Кочергин ушел.
– Кто у нас первым поскользнулся? – спросил я, зная ответ заранее, поскольку все происходило перед моими глазами.
– Кажется, я, – покаянно признался майор Желобков.
– Значит, у тебя самый большой опыт во всей группе, – сделал я вывод под улыбку старшего лейтенанта Мальцева. – Тебе и разрабатывать систему тренировки. Предусмотри все, что возможно, все мыслимые ситуации. При необходимости препарат нам еще выделят.
Я поставил баллончик на стол, и Геннадий Викторович тут же переложил его в карман «разгрузки», при этом подозрительно посмотрев на Серёню как на отъявленного конкурента. Но пожалел старшего лейтенанта и позвал:
– Ты вместе со мной кувыркался. Пойдем вместе и думать.
– Волоколамова ко мне пришлите. Мы с ним пойдем технику осматривать.
До прихода капитана я просто пробежал глазами инструкцию. А когда Никифорыч пришел, вручил ему скрепленные степлером страницы.
– Постарайся до завтрака прочитать. После завтрака у нас предполетная подготовка.
– Сегодня полетим?
– Сегодня. Сначала по земле покатаемся, потом небо опробуем…
* * *Небо в это утро мне, честно говоря, откровенно понравилось. Оно было почти чистое, а легкие облачка тянулись по открытому взгляду простору не быстро и не метались из стороны в сторону. Конечно, зимнее небо не может быть голубым даже на Кавказе. Оно отдавало холодом и отливалось льдом в глазах, стоило только подумать о том, что по мере подъема над уровнем земли понижается температура окружающего воздуха. А нам никто не позаботился прислать, например, дельталет многоцелевого действия «Ветер», имеющий закрытую кабину и даже внутрисалонное автономное отопление. «Ветер», как я слышал, часто используют для обследования дальних участков северных газопроводов; значит, он приспособлен и с ветром бороться… В общем, закрытая кабина была бы нам кстати. Впрочем, она несет и ряд неудобств. В случае применения оружия из открытого дельталета вполне можно стрелять, а вот из герметически закрытого… Значит, наша машина, в качестве наполовину боевой, имеет в сравнении с «Ветром» не только недостатки, но и преимущества.
Рассмотрев небо с крыльца столовой, я молча направился в сторону ангара, зная, что капитан Волоколамов пойдет за мной следом, а остальная группа отправится сначала в казарму, чтобы общим обсуждением и путем арифметического сложения мозговых извилин просчитать все варианты тренировки в условиях отсутствия трения. А потом, когда просчитают варианты и возможности, когда уляжется в животе пища после завтрака, отправятся искать место, где можно будет потренироваться. Я даже не стал предупреждать майора Желобкова. Он сам сообразит, что место это не должно просматриваться со всех сторон. Никто не должен видеть, чем группа занимается на тренировке, тем более на такой необычной. В этом залог нашего успеха в будущем. А мы с Никифорычем присоединимся к ним позже, когда разработается первая методология тренировочного процесса.
Распахивать ворота ангара мы с капитаном не стали – зачем выстуживать и без того не самое теплое помещение? Сразу выкатывать мотодельтаплан мы не намеревались, да и трудно было сделать это вдвоем. Двоим необходимо контролировать хотя бы концы крыльев, чтобы они прошли в подготовленные рабочими прорезы во входных колоннах. Но пока следовало подготовить машину к полету. В комплект поставки входили емкость для смешивания бензина с маслом и мерки, чтобы не ошибиться в пропорциях. Специальное масло от производителя двигателя тоже входило в поставку. Вопросами заправки мы и занялись. Это, впрочем, много времени не заняло. Бак вмещал всего пятьдесят шесть литров. Если летать, используя способность мотодельтаплана к планированию, то можно отдать этому делу целый день – и не истратить весь бензин. При этом, находясь в сидячем положении, пилот не уставал бы так, как устает дельтапланерист, который держит вытянутое тело в постоянном напряжении.
Бак мы заполнили полностью и даже приготовили запас уже смешанного с маслом топлива в канистре, которую пристроили за заднее сиденье. Правда, это место не прикрывалось бронежилетом, и пуля могла бы пробить «запасной бак», но главное, что она не могла повредить основной. Это вселяло уверенность. Наш мотодельтаплан превратился в летающий танк.
Мне внезапно пришла в голову мысль. Конечно, я доверял Волоколамову, как самому себе, но это я носил прозвище Тридцать Один Выстрел В Минуту, а не он. Капитан умел стрелять не просто неплохо, а даже хорошо, однако с моей скорострельностью сравниться не мог. И потому в случае обнаружения бандитов мне лучше было бы оказаться на заднем сиденье, чтобы иметь возможность использовать свои способности.
– Летать учиться будешь?
– А иначе для чего я, командир, здесь нахожусь? – вопросом на вопрос ответил Никифорыч. – Я мог бы заниматься вместе со всеми…
Хотя наш мотодельтаплан носил название учебно-туристического, он не имел учебного модуля, позволяющего пассажиру брать на себя функции управления. Теоретически пассажир мог протянуть руки через мою голову и в какой-то мере справиться с управлением, но при этом ему пришлось бы животом вдавить мне в плечи мою голову. Такой вариант сгодился бы на случай, если бы я вдруг потерял сознание. Но я в данном случае просчитывал другой вариант. Мне было необходимо иметь возможность стрелять в то время, когда второй пилот будет управлять «крылом». И наиболее подходящим вариантом в этом случае виделась смена мест. То есть я садился бы на заднее сиденье с автоматом на изготовку, а Никифорыч управлял бы дельталетом. Хотя возможно было бы и самим сделать какое-то подобие учебного модуля, чтобы капитан имел возможность управлять полетом над моей головой. Все-таки заднее сиденье у нашего мотодельтаплана значительно выше переднего, и, если устроить такое сооружение, что позволяло бы Волоколамову взять управление на себя, он мог бы делать это надо мной на такой высоте, что я имел бы возможность стрелять без помехи. Такие учебные модули я видел в природе. Просто в нашем варианте не предполагалось, что в группе есть еще один офицер, способный летать, и потому модуль не включили в комплектацию. Но в принципе сделать его не слишком сложно.
– Сможем соорудить для тебя систему управления? Или будем местами меняться? – спросил я мнение своего «второго пилота».
– Поменяться местами не всегда есть возможность. Лучше систему управления. Нужно пригласить вчерашних рабочих. У них бригадир толковый, что-нибудь придумает.
– Кто вчера привел рабочих?
– Серёня.
Я вытащил трубку, набрал номер старшего лейтенанта Мальцева и поставил ему задачу. И уже через пять минут стал слышен звук тракторного двигателя. Видимо, бригадир не любил ходить пешком и носить инструмент на руках. Теперь вопрос состоял в том, найдет ли он подходящий материал, из которого можно сделать учебный модуль.
Я ждал бригадира, соображая, как лучше все сделать, когда мне позвонил генерал.
– Как дела, Тридцать Первый?
– Осваиваем технику, товарищ генерал. Делаем кое-что дополнительно, чтобы обеспечить выполнение боевой задачи. А группа отрабатывает поведение в условиях отсутствия трения. Подготовку не прерываем.
Я умышленно сделал акцент на том, что мы не прерываем подготовку, чтобы генерал не вздумал опять сунуть нас в какую-нибудь постороннюю операцию типа вчерашней. Конечно, вчерашнее дело дало нам хоть какой-то след, и пусть он еще не отработан полностью, пренебрегать им все равно нельзя. Но и отвлекаться на посторонние дела тоже не хотелось. Однако генерал и сам все прекрасно понимал. Он звонил по другому вопросу.
– Мне позвонили из Москвы, там раскручивают эту историю. Конечно, московский и местный Абдурагимовы – это разные люди. Мы уже нашли здесь и следы московского. Он воевал в Чечне, потом сдался вместе со всем отрядом и попал под амнистию. Объяснить, что он делает в чужой квартире, где зарегистрирован наш Гамид Баталович, внятно не может. Говорит, что просто остановился там на время приезда в Москву. Цель приезда объясняет, как и все они, – ищет работу, чтобы обеспечить семью. Семья у него осталась дома, в Дагестане. Вроде бы придраться было не к чему, и нашим оперативникам стоило большого труда добиться санкции на обыск в квартире, где застали Абдурагимова. Рассчитывали найти там какие-то следы суперлубриканта. Такового, к сожалению, не нашли, но обнаружили целлофановый мешочек с драгоценностями, похищенными, предположительно, в ювелирном магазине, и пистолет-пулемет «Скорпион», который фигурировал во время ограбления, хотя там из него и не стреляли. Значит, идентифицировать невозможно. Но и одних драгоценностей хватило для оформления ареста. На всех них сохранились ценники с эмблемой магазина. Теперь стоит задача выйти на сообщников Гамида. Кстати, по нашим данным, к нему в Москву выехала поездом жена. Она пока находится в дороге, прибудет только завтра. Приезд жены – это один из вариантов давления на арестованного. Сам по себе он не слишком разговорчив, потому ожидать от него признательных показаний и сдачи сообщников не приходится. Но это все для тебя не важно. Главное, что наш местный Гамид Абдурагимов находится здесь и, по всей видимости, летает.
– А про него, товарищ генерал, что известно? – спросил я, делая одновременно знак бригадиру рабочих, чтобы тот подождал.
Но капитан Волоколамов сам знал, что следует делать. Он и стал объяснять бригадиру, показывая прямо с заднего сиденья дельталета. Бригадир еще накануне показался мне человеком сообразительным. Сейчас он осмотрел управляющий треугольник и сразу же стал проводить собственные замеры. Причем измерял не только части машины, но и руки самого капитана, которые заставил его согнуть в локте так, чтобы управлять треугольником было удобно. Потом все-таки возник вопрос ко мне, и, как я понял, он касался моего роста и посадки на сиденье. Бригадир хотел поставить учебный модуль так, чтобы он не стучал мне по голове. И я, не выпуская из рук трубку, забрался на сиденье и сел, позволив бригадиру разворачивать рулетку над моей головой.
Генерал между тем продолжал говорить, а я успешно совмещал два важных дела – внимательно слушал генерала и одновременно знаками давал бригадиру дополнительные указания об установке распорок, которые создавали бы учебному модулю дополнительную жесткость.
– Оперативники посетили дельтапланерный клуб МАИ, – говорил генерал. – Нашли адреса четырех людей, которые хорошо знали нашего Гамида Баталовича, а один из этих людей даже был его инструктором. Но в настоящий момент смогли застать только двоих. Двое других не живут по прежним адресам, и их ищут по месту работы. Инструктор и бывший сокурсник самого Гамида хорошо знает и помнит. Что касается его «полетного почерка»… Есть у него такой почерк. Пренебрежительно отзывался о высоких полетах, считая, что высоко летают только трусы, которые боятся столкновения, и сам всегда предпочитал летать на предельно низких высотах; любил выделывать различные фигуры пилотажа, что-то типа воздушного слалома. Рисковый человек, обладающий хорошей реакцией и умением рассчитывать скорость и расстояние. За счет этого у него и получался слалом. Кстати, над дорогой у нас, в момент использования суперлубриканта, неизвестным дельтапланеристом было продемонстрировано нечто подобное слалому. Летел низко, переваливаясь с крыла на крыло…
– У дельтаплана одно крыло, товарищ генерал, – напомнил я.
– Ну, мне так сказали неспециалисты, и я, как неспециалист, передаю тебе суть дела. Это расхожая фраза, и можешь не придираться.
– Я не придираюсь, товарищ генерал. Я слушаю.
– А что слушать! Я все сказал. А ты выводы делай…
Глава пятая
1В одном генерал был безусловно прав, хотя и в остальном неправым тоже не был: выводы делать предстояло именно мне. Но для этого у меня сейчас не было возможности; а быстро сделать их предстояло в момент, когда я с Гамидом – если это действительно он летает – встречусь в воздухе и смогу атаковать его. Дельтаплан в боевых действиях чем хорош? На него обычно не реагируют радары. И малое количество металла, и поверхность крыла поглощающее, а не отражающее волны радара, и, что самое важное, возможность полета на малой высоте, что делает радар бесполезным. Одновременно с этим нельзя не заметить, что против дельтаплана бессильны все современные боевые самолеты, потому что у них слишком высокая полетная скорость, и они пролетают мимо, не успев среагировать. Да и не могут они быть в воздухе такими маневренными, не в состоянии совершить в нужный момент разворот так же быстро, как это делает дельтаплан. Разве что вертолет в состоянии не только выследить его, но и преследовать. Но «вертушка» не всегда есть под рукой; кроме того, летать на ней в условиях Кавказа среди скал почти по дну ущелий – занятие весьма рискованное. Дельтапланерист может позволить себе такие полеты и даже имеет возможность заманить вертолет в ловушку, сам где он пролетит, а вертолет может зацепиться за что-нибудь винтами. Да и способность к посадке в любых условиях у дельтаплана можно считать большим преимуществом. В общем, охотиться на дельтаплан всерьез и с высокой надеждой на успех можно только на мотодельтаплане. Чем мы и намеревались заняться.
Наконец я освободился и согласовал с бригадиром сначала само устройство обучающего модуля, а потом и цену, в которую вошли и материалы, которые бригадир взялся привезти из домашней мастерской, сказав, что у него в гараже эти материалы «пропадают зря». Торговаться меня в детстве мама с папой не научили, чем я существенно отличался от человека, выросшего на Востоке. Бригадир хотя и был русским, но вырос среди восточных базаров и потому торговаться любил. И, как мне показалось, даже расстроился, когда я сразу согласился на предложенную им цену. Но у меня на торговлю и времени-то не было. Бригадир уехал в кабине трактора, непонятно как поместившись там вместе с трактористом и своим помощником. А мы с Никифорычем поздоровались с Алексеем, вышедшим из стоящего неподалеку «кунга», где он, кажется, ночевал, выполняя роль дежурного охранника техники, и отправились к своей группе, чтобы проверить собственную способность к координации движений в условиях отсутствия трения…
* * *Найти группу оказалось не так и просто. Майор Желобков, как я и предполагал, поступил мудро, решив убраться подальше от посторонних взглядов, и нашел небольшую асфальтированную площадку между складским железобетонным забором и кирпичной трансформаторной будкой. Обзор был прикрыт с трех сторон, а четвертую сторону контролировали сами бойцы группы. Тем не менее мы сумели отыскать их по возбужденным голосам и смеху.
– А я-то все в небо поглядываю, – сказал майор Желобков. – Думал, ты уже полетел и будешь сверху нас, как школьников, контролировать.
Это он зря. Я своих офицеров на занятиях обычно не контролирую. Знаю, что они всегда подходят к делу с полной ответственностью. И Геннадию Викторовичу это известно лучше других.
– Так и думал сделать. Но вот Никифорыч говорит, что сверху все не увидишь и Желобков начнет сачковать. Лучше уж быть рядом и прикрикнуть по-командирски в случае чего… – сказал я, шагнул вперед – и тут же свалился на бок, правда, успев правильно сгруппироваться и перекатиться так, чтобы ничем не удариться до боли. Впрочем, привычка группироваться при падении у всех нас отработана до автоматизма.
– И как? – спросил Желобков.
– Наверное, товарищу подполковнику детство вспомнилось, – добавил старший лейтенант Мальцев, неподдельно радуясь падению командира.
Я не стал отлеживаться и пытаться найти удобную опору, как все они делали на крыльце. Я просто сразу просчитал, на какое расстояние попал в зону отсутствия трения, и одним напряжением тела совершил кувырок через голову, а ноги мои приземлились уже на нормальной поверхности. Впрочем, на самой грани ее с зоной скольжения, потому что руки, которые я выставил вперед, чтобы упереться в землю перед тем, как встать, заскользили. Я рассчитывал выйти на нормальную поверхность значительно дальше. Видимо, и простейший кувырок на суперлубриканте имеет совсем другие характеристики. То есть я перевернулся почти что на месте и сдвинулся едва-едва. Но этого хватило, чтобы встать на ноги.
– Учитесь, дети, – сказал я нравоучительно.
– Учи, командир, – сказал капитан Ванечка Поповский, сидящий на обработанном суперлубрикантом асфальте в полутора метрах от меня и не рискующий в очередной раз попробовать выбраться, потому что не любил, когда над ним смеются.
– Представь, что ты в безвоздушном пространстве, – предложил я.
– Не был там, командир. Не могу представить.
– А плавать ты, я полагаю, не умеешь, – съехидничал майор Желобков.
– Пробовал как-то, когда тебя приходилось спасать тонущего, – не остался в долгу Поповский. – Ты же только по-собачьи плаваешь, а течение сильное было. Вот я, не умея, и полез…
Они вспоминали давнюю историю, случившуюся в командировке в Венесуэлу, где проводились совместные учения, когда пришлось переходить частично вброд, частично вплавь реку, кишащую пираньями. Желобкова тогда и правда подхватило сильным течением, но Поповский среагировал вовремя, и вдвоем они выбрались на мелководье. Хорошо, пираний рядом не оказалось. Вообще-то они, хотя и кровожадные, но не настолько агрессивные, как рассказывают легенды. И не всегда нападают сразу. Однако у нас был один раненый из местных венесуэльских солдат. Рана не боевая – просто напоролся бедром на острый сук, – но в условиях сельвы она загнивала несмотря на постоянную обработку, и запах от нее мог возбудить пираний. Слава богу, обошлось…
– Ты полез не столько неумеючи, сколько неразумно. Забыл лыжи снять… – Это намек на лыжное прошлое капитана.
– Я боялся, что ты кулаком меня стукнешь за то, что я с лыжами вожусь, – прозвучал ответ в сторону бывшего боксера.
– Прекратить базары! – приказал я. – Майор правильно советует. В воде состояние почти такое же, как в невесомости. Мне один знакомый космонавт по секрету сказал. Чувствуй себя, как в воде, когда дна достать не можешь, и переворачивайся. И не старайся, как я, через голову. Можешь просто аккуратно через бок.