Еще одна фантазия «Панча» на тему прекрасных школярок.
Рис. Джорджа дю Морье, 1873 г.
Однако, как и в Кембридже, между организаторами возникло непреодолимое разногласие. Впоследствии его окрестили борьбой между «лагерем Крайст-Черч» и «лагерем Бэйлиола» — разумеется, в каждый лагерь входили представители многих колледжей, а также их жены и другие энтузиасты женского образования. Более консервативный «лагерь Крайст-Черч» считал, что женский колледж должен быть англиканским (ректор колледжа Кибл епископ Эдвард Талбот заметил, что неплохо бы церкви раз в жизни оказаться в голове передового начинания, вместо того чтобы плестись в хвосте). Более либеральный «лагерь Бэйлиола» настаивал на том, что колледж должен быть основан на принципе свободы вероисповедания.
Этот конфликт оказался неразрешимым. В Оксфорде, как и в Кембридже, одновременно было создано два женских колледжа — Леди-Маргарет-Холл и Сомервиль, будущая alma mater Дороти Сэйерс.
Первые шаги
Несмотря на разногласия, два противоположных лагеря продолжали работать в тесном сотрудничестве. Для поддержки обоих женских колледжей 22 июня 1878 года была создана единая организация с длинным названием «Ассоциация продвижения женского образования в Оксфорде» (Association for Promoting the Education of Women in Oxford, AEW).[2] Ассоциация брала на себя организацию всех лекций и занятий, установление правил и уставов, а также многие другие функции. Члены Ассоциации работали неутомимо, эффективно и совершенно безвозмездно.
Нужно сказать, что хотя многие университетские преподаватели тесно сотрудничали с Ассоциацией, Оксфордский университет как официальная структура полностью игнорировал женщин и все с ними связанное. Вопрос о том, смогут ли женщины посещать лекции и занятия того или иного профессора, пустят ли их в аудитории и лаборатории того или иного колледжа, оставался всецело на усмотрение лектора, тьютора или ректора.
Конечно же и сопротивление было значительным — как внутри университета, так и вне его. Уже давно раздавались голоса, утверждавшие, что женское образование губительно для нации. Было довольно широко распространено убеждение, что занятия вредят женскому здоровью, особенно репродуктивному — считалось, что ученые женщины не смогут рожать. Университетских донов, впрочем, волновало не столько женское здоровье, сколько собственные удобства. Не нарушат ли женщины покой и уединение университетских садов? Не будут ли отвлекать студентов? Не станут ли назойливо вмешиваться в академическую жизнь?
С самого начала Ассоциация решила действовать очень осторожно — ни в коем случае не раздражать университетское сообщество, держаться тише воды ниже травы. Для этого нужно было прежде всего отмежеваться от образа «новой женщины», феминистки и суфражистки, и создать образ скромной и трудолюбивой школярки, которая, обладая всеми достоинствами викторианской леди, сочетает их с любознательностью и жаждой знаний. Ассоциация с большой тщательностью подошла к выбору ректоров.
Англиканский Леди-Маргарет-Холл, который описывал свое будущее существование как «жизнь англиканской семьи», предложил пост главы колледжа Элизабет Вордсворт, внучатой племяннице знаменитого поэта. Ее отец был в то время епископом Линкольнским (а прежде возглавлял мужскую частную школу Харроу), брат Джон преподавал в Брэйзноузе (а позже стал епископом Солсберийским), дедушка был в свое время ректором Тринити-колледжа в Кембридже — словом, мисс Вордсворт была тесно связана и с высшим англиканским духовенством, и с академической средой. Сама она получила прекрасное домашнее образование — знала латынь, древнегреческий, древнееврейский, итальянский, французский и немецкий языки, много читала, считалась блестящей собеседницей.
Сомервиль, обещавший своим будущим обитательницам «жизнь английской семьи», выбрал Маделен Шоу-Лефевр, чьи родственники принадлежали к академической и политической элите. Отец ее служил вице-канцлером Лондонского университета, брат был членом парламента от партии либералов. Сама мисс Шоу-Лефевр, по воспоминаниям современников, казалась воплощением женственности и элегантности, даже когда работала в саду. Она была художницей и путешественницей, успела побывать в Северной Америке, Вест-Индии, в Тринидаде (говорят, ее наброски так вдохновили писателя Чарльза Кингсли, что он тоже отправился в эти дальние края).
Ректоры с самого начала во всем поддерживали друг друга, обе посетили Кембридж, чтобы набраться мудрости у мисс Дэвис и мисс Клаф (которые к тому времени, преодолев разногласия, тоже выступали единым фронтом), но не собирались в точности копировать кембриджский опыт.
Оба колледжа расположились на некотором расстоянии от центра Оксфорда — Леди-Маргарет-Холл чуть дальше, на взятых в долгосрочную аренду землях колледжа Сент-Джонс, среди садов, прямо у реки Черуэлл; Сомервиль чуть ближе, на территории Уолтон-Хауса, который тоже принадлежал Сент-Джонсу (позже его удалось выкупить). Денег у первых колледжей было совсем мало, так что обставляли помещения всем миром — друзья и единомышленники присылали мебель, ковры, картины и т. д.
Неясно было, удастся ли набрать студенток. Несмотря на то, что оплата была очень скромной в сравнении с мужскими колледжами, сама идея тратить деньги на образование дочерей была в то время довольно непопулярной. Считалось, что таким образом семья обделяет сыновей, которым предстоит зарабатывать себе на хлеб, что для женщины образование — лишь игрушка, причем вредная, которая, возможно, помешает ей выйти замуж и устроить свою жизнь. Перед образованной женщиной и впрямь не открывалось никаких радужных перспектив, хотя она и могла обеспечить себе заработок преподаванием. Кроме того, затея казалась рискованной и сомнительной — не повредит ли университетская среда девичьей скромности? Мисс Вордсворт, приводя в порядок помещения колледжа, жаловалась, что чувствует себя «как лысый, который на всякий случай носит с собой расческу».
Тут снова большую роль сыграли мисс Басс, мисс Бил и другие директрисы передовых школ, которые без устали убеждали родителей своих лучших учениц в необходимости дальнейшего образования.
В 1879 году Леди-Маргарет-Холл набрал девять студенток, а Сомервиль — двенадцать. Два маленьких, плохо оснащенных корабля пустились в дерзкое и опасное плаванье.
Прекрасная школярка — мифы и реальность
С самого начала своего существования женские колледжи столкнулись с весьма скептическим, а порой и откровенно враждебным отношением со стороны «широкой общественности». Многие газеты и журналы публиковали карикатуры и разного рода юмористические скетчи, изображающие ужасы женской учености. К примеру, сатирический журнал «Панч» в 1883 году напечатал изображение «магистерши искусств» со скорпионьим жалом, торчащим из-под академической мантии, а в 1888 году разразился целой серией картинок, на которых девушки-студентки отвлекают от занятий молодых людей. Интересно, что карикатуристы щедро награждали женщин мантиями и учеными званиями задолго до того, как университеты оказали им эту честь. Возможно, вид женщины в мантии казался художникам особенно гротескным.
В 1884 году знаменитые авторы комических опер Гилберт и Салливан написали пародию на уже упоминавшуюся поэму Теннисона под названием «Принцесса Ида» — бойкие арии, высмеивающие студенток, быстро приобрели популярность.
Опасения скептиков были чрезвычайно противоречивы. Девушки станут «синими чулками», утратят все свои женские качества и превратятся в неопрятные пугала. Девушки будут носить легкомысленные наряды и отвлекать студентов. Девушки никогда не выйдут замуж. Девушки станут выходить замуж за тьюторов. Они не смогут учиться, потому что не способны к наукам. Они вытеснят мужчин из всех сфер жизни. Громче всего звучал аргумент о противоестественности «смены ролей» — многие журналы печатали стихотворения и эссе, призывающие женщин оставаться женщинами.
Магистерша искусств.
«Панч», 1883 г.
Почтенная мисс Вордсворт с ее светским лоском и величественная мисс Шоу-Лефевр, словно сошедшая с картины Гейнсборо, должны были, казалось, одним своим видом усмирить все опасения разом. И мисс Вордсворт, и мисс Шоу-Лефевр вводили своих воспитанниц в оксфордское светское общество — девушки поочередно посещали обеды и чаепития в сопровождении наставниц. Студенткам предписывалось соблюдать опрятность, но не одеваться слишком нарядно. Им надлежало иметь безукоризненные манеры, избегая как чрезмерной застенчивости, так и чрезмерной бойкости. И ни при каких условиях нельзя было привлекать к себе излишнее внимание окружающих. Известен случай, когда мисс Шоу-Лефевр попросила одну из студенток сменить шляпку. «Но ведь она мне к лицу!» — возразила та. «Даже слишком», — был ответ.
Мисс Шоу-Лефевр удалось приручить даже такого убежденного врага женского образования, как Джон Рескин. Забыв свою неприязнь к «шляпкам», он с удовольствием навещал Сомервиль и вел беседы с ректором, радуясь, что почтенный возраст позволяет ему «запросто приходить на чай и смотреть, как девочки играют в мяч». Рескин преподнес колледжу несколько ценных подарков — собрание собственных сочинений (19 томов в синем сафьяне), картины, геологические образцы и сапфиры, которые позже были вправлены в колье и стали частью парадного облачения ректора.
Условия жизни в женских колледжах были не просто скромными, а прямо-таки спартанскими. Все первые студентки вспоминают сквозняки, отсутствие горячей воды, скудную пищу и строжайшие правила. В Сомервиле на семерых студенток приходилась одна ванная комната, которая одновременно служила спальней служанке (служанок с самого начала по оксфордскому обычаю называли «скаутами»). Девушки не имели права покидать колледж без разрешения, на занятия они ходили группами и непременно в сопровождении «дуэньи». «Дуэньи» специально нанимались Ассоциацией за небольшую плату и невозмутимо вязали во время лекций. Иногда, впрочем, эту роль приходилось выполнять ректорам. Мисс Вордсворт имела обыкновение прерывать лектора вопросом или замечанием.
Девушкам категорически запрещалось общаться с мужчинами-студентами до и после лекций. Правило это соблюдалось до того свято, что одна из студенток, встречая возле лекционной аудитории друга детства, делала вид, что она с ним не знакома. Из этого правила, впрочем, случались исключения — одной из студенток было разрешено без сопровождения посещать лекции родного брата «ввиду ее несомненного внешнего сходства с лектором», другая приходила без «дуэньи» на чай к Чарльзу Латвиджу Доджсону (он же знаменитый Льюис Кэрролл), поскольку таково было его категорическое требование.
И все-таки, при всех внешних ограничениях, девушки, приехавшие учиться в Оксфорд и Кембридж, наслаждались небывалой свободой. Прежде всего, у каждой из них появилась своя комната (позже Вирджиния Вулф назовет так свое эссе о женщинах и университетах). Конечно, собственная спальня была дома у многих девушек, но женская комната традиционно не считалась местом для уединенных занятий. Женщину в любой момент могли призвать к тем или иным домашним делам, покой библиотеки и кабинета был ведом лишь мужчинам. Здесь же одиночество, необходимое для сосредоточенной учебы, было их священным правом. Никто не считал их эгоистками за то, что они посвящали все свое время учебе, никто не говорил, что девушке вредно сидеть за книгами.
Помолвка студентки и дона.
Карикатура 1880 года.
Кроме того, им предоставили свободу общения — не светского и поверхностного, а интеллектуально насыщенного, с разговорами допоздна, спорами на философские темы, коллективным сочинением стихов и пьес. Здесь собрались девушки из разных слоев общества, которые никогда бы не встретились при других обстоятельствах (в Сомервиле, по очевидным причинам, социальный и национальный состав был особенно пестрым). И наконец, посещая лекции и занятия оксфордских профессоров, они оказались под влиянием лучших умов Англии.
В сущности, в конце XIX века жизнь оксфордских студенток гораздо больше, нежели жизнь студентов, напоминала тот строгий монашеский идеал, который был так дорог сердцу университетских консерваторов. Мужчины, живя в своих старинных колледжах, среди сокровищ архитектуры и живописи, уделяли много внимания комфорту и развлечениям, изысканной еде и отменным винам, в то время как женщины неустанно трудились в своих холодных кельях. Именно такую картину рисуют два забавных скетча, опубликованных в журнале «Мюррэйз» в 1888 году. В одном из них описан типичный день студента, в другом — студентки. Юноша просыпается поздно, пропускает лекции, проводит весь день на реке и в клубах, кутит с друзьями. Девушка встает ни свет ни заря, занимается целый день, прерываясь лишь для того, чтобы прогуляться или сходить на заседание литературного общества.
Вскоре студенток стали обвинять уже не в легкомыслии, а в занудстве и педантичности. «Большинство студенток — школьные училки в зародыше: они все понимают буквально, пишут подробнейшие конспекты лекций <…> не заботятся о своей внешности и возят сотни книг в плетеных корзинках на раме велосипеда», — пишет поэт Джон Бетжемен. Правда, добавляет он, ходят слухи о веселых вечеринках с какао, но никто ничего не знает наверняка.
Вечеринка с какао. «Иллюстрейтед Лондон ньюс», 1920 г.
Рис. Уилтона Уильямса.
Невидимки на марше
План основателей оксфордских женских колледжей удался в полной мере — десятилетиями они ухитрялись оставаться практически невидимыми, все это время продолжая неуклонно продвигаться вперед.
Будущий премьер-министр Гарольд Макмиллан, учившийся в Оксфорде в 1912–1914 годах, вспоминает: «Женщин не было. Это было совершенно мужское, монастырское сообщество. Мы знали, что где-то существуют женские колледжи, но для нас они не существовали». Еще поразительней пассаж из «Возвращения в Брайдсхед» Ивлина Во: «И вот сюда, в строгий монашеский Оксфорд, на гребную неделю хлынула толпа представительниц женского пола числом в несколько сот человек, они щебетали и семенили по булыжнику мостовых и по ступеням старинных лестниц, осматривали красоты архитектуры и требовали развлечений…»[3] Действие происходит в 1923 году — женщины учатся в «монашеском Оксфорде» более сорока лет.
А тем временем жизнь женских колледжей, невидимая внешнему миру, шла своим чередом. Специальные экзамены для женщин, казавшиеся еще недавно великим достижением, вскоре себя изжили. Эмили Дэвис оказалась права: чтобы женское образование принимали всерьез, женщины должны были начать сдавать те же экзамены, что и мужчины. В Кембридже это произошло в 1881 году, а через два года оксфордская Ассоциация женского образования подала петицию о допуске женщин к экзаменам на степень бакалавра и получила решительный отказ. Звучали обычные доводы: женщины должны быть помощниками мужчин, а не их соперниками; они не выдержат напряжения; античная литература может оказать на них дурное влияние.
Гости. «Иллюстрейтед Лондон ньюс»,
1913 г. Рис. С. Бегга.
Однако женщины не опускали рук, вербовали сторонников, и второе голосование увенчалось успехом. Возможно, свою роль сыграло то, что у многих голосовавших были дочери. Это была серьезная победа — студентки Сомервиля долгое время отмечали годовщину голосования как один из главных праздников в году. Их радость разделяли не все. Настоятель Чичестерского собора Джон Бергон, читая проповедь в Нью-колледже, заявил присутствовавшим в часовне женщинам: «Низшими по отношению к нам Бог сотворил вас, и низшими вы останетесь до конца времен». Паства встретила эти слова дружным смехом.
Своя комната. «Иллюстрейтед Лондон ньюс»,
1920 г. Рис. Уилтона Уильямса.
К концу XIX века в Оксфорде было уже пять женских учебных заведений. В 1886 году Элизабет Вордсворт, ректор Леди-Маргарет-Холла, получила наследство и основала колледж для девушек из бедных семей, назвав его Сент-Хью в честь своего отца. В 1897 году появился колледж Сент-Хильда, детище уже не раз упоминавшейся здесь Доротеи Бил. Кроме того, существовало Объединение приходящих студенток — девушек, которые жили на квартирах или у родственников и при этом посещали занятия. Эта организация, как и все колледжи, находилась под крылом Ассоциации женского образования. Впоследствии она была преобразована в колледж Сент-Энн.
Оксфордские студентки учились, сдавали экзамены на степень, многие получали высшие оценки. Однако официально женщины по-прежнему не имели никакого отношения к Оксфордскому университету — они не являлись его членами, не принимали участия в управлении, не получали ученых степеней. Несмотря на все свои труды и достижения, они все еще сидели на краешке стула.
Сомервиль: от пансиона к колледжу
Сомервиль с самого начала выделялся среди первых женских колледжей — прежде всего установкой на свободу вероисповедания и явным либерализмом. В этом смысле он больше всего напоминал Бэйлиол — не случайно Сэйерс сделала лорда Питера выпускником именно этого «старинного учреждения».
Колледж был назван в честь уже упоминавшейся ученой дамы Мэри Сомервиль, причем наследники отдали в колледж ее библиотеку и разрешили взять их семейный герб.