Кейд никак не отреагировал на его слова – наверное, он и раньше об этом знал. Что же это были за мужчины? Какой кодекс чести соблюдали? Адди отвернулась от обоих, задаваясь вопросом, почему Бен так резко ее поставил на место. Очевидно, он достаточно долго испытывал на себе ее неприязнь и насмешки. В его глазах не было уважения к ней, только неприкрытое раздражение.
Дальше повозка проехала несколько миль параллельно небольшому ручью, пока в их поле зрения попали какие то строения. Самое большое представляло собой изящный трехэтажный дом, с высоким крыльцом и белыми занавесками на окнах, который явно доминировал над всеми остальными постройками. Справа от дома был загон, а рядом большой барак, вокруг которого располагались небольшие помещения и навесы. Это было похоже на маленький самостоятельный городок. То тут, то там можно было видеть работников, лошадей, собак. Звуки немелодичного пения смешивались с говором людей, криком и шумом, который издавал запертый в загоне пони.
Повозка остановилась перед главным домом, а Адди замерла от страха и замешательства. Что теперь? Что ее ждет? Кейд остановился перед ней, что бы помочь спустить.
— Ну, давай, придвинься и выходи, — сказал он, ободряюще улыбаясь. – Ты же знаешь, папа не будет долго бушевать. Не на тебя. Поторопись же, у меня еще есть дела.
— Побудь со мной, — попросила Адди, схватив его за руку после того, как он помог ей спуститься.
Он был единственным дружелюбно настроенным человеком, которого она здесь видела, и его присутствие могло очень ее поддержать.
Кейд вырвал свою руку и направился к загону, ответив на ходу:
— Бен будет с тобой. Все равно, он и так это планировал.
— Чертовски верно, — раздался сзади угрюмый голос Бена. – Идем, поговорим с твоим отцом, мисс Аделина.
Взяв ее под локоть, он направился в дом. Ей было неприятно его прикосновение, но все попытки освободить руку не принесли успеха. Адди ощущала его силу. Он легко открыл переднюю дверь, и так быстро повел ее, что она лишь мельком успела заметить оббитые ореховыми панелями стены и богатые ковры, устилавшие полы, пока они не оказались в библиотеке, где преобладал мужской дух: запах сигар, кожаной обивки кресел и легкий аромат свежесрубленного дерева.
— Расс? – сказал Бен, отпуская Адди, после того как хозяин комнаты поднялся из—за широкого стола. – Я так и думал, что ты здесь.
— Вы поздно вернулись, — отозвался Рассел Уорнер.
Он походил на устаревшую версию Кейда, с посеребренными висками, густыми усами и, внушающей уважение статью. Некоторые мужчины несли свою власть естественно, как будто это не имело для них значения. К такой категории относился и Рассел. Он был человеком, который родился, чтобы вести за собой других.
Когда он перевел взгляд на Адди, в его глазах была нежность.
— Похоже, малышка опять заставила побегать за собой.
Адди уставилась на него. Это – мой прадед. И он думает, что я – его дочь. Они все думают, что я – Аделина Уорнер.
Она ничего не поняла из разговора двух мужчин, потому что стояла абсолютно изможденная от эмоционального напряжения все продолжающегося кошмара, и желая только одного, что бы этот ужас наконец-то закончился. Очнулась Адди лишь, когда Рассел во второй раз к ней обратился:
— Аделина, — очень серьезно начал он. – На этот раз, ты зашла слишком далеко. Серьезно, детка, ты должна объясниться. Кейд и Бен думали, что с тобой что-то случилось. Что ты делала в городе, что вы так задержались?
Она недоуменно уставилась на него. Она должна что-то объяснить? Что, например?
Тут, незнакомый женский голос вмешался в разговор.
— Что происходит, Расс?
Адди обернулась и увидела в дверях симпатичную стройную женщину лет сорока с небольшим. Она уже видела ее на старых фотографиях и знала кто это. Мэй Уорнер, жена Рассела. У нее были синие, как васильки, глаза на нежном овальном лице. Ее прямые светлые волосы были уложены в красивый узел на затылке, украшенный небольшими очаровательными цветочками.
Когда женщина нежно обняла ее за плечи, Адди почувствовала сладкий аромат ванили и свежего крахмала от ее льняного воротничка.
— Почему вы так ужасно серьезны? – спросила Мэй и ее смеющийся пристальный взгляд, казалось, смягчил настроение Рассела. Выражение лица Бена не изменилось.
— Мы ждем, когда Аделина объяснит, что она делала в городе в течении двух часов, пока ее не было. – ответил Рассел более спокойным голосом, чем раньше. – Она вызвала беспокойство и задержку, Мэй, и должна, наконец, понять, что есть время для игр, а есть время для работы. Но прямо сейчас я хочу узнать, что произошло в то время, когда Бен и Кейд ее не могли найти.
Три пары глаз уставились на Адди в гнетущей тишине, слышно было только тикание часов в соседней комнате. Она почувствовала себя загнанным в угол животным.
— Я не знаю, — сказала она прерывающимся голосом. – Я ничего не могу сказать, потому что не знаю. Последнее, что я помню – это то, что Лиа… — ее голос сорвался, когда она попыталась продолжить. Это было слишком тяжело. Она так устала, что не могла уже сдерживаться. – Лиа…
Напряжение последних часов прорвало все ограничения, и она, закрыв лицо руками, громко разрыдалась.
Она услышала, что Бен тут же с отвращением фыркнул и покинул кабинет, а Рассел суетливо обещает ей карманные деньги и конфеты, только бы она перестала плакать, но, прежде всего, она ощущала мягкое утешение Мэй.
— Мне так жаль, — сквозь слезы прорыдала Адди, взяв настойчиво вручаемый ей Мэй носовой платок. – Мне очень жаль. Я не знаю, что случилось. Что я сделала? Вы что-то понимаете?
— Она переутомилась. Ей просто нужно отдохнуть, – услышала Адди голос Мэй, и с благодарностью ухватилась за эту мысль.
— Да. Мне нужно побыть одной. Я не могу понять…
— Все хорошо, милая. Мама здесь. Пойдем, я провожу тебя наверх.
Подчиняясь нежным уговорам, Адди последовала за ней из комнаты, пока ее взгляд не натолкнулся на стоящий на пристенном столике календарь.
— Подождите, — срывающимся голосом попросила она, когда увидела цифры, напечатанные на бумаге. – Подождите, — повторила она, боясь смотреть, но в то же время, она должна была знать. Даже, если это страшный сон, она должна была узнать. Год. Кокой был год?
Мэй остановилась. Остановился и Рассел, придерживающий Адди за плечи. Они оба были в явном замешательстве от поведения Адди.
Адди медленно подошла к столику и оторвала верхний листок от календаря. Держа его дрожащими руками, она поднесла его ближе к лицу, не веря своим глазам. 1880. Комната покачнулась у нее перед глазами в этот момент.
— Это правильно? – хрипло спросила она, протягивая Мэй листок.
Мэй заинтересованно посмотрела на дату и с улыбкой ответила Адди, которая напряженно ждала, судорожно сжав кулаки:
— Нет, дорогая, не правильно. Это было два дня назад, — она подошла к календарю, оторвала еще листок и бросила его в корзину. – Так, — удовлетворенно произнесла она, — теперь все верно.
— Тысяча восемьсот восьмидесятый, — выдохнула Адди.
Пятьдесят лет назад. Это невозможно. Я не могла очутиться здесь пятьдесят лет назад.
— В последний раз, когда я проверяла, это было именно так, — бодро сказала Мэй. – Теперь пошли наверх, Аделина. Ты даже не представляешь, какой усталой выглядишь. Не думаю, что тебе понравится твой внешний вид в зеркале.
1880. О, да, это был сон. Это не могло быть ничем другим.
Послушно Адди пошла следом за Мэй на второй этаж и зашла в уютную спальню с короткими шелковыми занавесками на окнах, обклеенную яркими веселыми обоями в цветочек. Медная кровать с вышитым покрывалом и пуховыми подушками располагалась между двумя окнами. Рядом, на тумбочке стояла хрустальная ваза с полевыми цветами.
— Поспи немного, милая, — сказала Мэй, мягко подталкивая Адди к кровати. – Ты просто устала и все. Тебе нужен хороший отдых в течении нескольких часов. Я попрошу Лиа, что бы она тебя разбудила.
Пульс у Адди ускорился. Лиа была здесь? Это не могло быть правдой.
— Я бы хотела ее сейчас увидеть.
— Нет, сначала – отдых.
Перед лицом нежной настойчивости Мэй невозможно было устоять и Адди ничего не оставалось, как снять обувь и лечь на кровать. Ее голова утонула в мягкости подушек, и благодарным вздохом она закрыла глаза.
— Спасибо, — пробормотала она. – Спасибо за все.
— Теперь тебе лучше?
— Да. Да, сейчас я чувствую себя лучше. Я просто хочу заснуть. И никогда не проснуться.
— Я спущусь вниз и поговорю с твоим отцом. Мы больше не будем вспоминать об этом дне, если для тебя это так тяжело. Ты же знаешь, что папа никогда бы ничего не сделал, чтобы вызвать твои слезы. Если бы ты захотела, он для тебя достал бы и солнце с луной.
— Я не хочу солнце и луну, — прошептала Адди, чувствуя нежное поглаживание Мэй по своим волосам. – Я просто хочу вернуться в то место, которому принадлежу.
— Ты – именно в том месте, милая. Ты…
* * * * *
— Аделина? Тетя Аделина, пора просыпаться.
Громкий голос прервал ее дремотное состояние. Адди села и оглядела комнату. Солнце освещало персиковые стены спальни.
— Кто там? – спросила она, убирая с лица взъерошенные волосы.
Послышалось девчоночье хихиканье.
— Это я — Лиа. Бабушка велела мне разбудить Вас.
Адди несколько раз моргнула, что бы убедиться, что ее не обманывает зрение. Тощая девочка с серыми глазами и длинными черными косичками подошла к кровати.
— Лиа, — хриплым ото сна, голосом сказала Адди. – Лиа, это – ты?
Раздалось еще одно хихикание.
— Конечно.
— Подойди сюда. Подойди поближе.
Ребенок запрыгнул рядом с ней на кровать и Адди, дрожащей рукой, дотронулась до одной из косичек. Ее сердце болело, но губы растянулись в нерешительной улыбке. О, Господи, это – она! Лиа!
Такого она не могла себе представить никогда в жизни. Женщина, которая ее воспитывала, учила, кормила и одевала, стояла сейчас прямо перед ней. Но была маленькой девочкой. Она узнавала Лиа в лице этого ребенка, могла услышать ее голос.
— Да, это – ты. Я вижу это. Скажи мне, сколько тебе лет.
— Мне десять лет. Мой день рождения был в прошлом месяце. Разве Вы не помните?
— Нет. Я не помню, — сквозь слезы, ответила Адди.
— Почему Вы плачете, тетя Аделина?
Из-за тебя. Из-за себя. Потому что ты здесь, но уже потеряна для меня.
— Потому что я очень сильно люблю тебя.
Испытывая непередаваемые чувства, она обняла девочку и крепко прижала к себе. Это не умеряло ее скорбь, но служило хоть каким то утешением. Неловко и робко, Лиа терпела объятия в течении нескольких секунд, прежде чем нетерпеливо дернуться. Адди сразу выпустила ее и вытерла глаза.
— У нас сегодня жаренный цыпленок на обед, — сообщила Лиа. – Ваше платье пыльное и измятое. Вы не собираетесь переодеться?
Адди отрицательно покачала головой. Задаваясь вопросом, когда все это закончится.
— Разве Вы не собираетесь привести в порядок свои волосы?
— Ммм. Наверное, нужно.
Сидя на краю кровати, Адди всунула ноги в свои ботинки и встала. На изящном туалетном столике с зеркалом она увидела щетку для волос. Она взяла ее после того, как повытаскивала остатки шпилек из запутанной массы, и стала расчесывать волосы. Вглядываясь в свое отражение, она видела все тоже лицо, что и всегда. Те же самые глаза, те же самые волосы.
— Лиа, — нерешительно начала она. – Я выгляжу, на твой взгляд, так же как всегда? Во мне ничего не изменилось? Хоть что-нибудь?
Лиа казалась озадаченной ее вопросом.
— Как всегда. Никаких отличий. А что, что-то должно было измениться?
— Я не уверена.
Адди опять повернулась к зеркалу, и расчесывала волосы пока они не стали гладкими и блестящими. Она не умела сооружать прически, которые видела в этот день у женщин, поэтому двумя заколками подобрала пряди с боков, оставив остальные волосы свободно падать на спину. Отложив щетку, она распрямила спину и решительно заявила:
— Я готова спуститься.
— Прямо так?
— Да, а что-то не так?
— Думаю, что нет.
Когда они спускались, Адди заметила как красиво внутреннее убранство дома. Изящная полированная мебель начищена до блеска, стол покрывала вышитая скатерть, гармонирующая по цвету с обивкой диванов и стульев. Занавеси были из дорогого тяжелого бархата шоколадно—коричневого оттенка с золотой нитью, а ковры на полах были с таким длинным густым ворсом, что ноги в них просто утопали. Аппетитные запахи еды и кофе разносились по всему дому, напоминая Адди о том, как давно она ела в последний раз.
— После обеда, на моей тарелке не останется ни грамульки, — сообщила она Лиа, чувствуя недовольное бурчание от голода в животе.
Лиа наморщила лоб.
— Не останется что?
— Остатков, — принялась объяснять Адди, увидев, что девочка выглядит удивленной, и поняла, что слово ей незнакомо. – Никаких остатков еды.
— О, — поняла Лиа.
Они подходили все ближе к столовой, и звуки легкой беседы и звона тарелок усилились. Когда она появились в дверях, все звуки замерли. Все присутствующие уставились на нее. Даже Кейд замер, не донеся ложку ко рту. Комната была заполнена людьми, и, судя по всему, это были члены семьи.
Адди обратила внимание на пару ледяных глаз, принадлежащих Бену Хантеру, который сидел по правую руку от Рассела. Бен смотрел на нее с плохо скрытым презрением. Его взгляд прошелся по всей ее фигуре, отмечая все детали внешности, от носков туфель до свободно распущенных волос, и циничная улыбка искривила его губы. Что было не так? Почему все на нее уставились?
Тишина сопровождала ее, пока она подходила к первому попавшемуся свободному стулу за столом.
— Разве ты не сядешь на свое обычное место, милая? – раздался тихий голос Мэй.
Адди остановилась и пошла в другую сторону, с благодарностью присаживаясь на стул около Мэй. Ее аппетит полностью пропал.
— Каролина, наполни, пожалуйста, тарелку для своей сестры, — попросила Мэй, протягивая через стол пустую тарелку молодой белокурой женщине.
Каролина… Имя матери Лиа. Это означает, что она – моя сестра? Так как, она занимает место Аделины Уорнер, то это вероятнее всего. Я сойду с ума, если действительно стану считать себя Аделиной.
— Слышала, что у тебя был сегодня насыщенный день, — с улыбкой обратилась к Адди Каролина.— Я так же слышала, что ты ничего об этом не говоришь. С каких это пор у тебя от нас секреты? Если бы не разговоры о твоих проделках, то все наши обеды были бы столь же унылы, как воскресная проповедь.
— Это был обычный день, — отозвалась осторожно Адди, бросив взгляд в сторону Бена, который саркастически ухмельнулся на ее слова и как ни в чем не бывало, потянулся за добавкой.
Она вздохнула посвободнее, поскольку все продолжили обед, и ее напряжение слегка спало, а аппетит вернулся с удвоенной силой, когда она взглянула на тарелку, заполненную едой. Тут была и жаренная куриная грудинка, и варенный картофель с фасолью, политые растопленным маслом. Трудно было есть медленно, испытывая голод, но Адди старалась, чтобы не привлекать к себе еще больше внимания. Поскольку беседа вокруг стола возобновилась, Мэй наклонилась к ней и прошептала на ухо:
— Ты слишком взрослая, что бы носить свои волосы распущенными, Аделина. Сегодня это уже поздно менять, но завтра, я хочу, что бы ты была причесана к обеду как всегда.
Адди взглянула на нее округлившимися от удивления глазами. На нее смотрели, как на прокаженную, только потому, что у нее были распущенные волосы?
— Из-за этого все так странно на меня уставились? – прошептала она в ответ.
Мэй бросила на нее проницательный взгляд.
— Ты сама знаешь ответ на этот вопрос.
Так вот почему Бен смотрел на нее так высокомерно. Он подумал, что она пытается привлечь к себе внимание. Узел злости и негодования разрастался у нее в груди. Адди опустила взгляд на тарелку, только изредка поглядывая на окружающих. Крупный мужчина с безвольным лицом, который сидел рядом с Каролиной, по-видимому, был ее мужем. Он держался скромно и не так активно участвовал в разговоре, как другие мужчины. Кейд вел себя по-приличнее в кругу семьи, чем накануне в обществе Адди. Рассел вел основную беседу и только Бену позволял себя прерывать. Какое положение занимала здесь Аделина Уорнер? Тихо наблюдая и слушая, Адди задавалась этим вопросом.
Так как Бен не обращал на нее никакого внимания, у нее была возможность рассмотреть его как следует. Он не был красив так, как по рассказу Лиа, она себе представляла. Красавцами, в ее понимании, были Дуглас Файрбанкс или Джон Губерт[3], с их идеальными лицами и аристократическими манерами, похожими на принцев из сказки. Бен был более грубой внешности и слишком смуглым, что бы быть сказочным героем. Подбородок был затенен отросшей за день щетиной. Хотя бритье вряд ли бы помогло координально изменить внешний вид, если учесть темный загар. Но, вынуждена была она признать, он был неотразимо привлекателен своей индивидуальностью. И, конечно же, были еще ярко зеленые глаза и кривоватая улыбка, которая смягчала его привычку говорить всегда правду в лицо и его невыносимое самомнение. У него было мускулистое тело человека, привыкшего к физическому труду и проводящему много часов верхом. Почему он занимался тяжелым каторжным трудом, если было очевидно, что он хорошо образован? Она достаточно много знала о ковбоях, чтобы понимать, что большинство из них были просто не способны заниматься чем-либо еще. Откуда он появился, зачем решил обосноваться здесь, почему согласился на должность управляющего? Он явно скрывался от чего-то или от кого-то. Она готова была на это поспорить.