганно примолкла.
Нет, Костя не бежал куда глаза глядят из мрачного заколдованного Но-Пасарана. Он мчался в заросли орешника, расположенные на границе владений Семена Семеновича Куркулева, именуемого в народе Бирюком. Почему он мчался именно туда? Он и сам не мог объяснить. Подсознательно он надеялся, что в кустах орешника найдет труп усатого мужчины с разбитой губой и окровавленным ножом на груди. Тогда все встанет на свои места. Просто он сошел с ума, можно спокойно паковать вещи и ехать к маме. У мамы такие вкусные котлеты и мягкие руки! Если же трупа именно Куроедова там нет, то значит просто у но-пасаранских преступников принято подносить Мальвинке ухо каждой убитой ими жертвы. Хороший тон такой. Или просто на удачу. В таком случае тоже можно паковать чемодан и ехать к маме. Потому что городскому Косте никогда не разобраться в нравах этого параллельного мира, называемого деревней.
До орешника Костя долетел быстро. Он всегда великолепно бегал, легкие у него были – будь здоров – а в данной ситуации ускорение бегу придавала неординарность ситуации и простое холодное любопытство. Около кустов он остановился. Круглые резные листья жутковато шуршали, кругом было пугающе тихо. Даже пичужки испуганно примолкли. Костя набрал в грудь побольше воздуха и медленно, словно неохотно приблизился к кустарнику и раздвинул руками густую листву.
Она была как живая. Казалось, скажет сейчас что-нибудь ядовитое, зальется своим особенным смехом и кокетливо обнажит колено. Только глаза говорили о другом. В них уже не плясали жадные до удовольствий чертики, они уже не могли одним взглядом заставлять суетиться мужиков всех возрастов и национальностей, они спокойно и мудро смотрели в темнеющее небо.
Отлетался беззаботный и легкий мотылек по имени Ленка. Не оставил в этом слишком прагматичном и взыскательном мире после себя ничего: ни сына, ни дочки. Осталась только легкая память в шероховатых и подсохших мужских сердцах о бескорыстной и искренней ласке, которую она им походя дарила, осталась вечно ноющая точка в душе ее подруги, остался грубый, не дающий легко и свободно вздохнуть шрам в памяти мужа.
– Ленка, – прошептал Комаров. – Как же так, кто же тебя, Ленка?
Он не был привязан к этой неуравновешенной и легкомысленной бабенке, даже сторонился ее. Но это в жизни. Видеть ее холодной, равнодушной ко всему земному было настолько невыносимо, что в глазах Костика противно и предательски защипало. За спиной его затрещали ветки, будто под копытами лося, и сильная рука мягко отбросила его в сторону. Калерия на мгновение замерла и тут же рухнула, как подкошенная, рядом с замолчавшей навеки подругой.
– Уходи отсюда, Калерия, – мягко тронул ее за плечо Костик, тебе не надо этого видеть.
Девушка медленно подняла на него сухие глаза. Еще ни разу Костя не видел ее такой серьезной. Кричащей, плачущей, шумной, неудержимой, но только не такой.
– Я найду этого гада. Для тебя найду, – сказал он тихо и серьезно.
* * *Уже увезли тело Ленки, разошелся охающий и причитающий народ, сгустились сумерки, а Комаров все ползал по месту преступления, надеясь отыскать хоть какие-то признаки, указывающие на убийцу. В этот раз ножа не было. Молодая женщина была задушена собственным газовым шарфиком. Не было окурков, фантиков от конфет, пуговиц – их Костя убрал еще в прошлый раз. Следы были все те же. Но Костя не уходил. Нацепив на лоб шахтерский фонарик, он упорно изучал сантиметр за сантиметром, пытаясь найти хоть какую-то зацепку в этом мистическом деле. Мухтар мирно пасся неподалеку.