Прежние годы я гонял на сей промысел своих крестьян; успевали перекинуть от Торжка до Новгорода достаточно металла за умеренную плату. Теперь ямщики-новоторы стакнулись между собой, задрали цены втрое и не пускали чужих. Сторонних артельщиков, желающих подрядиться, сермяжные монополисты били смертным боем. Куда смотрели власти? Так я ж говорю: хмель у иных только к страстной неделе выветрился.
Анфим не подвел: нашлись люди, кои довели сию картину до государя. Яков Вилимович тоже отработал, как планировалось. А царь… Конечно, ему многое можно поставить в упрек — но мастерство и деловую хватку он ценить умеет.
Столь долго жданная мною бумага писана была коротко и невнятно. "Нужные исправления в заводе, что у деревни Тайболы, генерал-майору Читтанову сделать повелеть". "Быть по сему. Петр". С точки зрения правильности делопроизводства — черт те что, а не документ! Где указы об отмене для меня ссылки, о возвращении чинов? Ну, раз государю угодно поименовать генералом — значит, генерал. А кавалерию Андреевскую — моль поела? И что с имениями? Короче, всё по-русски. То ли дело немцы: вот, придворные голштинского герцога решили учредить общество для веселого провождения времени с употреблением горячительных напитков. Знаете, с чего они начали? Составили регламент на восемь листов, который в процессе пьянства неукоснительно соблюдали! У нас же любые попытки устроить регулярное государство обречены. Мозги не так устроены. Нарушения регулярства идут с самого верху. По указу о единонаследии Петр обязал службой только старших дворянских сыновей — а зимою двадцать второго года устроил смотр недорослей, и под страшными карами приказал собрать всех. Без формальной отмены указного порядка. Ну не пришло в царскую голову, что прихоти самодержца могут ограничиваться хотя бы его же прежними распоряжениями!
Впрочем, письмо Брюса отчасти возместило косноязычие указа. Мой великодушный защитник и ходатай добился от царя обещания вернуть долю в заводе, если дело пойдет на лад. Насчет железоторговой компании — пока ничего. Как прикажете выводить завод в прибыль, не контролируя сбыт? Положение, будто у добра молодца из сказки: изволь до восхода солнца дворец построить, иначе голова с плеч!
Спешить было невозможно, ибо начиналась распутица: подтаявший, блестящий ледяными кристаллами весенний снег таял под лучами весеннего солнышка, словно вражеская пехота под огнем. Ручейки весело журчали; пройдет неделя, другая — и эти воды, наполнив русла рек, примут и понесут до самой Астрахани царскую флотилию, назначенную в персидские земли. Взяв старое ружьишко у Егора-старосты, я целыми днями бродил по окрестным холмам под видом охоты — однако не добыл ни зверя, ни птицы, в задумчивости милуя даже тех, что сигали прямо у меня из-под ног.
Бог с ними, пусть живут! Вот двуногие некоторые мне мешают… Но и тех не стану убивать: это было бы признанием, что силой ума их одолеть не способен. Нет, пусть пройдут по моему пути, испытав на себе те же муки! Придет их срок, наступит время ими заняться. А сейчас нужна решительная виктория в коммерческой войне с превосходящим неприятелем.
Много людей потеряно: одни разбежались, другие склонили головы перед врагом. Илья, когда зимою ездил обновлять связи, уведомил уцелевших, чтоб не пропадали. Дескать, Его Сиятельство жив, и служба найдется. Теперь я собирал всех. Кроме того, изрядная пачка писем отправилась за море, ибо судьба кампании наполовину решалась там. Требовались неординарные тактические ходы.
Июнь был в разгаре, и солнце жарило, как в Крыму, когда потертая ладожская сойма пришвартовалась у заводского причала. Вместе со мной на дощатый настил выпрыгнуло всего полдюжины сопровождающих — но каждый испытанной верности. Оборвали вскинувшихся сторожей: "Шапки долой — генерал прибыл!" Управляющего Шпилькина в конторе не оказалось. Вольно расположившись за своим столом, приказал найти и представить. Брюс разрешил поступать с ним по усмотрению, однако без истязаний. Поглядев на опухшую от сна, засиженную мухами рожу, отправил под арест в "холодную" и пошел по мастерским. Жизнь еле теплилась. Водяные колеса стояли.
— Buon giorno, Eccellenza! — С искренней радостью на лице подбежал Гвидо Морелли, из бывших венецианских подмастерьев, приехавших со мной через Лондон несколько лет назад. — Мы уже не надеялись…
Он замялся.
— Черт побери, что тут творится?! Почему не работаете?
— Железо кончилось, Eccellenza! Приводим в порядок машины…
— Какой может быть порядок, когда завод ржавеет без движения?! Где другие мастера?
— Из итальянцев я один остался. Марко открыл часовую мастерскую в Петербурге, остальные совсем уехали. Русских тоже половина разбежалась. Если бы знать, что вы вернетесь…
— Собери всех. Главных мастеров — через час в моем кабинете. Простых работников — через два часа на площади перед конторой.
Они собрались раньше. И не в кабинете, а за моей спиною — хвостом. Я шел, а хвост увеличивался. Звучали доклады о состоянии машин, запасах угля, наличии работников… Четко, без сантиментов, как в бою. Наконец, картина сложилась во всех подробностях. Пришли в контору.
— Значит, жалованье на три месяца запаздывает?
— Уже больше, господин генерал! Такие гроши, и то не могут…
— Что убавили, знаю. Всё исправим, но не сразу. По первости придется затянуть пояса: деньги, что упыри из завода выпили, вернуть навряд ли удастся. Даже если найти виноватых.
— Понятно, судейские — тоже люди.
— Вот именно. У меня нет ничего, в долг без заклада не дадут. Хотите денег — надо их заработать.
— Так Ваше Превосходительство, работать-то нечем! Вторую седмицу железа нет — и подвоза, сказывают, до зимы не будет.
— Не до зимы, а пока под Демидова не ляжем. — Худой высокий парень встрял без спросу. Совсем молодой, хотя и другим еще тридцати нету.
— А ты кто будешь — что-то не помню?
— Иван Онучин, у Ковригина в подмастерьях был на полосовом стане. Теперь там за главного остался.
Парень выглядел толковым. Доложил почти с военной выправкой, разве каблуками не щелкнул.
— Значит, Ваня, все наши трудности понимаешь? Ну, рассказывай.
— Слушаюсь. Гужом в летнее время столько груза не перевезти, потому что кони у крестьян в работе. Зимой можно, но дорого. Канал без воды стоит — и простоит, сколько Демидовым надо: Михайла Сердюков, главный по водяным работам, у них в зятьях. На Олонце железа мало наделали, мы выбрали его дочиста еще весною. Больше взять негде.
— Резонно. Все так думают?
Мастера зашевелились, переговариваясь вполголоса. Вперед никто не вылез. Я им улыбнулся, как взрослый — милым, но несмышленым детям:
— Будет вам железо. Дня через три — первая партия, немного. Через две недели — в изобилии.
— Откуда, господин генерал?!
— Из Швеции.
— Дак… Война ж кончилась, грабить-то нельзя… Разве купить ежели, за деньги… Ваше Превосходительство, вы ж говорили — денег нет!
— Их в самом деле нет. Железо это я не покупал, оно не моё. Оно англичанина Джона Кроули, моего компаньона. Джон купил у шведов и прислал для переделки в гвоздевой пруток. Корысти меньше, чем с уральского, но сейчас не до жиру. На хлеб сумеем заработать. Еще одна приятность — Никите Демидычу показать козью морду. Старик думает, что прищемил нам причинное место — а теперь почувствует, что прищемил-то себе!
Народ оживился, послышались смешки.
— Ладно, пошутили и будет. Слушайте, что делать…
К Петрову дню раскрутили дело до половины прежнего оборота — менее чем с половиной прежних работников! Ради такого успеха пришлось свернуть и строительство листобойни, и опытовую мастерскую, а всех, кого можно, поставить к печам. Я и сам в охотку орудовал кузнечными клещами; на целый день силы не хватало, а часа на четыре — вполне. Бывшего управляющего и конторщиков тоже поставил в работы: нечего в "холодной" прохлаждаться. По разбору дела, Шпилькин оказался не злодеем, а дурачком. Впрочем, дурачком с хитрецой, бывает такая порода человеческая. Удержать на прямом пути хорошо поставленный промысел, приносящий доход с надежностью машины для битья монет, подобным людям не под силу, — зато они с феноменальной проницательностью видят, где можно украсть по мелочи. Пока экспедиторы Тайной канцелярии искали измену в моих бухгалтерских книгах… Вот, кстати, любопытно: кто их надоумил оные книги утащить, а потом пустить на растопку? Не верю, что заплечных дел мастера это сами придумали. Им незачем.
Восстановили учет по выпискам, присланным из Англии моим торговым агентом Джошуа Уилбуром — и все дурацкие хитрости вышли наружу. Только об одном воришки молчали, как старовер на допросе: кому деньги носили наверх? Тому, кто поставил на хлебное место, само собою — но сие назначение явно выглядело результатом тайной интриги.
Убедившись, что добром ответа не добьешься (а истязать негодяев Яков Вилимович запретил), отправил падшее начальство в арестантскую команду. Сей отряд мелких татей держали при заводе по традиции, заведенной еще покойным князем-кесарем и употребляли для самых грязных и тяжелых работ. Там приняли новиков с радостью. Можно сказать, с распростертыми объятиями. Недели хватило, чтоб молчуны сделались говорливей базарных баб. Правда, их признания не привели на высоты, о коих мечталось: звучали имена близких к Меншикову, но явно второстепенных персон. Отправил допросные листы в Берг-коллегию, копии в Сенат. Недостаточно, чтобы свалить противника — но усложнить ему жизнь и проредить свиту вполне возможно. Не стоит пренебрегать мелкими кровопусканиями. Борьба придворных партий больше напоминает утомительную осаду, чем скоротечную полевую баталию.
Итак, первая стычка после постыдной конфузии выиграна. Бодрости и сил достаточно для продолжения. Дым железогрейных печей не повредил моим легким — напротив, заводской жар словно выжег остатки гнездящейся в них заразы. Прогуливаясь после обеда под могучими соснами, нарочно сохраненными рядом с заводом, или выходя в озеро на парусной лодке, я обдумывал дальнейшую диспозицию. Ключевой пункт коммерческой войны с Демидовыми — торговая компания. Пользуясь налаженной системой сбыта, железные короли могут пустить свой товар в Англию мимо меня. Отказываясь от сотрудничества, они, конечно, кое-что теряют — однако при их богатстве могут относиться к потерям снисходительно и терпеть хоть до скончания века. Кстати, один из беглых мастеров вернулся с Урала и поведал, что на Тагильских заводах с великим поспешением строят большой вальцовочный стан. Пустят в работу — можно вообще не у дел остаться.
За время моей опалы петербургская контора перешла под руку компаньонов-соперников, торговая флотилия — тоже (исключая лучший и новейший корабль, присвоенный капитаном), но сбытовую сеть в Англии не составит труда отцепить от демидовской упряжки и перевести на себя. Там заправляют — в Лондоне Уилбур, а в Бристоле Мишка Евстафьев, прикованные ко мне личной преданностью и жестокими долговыми обязательствами. Почему они не воспользовались устранением хозяина, чтобы пуститься в вольное плавание, подобно Луке Капрани? Это отчасти вопрос темперамента. Человек, проводящий дни над бухгалтерскими расчетами, как правило, более осторожен, чем влезший на капитанский мостик bandito napoletano. Отчасти же дело в том, что крупный торговец зависит от поставщиков, и тут ничего не поделаешь: Никиту Демидыча объехать непросто.
Достроить нарушенные звенья торговой цепи возможно. Фрахт английских судов ничуть не дороже, чем эксплуатация собственных. Умножить выработку железа на Олонецких заводах… При наличии денег — исполнимо, хотя не очень выгодно: руды плохие. Главная проблема — каким образом две враждебных компании станут делить жалованную государем монополию на вывоз? Жалованную когда-то мне, но… Слишком многое произошло с тех пор, есть масса казуистических зацепок для бесконечной тяжбы. А еще — соперничая, мы будем сбивать друг другу цены, вместо согласной защиты своих интересов перед иностранцами. Как ни крути, надо с Демидовыми договариваться. Надо. Две трети металла в России производят они, это неубиваемый козырь.
Эх, если бы Господь прибрал старика… Ну не на месте он со своей фанатической жадностью и суровым деспотизмом. Собственное дело переросло основателя, при таких масштабах нужно быть гибким. Вот Акинфий гораздо современнее, с ним бы мы поладили. Текущее управление давно в руках Акинфия, однако в стратегических вопросах отец его сохраняет за собой последнее слово.
Каждое утро я имел обыкновение на четверть часа собирать главных мастеров. Раз в неделю устраивал более длительные посиделки, с чаепитием и обсуждением долгосрочных задач. Как на военном совете, первыми заставлял говорить младших; за глупости не бранил, а старался косвенно навести на правильные мысли. Спросите, для чего отвлекать подчиненных от сиюминутных дел заботами, явно превосходящими их компетенцию? А как еще прикажете растить людей, на которых готовишься в скором времени переложить изрядную часть собственных обязанностей? Пусть учатся думать, без этого ничего не выйдет.
— Положим, сделают на Урале еще один завод, как у нас. Если станем друг другу коммерцию подрывать, кто осилит?
— Мы, конечно!
— Почему? Давайте считать, что ума и сил у здешних работников с демидовскими поровну. Какие преимущества мы имеем?
— Так можем работать беспрерывно, Александр Иванович! У нас-то воды всегда хватает, а там — на полгода, край.
— А еще? Или, ежели хотите — в чем у них сила?
— Хлеб на Урале дешевле. Задельная плата может быть вполовину меньше.
— Значит, баш на баш? Или еще что-то есть?
— …
— Ладно, подумайте на досуге. Ты хочешь сказать, Ваня? Давай.
— Везти оттуда долго. Я понимаю, что сырое железо или вальцованное — все равно везти, но ведь никогда не угадаешь точно, какого сорта сколько потребуется. Допустим, прутка сделают лишко, а полосы не хватит… Ну, ошиблись торговые приказчики!
— Правильно рассуждаешь, давай дальше.
— Исправить ошибку сколько времени потребуется? С Уральских гор товар спускают раз в год, когда на реках половодье. Потом до Питера целую навигацию его тащить. Это в лучшем случае, если канал у Вышнего Волочка будет работать. Потом он зиму пролежит, пока море откроется. Значит — самое меньшее, полтора года.
— Ай, молодец! Сообразил! А у нас?
— От месяца до двух в навигацию… А зимой может быть и полгода, даже с хвостиком. Значит, господин генерал…
— Не надо, сейчас не на службе.
— Значит, Александр Иванович, мы можем делать тот сорт, которого не хватает, и продавать дороже обычного! Если бы иметь оба завода под одной рукой… Еще лучше третий поставить, прямо в Англии! Хотя бы маленький. Чтобы моментально, за неделю, на спрос ответствовать…
— Маленький — неприбыточно. А большой долго еще не вытянем. Может, когда-нибудь потом… Сейчас дело может и так обернуться, что нам Англию совсем закроют. Что делать будем? Жить али помирать?
— Ну вы скажете тоже… Жить-то будем. Но пло-о-охо… Здесь ведь такую цену на наш товар не дадут?
— А на какой дадут? Что выгодней делать? С учетом, что железа мало получаем и задорого?
— Стоил чтоб подороже, в расчете на пуд. Самим гвозди рубить. Или… Только ж вы листобойню делать не велели…
— А знаете, ребята, почему не велел? Кого к молотам-то поставим? Чтобы лист выходил ровным, работнику сколько лет учиться надо? И не всякого выучишь. Такое умение — не в голове, а в руках.
— Как же тогда? Вы ведь, Александр Иванович, уже придумали, наверно?
— Мало ли что я… Вам тоже Господь зачем-то разум дал. Думайте! Через две недели чтобы все представили свои пропозиции. Каждую дельную мысль — оценю в деньгах.
Действительно, я размышлял над новыми способами. Вальцевать лист, по рассказам Джона Кроули, пробовал еще дедушка Амбруаз со своим компаньоном. Дело не пошло. Другие попытки (в их числе и мои) тоже не удавались: раскаленная заготовка остывала тем скорей, чем она тоньше, при малейшей заминке дорогие машины клинило и ломало. Но если верхний вал сделать достаточно тяжелым, можно цапфы жестко не крепить: он сможет плющить железо одним своим весом. Литейные опыты в погоне за секретами Дарби внушили уверенность, что правильный цилиндр в сотни пудов изготовить возможно. Запас водяной силы на Тайболе неограниченный. Греть металл посильнее и увеличить скорость — авось получится! Соблазн велик: до шести рублей пуд идет листовое железо. Если же оловом его залудить по саксонскому способу… Еще дороже станет! Петербург строится прямо на глазах, а лист на кровлю пока от Августа везут.
Другая идея тоже очевидна. Мы в огромных количествах гоним пруток и отправляем в Англию, где он расходится по гвоздоделам-надомникам. Тысячи их стучат молотками в своих каморках, снабжая половину Англии и добрую долю Америки гвоздями из нашего железа. Так почему бы самим не занять соседнюю ступень? Это ремесло особых умений не требует, инструмент прост и дешев, а мужикам зимою все равно делать нечего. Если Демидовы одержат верх в тяжбе за монополию на экспорт — такой товар и по России прекрасно пойдет, вытесняя изделия грубой кузнечной работы.
Более того, вспомнилось давнее путешествие в Швецию, мастерская Полхаммара… Кстати, он получил от короля дворянство и переменил фамилию на Полхэм. Но это неважно. Важно, что его заведение — настоящий кладезь остроумных механических приспособлений. Кое-что я беззастенчиво позаимствовал, когда готовился делать оружие против соотечественников изобретателя. В остальном подражать не стал. Знаете, почему? Машины, без участия человека изготовляющие детали часовых механизмов, поражают воображение — но приносят убытки! Слишком сложно. Часто ломаются. Умелые, дорогие мастера требуются для ремонта и настройки. Без постоянной королевской субсидии Полхэм бы разорился.