– Ну, можно. Только не далеко… И Машу в вагон не брать…
– Так мы что, вдвоем поедем? – развеселился Фадей. – А нас отпустят?
Как бы невзначай он обнял Машу за талию, но Олеся не зевала – скинула руку.
– А что такое паровоз? – взбудораженно спросила девушка.
Она догадывалась, что паровоз – это вовсе не транспортное средство. Хотя и способ передвижения. В пространстве и времени.
– Это очень просто. Сначала травка, а затем снежок…
Маша все поняла. А ведь речь шла вовсе не о смене времен года.
– Так это запросто! Я уже пробовала! И ничего!..
– Ну, если пробовала, то еще разок можно, – разрешила Олеся. – Но только не увлекайся…
Предупредила, называется. Поганой метлой нужно было гнать Фадея. Только наркотиков в ее доме не хватало… Но что-то уже не очень хотелось быть правильной. Хотя и в открытое море выходить не хотелось. Как бы ни штормило, нужно держаться поближе к берегу. А держать себя под контролем Олеся могла в любой ситуации…
Фадей получил «добро», и рад стараться. Сначала был пущен по кругу косячок с гашишем. Это для разгона. Затем появился кокаин – каждому по «дорожке». Но Фадея, похоже, не вставило. Да и Олеся ничего не чувствовала. Он достал пачку «Парламента», засыпал «снег» в пустоту фильтра. Это «плюшка» вдогон по «дороге». Олеся повторила его маневр. А у Маши глаза заблестели и без этого. Но она приняла «плюшку» за компанию.
Олеся ожидала радужной эйфории чувств и ощущений. Но ее тянуло в сонное состояние. Что-то непонятное… И с лицом что-то странное творится. Сначала отвалился нос, затем уши. А глаза так и норовят провалиться внутрь… А руки куда делись, ноги?.. Но Олесе не страшно. Она знает, что ничего страшного не происходит. Это приход. Нужно всего лишь держать себя под контролем, тогда не провалишься в себя. И ничего с тобой не случится.
– А давайте песни петь! – заорала Маша. – Про зеленых человечков!
А вот Машу поперло не по-детски. И какого хрена она залезла в этот чертов паровоз… Олеся должна была разозлиться, но ей почему-то стало весело.
– Почему про зеленых? – как будто откуда-то издалека доносится голос Фадея.
– А потому что они матом ругаются. И танцуют… А ты их что, не видишь?
– Как не вижу, они по мне ползают, – осклабился Фадей.
Он тоже держит себя в руках. Но это не мешает ему бессовестно провоцировать Машу.
– Не насилуют? – с безумным блеском в глазах рассмеялась она.
– Пока нет!
– А можно я их прогоню?
Не дожидаясь разрешения, Маша набросилась на Фадея и стала сгонять с него несуществующих человечков. А он только и рад тому. Хватает Машу, прижимает к себе.
И снова Олесе весело. Хотя бы капельку злости в себе найти… Но все равно Фадею сегодня ничего не светит. Она знает, как спасти Машу от его грязной любви…
Олеся поднялась с кресла, крепко взяла Машу за руку, оторвала от Фадея и потащила наверх к себе в спальню. Там она и закроет Машу, чтобы ее не изнасиловали зеленые человечки. А то они жутко прыткие, и опомниться не успеешь, как они тебя со всех сторон облепят.
Они зашли в комнату, и Олеся закрыла дверь. Ну вот и все. Зеленых человечков в спальне нет. Они внизу все остались.
– Боюсь, что Фадей сегодня девочкой станет, – хихикнула она. – Или уже стал…
– Почему? – глупо вытаращилась на нее Маша.
– А его сегодня зеленые человечки любить будут.
– А кто ж тогда за мальчиков у нас будет? – ужаснулась Маша.
– Боюсь, что тебе придется сделать выбор – или я, или зеленые человечки…
Девушка думала недолго.
– Ну конечно, ты… А что ты умеешь?
– Все… Но сначала нужно спрятаться…
В любой момент в комнату могли проникнуть зеленые человечки. Но Олеся знала, как спастись. Надо всего лишь спрятаться под одеялом.
Маша восприняла ее предложение с восторгом. И принялась раздеваться. Олеся тоже считала кощунством лезть в постель в одежде. Долой все. В том числе и тормоза…
Глава десятая
Следователь представился Дмитрием Васильевичем. Молодой, лет двадцать пять. Погоны старшего лейтенанта. Но держится он так, будто три маленькие звезды уже давно превратились в большие, полковничьи. Фамилия у него Нечесов. Сидит, не чешется, пристально смотрит на Марата. Видно, что возомнил себя экстрасенсом с выдающейся биоэнергетикой. Типа, он не просто смотрит, а видит насквозь. И ничего от него не скроешь.
– Итак, вы утверждаете, что не убивали гражданку Темлякову? – спросил он.
А в глазах надежда. Нет, уверенность, что Марат сейчас бросится перед ним на колени и начнет каяться в своих грехах. Ну конечно же, это он убил Антонину. Больше некому…
– Не убивал, – покачал головой Марат.
Не дурак же он, чтобы брать на себя чужую вину.
Следователь удивленно повел бровью и сочувственно вздохнул:
– Напрасно вы не сознаетесь, Марат Иванович, напрасно. Вы же умный человек, боевой офицер. Вы же должны понимать, что чистосердечное признание смягчает вину…
– Мне не в чем сознаваться.
– Ну что ж, мне понятно ваше упрямство. Вы случайно убили женщину, раскаиваетесь в этом, но в тюрьму не хотите – плохо там, холодно и голодно… Да, я вас понимаю. И, пожалуй, даже не буду осуждать вас за это. Мало того, я вам подброшу одну подсказку. А потом вы хорошо подумаете и сознаетесь в преступлении… Ну что, будем слушать?
– А я никуда вроде бы и не тороплюсь, – усмехнулся Марат.
Ему лучше здесь, чем в камере. Здесь тепло, а там не очень.
– Сначала я должен принести вам извинения за задержку. Результаты экспертизы должны были быть готовы еще вчера, но заключение мы получили только сегодня… Ну что, улавливаете смысл?
– Если честно, не очень.
– Ну что ж, тогда будем бить в лоб. Гражданка Темлякова была убита из револьвера, найденного при осмотре места происшествия. Это результаты баллистической экспертизы. Теперь поговорим о дактилоскопической… Снова не догадываетесь?
– Признаться, нет.
– А признаваться надо. Надо, Марат Иванович. Потому что ваша вина доказана с точностью до ста процентов. Дело в том, что на револьвере обнаружены отпечатки ваших пальцев.
Марату показалось, что он ослышался.
– Вы как будто удивлены! – изумился Нечесов.
– Я не то чтобы удивлен. Я вот думаю, можно вам верить или нет. Пока что я в здравом уме, чтобы вам верить… Я не стрелял в Темлякову. Не было у меня никакого револьвера… И откуда он мог у меня взяться? Я в Гражданскую не воевал. А в Чечне у нас другое оружие…
– Ну, Марат Иванович, повело вас. Сами же себе противоречите… Кто на первичном допросе рассказывал о вдове вашего боевого друга? Ирина Извекова, я не ошибаюсь?.. Наши сотрудники разговаривали с ней. Да, у нее действительно был конфликт… э-э… с неустановленными личностями…
– Почему с неустановленными? Я могу вам сказать, кто они такие…
– Да, вам придется это сделать. Я даже буду настаивать на этом. Ведь вы же у них изъяли револьвер системы «наган»…
– Я ничего у них не изымал. Я оставил пистолет в машине.
– Вы же боевой офицер, вы должны любить оружие. А вы оставляете его в машине. Нелогично…
– Во-первых, незаконное хранение огнестрельного оружия карается законом. А мне проблемы не нужны… А во-вторых, я не люблю, я боюсь оружия. Меч сам по себе призывает к насилию…
– Какой меч? Разговор идет о револьвере.
– «Меч сам по себе призывает к насилию». Это Гомер…
– Гомер, который из «Симпсонов»? – ухмыльнулся следователь.
– Нет, который из древности…
– А про какой меч он говорил? Не про меч ли правосудия? Так вот, этот меч карает виновных. И мой вам совет: не тяните кота за хвост. Признайтесь в содеянном. Этим вы облегчите себе душу, а нам работу…
– А вам, я вижу, не очень-то хочется перетруждаться. Настоящего убийцу вы не ищете. Потому что поиск – это много хлопот, много времени. А я здесь, под рукой…
– Давайте без демагогий, – поморщился следователь. – Чтобы вы сейчас ни говорили, ваша карта бита. Не хотите признаваться, не надо. Доказательств вашей вины выше крыши. Так что суд признает вас виновным. Но тогда вы получите все пятнадцать, а то и двадцать лет. А можете получить всего семь-восемь, если, конечно, изъявите желание помогать следствию…
– Я готов помочь следствию. Готов помочь установить настоящего убийцу…
– Вот и признайтесь в содеянном, не мучайте ни себя, ни нас…
– Сколько раз вам говорить, что я не убивал Темлякову?
– Не надо больше этого говорить, на этом и остановимся. Теперь вы должны говорить, что убили ее… Да, сказать, что вы убили ее по неосторожности… Нет, это невозможно. Ведь прежде чем выстрелить, вы положили ей на лицо подушку. Чтобы приглушить выстрел… Это как раз осторожность…
– Я не убивал Темлякову.
– Не убивали, но убили. Скажем, из ревности… А что, давайте так и запишем. Вы приревновали гражданку Темлякову и убили ее в состоянии аффекта… Кстати, насколько мне известно, у вас было тяжелое ранение, в голову, если не ошибаюсь… Можно попробовать доказать, что в момент убийства вы находились в невменяемом состоянии. Суд обязательно это учтет, и вместо тюрьмы вы отправитесь на лечение в специализированное учреждение…
– С головой у меня все в порядке, – сурово посмотрел на следователя Марат. – И в психушку меня сватать не надо…
– Но это же выход!
– Выход. Из нормальной жизни выход. Если меня признают психом, то в армию для меня путь закрыт…
– Какая армия? О чем вы? Если вас осудят за умышленное убийство, вы получите как минимум пятнадцать лет. Вам сейчас двадцать восемь, а когда ваш срок закончится, вам будет уже… Сами посчитайте, сколько вам будет… Так что давайте попробуем раскрутить версию о помешательстве на почве ревности…
– Я никого не убивал.
– А вы упрямец, Марат Иванович… Ну да ладно, не буду вас торопить. Пару-тройку деньков подумаете, созреете, а там уж мы поговорим с вами по душам… Да, сегодня вас переводят в следственный изолятор. Так положено. Обвинения вам предъявлены, доказательства вашей вины собраны, так что придется менять условия… Ну что, упрямый вы мой, до скорой встречи! – издевательски усмехнулся следователь.
Дать бы ему в лоб, чтобы мозги на место вправить.
Нечесов вызвал конвоира, и Марата отвели в камеру изолятора. А через пару часов за ним и еще двумя арестантами прибыл «автозак». Марата запихнули в клетку с такой небрежностью, будто он не человек, а собака какая-то бродячая.
Замечательно все в этом государстве устроено. Предатель уничтожил целый российский батальон и в награду за это возглавляет целый регион в качестве губернатора. И еще одного предателя у себя под крылышком пригрел – полковника Курбатова. Если б только это. Есть еще и цепной пес той же породы гадов-сапиенсов. Предатель на предателе сидит и предателем погоняет. Киллер убивает человека, сам остается в тени, а за решетку попадает офицер, с которым у этого гада свои счеты. А менты даже не чешутся, чтобы найти истинного виновника убийства. Зачем им за чеченским наемником гоняться, когда у них в руках боевой российский офицер. Правильно, предатели красную икру ложкой наворачивают, а честные служители отечеству должны баланду на нарах хлебать. И некому заступиться за офицера. Еще и травлю устроят. Контуженый вояка приехал в Москву и устроил резню. Геть российские воины из Москвы! Предатели, добро пожаловать!..
Марат прекрасно понимал, что эмоции захлестнули разум. Дело не в хорошем отношении к предателям. Просто Суходол и Курбатов сумели выйти сухими из воды. А он сам оказался по уши в дерьме. И следователь обязан его прессовать – ведь его «пальчики» нашли на пистолете, а не генерала…
Подставили Марата, натурально подставили… Все началось с Электростали. Он нашел револьвер, угрожал им Еремеичу, а затем оставил «ствол» в машине. Не надо было этого делать. Или хотя бы отпечатки пальцев с оружия стер. Но он не догадался этого сделать. А преступники догадались… Ясно же, что Еремеич связан с продажным генералом. Через него револьвер попал к Цыганчуку. А дальше, как говорится, дело техники…
Не смог Суходол убить его, так в тюрьму отправил. А его самого не тронь. Начнешь впутывать его в свое дело, точно в психушке окажешься. Русские следователи совсем не горят желанием копаться в помойке истины. Им подавай то, что на поверхности. А на поверхности – капитан Крушилин, его и в мясорубку…
Москва красивый город, и он особенно прекрасен, если смотреть на него через решетку. Недоступность усиливает притягательность… Недоступность. Что за мысли? Жизнь не без добрых людей. Следствие и суд обязательно разберутся во всем, и Марат будет оправдан. Надо надеяться на лучшее. Без надежды нельзя…
Автозак приехал на место, прошел через тюремные шлюзы. Этап бесцеремонно выгрузили во дворе следственного изолятора. Обыск, проверка документов. Дальше была сборка – холодная тюремная камера с голыми железными шконками. Марат не унывал. В Чечне он и не в таких условиях выживал.
Утром заключенных наспех пропустили через врачей, фотографа, дали возможность помыться. Всучили каждому спально-хлебательный комплект – матрас, одеяло, подушка, чистое постельное белье и полотенце, миска, кружка, ложка. На этом вся забота о благе подследственных закончилась. По мрачным гулким коридорам Марата доставили в камеру, где он должен был ждать суда.
В «капэзэ» и на «сборке» его стращали общими тюремными камерами. Перенаселенность, вонь, теснота, власть блатного братства.
На деле все оказалось хуже. Камера небольшая, метров двадцать, не больше. Забита под завязку. По два-три человека на шконку. Вонь и теснота такая, что армейская казарма сейчас могла показаться райским островом на перекрестке семи ветров. Ужасная сырость, которую усиливало развешенное на веревках белье. Люди измученные, усталые. На Марата смотрят со злостью, как на опасного нахлебника. Понять их можно, и без того народу в камере как сельдей в бочке, а тут еще одного пассажира привели.
Марат лишь понаслышке знал об укладе арестантской жизни. Но был в курсе, что в камере должны были быть смотрящий и его пристяжь. Эта элита тюремного общества должна была занимать места поближе к окну. Так и есть – в дальнем углу стоят шконки – не в три, как везде, а в два яруса. И на каждой по человеку. Всего четыре рыла. Двое из них сплошь в татуировках. Спят и в ус не дуют. А вокруг жужжит вонючий улей, но им дела ни до кого нет. И на новичка ноль внимания. Видать, и они умаялись. Лень плавниками шевелить.
На всех других койках по два-три человека. Один лежит, соседи сидят – ждут своей очереди завалиться на боковую. И на полу под нижними шконками расстелены матрасы. Но даже на этой позорной плацкарте мест нет.
Марат приметил шконку с двумя пассажирами на борту. Два парня лет двадцати пяти. Вроде бы спокойные на вид. Но едва они поняли, что Марат направляется к ним, их лица исказились от злобы.
– Парни, к вам можно? – спросил он.
Молодчики разом вскочили с койки. Один из них довольно сильно толкнул Марата в плечо.
– Можно на кукан! А затем на вокзал… Вали отсюда, пока не распечатали!
– Да я бы с радостью свалил отсюда, – усмехнулся Марат. – Да дверь закрыта. Не выпускают…
– На парашу вали!
– Ребята, зачем так грубо? Я же к вам по-человечески обратился. Ведите себя как люди. Не надо звереть…
Вся камера наблюдала за Маратом. Даже смотрящий и тот проснулся и теперь безучастно следил за развитием событий. Или не хочет вмешиваться, или ждет, когда все разрешится само собой…
Марат уже и рад был отступить. Но нельзя. Если ему сейчас дадут пинка под зад, вся камера признает в нем слабака. А со слабаками здесь не церемонятся. Тогда точно придется спать на параше.
– Ты кто такой, чтобы нам указывать? – вспенился задира.
– Я ваш брат. Брат по несчастью…
– Это у кого несчастье? – захохотал второй грубиян. – У тебя, что ли? Ты что, обиженный?
По камере прошла волна нездорового смеха.
– Ну зачем ты так? – покачал головой Марат. – С тобой по-человечески, а ты как шакал…
– Это кто шакал? – взвыл молодчик.
И без замаха, с бедра, бросил в него кулак. Неплохо поставленный удар, резкий, сильный. И точный. Противник метил кулаком в переносицу. И если бы Марат не успел поставить блок, удар бы достиг цели.
Но блок поставлен. А молодчик еще пока что не видит в нем опасного соперника. И этим нужно успеть воспользоваться.
Брать противника на прием и ломать его хорошо, когда он один, без помощников. А у этого есть компаньон. И он не будет медлить… Марат вынужден был спешить. Поэтому обязан был вырубать противника одним ударом. И бить нужно без подготовки, от положения.
И он ударил свободной от блока рукой. Костяшками пальцев в горло… Сейчас ему некогда было думать, насколько опасным вышел удар. Сейчас он должен был разделаться со вторым молодчиком и тогда уже разбираться – выжил противник или нет.
Пока первый соперник шел на контакт с полом, Марат дотянулся до второго. Рукой схватил его за шкирку, рывком подтянул к себе. И снова короткий резкий удар – опять же костяшками пальцев, но в нос. На этот раз он строго дозировал норму выдачи. Прикрепленный к носовой кости хрящ не должен был вдавиться в головной мозг.
Скорость, с которой Марат расправился со своими противниками, шокировала. И в камере больше не нашлось охотников продолжить испытание на прочность. Смотрящий, правда, уже не лежит, а сидит на шконке. Но на Марата бочку не катит, молчит.
Марат склонился над одним бедолагой, над вторым. Оба живы. Первый пусть приходит в себя самотеком. А второго нужно срочно оживлять. Кровь из разбитого носа хлещет фонтаном, как бы вся не вытекла. Марат снял с дужки кровати далеко не первой свежести полотенце. Толпа молчит. Значит, полотенце принадлежит кому-то из жертв тюремного конфликта.
Молодчик пришел в себя, прижал полотенце к носу. Смотрит на Марата затравленно. Можно не сомневаться, что больше у него не возникнет желания лезть на новичка с кулаками.
И его дружок очнулся тоже. Говорить не может – отбит кадык. Да ему и не нужно говорить. Кому интересно его слушать…