А эта милая, прекрасная Лютгарда! – Страшен конец ее, но мысль о нем не леденит души: не вотще жила Лютгарда – она могла бы дать о себе эту поэтическую весть с того света:
Да, повторим еще раз: повесть «Павильон» представляет собою прекрасное содержание, увлекательно и сильно, хотя местами и растянуто, изложенное; обличает руку твердую, мужскую.
Кстати: говоря о прекрасной повести г. Александрова, мы не можем не упомянуть об отзыве о ней одного журнала. Еще во 2 книжке своей «Сын отечества» изъявил добродушное удивление к странному положению современной русской литературы, вследствие которого «О. И. Сенковский шутит; Пушкина и Марлинского (?) дочитываем мы последние статьи; Д. В. Давыдов вспоминает былое; Девица-кавалерист, Рафаил Михайлович Зотов и князь А. Шаховской рассказывают нам повести; П. П. Свиньин является с драмою, а Н. В. Кукольник пишет драматические фантазии». «Все точно так, как есть в самой действительности», – с тем же добродушием заключает маститый «Сын отечества»{9}.
Под старость люди плохо видят, плохо слышат, а следовательно, и не совсем хорошо понимают. К этому присоединяется еще и то, что старые люди меряют современность понятиями того блаженного времени, в которое они, старые добрые люди, были молоды, здоровы, полные надежд, воевали, в свою очередь, с устарелыми, обветшалыми мнениями. После этого удивительно ли, что маститый «Сын отечества» с таким старческим добродушием удивляется тому, что нисколько не удивительно{10}. Но тем не менее мы поставляем долгом надоразумить почтенного Нестора наших журналов (второго после «Вестника Европы»){11}, растолковав ему следующее:
1. Пушкина мы дочитываем потому, что он умер, а после его смерти было напечатано несколько его сочинений.
2. По той же самой причине и Марлинского дочитывают те, которые еще читают его.
3. П. П. Свиньин явился с драмою потому же самому, почему Н. А. Полевой – журналист, литератор, историк, философ, эстетик, политико-экономист, статистик, критик, стихотворец, романист, нувеллист – явился с своими драмами, комедиями, операми и водевилями.
4. Нестор же Васильевич Кукольник пишет драматические фантазии потому, что ему бог дал прекрасное дарование писать поэтические фантазии.
5. Что же касается до того, что Девица-кавалерист, Рафаил Михайлович Зотов и кн. А. А. Шаховской рассказывают нам повести, – то заметим, что
a. Девицу-кавалериста отнюдь не должно смешивать с Р. М. Зотовым, даже и в шутку, а не только в правду.
b. Девица-кавалерист пишет повести потому же самому, почему писал и пишет их теперешний редактор «Сына отечества», с тою только разницею, что перевес права бесспорно на ее стороне, потому что на ее стороне перевес таланта…
В 3-й своей книжке «Сын отечества» вот как рассуждает о «Павильоне» г. Александрова:
Как хорош эпизод об Олиньке в нынешнем добавлении! Как тут все просто и естественно! Можно ли сравнить такой рассказ с кровавыми, неестественными подробностями «Павильона». Мы говорим: неестественными. Нам могут (и очень) возразить, что все так точно было в самом деле: ксендз воспитывал в павильоне девушку, граф похитил ее, а ксендз зарезал ее. Но все-то что такое? Неестественное, нравственное уродство, а уродство не принадлежность искусства изящного. Нас простит г-жа Дурова за наши замечания, потому что мы говорим наше мнение искренно (конечно) и не следуем обычаю других: хвалить наповал или бранить оптом писателя. (Верим…) Мы знаем и уверены, что дарования бывают различны (что правда – то правда), и что всего труднее, может быть, узнать настоящую дорогу своего дарования, так что самые генияльные люди в том ошибались[1]. Хотите ли примеров? Байрон и Державин были великие лирики (?!), В. Скотт великий романист, Шиллер великий драматик, Ирвинг-Вашингтон превосходный рассказчик новостей, но назло природе хотели быть – Державин и Байрон драматическими писателями, В. Скотт историком (о, история – камень преткновения!..), Шиллер историком и философом, а И. Вашингтон решительно отказался от повести и упорно пишет теперь истории, в которых каждая глава доказывает, что он историк плохой{12}.
Что сказать об этом? «Ксендз воспитывал в павильоне девушку, граф похитил ее, а ксендз зарезал ее»; можно ли так излагать содержание повести? Таким изложением можно опошлить любую драму Шекспира. «Мавр из ревности удушает невинную жену, а потом, узнавши о ее невинности, зарезывается: что это такое? – неестественное уродство, а уродство не есть принадлежность искусства изящного». Хороша критика на «Отелло» Шекспира? О, мы умеем критиковать! Лажечникову мы не позволим писать романов{13}, Девицу-кавалериста не оставим предостеречь писать повести – мы как раз предостережем их, уверив, что они идут по ложной дороге, что одно им спасение – перестать писать, предоставить эту заботу нам. Кстати: уведомляем, что мы пустились писать драмы (слово «мы» достаточно указывает на их высокое достоинство), а посему и объявляем, что все драматики – бывшие, сущие и будущие – от Шекспира до господина х включительно – шли, идут и будут идти ложною дорогою, вопреки природе и назло своему дарованию. Не мешайте нам – мы любим простор; а впрочем, мы критики честные и добросовестные, «мы говорим наше мнение, хотя и не грамматически, но искренно, и не следуем обычаю других: хвалить наповал или бранить оптом писателя»{14}. Что же касается до того, что Байрон (вкупе и влюбе с Державиным) был лирик, об этом нечего много и говорить. Но что касается до Вашингтона Ирвинга, то мы не согласны, будто он уж решительно плохой историк и что его «История Колумба» потому только никуда не годится, что г. Полевой сочинил отрывок из своей истории Колумба, которая, без сомнения, была бы лучше Вашингтоновой, если б была написана…{15} Равным образом, мы не согласны и с тем, будто Шиллер назло природе был историком и философом. Мы знаем из достоверных источников, что Гегель признавал в Шиллере философский элемент, едва ли не больший еще, чем поэтический, и признал Шиллера истинным основателем науки изящного (эстетики){16}. Но что нам до Гегеля – Гегель врет, Гегель – жалкое явление после Шеллинга, так же как Варнгаген – после Шлегеля; современная немецкая литература – вздор, пустоцвет. Да читали ли вы Гегеля? – Зачем читать – мы и так знаем. Изучали ли вы современную немецкую литературу? – Когда нам! мы пишем водевили…{17}
Примечания
Впервые – «Московский наблюдатель», 1839, ч. II, № 4, отд. IV «Литературная хроника», с. 70–85 (ц. р. 8 апреля; вып. в свет 17 июня). Без подписи. Вошло в КСсБ, ч. III, с. 76–82.
Вся последняя часть данной рецензии, начиная со слов: «Кстати, говоря о прекрасной повести г. Александрова…» вошла в статью «Беспристрастное суждение «Московского наблюдателя» о «Сыне отечества», опубликованную в «Литературных прибавлениях к «Русскому инвалиду» (1839, т. II, № 4, 29 июля). Для этой статьи Краевский использовал отрывки еще из двух рецензий Белинского, дополнив их общим предисловием и мелкими вставками соединительного характера. В связи с этим Белинский писал Краевскому 19 августа 1839 года: «Благодарю вас за перепечатку моей статьи, (точнее – моих статей) из «Наблюдателя»: еще в первый раз меня будет читать большая публика».
Сноски
1
Самым разительным примером этому служит г. Полевой. Он был всем, но на всем остановился на полдороге: начавши «Историею русского народа», оканчивает водевилем с замысловатыми куплетцами{18}.
Комментарии
1
В числе «некоторых» был и сам Белинский. Он писал о «Записках» в рецензии на вторую книжку «Современника»: «Если это мистификация, то, признаемся, очень мастерская; если подлинные записки, то занимательные и увлекательные до невероятности» (наст. изд., т. 1, с. 519).
2
«Кавалерист-девица. Происшествие в России» было издано в 1836 г. «Год жизни в Петербурге, или Невыгоды третьего посещения» – в 1838 г.
3
В № 41 «Литературных прибавлений к «Русскому инвалиду» за 1838 г. под названном «Некоторые черты из детских лет».
4
Повесть «Павильон» напечатана впервые в «Отечественных записках» 1839, № 2, отд. III, с. 2–138.
5
Кляштор (польск. klasztor) – монастырь, обитель.
6
Цитируется с. 112–113; далее цитируются с. 124, 131–133, 137–138.
Цитируется с. 112–113; далее цитируются с. 124, 131–133, 137–138.
7
Бискуп – католический епископ.
8
Из стихотворения Жуковского «Голос с того света. Из Шиллера» («Не узнавай, куда я путь склонила»).
9
Цитируется рецензия Полевого на сборник «Сто русских литераторов» («Сын отечества», 1839, № 2, отд. IV, с. 124); в цитируемом тексте курсив также в словах «нам повести».
10
Эту мысль о Полевом как редакторе «Сына отечества» Белинский развил во втором обозрении «Русские журналы» (см. наст. т., с. 433–435).
11
«Вестник Европы» начал выходить в 1802 г., «Сын отечества» в 1812 г.
12
Цитируется рецензия Полевого на «Записки Александрова (Дуровой)» – «Сын отечества», 1839, № 3, отд. IV, с. 88.
13
Белинский, возможно, имеет в виду следующее высказывание Полевого о Лажечникове: «…если он пойдет далее по превратному пути, какой избрал в своем «Ледяном доме», то падение его будет неизбежно» («Сын отечества», 1838, № 10, отд. IV, с. 69).
14
Белинский иронически передает содержание статьи Н. А. Полевого «Несколько слов о русской драматической словесности» («Сын отечества», 1839, № 4). Многочисленные цитаты из нее приведены в статье «Очерки русской литературы. Сочинение Николая Полевого» (см. наст. т.).
15
В это время в России были известны два перевода «Истории Колумба» Вашингтона Ирвинга: «История жизни и путешествий Христофора Коломба». Пер. с франц. Николая Бредихина, тт. I–IV. СПб.; 1836–1837, и «История жизни и путешествий, открытий и приключений в Новом свете». Пер. с англ. Дмитрия Паскевича, ч. I–II. СПб., 1839. В 1835 г. Н. Полевой выпустил первую часть своей книги «Христофор Колумб», остальных не последовало.
16
Гегель писал об этом в «Лекциях по эстетике». См.: Гегель. Эстетика в 4-х томах, т. I. M., «Искусство», 1968, с. 66–67.
17
Эти суждения о Полевом Белинским были развиты в статье «Очерки русской литературы. Сочинение Николая Полевого».
18
Первый том «Истории русского народа» Н. А. Полевого вышел в 1829 г. Водевиль, о котором говорит Белинский, – «Чересполосные владения» (СПб., 1838) – содержал куплеты, не отличавшиеся достаточной благопристойностью.