– Что у тебя с голосом? – удивленно спросил собеседник. – Ты что, простыл?
– Да, – буркнула Марго.
– Лечись, ты мне нужен здоровым. Ладно, мне пора. Договорим потом.
Собеседник отключил связь.
Марго задумчиво наморщила лоб. «Так-так, – тихо проговорила она своему отражению в зеркале. – А в этом городе и впрямь творятся странные дела».
– Марго! – позвал ее из-за двери голос Каштана.
Марго открыла кран и крикнула:
– Сейчас иду!
Она сполоснула руки, быстро вытерла их одноразовым полотенцем и, крутанув ручку замка, вышла из туалета. Каштан стоял у стены с сигаретой во рту и задумчиво смотрел в окно.
– Что с грузинами? – поинтересовалась Марго, подходя к нему.
Каштан посмотрел на журналистку и сказал:
– «Бежали робкие грузины». Я научил их вежливости.
– Надеюсь, вы их не убили?
– Нет. Но в этом ресторане они больше не появятся.
Пропустив Каштана вперед, она осторожно опустила мобильный телефон в карман его пальто. Парень на мгновение остановился, словно что-то почувствовал, и Марго быстро сказала:
– Вы ведете себя тут совершенно по-хозяйски. Никого не боитесь, легко решаете проблемы. Послушайте, Каштан, кто вы такой?
Он повернул голову и с усмешкой бросил через плечо:
– Менеджер по продажам.
– Должно быть, вы очень хороший менеджер?
– Пока никто не жаловался, – ответил Каштан.
Каштан распахнул дверь бара, и в лицо Марго пахнуло уличной прохладой, пропитанной запахом прелых листьев и моря… Но стоило им сойти с крыльца бара, как они тут же нос к носу столкнулись с отцом Андреем.
– Вы? – изумленно воскликнул он.
– Здравствуйте, отец Андрей! – Марго протянула дьякону руку. – Рада вас встретить.
Отец Андрей рассеянно пожал протянутую руку, затем перевел взгляд на Каштана, и по лицу его пробежала тень.
– Я вижу, вы знакомы? – хмуро сказал он.
– Я вижу, вы тоже, – ответила ему Марго.
Несколько секунд они стояли молча. Все это время Каштан с интересом разглядывал их. Потом, словно спохватившись, произнес:
– Марго, мне пора идти. Если понадоблюсь – я на связи. Вот моя визитка. – Каштан сунул журналистке в ладонь визитную карточку, затем наклонился и крепко поцеловал ее в губы. Все это произошло так быстро, что Марго не успела отклониться.
– Звони! – с улыбкой сказал ей Каштан, подмигнул отцу Андрею, повернулся и, сунув руки в карманы пальто, двинулся прочь, насвистывая под нос веселую мелодию.
Дьякон и Марго молча посмотрели ему вслед.
– Значит, Каштан ваш друг? – не столько вопросительно, сколько утвердительно сказал дьякон.
Марго улыбнулась самой невинной улыбкой, на какую была способна.
– Да нет, – весело ответила она. – Мы с ним почти не знакомы.
– Я заметил, – сказал отец Андрей, и ироническая усмешка тронула его губы. – И что же вы делаете в Чудовске? Помимо любовных приключений, конечно.
Марго начинала сердиться.
– Нет никаких приключений, – ответила она. – Мы правда только что познакомились. Не знаю, какого черта он полез целоваться.
– Выглядело это вполне естественно, – сказал отец Андрей.
Марго фыркнула:
– Вот еще! Не говорите чепухи! И вообще – я не собираюсь перед вами оправдываться! Сами-то вы что тут делаете?
– Консультирую мэрию по поводу восстановления храма Преображения Христова, – ответил дьякон.
– И все?
– А что еще? – вскинул брови отец Андрей.
Марго глянула на часы.
– Знаете что, дьякон, я сейчас спешу по делам. Что, если мы встретимся вечером и поболтаем?
– А разве Каштан не ангажировал вас на сегодняшний вечер?
– Перестаньте говорить мне про этого парня, – сердито сказала Марго. – Итак, где мы встретимся?
– Вы остановились в «Космосе»?
– Да. В двадцать третьем номере.
– А я в девятнадцатом. Захотите поговорить – приходите в гости. В девять я буду у себя.
– Хорошо.
Они пожали друг другу руки, как старые приятели, и расстались, унося в сердцах досаду, удивление и грусть.
Глава 4. Четыре короля
Санкт-Петербург, декабрь 1895 г.
1В клубе было шумно, пахло папиросным дымом и винными парами. Гарри Н. Пильсбери сидел во главе стола с расстегнутым воротом и раскрасневшимися щеками.
– Пейте, друзья мои, – говорил он, обводя собутыльников мягким взглядом дымчато-серых глаз. – Пейте за лучшего шахматиста в мире.
– Мы пьем за лучшего! За вас, Гарри!
Раздался звон фужеров и крики «виват!» и «браво!». Публика была уже пьяна, а потому кричала «браво!» на каждую реплику молодого американца. Вечеринку господина Пильсбери оплачивали молодые российские промышленники – любители шахмат, не пожелавшие назвать своих имен, но разославшие от имени американца приглашения.
«Вот она – пресловутая русская широта души!» – подумал Пильсбери, когда узнал о том, что кто-то из местных толстосумов дает в его честь банкет.
Пили уже полтора часа, поэтому и Пильсбери, и его гости (большинство из которых он так и не успел узнать поближе или даже толком разглядеть) – все были пьяны.
Пильсбери, устав пить шампанское и вино и слегка волнуясь от града комплиментов, сыпавшихся со всех сторон, курил уже третью подряд папиросу и говорил своим мягким, бархатистым голосом:
– Спасибо, господа, спасибо. Мне, конечно, лестно, что вы называете меня лучшим, но… Что есть слава мирская в сравнении с вечностью? К тому же моя победа далась мне несложно. Я слишком хорошо играю в шахматы, господа. Даже не знаю, за что господь бог так щедро одарил меня.
Сказав это, Гарри задумчиво скосил глаза на кончик папиросы, как бы размышляя о суетности и бренности мира, в котором ему приходится существовать.
– А говорят все же, что Чигорин играет лучше вас, – послышался голос с края стола.
Американец вздрогнул и вышел из задумчивости.
– Кто? Чигорин? – Пильсбери поискал взглядом говорящего, увидел пожилого господина с лицом пропойцы и мягко ему улыбнулся. – Он хороший игрок. И, возможно, был бы лучшим. Но господину Чигорину не повезло, так как он живет в одно время со мной. Да, господа, я лучший. И турнир в Гастингсе доказал это. Говорю это не из хвастовства, а только для того, чтобы констатировать факт.
– Ура будущему чемпиону! – крикнул кто-то.
– Ура! – поддержал другой.
Американец одарил собутыльников бархатистой улыбкой, как бы говоря «спасибо, друзья, спасибо, я вижу в ваших лицах подлинное знание шахмат и понимание подлинной диспозиции на шахматном олимпе».
– И все же говорят, что Чигорин играет лучше вас, – не унимался пожилой пропойца, сверля американца маленькими насмешливыми глазами.
Пильсбери слегка побледнел.
– Прошу прощения, с кем имею честь беседовать? – мягко, почти ласково осведомился он.
– Я Шифферс. Запомните мое имя! Это я научил Чигорина играть. Когда он в первый раз сел со мной за доску, он умел только пить горькую да махать кулаками по кабакам. Но я сделал его лучшим игроком, и, видит бог, он надерет вам задницу!
Некоторое время Пильсбери холодно и пристально разглядывал выпивоху, затем черты его тонкого лица смягчились, и он вежливо проговорил:
– Я прощаю вам вашу нелепую эскападу, господин невежа. Вы имеете право на собственную точку зрения, какой бы глупой и безосновательной она ни была. Нас может рассудить только турнир.
– Турнир! Турнир! – загалдели вокруг пьяные голоса. Пильсбери жестом заставил всех замолчать, потом снова повернулся к пожилому выпивохе и сказал уже без всякой мягкости в голосе:
– Я стану победителем турнира. Это я вам говорю.
Лицо пропойцы перекосила насмешка.
– Победить Чигорина! – воскликнул он ироническим, почти издевательским тоном. – Да вы не совладали бы даже со мной, господин выскочка.
Пильсбери побледнел, как полотно, и стал медленно подниматься с места.
– Бросьте, Гарри, – сказал американцу кто-то, кладя ему руку на плечо. – Игрок вашего уровня не должен реагировать на подобные слова. Есть слишком много болванов, желающих самоутвердиться за ваш счет, сесть с вами за доску, а потом рассказывать на каждом углу: «Я играл с самим Пильсбери и почти выиграл!»
– Вы правы, – согласился американец, снова усаживаясь на место. – Не стоит обращать внимание на болванов.
– Кто болван? – взревел вдруг пожилой пропойца. – Я болван? Да я вас…
Он вскочил было на ноги, но несколько сильных рук схватили пьяницу под мышки и быстро выволокли его из комнаты.
Пильсбери смотрел ему вслед грустным взглядом. Пухлый брюнет, сидевший рядом с шахматистом, потрепал его за плечо и произнес добродушным голосом:
– Не берите в голову, Гарри. Подобные субъекты встречаются за любым столом. Главное – вовремя избавить от них общество. Теперь мы можем продолжить банкет в вашу честь. Эй, человек, еще шампанского!
И банкет продолжился. Однако молодой американец был хмур. Пьяница всколыхнул в его уме сокровенные мысли, а в душе – сокровенные страхи, а потому сильно испортил будущему чемпиону настроение.
– Нет, каков болван, а! – в сердцах проговорил Пильсбери. – Как он сказал его зовут?
– Я не запомнил, – ответил брюнет. – Да выбросьте вы его из головы. Нашли себе заботу, ей-богу! Куда вы?
– Возьму сигару, – сказал американец, вставая из-за стола.
– Да зачем же сами? Прислуга-то на что!
– Не нужно, я хочу размять ноги.
Американец подошел к полке, на которой стояла инкрустированная золотом сигарница, достал сигару и хотел уже вернуться к столу, но тут из-за тяжелой портьеры, закрывающей вход в библиотеку, донесся женский голос.
– Вы порядочно выпили, господин Пильсбери, – сказал этот голос. – Езжайте в отель. Иначе случится беда.
Пильсбери завертел головой, не сразу определив источник звука, и удивленно проговорил:
– Что? Кто вы?
– Езжайте в отель, – повторил голос.
Пильсбери уставился на портьеру, внезапно взгляд его затуманился и губы растянулись в самодовольную усмешку.
– Я самый лучший шахматист в мире, – хвастливо заявил он, таращась на красную портьеру. – Всего три месяца назад я обыграл двух чемпионов мира – Стейница и Ласкера. Я и на этот раз задам им жару.
– Все знают, что ваша победа была случайной, – проговорил голос.
– Что-о?
– Простите, я не это хотела сказать. Отправляйтесь в отель, собирайте вещи и уезжайте из России, если вам дорога жизнь!
– Но…
– Мистер Пильсбери! – окликнул американца пухлый брюнет.
Американец повернулся на голос. Брюнет уже махал ему рукой. Пильсбери снова повернулся к портьере и быстрым движением отдернул ее – однако за портьерой уже никого не было.
«Что за черт! – подумал Пильсбери. – Или почудилось? Определенно, я не должен был пить шампанское после водки».
Он вернулся к столу с неприятным осадком на душе.
– Послушайте, Гарри, – вновь обратился к нему пухлый брюнет, который, видимо, решил взять над ним шефство, – по-моему, банкет вам немного наскучил. Не хотите ли продолжить вечер в более приятном и пикантном месте, чем этот fumoir[2]?
– Вы это о чем? – спросил Пильсбери, чуть краснея.
– Ну… Мы с вами можем прокатиться в дальний конец улицы, в один известный дом, – сказал брюнет, с лукавой улыбкой глядя на иностранца.
Пильсбери тоже улыбнулся.
– Отчего же, можно и съездить. Я люблю заканчивать банкеты в необычных местах. Но загвоздик в том, что…
– Загвоздка, – машинально поправил брюнет.
– Загвоздка в том, что у меня очень разборчивый вкус.
– О, с этим проблем не будет! – со смехом пообещал брюнет. – Уверяю вас, Гарри, что это лучшие экземпляры во всем Санкт-Петербурге!
– Вы уверены?
– Конечно!
– Ну, хорошо, – проговорил Пильсбери. – Тогда, пожалуй, нам стоит поехать?
– И немедленно!
Брюнет и Гарри поднялись из-за стола.
– Как, мистер Пильсбери! – пьяно заголосила публика. – Вы нас уже покидаете?
– У господина Пильсбери важное дело, – ответил за американца расторопный брюнет.
– Но как же так!
– Да, как же так! Мы решительно отказываемся продолжать банкет без нашего американского друга!
– Мы будем без него то…сковать! – еле ворочая языком, проговорил чей-то голос.
Брюнет улыбнулся.
– Господа, самый лучший способ справиться с тоской – это утопить ее в вине! Эй, человек, еще шампанского!
Услышав о шампанском, публика снова весело загалдела и, казалось, тут же позабыла о существовании виновника торжества.
Усадив американца в сани, бойкий брюнет запахнул на его груди медвежью шубу.
– Черт, как же у вас тут холодно, – проговорил Пильсбери, пуская ртом пар и передергивая плечами.
– Ничего, привыкнете, – веселым голосом заверил его брюнет. – Русский мороз полезен для здоровья!
– Но не для моего, – заметил Пильсбери.
Брюнет запрыгнул в сани сам и крикнул кучеру:
– Двигай!
– Куды? – осведомился кучер.
– В конец улицы!
Кучер кивнул, усмехнулся в белые от мороза усы и покатил сани по заснеженной ночной мостовой.
2До заведения Элены Яновны Жоли домчались за пятнадцать минут. Хозяйка встретила их в роскошном платье игривой расцветки. Это была ухоженная француженка лет сорока – сорока пяти, дородная и розовощекая. Светлые волосы мадам Жоли были уложены в высокую прическу. На ее коротких белых пальцах сверкали кольца.
– Как, ваш друг американец? – с притворным восхищением проговорила она, переводя взгляд с пухлого брюнета на Пильсбери. – Признаться, я в первый раз вижу американца. Mon ami[3], отчего вы не приводили его к нам раньше?
– Он только сегодня приехал в Питер, – объяснил брюнет.
– Ах, вот как! Какой он у вас миленький. Он говорит по-русски?
– Да, мадам, я говорю по-русски, и весьма неплохо, – с поклоном ответил Пильсбери.
– О! – воскликнула мадам Жоли, делая вид, что смущена. – Sans rancune, mon cher[4]! Я вообще преклоняюсь перед американцами. Это нация с большой волей к успеху, а значит, с большим будущим. Не правда ли, Andre? – вновь обратилась она к пухлому брюнету.
– C’est vrai[5], – улыбнулся тот.
Обменявшись еще двумя-тремя светскими, ничего не значащими фразами, хозяйка и ее гости прошли в гостиную. Гостиная была «премиленькая», как пишут обычно в книгах. Обита розовым кретоном, с большим количеством пуфиков, диванов и банкеток. «Безвкусно, но уютно», – подумал Пильсбери, которому, под влиянием винных паров, все больше и больше нравились и хозяйка, и ее апартаменты.
– Как вас зовут? – поинтересовалась у американца мадам Жоли.
– Гарри Пильсбери. Можно просто Гарри.
– Замечательно, Гарри! Сигары, папиросы, напитки?
Американец покачал головой:
– Нет. Я хочу перейти сразу к делу.
– Tiens[6]! – усмехнувшись, сказала мадам Жоли. – Я вижу, вы любите… André, как это по-русски про бычьи рога, за которые нужно хватать?
– Брать быка за рога, – смеясь, подсказал брюнет.
– Вот-вот. Это очень по-американски – брать быка за рога. N’est-ce pas[7]?
– Скорее буйвола, – весело поправил брюнет.
Мадам Жоли рассмеялась звонким, переливчатым смехом.
Пильсбери сдержанно улыбнулся и завертел головой по сторонам, с нетерпением ожидая минуты, когда в гостиную выйдут девушки. Мадам Жоли заметила его нетерпение и сказала:
– Гарри, вы у меня впервые, а потому я хочу предложить вам девушку особого рода.
– Что? – не понял Пильсбери. – Какую?
– О, это жемчужина в моей коллекции! André, вы помните Варю?
– Мадемуазель Варю! Еще бы! – Брюнет повернулся к американцу и быстро произнес: – Как говорят у вас на родине, Гарри, это совершенно эксклюзивный товар! Лицо, фигура, манеры… Мила, красива и свежа, как цветок!
Пильсбери покраснел, улыбнулся, вынул из вазы розу, понюхал ее и мягко проговорил:
– Что ж, я был бы не прочь с ней познакомиться.
– Мы это мигом обеспечим!
Мадам Жоли поднялась с банкетки и, шурша платьем, прошла к двери, ведущей в смежную комнату. Она приоткрыла дверь, лукаво покосилась на Пильсбери через голое плечо и позвала игривым голосом:
– Варя! Тут один un beau blond[8] желает тебя видеть!
Из глубины квартиры послышались легкие шаги, и несколько секунд спустя в гостиную вошла высокая, стройная девушка с белокурыми, слегка вьющимися волосами. При виде ее Пильсбери покраснел еще больше.
«А она и впрямь красавица, – подумал он, чувствуя приятное волнение и еще более приятное предвкушение. – Если она так же хороша в деле, то ей просто нет цены! Кстати, я забыл поинтересоваться насчет цены».
Когда девушка подошла к дивану, Пильсбери поднялся на ноги и, галантно поклонившись, поцеловал ей руку.
– Мадемуазель, я сражен вашей красотой! – сказал Пильсбери и попытался сделать что-то вроде шутливого реверанса, но, будучи слишком пьян, едва не запутался в ногах и не упал.
– Ах, оставьте! – засмеялась девушка. – У нас здесь все по-простому. Меня зовут Варя, а вас?
– Гарри, – ответил Пильсбери. – Мадемуазель Варя, мадам Жоли, вы позволите мне сказать несколько слов моему товарищу?
Брюнет немедленно вскочил с дивана, взял американца под руку и отвел его в угол комнаты.
– О чем вы хотели со мной поговорить? – тихо спросил брюнет.
Пильсбери посмотрел на девушку, наклонился поближе к собеседнику и шепотом проговорил:
– Я касательно оплаты услуг…
– А, вот вы о чем! – шепотом же воскликнул брюнет. – Забудьте о деньгах, Гарри. Ваши поклонники уже обо всем позаботились.
– То есть услуги барышни…
– Уже оплачены! – заверил американца брюнет. – Так что вперед, мой воин! Иди и возьми ее, как берут вражескую крепость!
Брюнет засмеялся и, по-прежнему держа американца под руку, вернулся с ним к дамам.