Илья покрылся красными пятнами.
— Да, конечно, — смиренно согласился он. — Я должен был сам вспомнить. Извините. Сейчас.
Пока он рылся в карманах и ящиках письменного стола, собирая наличные, Митя раздвинул жалюзи и поставил на подоконник мой многострадальный рюкзак.
— Ты имей в виду, Илья и Лени видели тебя второй раз в жизни, — примирительно сказал он. — А меня знают много лет. Они хорошие люди. Обмануть постороннего человека ради старого друга — нормальный поступок. Ты бы сам так сделал, разве нет?
Я раздраженно пожал плечами. Крыть было нечем. Я и без дружеских просьб периодически обманываю посторонних людей. И не только посторонних. Всех подряд. Просто так, для собственного удовольствия. В лесу, правда, пока никого не бросал, даже из кабаков вроде еще ни разу не убегал не расплатившись, ну да какие мои годы. Успею еще. Благо есть у кого учиться.
— Ладно, — сказал я. — Хорошо. Все верно. Илья, я перегнул палку. Не берите в голову.
— Ничего, — вздохнул он, протягивая мне с грехом пополам собранные деньги. — Я бы на вашем месте тоже… — он осекся и махнул рукой. — Лени очень переживает. Не поехала в галерею, чтобы с вами не встречаться, отправила меня. Говорит, планировать и делать было весело, а потом, когда мы уехали, стало стыдно. Хотя мы, конечно, знали, что Митя уже рядом и довезет вас до места. Но все равно. Вы ей понравились, и это, конечно, дополнительная проблема.
— Передайте ей, что она мне тоже понравилась, — сказал я. — Как бы там ни было, а Лени офигительная. Правда.
— Я знаю, — улыбнулся Илья.
Теперь, когда обстановка разрядилась, глупо было оставаться на улице. Недолго думая я перемахнул через подоконник, достал из рюкзака зарядное устройство, поискал розетку и включил телефон. Оседлал стул, раскурил наконец давно приготовленную сигарету, сказал:
— Если вы не передумали поить меня кофе с настойкой опиума, сейчас самое время.
— Где ж я вам опиум возьму с утра пораньше, — с облегчением рассмеялся Илья. — У нас даже сливки закончились.
— Ну что, — сказал Митя, выбравшись из города на скоростной автобан. — Можешь начинать допрос. Если хочешь, конечно.
— Я-то хочу. Но ты же опять будешь морочить мне голову. Скажешь небось, что искал у меня в лэптопе интимную переписку с паном Черногуком. И отпечатки его пальцев на моих носках заодно.
— Небось скажу, — согласился он. — Потому что это, будешь смеяться, правда. Другой правды у меня для тебя нет.
— Ну вот, — мрачно кивнул я.
Хотя, в общем, подозревал, что он не врет. Очевидно же, что Лев — куда более перспективный объект для слежки, чем я. Все-таки «колдун», если верить Мирре, без пяти минут струльдбруг, если верить пану Шнипсу, а даже если не верить никому, все равно важная персона, богач, меценат, как говорят в таких случаях, один из столпов общества. А с меня что взять.
— Все, что я тогда у албанцев гнал, — дескать, не понимаю, почему он фигней занимается и за говнище башляет, — это, конечно, ерунда, — сказал Митя. — Ну как, не то чтобы совсем ерунда, просто верхушка айсберга, а меня больше интересует подводная часть.
— Тебя? — спросил я. — Или твое начальство?
— Нет у меня никакого начальства. Я, конечно, легок на подъем, эффектно меняю внешность и вообще молодец. Но я не работаю ни на полицию, ни тем более на спецслужбы, если ты это имеешь в виду. Я бы, может, и с удовольствием, но не сложилось. Все гораздо проще и невинней. У меня частное детективное агентство. То есть официально, по бумагам, оно не мое. Я там даже в качестве сторожа не числюсь. Но создал его я. И до сих пор делаю добрую треть работы. И великодушно забираю себе добрую половину выручки, чтобы ребят совесть не мучила. Образ умеренно эксцентричного бездельника, которому я по мере сил стараюсь соответствовать, — очень важная часть моей работы. В ином качестве пользы от меня куда меньше. Поэтому будь другом, не выдавай меня, пожалуйста. Очень тебя прошу.
— Ладно, — кивнул я. — Да у меня и возможности такой не будет. Я в Праге надолго не задержусь. И болтать по душам мне там особо не с кем.
— Кроме пана Болеслева, — заметил Митя.
— Это вряд ли. Я позавчера не успел рассказать, твои приятели слишком быстро пришли. Меж тем у меня такое ощущение, что мы с паном Болеслевом расстались навек.
— Рассорились, что ли? — изумился Митя.
— Довольно непросто рассориться с человеком, которого почти не знаешь. Просто игра пошла в открытую. И я окончательно убедился, что от меня ему нужен только домашний адрес моего отца. А Лев, в свою очередь, экспериментальным путем обнаружил, что я вряд ли случайно проговорюсь. Достигнув, таким образом, полного взаимопонимания, мы распрощались. Вежливо, но как-то мутно. Он пригласил меня заходить еще, всем своим видом показывая: «Не стоит утруждаться». Я такие штуки чувствую. Ну и потом, дела-то наши закончены. В смысле, обмен состоялся. Ключ у меня, букварь у него. Никто никому ничего не должен.
— А экспертиза прошла успешно? — невинно поинтересовался Митя.
— Вполне, — буркнул я, чувствуя, что опять начинаю сердиться. Все-то он обо мне знает. Буквально каждый шаг.
— Конечно, я за тобой следил, — признался Митя. — Ну а как еще? Подкараулил тебя с утра у отеля, проводил до Йиглавы, поглядел, у кого гостишь. А разузнать, кто живет на Кветновой, десять, и выяснить, чем этот господин занимался раньше, было совсем просто. В кафе с газетой — помнишь? — тоже я сидел. А ты орал в телефон так, что довольно сложно было не получить подробную информацию о твоем дальнейшем маршруте. Повезло мне — было время подготовиться. Тут как раз ребята под руку подвернулись, я уговорил их отложить отъезд на день, взять попутчика и, улучив момент, удрать с его — то есть твоим — багажом. Они мои старинные приятели и немножко должники. Совсем чуть-чуть. Но этого «чуть-чуть» хватило, чтобы выполнить, скажем так, не совсем обычную просьбу. Так что не сердись на них, пожалуйста. Только на меня.
— На тебя я и так сержусь, не переживай, — сказал я. — И месть моя будет ужасна. Я собираюсь открыть тебе свою самую зловещую тайну: ты зря теряешь время. Про возлюбленного твоего Черногука я знаю гораздо меньше, чем любой постоянный посетитель его дурацких приемов в зеркальной комнате. Нас ничего не связывает, кроме двух вечеринок, одного завтрака и старинного ключа, который я приобрел для чужой, заметь, коллекции.
— Кстати, о ключе. А почему ты сказал мне, что едешь в Карлштейн, когда собирался в Йиглаву? — спросил Митя. — Меня это насторожило. Зачем обманывать случайного собеседника, если не считаешь свои дела секретными?
Я раздраженно пожал плечами.
— Я всегда вру по мелочам. Просто терпеть не могу, когда суют нос в мои дела. В первую очередь потому, что у меня нет дел, заслуживающих чужого внимания. Ни единой тайны. Ни одного завалящего секрета. «Человек-загадка» — это не про меня. Я — человек-отгадка. Человек-кроссворд-с-ответами-на-последней-странице. И мне, видишь ли, неприятно, когда об этом узнают посторонние. Как после этого пыль в глаза пускать? А без пыли не комильфо.
— Это тебе только кажется, что нет, — мягко сказал Митя. — Ключ — ладно, предположим, для коллекции. Принято. Но желание Болеслева во что бы то ни стало узнать твой адрес…
— Не мой, а Карла, — напомнил я. — Мой московский адрес ему и даром не нужен.
— Неважно. Это же твой отец. Ты же бываешь в его доме?
— Да, конечно. Кстати, Карл думает, все дело в его коллекции. Кроме ключей он собирает старинные музыкальные инструменты. Ну то есть не то чтобы всерьез собирает, просто любит жить среди них. А возможностей у него побольше, чем в среднем по палате, так что добра скопилось немало. Вот ты, если уж сыщик, скажи мне, это правдоподобная версия? Черногук может быть наводчиком, или как там это называется?
— Это совершенно исключено, — твердо сказал Митя. — Разве только если в собрании твоего отца есть… скажем так, необычный предмет. Нечто из ряда вон выходящее. Не с точки зрения коллекционера, а… Не знаю, как объяснить, чтобы ты не заткнул уши.
— Скажи, к примеру, что он ищет Кольцо Всевластия, — ехидно сказал я. — Не факт, что поверю, но не удивлюсь. Мне давеча уже пытались втолковать, что пан Черногук злой колдун.
— Не сказал бы, что именно злой… Но кто, интересно, тебе это пытался втолковать? — насторожился Митя.
— Неважно, — мстительно ухмыльнулся я.
Ну хоть мое знакомство с Миррой он не отследил. Грамотно я тогда из бара удрал. Молодец.
— Вообще-то, важно, — вздохнул Митя. — Видишь ли, я собирался сказать тебе примерно то же самое. Только не знал, как поаккуратней сформулировать. И мне было бы очень полезно знать, кто еще обладает такой информацией.
— Ерунда это, а не информация, — отмахнулся я. — Ладно уж, скажу. Я случайно познакомился на улице с чудной девицей. Она оказалась знаменитой художницей Жукотовской, о которой ты же мне и рассказывал. Полночи меня баснями развлекала. В том числе о страшном пражском колдуне Черногуке. Вот и все.
— С Миррой? Случайно познакомился? На улице? Ну ты даешь.
— А что тут такого? Не с папой же римским.
— Познакомиться на улице с папой римским, на мой взгляд, гораздо проще. Достаточно улучить момент, подойти и попросить благословения. А с Миррой этот номер не пройдет.
— Она сама подошла и попросила. Не благословения, конечно, а сигарету. Вернее, две. С нею еще приятель был.
— А, Арсений. Верный оруженосец. Причудливая парочка, да?
— Мне показалось, он ее брат. Нет?
— Что-то вроде, — сдержанно сказал Митя. — Ладно, дал ты им сигареты, и что дальше? Прости, я правда хочу понять, что нужно сделать, чтобы познакомиться на улице с Миррой Жукотовской. В моем представлении это явление того же порядка, что и левитация, — я в нее, по идее, не верю, но при этом мечтаю научиться.
— Все как-то само собой получилось, — вздохнул я, доставая портсигар. — Вообще-то я просто спросил, как пройти на Нерудову, и ребята взялись меня проводить. А по дороге уговорили зайти с ними в бар. Слово за слово, и я как-то незаметно очутился у них в гостях. Извини, я не знал, что это из области невозможного, а то бы законспектировал свою речь.
Рассказывать Мите про нашу с Миррой утреннюю встречу возле Святого Вита я не стал. Слишком уж все сложно и бессмысленно. И уже хотя бы поэтому никого не касается. А о том, как мы оказались у нее дома, я даже наедине с собой старался не вспоминать. К чертям собачьим такие воспоминания.
— Круто, — серьезно сказал Митя. — И что, Мирра пугала тебя Черногуком? Зачем?
— Я случайно обмолвился, что мы знакомы. И она постаралась меня предостеречь. Сказала, он страшный. Но Хайди — та рыженькая с заправки — говорит, художникам нельзя доверять. Думаю, она совершенно права.
В этот момент у меня зазвонил телефон. На определителе высветился номер Ренаты.
— У тебя что-то случилось? — сразу спросил я.
Рената звонит мне на мобильный телефон не просто редко, а практически никогда. И не только мне. Ей кажется, это слишком бесцеремонно. Дескать, мобильный телефон лишает человека возможности уединиться. И поэтому использовать его стоит только в самых неотложных случаях. Честно говоря, в глубине души я с ней совершенно согласен, но на практике далеко не столь последователен.
— Ничего плохого, — успокоила меня Рената. — Только всякое странное. Я бы с Карлом поговорила, но, боюсь, что он сейчас как раз играет. Или репетирует. В общем, я не рискнула. А мне не терпится рассказать. Тебе-то удобно сейчас говорить?
Я покосился на Митю. Мне не слишком хотелось обсуждать наши домашние дела в его присутствии. Но откладывать разговор тоже не стоит — если уж Ренате в кои-то веки не терпится.
— Удобно, — наконец ответил я. — Ты очень удачно позвонила. Я как раз еду в машине. И при этом не сижу за рулем.
Пусть, по крайней мере, знает, что я не один. Тогда ей будет понятна моя сдержанность.
— Очень хорошо, — сказала Рената. — Слушай. Сегодня утром в дверь позвонил незнакомый человек. Сказал, он сантехник. Спросил, есть ли в квартире подвал. Дескать, они во всех старых домах проверяют состояние труб в подсобных помещениях, чтобы не прорвало, не затопило — ну понятно, да?
— Понятно, — сказал я. — Ты его пустила?
Я ругал себя последними словами. Вместо того чтобы дважды в день отправлять Ренате жизнерадостные сообщения о приключениях собственного желудка, мог бы догадаться предупредить ее, чтобы не пускала в дом незнакомцев, будь они хоть трижды сантехниками. От греха подальше.
— Не пустила, не беспокойся. Видишь ли, он говорил по-русски, а я ответила ему по-литовски. Дескать, подвал есть, трубы в порядке, недавно проверяли. Не из вредности, по привычке. Я с тех пор, как мы переехали, по-русски только с Карлом разговариваю. И с его гостями. И с тобой, конечно. А со всеми остальными — по-литовски. Чтобы лишний раз почувствовать, что наконец-то дома. Наверстываю упущенное, так сказать.
— Ну да. И что?
— А то! — Она выдержала приличествующую случаю паузу и торжественно объявила: — Он ничего не понял! Вообще ни слова.
— И что? — тупо переспросил я.
— Ну как — что? Если не понял, значит, он не настоящий сантехник. Я хочу сказать, если человек плохо говорит по-литовски, он, конечно, может устроиться на работу. Но если не понимает вообще ни слова, это нереально. Разве только в частном секторе, где хозяин сам решает, что ему от работника надо. Но наши коммунальные службы — это не частный сектор.
— А ведь верно, — сказал я. — Ну ты молодец. Мисс Марпл нервно вяжет в коридоре. Я тобой горжусь.
Митя тем временем свернул к придорожному магазинчику, остановился и деликатно вышел, оставив меня наедине с телефоном. Демонстративная щепетильность, цена такому показному великодушию, конечно, невысока, а все-таки жест доброй воли. Молодец, чего уж там.
— Погоди, это еще не все, — сказала Рената. — Я ему уже по-русски объяснила, что не верю ни единому слову и собираюсь вызвать полицию. Он вежливо сказал, что я неправа, и ушел. Вроде бы все в порядке. Но не тут-то было. Через полчаса выглядываю в окно — как там мои тюльпаны. И что ты думаешь? Этот сантехник выходит из Бирутиного флигеля. А я знаю, что Бируте в это время на работе, сама видела, как она утром уходила. И дома у нее никого нет, она же одна живет. Я ей тут же позвонила, объяснила, что происходит, велела срочно ехать домой. Она, конечно, приехала, посмотрела. Говорит, все в порядке, ничего не пропало. Думала сперва, я на старости лет из ума выжила, — вслух, конечно, не сказала, но я и так поняла. А потом прибегает, говорит: «Ой, там точно кто-то был!» У нее, знаешь, при кухне подвал, как у нас, только поменьше. Бируте туда неделями не заходит, так что щеколда пыльная и дверь тоже. А теперь все блестит. И в самом подвале почище стало. По крайней мере, паутину кто-то смел со стен.
Камень, лежавший у меня на сердце с начала нашей беседы, стремительно набирал вес. Но виду я не подавал, конечно. Ренатины нервы мне дороже ста тысяч Карловых шарманок. И ему тоже, не сомневаюсь.
— Это был Адский-Уборщик-из-Тьмы, — весело сказал я. — Ходит по домам, прикидывается сантехником, ищет беззащитных, доверчивых женщин. Как найдет такую — свяжет по рукам и ногам и ну чистоту в квартире наводить. Бедняжка стонет, просит пощадить, оставить хоть немного пыли по углам. Но Адский Уборщик неумолим…
— Смейся, смейся, — вздохнула Рената. — Но внешность у него для этой роли вполне подходящая. Бледный такой брюнет, черные глазищи в пол-лица, вылитый Мефистофель, это даже через дверной глазок заметно.
Угадай с трех раз, кого он мне напоминает, мрачно подумал я. Ну пан Болеслев дает. Опера Гуно «Виленский сантехник». Бурные аплодисменты.
— Ты будешь смеяться, Фелечка, — ласково сказала Рената — но и это еще не все. Я этого красавца не пустила, у Бируте ничего, кроме паутины, не пропало, — ладно, хорошо. Но я только что узнала, в соседнем подъезде на первом этаже тоже кто-то побывал. Там мальчик пришел из школы раньше времени — не то заболел, не то прогулять решил. Открыл дверь своим ключом, услышал шаги на кухне, позвал: «Мама, это ты?» В ответ только окно хлопнуло. Ребенок перепутался, конечно, не стал смотреть, кто это был. Выскочил на улицу и принялся родителям названивать. Ты же знаешь, у меня весной окна нараспашку, так что я все слышала. И знаешь, теперь я с тревогой думаю о предстоящем вечере. Впервые за долгие годы не хочу ночевать одна.
— Вот и не надо, — согласился я. — У тебя же куча подружек. Зови всех, устройте себе девичник, или как там это называется — когда барышни из хороших семей напиваются в узком кругу, а потом пляшут канкан на столе?
— Слушай, а это мысль, — обрадовалась Рената. — Давно мы вместе не собирались. А уж с ночевкой-то… — Она замолчала, потом неуверенно спросила: — То есть ты думаешь, я не зря раскудахталась?
— Ничего себе — зря. Две соседние квартиры только что обокрали. Ну ладно, не обокрали, просто залезли. Тоже ничего хорошего. И к тебе какой-то подозрительный сантехник с утра ломился. Хочешь, я сам прилечу? Если, конечно, вечером есть самолет. Потому что мне до Праги еще ехать и ехать.
— Нет-нет, даже не вздумай! — запротестовала она. — В твоем присутствии мои девочки, возможно, выпьют по рюмке наливки. Но на столах плясать точно откажутся.
— Ну смотри, — сказал я. — Только дай слово, что действительно позовешь гостей. И знаешь, на твоем месте я бы позвонил Карлу. Все-таки его это тоже касается. И не бойся ему помешать. Если он играет, просто не возьмет трубку. А потом перезвонит.
— Я знаю, — несчастным голосом сказала Рената. — Но все равно рука не поднимается. А то бы я сразу ему позвонила.
— Ладно, — вздохнул я. — Напишу ему, чтобы срочно связался с тобой. Жди звонка.
— Так лучше всего, — обрадовалась Рената. — Спасибо, Фелечка.
— Сухое спасибо на хлеб не положишь, — сурово сказал я. — С тебя пирог, как вернусь. Или даже два пирога.