Адди беспокоило высокомерие Джефа. Ему нравилось хвастать деньгами своей семьи и влиянием своего отца, а она считала, что мужчина должен стоять на собственных ногах, и не пользоваться чужим успехом. И Джеф казался таким возмутительно молодым, когда начинал важничать. Словно ребенок, он был требовательным и упорным, когда чего-то хотел, и дулся, если все выходило не по его.
Разница между Джефом и Беном Хантером поражала. Они были абсолютными противоположностями. Джеф был веселым, открытым, легко понятным. Бен был мужчиной, которого ни одна женщина не могла даже надеяться когда-нибудь понять, более сложного человека она еще не встречала. Он незаметно обосабливался от других, даже когда спорил с Расселом, очаровывал Мэй и Каро или болтал с рабочими ранчо. Казалось, ему нравится Рассел, но было ясно, что Бену никто не нужен. Что произошло, что сделало его таким независимым? Имелся ли хоть кто-то, кому он был по-настоящему небезразличен?
Какой загадкой он был, привлекательный и отталкивающий, обаятельный и холодный, мягкий и суровый. В глубине души она боялась его, не только из-за того, что он сделает с Расселом, но по еще более серьезной причине. Он заставлял ее осознавать, что она женщина так, как никому прежде не удавалось. Он мог сделать это взглядом, жестом; он околдовывал ее одним своим присутствием в одной с ней комнате. И самое странное, она знала, что он делает это неосознанно. Между ними чувствовалось какое-то подводное течение, и она не знала, как это объяснить. Как можно бороться с тем, чего не понимаешь?
— Аделина — вкрадчивый голос Джефа ворвался в ее мысли. — Почему ты так далека? Я чем-нибудь рассердил тебя?
— Конечно, нет. — Она посмотрела на него и улыбнулась. — Я бы сказала, если бы ты сделал что-нибудь, что бы меня разозлило.
— Нет, не сказала бы. Женщины никогда не говорят ни о чем подобном. Им нравится становиться холодными и молчаливыми и заставлять тебя теряться в догадках, что ты такого сделал, чтобы их разозлить.
— Большинство мужчин придумывают просто интереснейшие теории о женщинах. Женщины беспомощны, у женщин не много мозгов, женщины не бывают ни честными, ни откровенными, и сами не знают, чего хотят; сказать по правде, я думаю, что одному из вас, мужчин, стоило бы написать книгу.
— С какой стати кто-то захочет писать об этом книгу?
Адди усмехнулась.
— Для будущих поколений. Чтобы какая-нибудь девушка прочла ее однажды и поняла, как ей повезло в отличие от ее бедной старенькой бабушки в ее возрасте.
— Ни один мужчина никогда не поймет женщин настолько, чтобы написать о них книгу.
— Знаешь, у женщин свои теории насчет мужчин.
— Например, мужчины сильнее, сообразительнее и рассудительнее?
— Нет, это — мужские теории о самих себе. Большей частью, необоснованные.
— Нео..?
— Неверные. Мужчины совсем себя не знают. Они всегда умудряются скрывать в себе самое привлекательное, считая, что они должны вести себя как Дон Жуан или Валентино.
— Как Вален…?
— Но женщине не нужен столь лицемерный мужчина. И ей не нужен кто—то, кто будет обращаться с ней как будто она корова, которую нужно загнать, заарканить и объездить.
На это Джеф ухмыльнулся.
— Как еще можно обращаться с женщиной, когда она раздражена?
— С пониманием, — сказала Адди и опустилась на траву, оперевшись на локоть. — С нежностью. Но большинству мужчин не хватает сил на то, чтобы быть нежными. И не хватает сил любить женщину, не ломая ее дух. Мужчине нравится превращать свою жену в отражение себя самого. Здесь ты не найдешь мужчину, который позволил бы своей женщине быть не только его женой, но и личностью.
— Какая муха тебя укусила? — Джеф посмотрел на нее, озадаченно нахмурившись. — Ты никогда еще ничего так не усложняла. Тебя этому научили в школе в Виргинии? Всей этой ерунде об отражениях и личностях. Которая не имеет никакого отношения к мужчине и женщине. У мужчины есть жена. Она делит с ним постель, присматривает за домом, носит его детей. Вот и все, о чум тут думать.
— А как же насчет обязанностей мужчины по отношению к его жене?
— Он обеспечивает пищей на столе и крышей над головой. Защищает свою семью и выполняет свои обещания.
Адди вздохнула, встретившись с ним взглядом.
— Хотелось бы мне, чтобы все было вот так просто. Хотелось бы, чтобы мне не нужно было думать обо всем этом. Было бы гораздо легче, если бы я этого не делала.
— Аделина, большую часть времени я не понимаю, о чем, черт побери, ты говоришь.
— Знаю, что не понимаешь, — задумчиво сказала она. — Мне жаль.
* * * * *
Она думала об их разговоре, когда в эту ночь ложилась в постель, спать не хотелось, и она испытывала смутное беспокойство, пока не услышала нежные звуки гитарных струн. Бен и эта странная, тоскливая песня, которую он играл так часто. Теперь она стала ее самой любимой, а ведь она не знала ни слов, ни названия. Для кого он поет эту серенаду? — удивлялась она, вперившись в темноту. Серенада Бена звучит просто так? Для всех них? Для женщины, которую он когда-то любил, той, которую отчаянно желал?
Каково это быть желанной им? Она представила себя и Джефа, и как они отдыхали сегодня на своей поляне, у ручья, обнявшись и обмениваясь долгими, медленными поцелуями. На что это было бы похоже, если бы на месте Джефа был Бен? Вместо рыжеватых кудрей, ее пальцы перебирали бы угольно-черные пряди. Адди неловко перекатилась на живот, пытаясь отделаться от этих мыслей. Ее ужасало направление, в котором потекли ее размышления. Но, может, это нормально, даже естественно интересоваться Беном.
Вот он притянул ее к себе на колени…
Адди крепко зажмурила глаза.
Его теплое дыхание на внутреннем ободке ее уха, и он шепчет…
Она коротко, смущенно застонала и зарылась лицом в подушку. Как она может позволять себе представлять подобные вещи? Спи, приказала она себе, пытаясь не обращать внимания на тихую гитарную музыку и головокружительные мысли. Постепенно она расслабилась, тело ее обмякло, и она провалилась в сон. Но Бен Хантер был и там, более живой, чем позволялось человеку из снов.
Она была в спальне, раскинувшись на матрасе, обнаженная под прохладной простыней. Глаза ее не отрывались от дверного проема, где шевельнулась и скользнула в комнату тень. Это была темная фигура мужчины. Пока он приближался к кровати, мускулистая поверхность его голой груди и плеч поблескивала в лунном свете. Резко сев, она стиснула простыню на груди. Он посмотрел на нее так, словно она принадлежала ему, глаза его были нежными и насмешливыми, и она замерла на месте, вернув ему его взгляд. Нет, Бен, хотела прошептать она, но губы ее не смогли произнести отказ.
Тело ее требовало чего-то, и этот голод был слишком сильным, чтобы терпеть. Желая убежать, она сделала движение в сторону, и Бен схватил ее за запястья. Он опустил голову и поцеловал ее, рот его был обжигающим и сладким. Его руки сорвали простыню и заскользили по ее обнаженному телу, блуждая от грудей к животу. Лунный свет словно померк, и они погрузились в темноту, его поцелуи оставляли горячие отпечатки на ее коже, его твердая плоть прижималась к ней, голая спина напряглась под ее ладонями. Она выгнулась, желая его, жаждая, со стоном повторяя его имя…
Адди тихо ахнув проснулась, волосы ее запутанной копной упали ей на лицо. Сердце бешено стучало. Кожа была лихорадочно горячей. Да что же с ней такое? Это был тот самый сон, который она видела раньше так много раз. Но на этот раз Бен, а не незнакомец, занимался с ней любовью.
Она выпрыгнула из постели и подошла к окну, ухватилась за подоконник и глубоко вдохнула ночной воздух. Снаружи стояла тишина. Ничто не волновало темноту.
Что со мной происходит? — спросила она себя, слезы растерянности выступили на глазах. Она была в спальне Аделины Уорнер, носила ночную рубашку Аделины. Я забрала ее семью, мужчину, который любит ее. Я езжу на ее лошади, сижу на ее месте за столом, пользуюсь ее щеткой для волос. Но она была не Аделиной Уорнер, она была Адди Пек, и она хотела домой. Ей хотелось быть в месте, где все было ей знакомо. Она не хотела тревожиться об убийстве Рассела. Она не хотела ломать жизнь Бену Хантеру. Она больше не хотела иметь ко всему этому никакого отношения. Нет выхода. Эта мысль сведет ее с ума. Хотя Адди могла видеть весь комизм того, как отличалась жизнь, которая была у нее когда-то, от жизни, которую она вела теперь, некоторые вещи было трудно вынести. Она никогда раньше не жалела о том, что не родилась мужчиной, и не завидовала мужской свободе до сего момента. Упорно пытаясь подражать примеру Мэй и Каролины, она с трудом сдерживала свои врожденные порывы. Поскольку она росла в доме без мужчин, она привыкла считать свободу высказываться и принимать свои собственные решения само собой разумеющимися. Присматривая за небольшим хозяйством, она зарабатывала на жизнь и оплачивала счета. Но здесь существовало так много вещей, которых она не могла высказать, так много того, что ей не давали или попросту запрещали делать.
Женщины должны быть непритязательными. Женщины должны быть тихими. Адди приходилось следить за тем, чтобы не разговаривать слишком много за столом. Мужчинам не нравилось, когда женщина вмешивается в их разговор о делах, даже если она могла сказать что—то важное.
Мужчины могли открыто сказать, чего они хотят. Женщинам приходилось придумывать искусную и витиеватую тактику. Разговоры шепотом, предусмотрительно закрытые двери, умение с нежностью в голосе поправить или выразить осуждение — вот это женские хитрости. Она могла быть откровенной с ребенком, со слугой или с другой женщиной, но никогда с другим мужчиной. С мужчиной приходилось изворачиваться, и мямлить, и глупо улыбаться. Адди поняла, что даже Рассел был более уступчивым, когда она была с ним жеманной и милой, и он же прогонял ее, угрожая запереть в комнате, если она не перестанет вести себя так, словно она носит брюки.
Единственное, чего она никак не ожидала от себя, была все возрастающая жажда мужского общества. Этот мир был разделен на две половины, и этот факт все, как мужчины, так и женщины, безоговорочно принимали. Но она выросла в другое время, когда мужчины и женщины постоянно взаимодействовали, как друзья и партнеры, а иногда еще и как коллеги.
Но не здесь. Не сейчас. Она окунулась в мир, где в основном обитали женщины, чьи дни были наполнены заботой о детях, их женскими секретами и чисто женской дружбой. Она очень скоро устала от разговоров о деторождении, ухаживаниях, детях и замужестве. Мужчины не играли в этом мире важных ролей. Они приходили домой обедать, похлопывали детей по головке и односложно отвечали на вопросы своих жен.
Когда муж какой-нибудь их соседки или кузины отправлялся в путешествие, она приезжала на неделю, или даже несколько, на ранчо, чтобы сравнить письма и слухи, вышивать и болтать о своей семье. Женщина не обладала никаким статусом в реальном мире, разве что как чья-то жена. Только в обществе других женщин она становилась личностью, обладающей властью и особыми правами. Дочери подражали своим матерям и старшим сестрам, пока не могли повторить те же манеры, выработать те же привычки и завести таких же друзей.
Иногда Адди искала Бена просто для удовольствия иметь возможность поспорить и отвести душу, и он всегда был к ее услугам. Он спорил с ней по любому поводу, не сдерживаясь и разговаривая с ней без той вежливой снисходительности, к которой прибегали остальные мужчины в беседе с женщиной. Каким облегчением было, когда к тебе относятся как к человеческому существу, даже хотя Бен был язвителен и насмешлив. Их споры словно превратили их в неких заговорщиков, тайком встречающихся за спиной у других. Ее с ним сражения были бы так или иначе прекращены, если бы кто-то еще узнал о них, а Адди этого не хотелось. Бен стал в некотором роде ее отдушиной.
Она все так же мало о нем знала, несмотря на то количество времени, что они проводили вместе. Бен сопровождал Адди и Каролину в город, находил пару минут для Рассела и Адди, когда они наблюдали, как объезжают лошадей, и привел молоденького ковбоя с розовыми шелковыми стежками на лбу в дом, чтобы тот лично поблагодарил Адди за то, что она сделала. Бен также провожал Адди в «Дабл Бар» в те дни, когда она виделась с Джефом. Иногда какое-то шестое чувство заставляло ее обернуться, и она видела Бена, стоящего неподалеку, наблюдающего за ней, как кот за мышкой, словно ожидая от нее один Бог знает чего.
* * * * *
Адди стояла в гостиной, на дюйм раздвинув кружевные занавески и выглядывая на ступеньки веранды. Уже почти ночь. Из соседней комнаты доносился звон тарелок, убираемых со стола и приглушенный шум голосов. Нескладная фигура сидела на одной из ступенек снаружи, спиной к ней, руки мужчины скручивали сигарету из табака и кукурузного листа. Мексиканца звали Диаз. Ей чертовски хотелось выйти и поговорить с ним, но она понятия не имела, что собирается сказать, о чем спросить. Почему он просто сидит там? Казалось, что он чего-то ждет.
Она продолжала стоять, а он вдруг повернул голову и посмотрел на нее сквозь стекло, его морщинистое лицо озарили лучи заходящего солнца. Глаза их встретились, и Адди задержала дыхание. Она увидела что-то в его глазах, знание, от которого у нее почти закружилась голова. Он знал ее. Он смотрел на нее так, словно знал ее, и что она была не Аделиной Уорнер. Она была почти уверена в этом. Волнение заструилось по ее венам.
— На что смотрите?
Она резко обернулась на звук голоса Бена. Он прислонился к дверной раме, скрестив ноги.
— Ни на что, — резко ответила она, отпустив занавеску. Бен лениво улыбнулся и, подойдя к окну, выглянул наружу. Диаз снова смотрел в другую сторону, его силуэт выделялся на фоне темнеющего неба.
— Диаз — старый чудак, — задумчиво произнес Бен. — Работник из него не слишком, но истории его так хороши, что нам пришлось нанять его. Он незаменим во время охоты по следу.
— Я не спрашивала твое мнение. — Адди вдруг решилась и вышла из комнаты, скользнув мимо Бена по пути к входной двери. Он засунул руки в карманы и последовал за ней.
Когда она пересекла веранду, Диаз повернул голову и слабо улыбнулся, кивнув ей.
— Мистер Диаз, — нервно сказала она, заламывая руки. Его глаза были такими тусклыми, что она могла видеть в них свое отражение. — Не возражаете, если я посижу с вами минутку?
— Конечно. Пожалуйста. — Он жестом разрешил ей делать все, что она пожелает, и она заметила, что у него доброе лицо. Он был старым, убеленным сединами ковбоем, кожа его потемнела от долгих лет работы на солнце, седые волосы приплюснулись от того, что он весь день ходил в шляпе. Тело его было приземистым и крепким, с небольшим животиком, но он был бесспорно вынослив. Руки, огрубевшие и сильные от тяжелой работы, лежали на его колене, пока он сидел на ступеньках, поджав ноги.
Она молча опустилась на ступеньки рядом с ним, сцепив руки на коленях, не думая о том, как испортится ткань ее платья из-за шершавых ступенек. Бен подошел и уселся на нижнюю ступеньку, делая вид, что не замечает явного желания Адди, чтобы он ушел.
— Я хотела бы кое о чем с вами поговорить, — сказала она Диазу и неловко замолкла. Она не знала, как продолжить. Что именно она надеялась узнать от него? Что же Лиа говорила про него? У него было свое мнение о подобных вещах. Всем нравилось слушать его истории. Он мог предсказывать будущее.., он мог сделать так, что самые безумные вещи казались естественными…
Диаз улыбнулся, словно смог прочесть ее мысли, поднял короткую пеньковую веревку, лежавшую у его ноги и осторожно скрутил ее.
— Гляньте-ка в небо, — сказал он, махнув кончиком веревки. — Такое чистое, что видна каждая звезда. Ночи, вроде этой, заставляют меня думать. Люди смотрели на те же самые звезды сотню лет назад, наверное, даже думали о них то же самое, что и мы. И через сотню лет они все еще будут смотреть на них. Звезды никогда не изменятся.
— Звучит несколько чудно, — нерешительно сказала Адди.
— Чудно? Да, мэм. Я видел и слышал такие вещи, которые любого разумного человека сделали бы чудным. — Он по-техасски сильно растягивал гласные. Когда она смотрела на него, в ее сердце пробуждалась надежда, которая все никак не успокаивалась. Понимание, которое она ощущала в нем, вовсе не было принятием желаемого за действительное. Если существовала такая вещь как интуиция, то она заставляла ее задать несколько вопросов. У него были ответы. Она готова была побиться об заклад.
— Значит, вы верите в то, что случаются такие вещи, которые трудно понять? Вещи, которые, казалось бы, происходят только в сказках?
— Конечно. Я за свою жизнь видел множество чудес. Проблема в том, что большинство людей их не замечает. — Увидев, что Бен цинично скривился, старик улыбнулся. — Вот этот например, — сказал он, показывая на Бена, — он — один из них. Он попытается найти объяснение всем чудесам, если не сможет их понять.
— Но это не значит, что чудеса не случаются, — сказала Адди, и Диаз послал ей улыбку.
— Ну, понимаете…
Его прервал язвительный смешок Бена.
— Что бы это ни значило, я знаю одно. Бессмысленно верить в магические формулы, чудеса и маленьких эльфов…
— Мы не об эльфах разговариваем, — сказала Адди, раздраженная его вмешательством. — И если тебе хочется поговорить о них с мистером Диазом, приходите попозже, а сейчас у меня с ним личная беседа, и если вы не собираетесь уходить, можете хотя бы посидеть молча.
Бен ухмыльнулся, встал и отряхнул пыль со своих «Ливайсов». Он очевидно подумал, что она потворствует полету своей фантазии, а ему совсем не хотелось это выслушивать.
— Хорошо. Оставляю вас двоих обсуждать ваши фокусы-покусы. А мне нужно струны на гитаре поменять.
Адди обеспокоенно смотрела, как он шагает прочь, а затем вздохнула.
— У меня возник один вопрос. Но несколько глупо обсуждать это, когда он слушает. Это… вопрос о времени.