Предстоящая процедура извлечения меча Короля Мёнина из моего тела пугала меня куда больше, чем дальнейшая жизнь без этого могущественного защитника.
Но отступать было некуда, так что к неприятностям я худо-бедно подготовился. К чему я действительно не был готов, так это к полному отсутствию событий.
Ничего не случилось. Небеса больше не порывались обрушить на нас огненный дождь, да и у меня за спиной не шастали зловещие тени каких-нибудь призрачных хирургов, посланцев моего нового «делового партнера». Тишина и покой царили в мире, и лишь в моем организме бушевала адреналиновая буря, бессмысленная и беспощадная, как всякое стихийное бедствие.
Через два часа, когда тьма одержала окончательную победу над солнечным светом, я уже был на таком взводе — дальше некуда! Поэтому первые слова Безмолвной речи, возникшие в моем сознании, заставили меня не просто вздрогнуть, а подпрыгнуть чуть ли не на метр.
Это уже потом до меня дошло, что ничего страшного не случилось. Скорее уж наоборот: если Хонна, бывший Великий Магистр Ордена Потаенной Травы, а ныне свободный художник, желает со мной пообщаться, значит, неприятности как минимум откладываются — уже хлеб!
«Ну вот видишь, я держу свое слово! — объявил он. — А ты сомневался! Впрочем, если учесть, что в последнее время ты общался исключительно с Нуфлином… Могу себе представить, что ты теперь думаешь о людях!»
«Есть такое дело, — невольно улыбнулся я. — Спасибо, что не стали нас сжигать. А меч? Вы что, передумали?»
«Я не мог передумать, — отрезал он. — Я не барышня, которая обещала тебе поцелуй за хорошее поведение. Меч уже у меня. Я ведь обещал, что ты даже не заметишь».
«Но как это может быть? — изумился я, невольно хватаясь за грудь, которая, если верить утверждениям Магистра Хонны, больше не являлась ножнами для этой исторической реликвии. — Мало того что мне не было больно, так и вас ведь рядом не было. Или?..»
«Вот именно что „или“! — передразнил меня он. — Я взял меч, пока ты спал. Для этого совершенно не обязательно соваться в ваш летательный аппарат и склоняться над твоим беспомощным телом, размахивая окровавленными хирургическими инструментами. Ты ведь именно так себе это представлял?»
«Ну… Да, что-то в таком роде», — смущенно признался я.
Мне стало стыдно. Вообще-то, после всего что успело со мной случиться за годы, проведенные в прекрасной столице Соединенного Королевства, я мог бы хоть немного поумнеть!
«Если бы меч Мёнина был обыкновенным оружием, а ты — обыкновенным человеком, мне действительно пришлось бы заняться вульгарным знахарством, — снисходительно заметил Хонна. — Впрочем, если бы дела обстояли таким образом, я бы, пожалуй, извлек меч из давным-давно остывшего трупа. А так мне было вполне достаточно дождаться, пока ты заснешь, и установить с тобой связь, немного похожую на близость, необходимую для Безмолвной речи. Только в этом случае я тебя не слышал, а видел. Я прочитал несколько древних заклинаний, из тех, что принято пускать в ход, когда могущественный амулет должен сменить хозяина. Все остальное случилось почти без нашего с тобой участия. Меч Мёнина обладает свойством совершать самостоятельные поступки. Он знал, что ты согласился отдать его мне. И не возражал против перемены хозяина: волшебные вещи, как правило, испытывают ко мне некоторую слабость. Поэтому он сам покинул твою грудь — ты даже ничего не почувствовал — и нашел меня. Не знаю, как все это выглядело со стороны, и вряд ли когда-нибудь узнаю. Главное, что меч у меня. А для вас путь свободен. Скажу тебе больше, я все время буду рядом и сам прослежу, чтобы вы благополучно добрались до Уандука. Мало ли кому еще придет в голову поохотиться на Нуфлина! А ты теперь отнюдь не бессмертный. К тому же у меня есть смутное предчувствие, что мне, возможно, придется защищать тебя от твоего подопечного».
«Да, он такой, — усмехнулся я. — Что ж, спасибо. Если честно, я не рассчитывал, что вы будете столь великодушны».
«Если бы ты рассчитывал, я бы не был великодушным, — строго сказал Магистр Хонна. И добавил: — Что ж, теперь пора откланяться. Может быть, еще доведется увидеться, а может, и нет. Твоя судьба — слишком переменчивая штука, чтобы ее можно было предвидеть!»
«Да, это я уже и сам заметил», — сухо согласился я.
— Вы не поверите, — сказал я Нуфлину, — но… Елки-палки, у нас с вами все в порядке! Причем уже давно. А мы тут сидим как на иголках, ждем чего-то…
— Он сказал, что отпускает нас? — с явным облегчением спросил старик.
— Не только отпускает, но еще и охранять будет, — с законной гордостью сообщил я. И лукаво добавил: — Магистр Хонна собирается проследить, чтобы вы меня не обижали.
Несколько секунд Нуфлин внимательно смотрел на меня. Мне показалось, что он чуть было не разразился пламенной речью, краткое содержание которой свелось бы к тому, что даже умирающие Великие Магистры способны испытывать рудиментарное чувство признательности к своим свежеиспеченным спасителям. Знаем, как же…
Но старик, хвала Магистрам, вовремя одумался, так что обошлось без речей. Отвернулся и принялся созерцать — не то зеленоватые звезды в разрывах встревоженных облаков, не то лиловую темноту моря далеко внизу.
— Разбери стену, — сказал он мне минут через пять, когда я решил, что остаток вечера пройдет в полном молчании.
— Что? — мне показалось, я ослышался.
— Разбери стену, — настойчиво повторил Нуфлин. — Ты сам построил ее в своем воображении, и никто, кроме тебя, не может ее разрушить. А ты можешь. Ломать обычно проще, чем строить. В данном случае это правило тоже работает… Вообще-то, я думал, ты сам догадаешься.
— Не до того было, — растерянно сказал я. — Но вы правы: я — законченный болван. Такое простое решение!
— Ничего, мальчик, ты еще слишком молод, чтобы легко приходить к простым решениям. Будем надеяться, у тебя еще будет время этому научиться, — мягко сказал Нуфлин. — Так что давай, разбирай эту грешную стену. Чем быстрее, тем лучше. Не вводи меня в искушение.
Я невольно улыбнулся его чистосердечному признанию и принялся за дело.
«Ломать не строить» — да уж, что правда, то правда! Еще до рассвета я представил себе, как последний камень белой кирпичной стены крошится в пыль, исчезает, растворяется в темноте под моими веками.
— Вот и все, — сказал я Нуфлину.
Старик кивнул, как бы ставя точку в конце этой тягостной истории.
— Я не знаю, что ждет меня в Харумбе, — тихо сказал он, когда я уже собрался было задремать. — Но надо отдать тебе должное: ты спас остатки того, что когда-то было моей жизнью. Я подумаю, чем отплатить тебе за этот великодушный жест. Не так уж много у меня осталось…
— Не надо платить, — сонно улыбнулся я. — Когда делаешь этот самый великодушный жест, получаешь удовольствие от процесса. К тому же я ведь на службе. А моя работа очень неплохо оплачивается, вы и сами знаете!
Потом я все-таки уснул, и меня окружила веселая толпа разноцветных сновидений, путаных и легкомысленных, совсем как в детстве.
Утром я понял, что сон уже давно не дарил мне столько радости, бессмысленной, но восхитительной, и смутно удивился тому, что жизнь без меча Короля Мёнина таит в себе не только множество опасностей, но и целый ворох очаровательных преимуществ, о существовании которых я успел забыть.
Остаток полета обошелся без чрезвычайных происшествий и даже без долгих бесед.
Магистр Нуфлин чувствовал себя все хуже. Я ничем не мог помочь ему в безнадежной борьбе со смертью и старался хотя бы не мешать. Тихо, как дрессированный мышонок, сидел в углу корзины и утешался приветами из дома. Столичные новости понемногу начинали казаться мне волшебными сказками, а все проблемы обитателей Дома у Моста — высосанными из пальца. Теперь я молил судьбу об одном: чтобы наше путешествие завершилось как можно скорее.
На седьмой день пути вдалеке показался берег, а небо над нашими головами окрасилось в бледно-оранжевый цвет: надежное свидетельство того, что наше путешествие подходит к концу.
Нуфлин заметно приободрился, хвала Магистрам! Больше всего на свете я боялся, что мои труды пойдут прахом, и я прибуду к стенам Харумбы с остывающим мертвецом на руках. Слишком уж дорого мне обошелся мой подопечный! Жизнь его теперь казалась мне чуть ли не моим личным, фамильным сокровищем, а Харумба — своего рода банком, куда я собирался сделать вклад.
— Вот и мне довелось-таки увидеть алое небо над Уандуком. Это хваленое зеркало, в котором отражаются красные пески пустыни Хмиро, — мечтательно вздохнул Магистр Нуфлин.
— Вы говорите так, словно никогда прежде его не видели, — удивился я.
— Конечно не видел. Я никогда не бывал на Уандуке, — подтвердил он. — Я вообще довольно мало путешествовал. Не до того было. Да и покажи мне колдуна, который добровольно согласится удалиться от Сердца Мира… Только будь добр, не ставь мне в пример своего нового приятеля из Ордена Потаенной Травы! За всю Эпоху Орденов он был единственным. И, кстати, если уж на то пошло, прежде чем заделаться бродягой, он просидел в своей столичной резиденции не одну сотню лет.
Я и не собирался с ним спорить. Не до того мне было. Я радовался его бодрому тону. Магистр Нуфлин явно не был похож на человека, способного вероломно скончаться у меня на руках, а больше мне ничего и не требовалось.
— Куда теперь? — спросил я. — Налево, направо, или в глубь континента? Где она, ваша Харумба? Или мы должны бесцельно парить над Уандуком, пока эта волшебная страна сама не решит открыться нашим взорам?
— Ну и фантазия у тебя! — усмехнулся старик. — Нет, Макс, Харумба — не какой-нибудь зачарованный город, а величина постоянная, она даже на некоторые карты нанесена. Харумба построена у моря, поэтому нам следует просто лететь вдоль побережья, вон в ту сторону, где на горизонте виднеются горы, и, если верить карте, совсем скоро… Ох! — он осекся и драматически схватился за грудь.
— Что-то не так? — испугался я.
— Все не так! — буркнул Нуфлин.
Кажется, ему уже полегчало. По крайней мере, его голос больше не дрожал на ветру, как порванный парус.
— А чего ты хочешь? — проворчал он. — Чтобы я сказал тебе, будто со мной все в порядке? Ну так, если бы все было в порядке, я бы сейчас не в Харумбу с тобой ехал, а сидел бы дома и делом занимался. Ты лучше давай пошевеливайся. Вернее, заставь пошевеливаться этот грешный пузырь! А то в таком темпе ты довезешь до Харумбы разве что мои туфли. Да и те к тому времени успеют окончательно выйти из моды.
Я озадаченно покачал головой: оказывается, Магистр Нуфлин еще и шутить умеет, в придачу ко всем своим многочисленным талантам! Для умирающего, надо сказать, совсем неплохо.
Его язвительное брюзжание окончательно меня успокоило: в таком настроении не умирают. Куда там, еще и окружающих в могилу сводят, за милую душу!
Харумба возникла на горизонте еще до заката и явила собой зрелище, к которому я не был готов. С высоты нашего полета город казался заключенным в сверкающую перламутровую оболочку огромного полупрозрачного пузыря.
В детстве у меня была любимая елочная игрушка: стеклянный шар, в центре которого находился маленький домик с остроконечной крышей, красной дверью и клетчатыми занавесками, нарисованными на окнах. Имелся даже кусочек заснеженной поляны с непременной рождественской елью и двумя крапчатыми мухоморами, нарушавшими пропорции пейзажа (если бы в домике жили человечки, грибы оказались бы им по плечо, а то и выше). Харумба выглядела в точности как эта игрушка. Отличный подарок на елку для юного титана: целый город из солнечно-белого камня, заключенный в сияющий прозрачный шар.
— Спускайся понемногу, Макс, — взволнованный голос моего спутника вывел меня из благоговейного ступора. — Только не вздумай приземляться в городе: живым там нельзя находиться.
— Ясное дело, — согласился я. — А кстати, вы не знаете, где живут эти важные господа, Хранители Харумбы? Тоже в городе? Или где-нибудь снаружи?
— Понятия не имею, — пожал плечами Нуфлин. — Да ты не гадай, а иди на посадку. Как только мы окажемся на побережье, они нас сами найдут. В конце концов, это часть их работы.
— За которую им платят обалденные деньжищи, — подхватил я. — Так что вы правы, они нас действительно найдут, я могу не дергаться.
— Боюсь, что не дергаться ты как раз не можешь, поскольку спокойствие глубоко противно твоей природе, — проворчал он.
На сей раз мне удалось совершить столь мягкую посадку, словно я всю жизнь только тем и занимался, что управлял летающими пузырями, унаследовав эту благородную профессию от своего отца, деда и еще доброй дюжины предков. Место я тоже выбрал удачно: в полусотне метров от моря, неподалеку от рощи низкорослых деревьев с пышными кронами светло-зеленых, почти белых листьев. Крупные черные птицы, как грозди спелых плодов, облепили толстые ветви. Молчаливые и малоподвижные, они показались мне почти зловещими, но я сказал себе, что дело не в птицах, а в мрачной игре моего воображения.
Вдалеке, за рощей, белели изящные строения Харумбы. Теперь, когда мы спустились на землю, странный оптический эффект, заставивший меня предположить, будто Город Мертвых находится в центре огромного мыльного пузыря, почти исчез. Скорее было похоже, что его окружает полупрозрачный туман, а может быть, цветной дым, мечтающий стать туманом, или просто теплый, насыщенный влагой морской воздух дрожит, не давая мне как следует разглядеть очертания города.
Я поежился, когда подумал, что за этими стенами живут мертвецы. Сидят в своих уютных жилищах, больше похожих на летние дворцы местных владык, перебирают какие-нибудь роскошные безделушки, смакуют тонкие вина, подолгу раздумывают над меню очередного обеда, ходят друг к другу в гости, возможно даже заводят романы и вообще наслаждаются жизнью как могут.
Жизнью?! Ну-ну…
Был бы рядом сэр Джуффин Халли, он непременно сказал бы мне: «Не драматизируй, несчастье мое, ты и сам-то на живого человека бываешь похож раз в год по большим праздникам, красавчик!» Но Джуффина рядом, увы, не было, поэтому мне пришлось воспроизвести эту фразу самостоятельно, про себя, стараясь подражать его насмешливым интонациям.
Голос Магистра Нуфлина вернул меня к действительности.
— А я все гадал: сообразишь ты, что мои старые кости — не мешок с соломой? — проворчал мой драгоценный груз. И снисходительно добавил: — Вроде сообразил. Молодец.
— Помочь вам выбраться из корзины? — вежливо осведомился я, не обращая внимания на его бурчание. За эту поездку я так закалил характер, что вполне мог наняться ковриком для вытирания ног к какому-нибудь местному сатрапу.
— Не трудись, — вздохнул Нуфлин. — Неужели ты думаешь, будто я собираюсь немного попрыгать на песочке или искупаться в море? — и упавшим голосом добавил: — Впрочем, даже если бы я собирался… Такие удовольствия мне больше не светят, мальчик. Никогда.
— Ну почему же, возможно, одни только удовольствия вам теперь и светят, — робко возразил я. — Джуффин говорил мне, что обитатели Харумбы…
— Меня не интересует, что он тебе говорил, — отрезал старик. — Кеттариец за всю свою жизнь не произнес и дюжины правдивых слов. Слышать больше не желаю об этом человеке, который, кстати, по слухам, убил, зажарил и съел собственных родителей, когда узнал, что это может увеличить его магический дар, от природы весьма посредственный.
— Джуффин съел своих родителей? Да ну, ерунда какая! — я уже не знал, плакать мне или смеяться перед лицом такого откровения.
— Может, и ерунда, но сейчас мне приятно думать, что так оно и было! — отрезал Нуфлин. — Имей в виду, Макс, упоминания о твоем драгоценном Кеттарийце и его не менее драгоценных мудрых изречениях чрезвычайно действуют мне на нервы. Скажу больше, они меня попросту бесят, как, впрочем, и упоминания обо всех остальных хитрецах, которым удалось-таки меня пережить, невзирая на все мои старания задержаться в этом прекрасном Мире как можно дольше. Чего я точно никогда не планировал, так это найти в конце жизни утешение в речах Кеттарийца. Так что потерпи еще немного, ладно? Совсем чуть-чуть осталось.
— Я готов терпеть сколько угодно, — покорно ответил я. — Собственно говоря, только этим в последнее время и занимаюсь. Вы еще не заметили?
— Да, — неожиданно согласился Нуфлин. — Думаю, я был не самым приятным спутником. Когда умираешь, да еще так долго и трудно, очень хочется хоть немного насолить живым. Просто невозможно удержаться от искушения! Ничего, в твоем возрасте это даже полезно. Наконец-то поймешь, что мир не состоит исключительно из добрых людей.
— Вы поздно спохватились. Это я как раз понял уже очень давно, — хмуро сообщил ему я. — Еще в детстве. И каждый новый год, представьте себе, приносил мне рекордное количество убедительных аргументов в пользу этой мрачной теории. Уверяю вас, сэр, большую часть своей жизни я был глубоко убежден, что любой мир состоит из чего угодно, только не из добрых людей. А вот в Ехо я начал понемногу оттаивать, благо наконец-то появилась возможность. Так что не учите меня мизантропии. Что-что, а это искусство я в свое время освоил. Только оно мне смертельно надоело.
— Ишь ты! — усмехнулся Нуфлин. И сочувственно покачал головой. Возможно, хотел что-то добавить, но я ему не дал.
— Смотрите-ка, к нам идут. Наверное, это и есть Хранители Харумбы.
Мое старое доброе глупое сердце отчаянно билось о ребра, казалось, что завтра в левой части грудной клетки появятся синяки. Даже второе сердце, которое было старше и мудрее меня самого, а посему редко снисходило до участия в общей истерике, вдруг — даже не заколотилось, а взволнованно затрепетало, как простыня на ветру.
Я панически испугался без всяких видимых причин, совсем как в раннем детстве, когда на карнавале к тебе подходит Дед Мороз, насчет которого ты так и не определился: верить в него или нет? А он уже совсем рядом, даже убегать поздно — что хочешь, то и делай!