Мы долго убеждали его, но он закрыл лицо руками и все время повторял одно и то же: «Я не знаю, как вернуть ее на место».
Наконец, Лонг сказал: «Я надеюсь, вы простите мне мою бестактность, но вы совершенно уверены, что нашли ее?» Честно говоря, мне и самому хотелось задать этот вопрос, потому что с точки зрения здравого смысла вся история выглядела бредом. Но я не решался произнести эти слова, боясь обидеть беднягу. Однако он воспринял вопрос Лонга абсолютно спокойно, я бы сказал, со спокойствием отчаяния. Он выпрямился и сказал: «Да, ни малейших сомнений. Она здесь, в моем номере, лежит в запертом чемодане. Вы можете пойти и взглянуть, если хотите: я не стану приносить ее сюда».
Конечно же, мы не собирались упускать такой шанс. Мы последовали за ним. Его номер был совсем рядом с нашим. Коридорный как раз в это время собирал обувь, выставленную для чистки. Во всяком случае, так мы подумали в ту минуту — впоследствии мы в этом усомнились. Пэкстон — так звали нашего гостя — дрожал еще сильнее. Он поспешно прошел в свой номер и кивком головы пригласил нас следовать за ним, включил свет и тщательно прикрыл дверь. Затем он отпер чемодан и извлек нечто замотанное в несколько носовых платков, положил этот узелок на кровать и развернул. Теперь я могу утверждать, что действительно видел подлинную англосаксонскую корону. Она была серебряной (как и та, что нашли близ Рендлсхэма). Ее украшало несколько драгоценных камней, преимущественно инталий и камей. Корона была не слишком тонкой, если не сказать грубой работы. Она действительно была похожа на свое собственное изображение на монетах и в древних рукописях. Корона датировалась явно не позже чем девятым веком. Разумеется, я страшно заинтересовался короной и хотел взять в руки, чтобы рассмотреть со всех сторон, но Пэкстон остановил меня: «Не трогайте. Я сам». — И со вздохом, который, поверьте мне, было больно слышать, он поднял корону и стал медленно поворачивать ее, чтобы мы смогли рассмотреть каждую деталь. «Налюбовались?» — сказал он, наконец, и мы кивнули. Он вновь обернул корону платками, положил в чемодан и выпрямился, безмолвно глядя на нас. «Давайте вернемся в наш номер, — сказал Лонг, — и вы расскажете нам, что вас беспокоит». Он поблагодарил нас и попросил: «Идите, пожалуйста, вперед, и посмотрите… свободен ли путь». — Это было немного странно, тем более что в нашем поведении, в конце концов, не было ничего подозрительного, а гостиница, как я уже говорил, почти пустовала. Однако в нас уже начала просыпаться мнительность, мы немного боялись… сами не зная чего. Наверное, дело в том, что нервозность заразительна. Мы с Лонгом осторожно подошли к двери, приоткрыли ее и выглянули в коридор. При этом нам показалось (я уверен, что нам обоим), будто какая-то тень или нечто большее, чем тень, но совершенно бесшумное, про шмыгнула мимо двери. «Все в порядке», прошептали мы Пэкстону (почему-то нам захотелось перейти на шепот), и мы все втроем отправились в наш номер. Пэкстон шел между нами. Я собирался немедленно по возвращении в гостиную как можно ярче выразить свое восхищение находкой Пэкстона, но, взглянув на его лицо, понял, насколько это было бы неуместно, и предоставил право первым продолжить разговор нашему гостю.
«Что теперь следует делать?» — начал Пэкстон. Лонг (как он впоследствии мне объяснил) счел за благо прикинуться болваном и сказал: «Почему бы вам не разыскать хозяина земли и не сообщить я ему…» — «О нет, нет! — нетерпеливо перебил его Пэкстон. — Прошу прошения, вы очень добры, по разве вы не видите, что мне заказано возвращаться туда. Я ни за что не осмелюсь сунуться туда ночью, а днем это невозможно. Но может быть, вы просто не видите?.. С тех пор как я прикоснулся к короне, я нигде и никогда не бываю один». — Я было раскрыл рот, чтобы плоско пошутить по этому поводу, но Лонг взглядом остановил меня. Он сказал: «Думаю, что вижу то, о чем вы говорите, но, пожалуй, вам самому станет легче, когда вы обрисуете ситуацию более ясно».
Тут все встало на свои места. Пэкстон повернул голову назад и кивком показал, чтобы мы подошли поближе. Он понизил голос. — Безусловно, мы слушали его очень внимательно; кроме того, позже мы сопоставили свои наблюдения, и я записал нашу общую версию. Поэтому вы можете быть уверены, что я в состоянии воспроизвести все, что он сказал, слово в слово. Вот его рассказ: «Это началось, когда я осматривал курган. Что-то мне постоянно мешало. Рядом все время присутствовал какой-то человек. Он стоял и смотрел на меня из-под елей. Это было днем. Он так и не позволил себя рассмотреть, я замечал его лишь краешком глаза. Он постоянно находился слева или справа от меня, но когда я поворачивался к нему лицом, то никого не обнаруживал. Я лег на землю и пролежал довольно долго, внимательно оглядываясь по сторонам. Убедившись, что поблизости никого нет, я продолжил изучать подступы к тайнику, но он тут же появился вновь. Более того, он стал как бы подсказывать мне, что нужно делать. Я мог оставить молитвенник где угодно, но если я не запирал книгу в чемодане, то по возвращении обнаруживал ее на столе. При этом всякий раз молитвенник оказывался раскрыт на форзаце с именами Эйджеров и прижат бритвой, которая не давала книге захлопнуться. Я полагаю, что этот человек по каким-то причинам просто не в состоянии открыть запертый чемодан, хотя может быть, дело в чем-то ином. Вы видите, какой он бледный и слабый, но я все равно не смею посмотреть ему в глаза. Конечно, когда я пробивал штольню, было намного хуже, и не будь я так захвачен желанием во что бы то ни стало добыть корону, я бы, наверное, все бросил и убежал. Я все время чувствовал, как мою спину что-то слегка царапает. Поначалу я думал, что это просто осыпаются частички грунта, но чем ближе была корона, тем явственнее становилось это ощущение. Ошибиться было невозможно. И в тот момент, когда я вскрыл тайник, взялся пальцами за обруч и вытащил корону, сзади послышался душераздирающий стон — не передать словами, сколько отчаяния и боли он в себя вместил. Но в нем была не только боль, но и страшная угроза. От моего упоения находкой в один миг не осталось и следа. Не будь я столь непроходимо глуп в ту минуту, я бы тотчас положил корону на место и больше не трогал ее. Но я этого не сделал. Все последующее сливается в один сплошной кошмар. У меня было несколько часов, чтобы вернуться в гостиницу, не нарушая приличий. Но я потратил много времени, засыпая землей вход в штольню и заметая прочие следы своей деятельности. Все это время он был рядом и старался мне помешать. Знаете, мне кажется, он появляется и исчезает, когда ему заблагорассудится. Он совсем близко, но увидеть его нельзя, как будто он имеет власть над твоими глазами. Я провел рядом с тайником целую вечность, до восхода солнца, а потом мне пришлось пешком идти в Сибург, чтобы вернуться на поезде. Вскоре совсем рассвело, но я отнюдь не уверен, что свет дня принес мне сколь-нибудь значительное облегчение. Вдоль дороги на всем ее протяжении были живые изгороди — где-то из шиповника, местами — состоящие из других кустов — и заборы, то есть прекрасные укрытия для наблюдателя. Я ни на секунду не мог позволить себе расслабиться. Чуть позже мне навстречу стали попадаться люди, направляющиеся на работу, и все они очень странно на меня смотрели. Вернее, не на меня, а на нечто находящееся у меня за спиной. Возможно, конечно, что они просто были удивлены, встретив прохожего в столь ранний час, но я не думаю, что дело было только в этом. Ведь, в конечном счете, они смотрели не на меня. И носильщик на станции посмотрел очень странно. И проводник оставил дверь вагона открытой, после того как я вошел. Именно так он должен был поступить, если бы за мной собирался войти кто-то еще. О, я вас уверяю, все это вовсе не мои фантазии», — сказал Пэкстон с грустной усмешкой. Он сделал небольшую паузу, а затем продолжил: «Даже если я теперь положу корону на место, он меня не простит — я могу сказать это со всей определенностью. Каким счастливым человеком я был всего две недели назад». — С этими словами он упал в кресло и, по-моему, даже заплакал.
Мы не знали, как быть, но чувствовали себя обязанными как-то помочь Пэкстону и поэтому — нам казалось, что это единственная возможность, — сказали ему, что раз он так сильно желает вернуть корону в тайник, мы ему поможем в этом. Должен вам сказать, что после того, что мы услышали, именно этот выход представлялся нам наилучшим. Ужасные последствия, которые имел поступок бедняги, со всей убедительностью доказывали, что с короной действительно связана некая таинственная сила, которая, согласно легенде, должна охранять побережье. По крайней мере, я пришел именно к такому выводу, и думаю, что Лонг был того же мнения. Наше предложение было принято Пэкстоном с радостью. Вставал вопрос о том, когда это можно сделать. На часах была почти половина десятого. Могли мы выдумать какой-нибудь благовидный предлог для служащих отеля, чтобы совершить ночную прогулку немедленно? Мы выглянули в окно. В небе сияла великолепная полная луна — пасхальная луна. Лонг вызвался поговорить с коридорным и успокоить его. Он должен был сказать ему, что мы вернемся через час с небольшим, а если сочтем прогулку настолько приятной, что решим задержаться подольше, то коридорный не останется внакладе. В общем-то, мы относились к числу постоянных клиентов гостиницы, никогда не доставляли особых хлопот, и обслуживающий персонал смотрел на незначительные нарушения правил проживания сквозь пальцы. Лонг провел беседу с коридорным на должном уровне, и вскоре тот выпустил нас из здания через дверь, ведущую на морскую набережную, а сам остался ждать. У Пэкстона в руках был большой сверток, в котором находилась тщательно замотанная корона.
Так мы приступили к осуществлению нашей странной операции, даже не продумав всех возможных последствий. Я намеренно сократил эту часть истории, чтобы подчеркнуть поспешность, с которой мы наметили план и приступили к его исполнению. «Кратчайший путь — вверх по склону холма, а затем через церковное кладбище», — сказал Пэкстон, когда мы вышли из гостиницы и стояли, беспокойно озираясь по сторонам. Вокруг не было никого — совсем никого. Сибург в это время года чрезвычайно тих и немноголюден. «Вдоль ограды не пройти, там собака», — возразил Пэкстон, когда я предложил выбрать еще более короткий маршрут — вдоль фасада, а затем напрямик через луга. Его довод был достаточно убедительным. Мы поднялись к церкви и прошли через кладбищенские ворота. Признаюсь, в этот момент мне пришла в голову мысль, что среди тех, кто здесь лежит, вполне могут оказаться и такие, кому прекрасно известно, куда мы направляемся. Но даже если это действительно было так, то им было известен и тот факт, что мы пользуемся покровительством одного из существ, находящихся, так сказать, на их стороне, и мы не заметили никаких признаков их присутствия. Но то, что за нами следят, мы чувствовали прекрасно. Столь остро этого ощущения мне ни до, ни после описываемых событий испытывать не доводилось. Особенно сильным оно стало после того, как мы миновали кладбище и ступили на узкую тропинку, окаймленную с обеих сторон высокими кустами. По этой тропинке мы пронеслись, как христианин по Долине, и вышли в поле. Мы двинулись по кромке поля, вдоль кустов, хотя я предпочел бы держаться открытого пространства, позволяющего видеть, кто идет за тобой; после этого мы прошли какие-то ворота (а может быть, двое ворот) и свернули влево, на тропинку, поднимающуюся на кряж, в конце которого находился заветный курган.
По мере приближения к тайнику сначала Генри, а затем и я смутно почувствовали, что нас поджидает несколько существ, гораздо более зыбких, чем наш сопровождающий. Трудно передать словами, в каком возбуждении находился Пэкстон. Он дышал, как загнанный зверь, на его лицо было страшно смотреть. Впрочем, Пэкстон был преисполнен решимости, и у нас не возникало сомнений в том, что он легко совладает с собой, когда мы придем на место. Мы не ошиблись. Пэкстон сразу набросился на засыпанное отверстие в склоне холма и вгрызся в грунт с такой яростью, что уже через пару минут большая часть его тела скрылась из виду. Мы держали его пальто и сверток с короной и, должен признаться, испуганно озирались по сторонам. Смотреть, в общем-то, было не на что. Сзади обзор заслоняла сплошная темная стена елей; справа тоже располагались деревья, из-за которых выглядывала колокольня, находящаяся в полумиле от нас; слева можно было разглядеть домики и ветряную мельницу на горизонте; впереди мертвенно лежала морская гладь, от которой нас отделял еле слышный лай собаки во дворе домика, который стоял на берегу канала, слабо мерцающего в темноте: полная луна превратила его воды в серебристую дорожку. Вековой шепот шотландских елей вокруг и море впереди. Но в этом спокойствии природы совсем рядом с нами невыносимо резко и четко звучала нота некой с трудом сдерживаемой враждебности, — казалось, вот-вот хозяин спустит с цепи невидимую собаку.
Пэкстон, пятясь, наполовину вылез из проделанного им отверстия и протянул руку за спину. «Давайте сюда, — прошептал он, — только разверните». Мы размотали платки и отдали ему корону. В тот момент, когда Пэкстон ее схватил, корона блеснула в лунном свете. Мы ни разу не коснулись металла руками, и думаю, правильно сделали. В следующее мгновение Пэкстон уже вновь вылезал из туннеля. Он немедленно принялся забрасывать вход землей, судорожно сжимая лопату кровоточащими руками. Ему не нужна была наша помощь. Сделать так, чтобы в склоне холма не осталось ни малейших следов туннеля, было чрезвычайно сложной задачей, но — уж не знаю как — Пэкстон с ней превосходно справился. Наконец, он остался удовлетворен достигнутыми результатами, и мы отправились назад.
Мы уже отошли от холма на пару сотен ярдов, когда Лонг вдруг сказал Пэкстону: «Вы забыли пальто. Его нужно забрать. Вон оно, видите?» Я обернулся и тоже сразу отчетливо увидел темное пальто — оно лежало там, где недавно было отверстие. Однако Пэкстон не остановился, он помотал головой, показал нам свое пальто, перекинутое через руку, и совершенно спокойно, как будто ничего не случилось, сказал: «Мое пальто у меня». И действительно, вновь оглянувшись, мы уже не смогли отыскать взглядом темного пятна, которое приняли за пальто.
Мы вышли на дорогу и быстро пошли по направлению к гостинице. Вернулись задолго до полуночи, стараясь принять самый беззаботный вид; мы с Лонгом оживленно беседовали о том, какой изумительный сегодня вечер для прогулок. За нами наблюдал коридорный, и мы не хотели давать ему почву для лишних подозрений. Он внимательно оглядел набережную у входа в гостиницу, прежде чем запереть дверь, и поинтересовался: «Полагаю, на улице сейчас немноголюдно, сэр?» — «Да, действительно, ни души», — ответил я. При этих словах Пэкстон как-то странно на меня посмотрел. «Правда, когда вы свернули на дорогу к вокзалу, мне показалось, что за вами кто-то идет, — добавил коридорный, — Но вас было трое, и не думаю, что у этого человека на уме было что-то дурное». Я не нашелся, что ответить; Лонг просто сказал «Спокойной ночи», и мы стали подниматься по лестнице, пообещав, что через несколько минут выключим свет и ляжем спать.
Оказавшись у себя в номере, мы постарались сделать все возможное, чтобы ободрить Пэкстона. Мы сказали ему, что теперь корона в полной безопасности. Хотя, конечно, лучше бы он ее вообще не трогал (он медленно кивнул головой). С другой стороны, она ничуть не пострадала. И мы не станем рассказывать о ней людям, достаточно безрассудным, чтобы отважиться на повторение его опыта. «Кстати, я надеюсь, вам теперь легче? — спросил я у Пэкстона. — Должен признаться, что по дороге к тайнику я определенно склонялся к тому, чтобы принять вашу точку зрения… Я имею в виду, мне показалось, что за нами действительно кто-то следит. Но на обратном пути все было совсем иначе, не правда ли?» — Все было напрасно. «Вам нечего опасаться, — сказал Пэкстон, — но я не прощен. Мне еще предстоит сполна заплатить за грязное святотатство, которое я совершил. Я знаю, что вы мне скажете. Церковь действительно может облегчить душевные муки, но в моем случае страдать будет тело. В данную минуту я и вправду не ощущаю присутствия этого существа. Но…» — он замолк. Затем он начал было горячо благодарить нас за помощь, но мы его тут же прервали. Естественно, мы настояли на том, что завтра он не должен весь день оставаться в своем номере. Пусть обязательно приходит к нам. Мы можем вместе отправиться на прогулку. А может быть, он играет в гольф? Да, играет, но завтра день явно не подходящий для игры. Тогда мы посоветовали ему утром подольше поспать, а затем посидеть у нас в гостиной, пока мы не вернемся. А во второй половине дня неплохо было бы прогуляться. Пэкстон покорно и тихо соглашался со всеми нашими рекомендациями; он был готов во всем подчиняться нам, но в то же время в его глазах читалась уверенность в том, что предначертанного не изменить, — от судьбы не уйдешь. Вас, наверное, удивляет, что мы не стали уговаривать его немедленно отправиться домой и не передали его на попечение родных. Дело в том, что у него не было родственников. У Пэкстона была квартира, но в ближайшем будущем он собирался работать в Швеции и распродал всю мебель, так что в данный момент квартира оказалась непригодной для жилья. Пэкстон должен был отправиться за границу через две-три недели, а до этого времени ему просто было нечем заняться. В общем, мы решили, что всем нам лучше всего лечь поспать, вернее, попытаться уснуть, а с утра взглянуть на всю историю по-новому.
Утром, дивным апрельским утром, мы с Лонгом чувствовали себя совершенно иначе, да и Пэкстон за завтраком выглядел гораздо лучше. «Это была лучшая ночь в моей жизни», — так он сказал. Он собирался действовать, как договорились: никуда не выходить из гостиницы утром, а днем совершить прогулку в нашем обществе. После завтрака мы отправились в гольф-клуб. Там мы встретили еще нескольких игроков и сыграли пару партий. Мы пообедали в клубе с таким расчетом, чтобы вернуться в гостиницу пораньше. Увы, ловушка, поставленная смертью, все же захлопнулась за спиной Пэкстона.
Не знаю, можно ли было предотвратить такой исход. Думаю, даже если бы мы сделали все, что было в наших силах, смерть все равно нашла бы способ добраться до этого человека. Вот как это произошло.
По возвращении мы сразу поднялись к себе в номер. Пэкстон был здесь. Он сидел и спокойно читал. «Мы скоро пойдем. Вы готовы? — спросил Лонг. — Скажем, через полчаса». — «Разумеется», — ответил Пэкстон. Я сказал ему, что нам нужно переодеться, может быть, принять ванну, а затем мы его позовем — в пределах получаса. Я принял ванну, потом прилег и даже задремал минут на десять. Мы с Лонгом одновременно вышли из своих комнат и вместе отправились в гостиную. Пэкстона не было — только его книга лежала на столе. Его не оказалось ни в его номере, ни в холле на первом этаже. Мы стали громко звать Пэкстона. На наш крик явилась горничная. «Как, вы здесь, джентльмены? Прошу прощения, я думала, что вы уже ушли. Этот джентльмен тоже ушел. Он услышал, как вы его зовете с улицы, и поспешно вышел. Я выглянула из окна столовой, но не увидела вас. Однако я заметила, как мистер Пэкстон уходил. Он пошел, вернее, даже побежал вдоль берега».