— Я укрыт одеялом, если вы об этом, — пробормотал Оливер.
Она повернулась и сразу заметила его посеревшее измученное лицо. Встрепанные, влажные от пота волосы торчали во все стороны. На лице было написано раздражение.
— Как вы себя чувствуете?
— Отвратительно!
— Печально слышать это. Но пусть ваше сердце согреет то, что отныне с каждым днем вы будете чувствовать себя все лучше и лучше.
Он провел левой рукой по лицу и сердито фыркнул. Потом взглянул на нее покрасневшими глазами:
— Вы снова снились мне этой ночью.
Ее сердце на мгновение остановилось, и она не сразу заставила себя подойти к кровати. Осторожно коснувшись забинтованной руки, она принялась внимательно осматривать припухшие синяки выше повязки.
— Мне очень жаль, — ровным голосом произнесла она.
— Жаль? О чем это вы? Ммм… от вас так чудесно пахнет…
— Я хотела сказать, что эти сны, должно быть, весьма скучны и надоедливы. — Она бросила на него быстрый взгляд. — За комплимент спасибо, хоть он не слишком приличный. Как ваши ребра?
— Отлично. Как вы думаете, почему?
— Благодаря тугой повязке. — Она снова взглянула на него. — Видите ли…
— Нет, я не об этом, — сердито оборвал ее Оливер. — Почему вы мне все время снитесь?
— Ах, вот вы о чем… — смутилась Сесили. — Ну… я не знаю. — Она резко повернулась к маленькому прикроватному столику. — Я принесла вам еще ивового чаю.
Наливая чай, она старательно придерживала чайник второй рукой, чтобы его носик не стучал о край чашки. Руки у нее мелко дрожали. Поставив чайник, она взяла чашку обеими руками, стараясь унять дрожь, и на мгновение прикрыла глаза, чтобы вернуть самообладание. Потом сложила губы в приветливую улыбку и повернулась к Оливеру.
Он смотрел на нее. Его взъерошенный после сна вид заставил ее на мгновение задержать дыхание.
— Это вы, — негромко произнес он.
— Что, простите? — неожиданно для себя прошептала Сесили.
— Вы, — уверенно повторил Оливер. — У вас родинка. С левой стороны. Под ключицей.
Эти слова были сказаны им сухо и безапелляционно.
У Сесили перехватило дыхание. Какое-то время она не могла вымолвить ни слова. Потом, собравшись с духом, выдавила:
— Должно быть, вы меня с кем-то спутали. Вот ваш чай. — Она протянула ему чашку. — Мне пора в часовню, там меня ждет викарий Джон.
Оливер подул на чай и сделал маленький глоток, не сводя глаз с Сесили.
— Постойте, не уходите, — сказал он. — Я много думал. Фактически всю ночь. И мне бы хотелось поделиться с вами моими догадками относительно того, почему так потерта со спины ваша накидка и почему так стерты мои колени.
Сесили вся похолодела, но все же заставила себя невозмутимо ответить:
— Уверена, наша беседа, лорд Белкот, могла бы оказаться весьма интересной. Но, как я вам уже говорила, меня ждут другие дела. Пожалуй, я велю кухарке заваривать для вас не такой крепкий ивовый чай. Похоже, он оказывает странное воздействие на вашу логику и понимание правил приличия. До свидания.
Она медленно повернулась и направилась к двери.
— Сесили, я был пьян, но не терял сознания, — сказал Оливер за ее спиной. — Почему бы не признаться во всем?
Она на мгновение остановилась, взявшись за дверную ручку. Это было слишком.
— Именно это я и собираюсь сделать, — тихо проговорила она, открыла дверь и вышла из комнаты.
Очутившись в коридоре, она не остановилась ни на секунду. Вихрь самых разных мыслей в голове заставлял ее действовать быстро. Выйдя из замка, она решительным шагом направилась к часовне.
Сиявшие в лучах утреннего солнца светлые волосы Джона Грея были видны издалека. Этакий светящийся нимб над головой. Викарий не был ни отцом Перри, ни Оливером Белкотом, и от этого ей захотелось побежать к нему навстречу.
Улыбнувшись ей, он поднял руку в приветственном жесте и заговорил еще до того, как она успела дойти до него.
— Доброе утро, миледи! — сказал он, и от Сесили не укрылся внимательный взгляд, которым он окинул всю ее фигуру с головы до пят. Слегка пожав ей руку, викарий продолжал: — Отец Перри был слегка удивлен вашим отсутствием. Надеюсь, это не из-за меня?
— О нет, викарий, совсем нет! — воскликнула Сесили, чувствуя, как к глазам подступают почти истерические слезы, и все же пытаясь дружески улыбаться. — Просто мои утренние дела задержали меня гораздо дольше, чем я предполагала.
По его лицу пробежала тень тревоги.
— Надеюсь, ничего страшного?
— Конечно, — быстро проговорила Сесили и тут же осеклась. — Вообще-то очень даже страшное.
— Что вы хотите этим сказать, миледи?
— Викарий, мне нужна ваша помощь, — прикусила губу Сесили.
— Всегда к вашим услугам. Назовите вашу просьбу, и я сделаю все, чтобы ее выполнить.
— Сегодня утром я опоздала в часовню не из-за дел, — призналась она.
— Вы намеренно не пришли? — удивленно поднял брови Джон Грей.
— Да, я… — Она остановилась и огляделась. — Давайте уйдем куда-нибудь, где мы могли бы поговорить наедине, без посторонних глаз и ушей.
— Я как раз собирался предложить вам совершить конную прогулку по окрестностям, раз уж погода сегодня выдалась такая хорошая, как никогда.
— Отлично! Превосходная идея. То, что нужно.
— Хотите, я прикажу седлать для нас лошадей и подожду вас у конюшни, пока вы переоденетесь?
— Давайте отправимся на прогулку прямо сейчас. Боюсь, если я отложу этот разговор, позже мне просто не хватит мужества.
Сесили отлично понимала, что Джон Грей не был посвящен в духовный сан и не мог отпустить ей грехи. Но, может быть, у него найдется для нее мудрый совет.
А вдруг, после того как она расскажет ему о себе всю правду, он сочтет ее недостойной Хэллоушира? А вдруг… именно на это она и надеется в глубине души?
Они уже достигли неглубокой долины, но Джон Грей не торопил ее с признанием. Казалось, он наслаждался теплом, подставляя солнечным лучам лицо. Сесили часто поглядывала на него. У викария был грубоватый профиль, не то что у Оливера Белкота, который мог похвастаться благородным, почти римским профилем. Гладкие и прямые волосы викария имели яркий медный оттенок, в то время как у Оливера были непослушные вьющиеся волосы цвета растопленного шоколада.
Джон Грей отлично сидел в седле, однако Сесили не могла представить его участником веселой ночной погони за женщиной.
Точно так же она не могла представить, что он пошел бы за ней в развалины старой крепости, чтобы заняться любовью.
— Сегодня утром меня не было на службе потому, что я не могу участвовать в таинстве причастия, — неожиданно выпалила Сесили.
Джон Грей взглянул на нее сначала довольно безмятежно, потом более внимательно.
— На мне смертный грех, викарий, — продолжала Сесили. — Грех, в котором я не могу признаться отцу Перри.
— Не можете признаться? Потому что боитесь его укоров? Или потому что не раскаиваетесь в содеянном?
Его негромкие слова настолько точно попали в цель, что на несколько мгновений Сесили потеряла дар речи. Неужели она для него настолько прозрачна и понятна?
— Пожалуй, и то и другое, — выдавила она наконец.
— Отец Перри прекрасный священник, — произнес Джон Грей. — Он произвел на меня впечатление очень хорошего исповедника, который никогда не нарушит тайну исповеди.
Из-под ног лошадей неожиданно вылетели две птицы, и Сесили молча провожала их взглядом, пока они не скрылись в солнечном свете. На ее глазах выступили слезы — очевидно, от яркого света.
— Да, вы правы, — тихо сказала она, смахнув слезу.
— Значит, вы боитесь потерять его уважение и любовь?
— Да, — едва слышно выдохнула она. Казалось, Джон Грей видел ее насквозь.
Остановив лошадь, он повернулся лицом к Сесили.
— Что я должен сделать, чтобы помочь вам? Рекомендовать другого исповедника? Может быть, в аббатстве…
Нет, покачала она головой, — я хочу, чтобы вы, викарий Джон, выслушали меня.
Он пристально посмотрел на нее, но в его лице не было и тени удивления.
— Я не могу дать вам отпущение грехов, леди Сесили, и вы отлично это знаете.
— Да, знаю, — кивнула она, — но я не могу рассказать об этом никому, кто меня знает, а тяжесть греха уже невыносима. Возможно, выслушав меня, вы сможете дать дельный совет, поскольку это, откровенно говоря, непосредственно касается моей нерешительности в отношении Хэллоушира. Епископ не доверил бы вам столь серьезную миссию в аббатстве, если бы не видел в вас талантливого руководителя и мудрого наставника.
— Леди Сесили, я… — Он остановился на полуслове и взглянул на видневшееся сквозь ветви небо. Когда он снова посмотрел на нее, в уголках его губ таилась улыбка.
Буду с вами откровенен. Вы мне очень нравитесь, и я не уверен, что…
— Прошу прощения, викарий, — перебила его Сесили, — но если мы хотим стать друзьями, вам лучше сразу узнать обо мне всю правду, чтобы потом не было горького разочарования. Я не хочу, чтобы вы думали обо мне лучше, чем я есть на самом деле.
— Ну хорошо, — учтиво кивнул ей викарий, потом ловко спешился и подошел к Сесили, чтобы помочь ей сойти с лошади. — Давайте присядем.
Несмотря на необычно теплый день, почва с остатками прошлогодней травы у подножия деревьев была все еще холодной и твердой. Джон Грей вынул из седельной сумки туго свернутое одеяло и расстелил на земле. Присаживаясь, Сесили оперлась на руку викария, который предпочел отойти от одеяла на почтительное расстояние. Прислонившись спиной к дереву, он согнул одну ногу в колене и выжидательно посмотрел на Сесили.
— Два дня назад я ходила к кругу Фоксов, — бесхитростно начала она свой рассказ. — Вам что-нибудь известно об этом месте?
— Да, — кивнул Джон Грей. — Если меня не подводит память, незамужние девушки и неженатые молодые люди приходят туда в полнолуние, чтобы погадать на своего суженого или суженую. Правильно?
— Да, но я пошла туда не за этим. Впрочем, я и сама не знаю, зачем туда пошла. Кстати, моя младшая сестра Элис познакомилась со своим будущим мужем именно там. И мои родители тоже…
— Это и есть ваш грех? — спросил викарий, снисходительно улыбаясь. — Неужели вы полагаете, что проявили неуважение к Всевышнему, отправившись в старую семейную цитадель? Надеюсь, вы там не совершали жертвоприношение?
— Нет, — покачала головой Сесили, улыбаясь ему в ответ. — Собственно говоря, я там молилась на ночь.
Она опустила глаза и легонько провела ногтем по толстой ткани одеяла.
— Я надеялась, что Господь подскажет мне, что делать и куда идти, покажет мое место в жизни.
— Пока что я так и не понял, почему вы не пришли к утренней службе, — покачал головой викарий.
— Раненый, за которым я сейчас ухаживаю, — лорд Оливер Белкот. Вам знакомо это имя?
— Да, я знаю это семейство, а также наслышан о похождениях младшего из братьев, — с улыбкой кивнул викарий.
— Несчастный случай произошел с ним как раз в круге Фоксов.
— Об этом я тоже слышал. Отец Перри сказал, это просто чудо, что вы оказались неподалеку, когда его сбросила лошадь. Поговаривают, он был по обыкновению сильно пьян и мог запросто погибнуть, если бы вы не позаботились о нем в ту ночь.
— Он действительно был сильно пьян, — подтвердила Сесили. Потом она подняла глаза на Джона Грея, и краска стыда залила ее щеки. Уж лучше бы она исповедалась отцу Перри! Куда проще говорить о своих грехах шепотом, в полумраке маленькой исповедальни, не видя пронзительных синих глаз исповедника…
Сделав глубокий вдох, она наконец сказала:
— В ту ночь между нами произошло… кое-что неподобающее.
На липе викария застыла выжидательная улыбка, ставшая вмиг безжизненной. В следующее мгновение он склонил голову набок и нахмурился.
— Под «неподобающим» вы подразумеваете…
— Неподобающее, — настойчиво повторила Сесили.
— Понятно, — медленно протянул викарий.
— Оливер Белкот обручен с другой женщиной и собирается на ней жениться.
— Вы узнали об этом уже после?.. — поднял брови Джон Грей.
— Его нареченная сама сказала мне об этом за несколько мгновений до того, как лорд Белкот появился в круге Фоксов.
Викарий озабоченно нахмурился.
— Лорд Белкот не сразу вспомнил… наш неблагоразумный поступок, а когда память стала возвращаться, я солгала ему. Никто об этом не знает.
Казалось, эмоции прорвали плотину, и Сесили уже не могла остановиться.
— До сих пор ни один мужчина не отваживался ухаживать за мной, — продолжала она, — и, наверное, мне захотелось понять, что чувствуют другие женщины, у которых есть поклонники. Кто же лучше всех подходил на эту роль, если не самый известный ловелас во всей Англии? Я думала, после проведенной с ним ночи люди станут иначе воспринимать меня.
— Понимаю, — кивнул Джон Грей. — Но, насколько я знаю, никто не посмел даже заподозрить вас в… неподобающем поведении. Так ведь? Иначе отец Перри все бы мне рассказал.
— Вот именно, — подтвердила Сесили, — никто ничего не заподозрил. Боюсь, меня скоро возведут в ранг святых за мое бескорыстие и самоотречение.
— И теперь лорд Белкот вспомнил… ваш неблагоразумный поступок?
— Думаю, он только начинает вспоминать… это событие, — кивнула Сесили, снова опуская глаза. — Я не знаю, что ему говорить, и не знаю, что хочу услышать от него.
— Он может погубить вашу репутацию, — сдержанно заметил викарий, и ей стало стыдно за то, что она поставила его в такое неловкое положение.
— Да, может, но сейчас моя репутация не имеет для меня большого значения, — честно ответила Сесили. — Пока что я просто отрицала некоторые подробности его обрывочных воспоминаний.
— Вы любите его? — недоверчиво спросил викарий.
— Не знаю. — Она снова посмотрела ему в глаза. — Но, наверное, именно из-за него я не могу поехать сейчас в Хэллоушир. Разве можно влюбиться всего за пару дней?
— Думаю, можно.
С этими словами он так странно посмотрел на Сесили, что ее сердце вздрогнуло.
— Он недостоин вас, леди Сесили.
— Недостоин меня? — со смехом воскликнула Сесили. — Разве вы не поняли, викарий? Это я его соблазнила, а не наоборот!
— Все мы ошибаемся, — пожал плечами Джон Грей. — Особенно в тех делах, в которых не имеем достаточного опыта. Хоть вас и называют Святой Сесили, не бывает безгрешных людей. И этот ваш маленький грех не должен помешать вам отправиться в Хэллоушир, если вы уверены, что именно туда ведет вас Всевышний.
— Я не знаю, что мне делать, — сокрушенно призналась Сесили. — Я не чувствую воли Господа. Напротив, я чувствую себя совершенно потерянной, не понимаю, кто я такая, не знаю, где мое место, куда мне идти. Словно не было никакой прежней жизни. — Она печально вздохнула. — Вы считаете, что я ломаю комедию?
— Ни в малейшей степени, — поспешно возразил викарий. — Вы гораздо более чисты душой, чем думаете, леди Сесили. Нет ничего предосудительного в том, что женщина предпочитает брак монастырю, даже если это совсем неожиданный поворот в ее жизни. Что же касается простого поцелуя… в этом тоже нет ничего страшного. Большинство девочек проходит через это еще в подростковом возрасте.
Сесили на мгновение замерла, потом расхохоталась до слез. Надо же! Викарий решил, что между ней и Оливером Бел котом случился всего лишь поцелуй!
— Прошу прощения, — проговорила она наконец, прикладывая к глазам кончики пальцев. Теперь ей как никогда хотелось расплакаться в голос. — Я смеюсь не над вами…
— Не будьте так жестоки к себе, — улыбнулся ей Джон Грей.
— Что же мне делать, викарий? — спросила она, уже без всякой улыбки.
— Полагаю, вам следует проводить больше времени в беседах со мной.
В ответ Сесили непонимающе подняла брови.
— Я скажу отцу Перри, что обсуждаю с вами ваш дальнейший жизненный путь, а когда вы почувствуете в себе силы, найду вам исповедника, и все останется позади.
— А как мне быть с Оливером Белкотом?
— Если он помнит, что между вами произошло, остается только лгать. Впрочем, боюсь, это спасет вас ненадолго, а последствия могут оказаться весьма печальными. Если у него есть сердце или хотя бы здравый рассудок, вы, возможно, сумеете договориться сделать так, чтобы ваш… неблагоразумный поступок не стал достоянием гласности. Уверен, вы не хотите причинить боль его невесте.
— Разумеется, не хочу.
— К тому же он известен своим частым флиртом, поэтому, как мне кажется, ему будет гораздо проще хранить тайну и он быстро на это согласится.
Сесили внутренне покоробило упоминание викарием любвеобильности Оливера, но внешне она ничем этого не показала.
— Я очень надеюсь, что вам хватит мудрости на то, чтобы проводить с лордом Белкотом как можно меньше времени, а также обращаться с ним весьма отстраненно. Близкие отношения с человеком такого сорта… опасны как минимум.
— Ах, как хорошо я теперь это знаю, — пробормотала Сесили и робко взглянула на викария. — Из вас получится превосходный священник.
Тот лишь пожал плечами:
— Может, получится, а может, и нет.
Он посмотрел ей в глаза, и в них она увидела нечто большее, нежели простую учтивость, как это было прежде. В них была какая-то мягкость и загадочность.
— Зовите меня по имени, когда мы одни, — попросил он. — Честно говоря, я ведь пока что не викарий. Этот сан имеет мой отец и мои старшие братья.
— Хорошо, я буду называть вас Джоном, если и вы, в свою очередь, станете называть меня по имени.
— Сочту за честь, — поклонился он.
Сесили взглянула на солнце и задумчиво проговорила: