– Кажется, я сроду не испытывал такой радости при виде твоего лица, примипил.
На это старший по званию лишь угрюмо усмехнулся и жестом потребовал отойти подальше, освобождая путь очередной центурии, с грохотом взбегающей по настилу, откуда легионеры соскакивали на землю и устремлялись в бой. Друг Марка и офицер-соратник по имени Руфий подмигнул товарищу, не опуская жезла, которым приказывал Шестой центурии идти на приступ. Голосом, охрипшим за четверть века, отданные римской армии еще до службы среди тунгров, Руфий не мешкая разворачивал строй.
Из-за нащечников шлема примипила Фронтиния торчал лишь нос да подбородок. Старший центурион вглядывался в варварское становище, где огонь перекидывался с одного шалаша на другой под градом все новых зажигательных горшков. Пламя пожара метало отсветы на толпу сельговов, сгрудившихся для отражения атаки.
– Неплохая работенка, центурион Корв. Сейчас мы прикончим это синеносое отребье раз и навсегда. Твоим ребятам тоже есть дело. Принимай вон тот холм, сомкнешься там с левым флангом предыдущей центурии. А пока что наши «топоры» займутся этим заборчиком, чтобы даже трусливым дорогостроителям из Шестого легиона[6] было не боязно к нам присоединиться. А-а, вон и твоя сотня пожаловала…
Он показал на расчищенный участок между тыном и лесом, и Марк, проследив за его вытянутой рукой, увидел свою Девятую центурию. Сбоку от ауксилиев размашисто вышагивал одноглазый начальник караула – тессерарий, чей посох с бронзовым набалдашником принадлежал на самом деле Кадиру, заместителю Марка. Во главе центурии, как и полагается, шел Морбан, бессменный знаменосец-сигнифер Девятой. Марк отсалютовал примипилу и, ответив на приветствие тессерария, принялся раздавать указания солдатам. Кадир, в свою очередь, забрал посох и занял привычное место позади центуриона.
– Отлично сработано, Циклоп. Всем подтянуться! Принимаем влево и двигаемся вдоль частокола, пока не сомкнемся с соседями справа. Затем разворачиваемся и наступаем единой шеренгой с ними!
Он рысцой припустил в голову центурии и повысил голос, силясь перекричать грохот солдатских сандалий[7] по бревенчатому настилу:
– Морбан! Веди их влево! На холм!
Сигнифер резким кивком показал ему, что понял, и в свою очередь проорал долговязому трубачу, который не отставал от него ни на шаг:
– Дуй, сукин ты сын!
Пронзительная нота заставила всех вскинуть глаза, и Морбан наклонил штандарт влево. Марк вновь перешел в голову центурии, обернулся лицом к солдатам и выставил гладиус, показывая направление.
– За мной!
Он спрыгнул с настила, присматривая за тем, как Морбан ведет людей на холм. Убедившись, что направление взято верно, Марк развернулся, набрал полные легкие воздуха и что было духу сам припустил по склону, обгоняя фронтальную шеренгу. Он решил сделать вид, что не замечает, как Циклоп самовольно покинул строй, чтобы бежать следом. Главное сейчас – разглядеть сквозь дым предыдущую центурию, а с защитными инстинктами, которые Циклоп питал к своему командиру, все равно никакой бранью не совладаешь.
Пробираясь по полю боя, затянутому вонючими клубами дыма, Марк вдруг выскочил на свежий воздух и потрясенно замер. Та центурия, что захватывала холм перед ними, напоролась на многосотенную варварскую орду. Явно обреченные ауксилии отчаянно отбивались от рассвирепевших врагов, которые врубались в уже поддающийся строй. Солдаты один за другим падали в размокшую глину, где их добивали мечами и копьями. На глазах Марка центурион-соратник, чьи черты скрывал дым, с яростным ревом бросился в первые ряды, сражаясь за спасение своего отряда. В горле у Марка хрипло заклокотало от гнева, и он сжал рукоять спаты.
– Нет!
Марк обернулся и встретил суровый взгляд одноглазого тессерария.
– Нет смысла. Ему уже не помочь, да и себя погубишь. Лучше бросить ребят вон на тот край, спасем хотя бы оставшихся.
Марк медленно кивнул и повернулся спиной к кровавой сцене. Когда он заговорил, голос его был вновь полон твердости:
– Ладно, Циклоп. Возвращайся в строй.
Он побежал сквозь дым вниз по склону и за суматохой мыслей едва не сшиб с ног подскочившего Морбана.
– Через двадцать шагов уводи их вправо и разверни лицом к высотке. Но сигналить молча, без рожков!
Сигнифер кивнул и заторопился дальше вверх, а Марк выдернул за плечо какого-то солдата из марширующей шеренги и прокричал ему на ухо:
– Гони к подножию, найдешь там примипила! Скажешь, мол, у нас тут центурию порвали, пусть срочно шлет подкрепление! Пошел!
Он толкнул парня в спину, а сам обернулся к марширующей колонне. Морбан, еле видный сквозь дым, держал свой сигнум горизонтально над макушкой на вскинутых руках, показывая металлическим древком вправо.
– Шрамолицый! Проследи за их разворотом!
Ветеран браво отсалютовал и бегом присоединился к Морбану, чтобы замереть на месте, когда знаменосец наконец развернет Девятую по фронту напротив врага, коль скоро в колонном строю центурия была особенно уязвима с флангов. Солдаты послушно делали крутой поворот вправо, понятия не имея, в чем дело. Тем лучше, подумал Марк, секунд через десять сами все поймут. Он обернулся к своему заместителю и показал рукой в сторону затянутой дымом верхушки холма.
– Кадир, в сотне шагов от нас с полтысячи варваров, одну центурию уже смяли. Как только мы выйдем за дымовую завесу, они накинутся на нас будто псы на сырое мясо. Так что давай-ка мне посох, а сам со своими людьми берись за луки. Валите любого, кто мало-мальски похож на начальника, в особенности если на нем что-то из золота или он орет на других больше обычного.
Рослый хамианец отдал Марку двухметровый шест опциона с бронзовым набалдашником, снял с плеча лук и буркнул какую-то команду на арамейском, обращаясь к десятку своих соплеменников, которые маршировали в рядах Девятой центурии. Марк мельком оглядел колонну, дождался, пока последний из ауксилиев не сделает поворот, и уже тогда выкрикнул в полный голос:
– Девятая-я… СТОЙ!
Колонна замерла. Людей все больше затягивало густым дымом от пожарища; раздался кашель, многие принялись отплевываться.
– Нале-ВО! В боевую линию… СТРОЙСЯ!
Солдаты выравнивали шеренги. Фронтальный ряд вскинул щиты и выставил копья, задняя цепь подтянулась ближе к впереди стоящим, чтобы, ухватившись за их пояса, сформировать подпорную стенку, если вдруг начнется рубка.
– Девятая-я…
Голос Марка проплыл над коротким двухрядным строем, смешиваясь со звоном битвы справа и трескучим гулом пылающих шалашей.
– Как пойдем вперед, в сотне шагов отсюда наткнетесь на остатки другой центурии. Им коварно ударили во фланг, пока они были на марше. Но мы к этому уже готовы. Вас вооружали и обучали именно для такой работы. Каждый из вас стоит дюжины синеносых скотов. Идите и убейте тех, кто вырезал наших братьев! Держитесь, подкрепление на подходе! В атаку-у… МАРШ!
Центурия двинулась вперед слаженно, как один человек. Хотя в руках у Марка был посох Кадира, которым он мог бить отстающих промеж лопаток, подгоняя их вперед, молодой центурион скоро понял, что это не потребуется. Пройден десяток шагов, вот уже два десятка, а конца серой пелене и не видно. Глаза резало дымом, все сильнее болели легкие – и вдруг тунгры очутились на открытой возвышенности, откуда отлично просматривалась картина гибели предыдущей центурии.
Склон был усеян телами в точно таком же снаряжении, что носили и солдаты Девятой; их доспехи тускло отсвечивали пятнами серого металла, вдавленного в раскисшую глину варварского становища. Кое-кто из смертельно раненных до сих пор подавал признаки жизни, но в гуще трупов уже сновало с полдесятка сельговов с потемневшими от крови мечами. На глазах Марка ближайший из них замахнулся, готовясь отправить к праотцам очередного беспомощного римлянина, однако со стороны Кадира донесся звон отпущенной тетивы. Стрела опциона попала точно в шею, и захрипевший сельгов, дрыгая ногами, повалился рядом со своей недобитой жертвой.
Парочка его соплеменников, стоявших ближе всего, вскинули глаза – и у них отвисли челюсти при виде невесть откуда взявшейся, совершенно свежей центурии. Их изумление, впрочем, было недолгим: люди Кадира сняли врагов со сноровкой, не уступавшей искусству опциона. Усилием воли заставляя себя забыть про погибающих тунгров, чьи тела устилали весь холм, Марк продрался сквозь фронтальную цепь и окинул поле битвы цепким взглядом, высматривая сельговов. Под порывом утреннего ветра дымная завеса колыхнулась вновь, приоткрыв на мгновение картину боя, что шел ниже по склону на правом фланге от Девятой. Строй тунгров находился под непрерывной атакой варваров, которые, превосходя римлян раза в три по численности, к тому же кидались на легионерскую линию щитов с бешенством загнанных в угол, понимая, что в случае неудачи их ждет смерть. Не успел дым затянуть картину побоища, как у Марка екнуло сердце: он сообразил, чту именно варвары насадили на копья, которыми потрясали перед тунграми.
Парочка его соплеменников, стоявших ближе всего, вскинули глаза – и у них отвисли челюсти при виде невесть откуда взявшейся, совершенно свежей центурии. Их изумление, впрочем, было недолгим: люди Кадира сняли врагов со сноровкой, не уступавшей искусству опциона. Усилием воли заставляя себя забыть про погибающих тунгров, чьи тела устилали весь холм, Марк продрался сквозь фронтальную цепь и окинул поле битвы цепким взглядом, высматривая сельговов. Под порывом утреннего ветра дымная завеса колыхнулась вновь, приоткрыв на мгновение картину боя, что шел ниже по склону на правом фланге от Девятой. Строй тунгров находился под непрерывной атакой варваров, которые, превосходя римлян раза в три по численности, к тому же кидались на легионерскую линию щитов с бешенством загнанных в угол, понимая, что в случае неудачи их ждет смерть. Не успел дым затянуть картину побоища, как у Марка екнуло сердце: он сообразил, чту именно варвары насадили на копья, которыми потрясали перед тунграми.
Перекатывая желваки на скулах, центурион обернулся к своим людям и с пылающим взором рявкнул:
– Девятая-я… напра-ВО!
Затаив дыхание, Марк следил, как его солдаты неуклюже разворачиваются на месте, чтобы встать лицом к низине. Хамианцы опять замешкались, так и не успев толком усвоить пехотную дисциплину за ту неделю, что минула после их появления в центурии. Впрочем, соседи не дали им окончательно растеряться и где дружеским советом, а где и оплеухой сориентировали новичков, которых лишь пару-тройку дней назад считали обузой. Несмотря на злость, Марк даже усмехнулся, признавая за новобранцами заработанный статус. Сеча на Красной Реке показала, чего они стоят, когда брод атаковала вениконская орда.
Не прошло и минуты, как строй смотрел в сторону дымчатой пелены, заглушавшей вопли и шум битвы. Солдаты встревоженно поглядывали на командира, а тот, помрачнев лицом, вытаскивал из-за пояса оба меча. Морбан, освобожденный от роли указателя поворота, мчался к своему месту в задней цепи. За ним как на привязи следовал и трубач. Марк вновь повысил голос, накачивая самого себя перед атакой.
– Девятая центурия! Там внизу – ваш враг, прячется за дымом! – Кое-кто из солдат, заметил он, переводил его слова соседям, плохо знавшим латынь. – По моей команде шагом спускаемся по склону. Учтите, видимость хуже некуда, но мы найдем их по запаху. Потому что, когда мы невесть откуда возьмемся у них за спиной, они точно обделаются!
В шеренгах раздался смех; у этих солдат жажда крови читалась в распахнутых глазах и раздутых ноздрях. Остальные стояли по большей части с каменными лицами, обуздывая крайнее волнение, коль скоро до схватки явно оставались считаные секунды.
Марк кивнул трубачу, и тот выдул звонкий и чистый сигнал атаки.
– Девятая, ВПЕРЕД!
Когда обе цепи начали спуск, Шрамолицый сунул один из своих дротиков соседу сзади.
– Эй, ты! Вернешь, как только я кину первый, понял? И не жуй сопли, не то я с тобой интересно побеседую, когда мы разделаемся с этими вонючками. – Ближайшие солдаты невольно хмыкнули, хотя и успели привыкнуть к ворчанию вечно ершистого ветерана. А тот, не сводя глаз с дымной завесы впереди, смачно харкнул на землю. – Хорош скалиться! Дротики к броску!
Шагов через тридцать центурия наконец уловила первые силуэты врага в мимолетном разрыве между клубами. Превосходящие численностью варвары, судя по всему, изрядно наседали на тунгров. По сравнению с тем, что Марк видел ранее, плацдарм сильно уменьшился. Еще через десяток шагов центурия оказалась уже на расстоянии броска копья, и тем не менее распаленные варвары по-прежнему ничего не замечали. Марк дал отмашку мечом. Какими бы переживаниями ни мучился сейчас трубач, его легкие работали исправно. Громкая, звучная нота понеслась над полем, заставив врага обернуться. Передняя цепь Девятой тут же испустила боевой клич, тряхнув копьями перед лицом ошеломленных варваров, и Марк вновь вскинул меч.
– Дротики-и… К БОЮ!
Солдаты в передней линии отклонились назад, вскинув левые руки для лучшего равновесия, и завели пилумы за спину так, что железный наконечник встал вровень со шлемом. Шрамолицый повернул голову и подарил поцелуй холодному жалу, нижней губой ощутив ответный укус занозистой кромки, и впился взглядом в какого-то парня в задних рядах сельговов на расстоянии пары дюжин шагов.
По сигналу рожка передняя цепь синхронно сделала выбег в два шага и с резким выдохом в нос метнула короткие тяжелые копья.
– Дротики-и!..
Выхватив у сзади стоящих по второму копью, солдаты повторили маневр, запустив новую волну пилумов в тыл варваров. Сейчас из боя было выведено уже несколько десятков сельговов: кто-то растянулся на земле, другие еще стояли на коленях или даже на ногах из-за сильной давки в своих рядах, не позволявшей упасть.
– Линия!
Центурия через пару секунд вновь сформировала боевой порядок, меряя взглядом варваров, среди которых разрасталась сумятица.
– Мечи!
Передняя цепь выхватила короткие мечи, сверкнувшие холодным блеском в робком свете зари. Марк ткнул своим гладиусом в сторону врагов и проревел:
– Вперед!
Шрамолицый прицельно посмотрел вдоль кромки на варвара, которого решил зарубить первым.
– А ну, твари!..
Он кинулся вниз. По обоим бокам неслись другие, каждый орал что хотел. Выбрав себе цель, ауксилий бил врага щитом в лицо и тут же всаживал меч в кишки. Успев познакомиться с тактикой варваров в прошлых сражениях, передняя цепь уже знала, чего ждать. Солдаты сбились в плотный ряд, выставив стену из щитов. Вторая шеренга подтянулась и ухватилась за перевязь впереди стоящего, заодно подпирая его плечом. И как раз вовремя. Варварская дружина оправилась от неожиданности и с ревом обрушилась на оборонительную линию, на щиты и прикрытые шлемами головы, что есть сил орудуя мечами и копьями.
Трибун Лициний пришпорил коня навстречу верховым разведчикам Двадцатого легиона, которые мчались со стороны северной части становища. Кавалерийское крыло держалось в сотне шагов позади своего командира, еще не полностью выбравшись из лесу, в гуще которого сельговы устроили лагерь. Сюда легион долго и мучительно добирался по охотничьей тропе, которую удалось высмотреть после рубки на Красной Реке, едва не обернувшейся страшным поражением. Пришлось рискнуть и выслать вперед половину сил, чтобы тяжелая пехота прорвала оборону, после чего в дело вступит собственно кавалерия, зачищая участок от выживших. Однако медлительность, с которой был проделан марш, попортила Лицинию немало крови.
Передний разведчик осадил своего взмыленного скакуна бок о бок с великолепным серым жеребцом трибуна, поспешно отсалютовал и с ходу принялся докладывать о том, что происходит в голове колонны:
– Трибун! Северный фасад тына взломан изнутри, и оттуда на север рвется дружина варваров численностью в целое племя. А вот их арьергард, по словам наблюдателей, уходит в лес. Не меньше тысячи, по описанию смахивают на вениконов.
Лихорадочно обдумывая услышанное, Лициний кивнул.
– Должно быть, эти татуированные дикари решили бросить Кальга еще до нашей атаки… Так, что с легионом?
Декурион презрительно дернул плечом.
– Еле тащатся. Трибун, им не успеть. А передние когорты просто теряют время на перестроение между лесом и тыном. Не думаю, что в ближайшее время они могут вступить в работу.
Терпение Лициния лопнуло:
– За мной!
Сопровождаемый телохранителем, он пустил серого галопом вдоль колонны, высматривая заместителя командира легиона.
– Трибун Ленат, могу я узнать, что за дурость вы изволили устроить?
Второй человек в легионе, чья туника имела широкую пурпурную полосу[8], характерную для римлянина из сенаторского сословья, не привык, чтобы его поступки подвергались сомнению. Не веря своим ушам, он медленно повернулся спиной к группе из старших центурионов, которые пытались ему что-то втолковать, и уже собирался отчитать наглеца, как грубые слова замерли у него на языке.
– Трибун Лициний! А мы вот… э-э… как раз обсуждали… э-э… все ли меры приняты…
С патрицианским презрением к хорошим манерам Лициний отмахнулся от косноязычной попытки доложить обстановку. Он подался ближе и заговорил негромким, но зловещим голосом:
– Сдается мне, трибун Ленат, ты только тем и занят, что проявляешь трусость перед лицом врага. Думаю, примипилы, с которыми ты сейчас беседовал, подтвердят, что наилучший момент для удара был упущен. Следовало бить, когда они еще бежали в лес. А коль скоро даже мои дряхлые уши до сих пор слышат звон мечей из-за тына, советую послать когорты внутрь, тем более что синеносые успели проделать дырку в частоколе. И пусть твои люди займутся наконец делом. Если, конечно, ты не предпочитаешь быть отданным под суд наместника. И вот что еще. Если твои когорты не уберутся с моей дороги прямо сейчас, я пущу свое крыло сквозь них. Или по ним, мне все равно. Мы тут сидим сложа руки, а целая орда вениконов тем временем удирает в лес. Что до меня, то я намерен их всех положить. А твои сонные мухи мне мешают.