Судя по всему, бородатый господин довольно наплевательски относился к своей внешности. Походка у него была немного неуклюжая и косолапая – с таким же изяществом по мостовой мог выхаживать медведь, обряженный в человеческое платье. Взгляд рассеянный, словно бы затуманенный какой-то постоянной мыслью, точившей его разум.
Однако, когда бородатый господин обращал на что-нибудь взор, туман рассеивался и взгляд его становился умным и проницательным, как у врача, учителя или писателя, – иными словами, как у человека, всему изведавшего цену и понявшего, что цена эта не так уж велика.
В гостинице бородатый господин представился Вильгельмом Стейницем, а на вопрос портье – не немец ли он, ответил, что «нет, не немец, а скорее австриец». Номер он взял не роскошный, но и не бедный. Номер, в котором было все необходимое для жизни – кровать, диван, комод, стол со стулом, камин и две картины, писанные маслом и изображающие сцены из псовой охоты.
В номере Стейниц осмотрелся и пробормотал в бороду:
– Вполне удобно.
Затем дал лакею, занесшему чемодан, на чай, бросил шляпу на комод и прошел к окну.
Окна номера выходили на улицу. Некоторое время Стейниц стоял и считал проезжающие мимо сани, пытаясь найти в частоте их появления закономерность. Он еще шевелил губами, когда дверь у него за спиной скрипнула и нежный женский голос произнес:
– Могу я войти?
Стейниц обернулся и с удивлением посмотрел на девушку.
– Вы кто? – спросил он.
– Я? Горничная. Принесла вам горячую воду для умывания и бритья.
– Ах, да. Я совсем забыл, что в гостиницах существуют горничные. Как вас зовут, моя милая?
– Дуня.
– Дуня, – повторил Стейниц с улыбкой. – Красивое имя. Оно русское?
– Конечно.
– Дуня, я собираюсь пообедать. Но я впервые в вашем городе и ничего здесь не знаю. Если вы посоветуете мне хороший ресторан, я дам вам монету.
– Приезжие господа хвалят «Доминик», – сказала девушка. – Это на Невском, недалеко отсюда.
– «Доминик»? Полагаю, кучеры осведомлены о том, где он расположен, и довезут меня туда? Спасибо, моя милая. Вот вам монета.
Стейниц протянул девушке монету – пытаясь ее взять, горничная выпустила из рук кувшин с горячей водой, и часть воды выплеснулась постояльцу на брюки.
– Бог ты мой! – вскрикнула горничная. – Я вас намочила! Простите великодушно!
Стейниц проследил за ее взглядом, оглядел пятно на панталонах и сказал:
– Действительно – намочили. Это моя вина. Вот вам еще монетка.
Горничная покраснела, но возражать не стала и монету взяла.
– Значит, «Доминик», – сказал Стейниц и взял с комода шляпу.
Горничная удивленно на него посмотрела.
– Как? Вы не будете переодеваться? – пролепетала она.
– Зачем?
– Но ваши панталоны облиты водой!
– Правда? – Стейниц опустил взгляд на панталоны. – Ах, да. Но ничего страшного. Я читал, что иностранцев любят в России. Особенно щедрых. Я иностранец, и я щедр. Следовательно, меня не выгонят из ресторана, даже несмотря на мокрые панталоны.
В «Доминике» Стейницу понравилось. Здесь было суетно и шумно, а он любил суету и шум, воспринимая их как необходимый фон для работы мысли. Помимо обеденных столов тут стояли столы, за которыми мужчины играли в шахматы, в карты и в домино. (Большая табличка извещала, что прокат шахмат стоит 30 копеек в час.)
На фоне этой веселой суеты мысль старого Вильгельма работала четче, и случайности как бы сами собой, почти без усилий с его стороны, складывались в закономерности, придающие реальности смысл и облегчающие существование.
Пожилого бородатого иностранца приняли в «Доминике» уважительно, усадили за лучший стол, как какого-нибудь родовитого дворянина или богатого купца.
Ознакомившись с меню, Стейниц заказал тройную уху, блины с черной икрой и полярную щуку в луковом соусе. Из напитков он выбрал водку, а в качестве легкой закуски к водке – соленые архангельские рыжики. Старый Вильгельм остался доволен.
У кушаний оказался не только великолепный вид, но и отменный вкус. Время от времени вилка застывала возле рта Стейница, а взгляд его туманился. Это продолжалось несколько секунд, затем австриец легонько качал головой, словно выходя из какого-то сомнамбулического забытья, и продолжал трапезу.
Полярная щука привела Стейница в полный восторг. А что касается водки – то за ухой и блинами австриец прикончил аж четверть штофа. Водку Стейниц пил маленькими глотками, причмокивая губами и отирая густые усы. Он нашел, что водка имеет «специфичный» вкус.
Наконец все было съедено и выпито. Стейниц жестом подозвал официанта и затребовал счет. Сумма оказалась не так уж и велика; впрочем, старый Вильгельм никогда не жалел о потраченных деньгах и никогда не пересчитывал за ресторанными лакеями.
Бородатый австриец полез в карман за кошельком, и тут по лицу его пробежала легкая тень. Дело в том, что Стейниц был рабом привычек, находя в их постоянстве зеркальное отражение незыблемости законов бытия, а потому всегда носил деньги в одном и том же кармане. Но сейчас их там не было.
Официант, заметив растерянность на лице бородатого иностранца, слегка забеспокоился. Но тот вдруг вынул руку из кармана и затребовал еще водки и закуски.
На этот раз из перечисленных лакеем закусок Стейница более всего заинтересовала балтийская килька, засоленная в пряностях. Ему еще не приходилось пробовать ничего подобного.
Пока официант ходил за водкой и килькой, старый Вильгельм сидел за столом, уперев локоть в столешницу и положив бородатую щеку на кулак. Он смотрел на дюжего буфетчика, а также на громадного детину, дремлющего на стуле у входа.
– Эти ребята – настоящие громилы, господин Стейниц, – сказал сам себе старый Вильгельм. – Думаю, без потерь вам покинуть ресторан не удастся.
– Я не исключаю такого исхода. Но я не боюсь никаких громил.
– В схватке вам могут повредить голову, господин Стейниц, а с поврежденной головой вы можете проиграть турнир. Следовательно – схватки вам лучше всего избежать.
– Этот довод кажется мне вполне убедительным, господин Стейниц. Тем более что драка не входила в мои планы. Я пришел сюда всего-навсего пообедать.
Обсудив таким образом сам с собой сложившееся положение вещей, Стейниц стал обдумывать дальнейший план действий.
Подошедший официант поставил перед старым Вильгельмом графин с водкой и чашу с маленькими, серебристыми рыбками, украшенными зеленью и вымоченным в уксусе луком.
– Изволите еще чего-нибудь? – осведомился он, все еще с некоторой тревогой поглядывая на иностранца.
– Только одного: чтобы ты ушел, – невозмутимо ответил ему Стейниц.
Официант склонил голову в поклоне и удалился. Прежде чем что-то предпринять, старый Вильгельм выпил рюмку водки и закусил ее пряной рыбкой. Понравилось. Он еще раз повторил эту процедуру, после чего внимательно посмотрел по сторонам и увидел, что за соседним столом трое играют в карты. Игра была старому Вильгельму не знакома. Однако, понаблюдав пять минут, он вполне уяснил себе ее правила.
– Господа, – обратился он к игрокам, повернувшись вполоборота, – судя по всему, в эту игру можно играть и вчетвером, верно?
– Верно, – ответил за всех один, с самой дерзкой и веселой физиономией. – Хотите присоединиться?
– Только если вы не против.
– Что вы, мы завсегда рады новому игроку! – ответил весельчак и подмигнул друзьям. «Обдерем иностранца как липку» – ясно говорил его взгляд. – Но я должен вас предупредить: мы не играем на честное слово. Чтобы включиться в игру, вы должны сделать ставку.
– И я ее сделаю, – сказал Стейниц. Он снял с пальца кольцо и протянул весельчаку. – Полагаю, для начала этого хватит.
Весельчак осмотрел кольцо и сказал:
– Более чем! Ваше кольцо можно разбить на три-пять ставок! Вы согласны?
– Вполне, – кивнул старый Вильгельм и пересел за столик к игрокам.
Весельчак достал из кармана новую колоду карт и сорвал с нее упаковку.
– Начнем, пожалуй? – осведомился он у Стейница.
– Давайте, – ответил тот.
Весельчак принялся сдавать карты. Игра была незамысловатая, более того – она поддавалась счету. Через три хода Стейниц уже знал, какие карты на руках у каждого из игроков, более того – он вычислил три выигрышные комбинации. Одну из них австриец с успехом разыграл.
– Вам везет, – сказал весельчак, глядя на Стейница холодными глазами. – Еще партию?
– Извольте, – невозмутимо ответил Стейниц.
Весельчак достал новую колоду. Карты были розданы, игра началась. Не прошло и десяти минут, как старый Вильгельм снова выиграл.
– Пожалуй, на этом я закончу, – бесстрастно произнес Стейниц, сгреб в пригоршню деньги и подозвал официанта, чтобы расплатиться.
– Вы не можете просто уйти! – сказал один из игроков, когда Стейниц расплатился. – Вы должны дать нам шанс отыграться!
– Если вы помните, в первый раз я вас обыграл, – спокойно сказал Стейниц. – Затем мы сыграли второй раз, это был для вас прекрасный шанс вернуть свои деньги обратно. Но, к счастью для меня, вы не смогли его использовать. Если мы продолжим игру, мы рискуем пойти по кругу. Это в лучшем случае. В худшем – вы, господа, рискуете уйти отсюда без штанов, поскольку, как вы, вероятно, успели заметить, я отличный игрок. Следовательно – нам лучше не продолжать. Засим позвольте откланяться.
– Если вы помните, в первый раз я вас обыграл, – спокойно сказал Стейниц. – Затем мы сыграли второй раз, это был для вас прекрасный шанс вернуть свои деньги обратно. Но, к счастью для меня, вы не смогли его использовать. Если мы продолжим игру, мы рискуем пойти по кругу. Это в лучшем случае. В худшем – вы, господа, рискуете уйти отсюда без штанов, поскольку, как вы, вероятно, успели заметить, я отличный игрок. Следовательно – нам лучше не продолжать. Засим позвольте откланяться.
Все это было произнесено таким ледяным и таким невозмутимым тоном, что трое игроков не нашлись, что возразить.
Воспользовавшись их растерянностью, Стейниц встал из-за стола и покинул ресторан, пребывая в прекрасном расположении духа.
Прошло еще не меньше минуты, прежде чем игроки обрели дар речи. Наконец один из них с трудом произнес:
– Кто это такой, черт возьми?
Второй сдвинул брови и сказал:
– Кем бы он ни был, мы еще можем его догнать!
– На меня словно затмение нашло, когда он заговорил, – сообщил третий.
– На меня тоже, – подтвердил второй. – Вот что я думаю, господа: этот иностранец – колдун!
– Скорей уж фокусник, приверженец месмеризма, – возразил третий. – Их сейчас много развелось.
– Если это так, то мы еще дешево отделались!
Эта мысль показалась игрокам обоснованной, и их воинственный пыл окончательно угас. Связываться с колдуном никому не хотелось. Да и проигрыш был не так велик, чтобы лезть из-за него в драку.
Однако вернемся к старому Вильгельму. Покинув ресторан и желая немного подышать свежим воздухом, он неторопливо зашагал по мостовой, постукивая тростью по серым, обледенелым булыжникам. На прохожих он не смотрел, однако крик разносчика газет привлек его внимание.
– Эй, мальчик! – позвал он. – Поди сюда!
– Свежие новости с английской биржи! Убийство семьи золотопромышленника! Приезд в столицу лучших…
– Если ты будешь так громко кричать, то рано или поздно лопнешь, – сообщил Стейниц мальчику и протянул ему блестящую монету.
Мальчишка всучил иностранцу газету, спрятал монетку в карман и заспешил дальше, оглашая улицу звонкими криками.
Взяв трость под мышку, старый Вильгельм развернул газету и на первой полосе увидел свое собственное изображение. Снимок был нечеткий, к тому же стоял австриец в окружении еще четырех человек. И тем не менее себя он опознал сразу – по осанке и бороде. Заголовок гласил:
ЧЕТВЕРО ВЕЛИКИХ СЪЕЗЖАЮТСЯ В СТОЛИЦУ, ЧТОБЫ ПОМЕРИТЬСЯ СИЛАМИ!
Стейниц насмешливо крякнул и пригладил бороду ладонью. И чего только не напишут господа газетчики, чтобы привлечь внимание обывателя. Впрочем, в данном случае они не соврали ни в одном слове.
Старый Вильгельм встряхнул газету, чтобы сложить ее, и вдруг увидел, что из газеты что-то выпало на мостовую. Несколько секунд Стейниц смотрел на белый прямоугольник, размышляя, стоит ли он того, чтобы ради него наклоняться? Решил, что стоит. Белый прямоугольник оказался конвертом. Надпись на конверте гласила:
Г-ну Стейницу
Австриец повертел конверт в руках, надеясь обнаружить еще что-нибудь, но не обнаружил. На всякий случай Стейниц внимательно посмотрел по сторонам, затем пожал плечами и, не без оснований полагая, что письмо адресовано ему, вскрыл конверт недрогнувшей рукой. В конверте находился листок бумаги, и вот что на нем было написано:
– Ну, и что вы об этом думаете, господин Стейниц?
– Я думаю, что на поле не может существовать четырех королей одновременно, следовательно – это полная чушь.
– Но не касается ли дело политики, господин Стейниц? Политика допускает встречу сколь угодно большого количества королей – и все это в пределах одного поля. Что вы об этом думаете, господин Стейниц?
– Я думаю, что ко мне это не имеет никакого отношения, – ответил своему внутреннему голосу невозмутимый австриец.
– Как знать, господин Стейниц, как знать. Признаться, вы мне сильно напоминаете одного из этих четырех королей. Сказать, какого?
– Не стоит.
– Отчего же?
– Оттого, что все это чушь, – твердо сказал себе старый Вильгельм, сунул листок с конвертом в карман, в котором обычно находилась всякая чепуха, взял в руку трость и так же неторопливо, как и прежде, зашагал к гостинице.
4– Эмануил… Лас-кер… Я правильно записал?
Молодой усач с гордым, заносчивым лицом кивнул:
– Да, это мое имя.
– Откуда изволили приехать?
– Из Германии.
– Ах, Германия, – вздохнул портье, подобострастно глядя на гордого немца. – Думаю, вам будет трудно привыкнуть к нашей русской расхлябанности. Впрочем, вы, вероятно, уже и раньше бывали в России?
– Нет. Я здесь впервые.
– Но вы отлично знаете русский язык. У вас почти нет акцента.
– Через три дня его не будет совсем! – самонадеянно объявил молодой усач.
– Что ж, добро пожаловать в наш отель, господин Ласкер! Вас проводят в ваш номер.
– Надеюсь, он выходит окнами на восток?
Портье вежливо склонил голову.
– Номер в точности такой, как вы изволили описать. Если вам что-то не понравится, мы предоставим вам другой.
Ласкер высокомерно кивнул, подождал, пока лакей возьмет его дорожный саквояж, и двинулся по коридору. Он был одет в короткое, уже послужившее пальто и модную шляпу. Под пальто у него была короткая визитка пепельного цвета и серые панталоны.
Когда немец подошел к лестнице, по ступенькам как раз сходил – или, вернее сказать, торопливо сбегал – невысокий господин с аккуратно зачесанными набок светлыми волосами и маленькой бородкой. Шуба его была расстегнута и открывала прекрасный твидовый костюм и великолепный галстук, заколотый бриллиантовой булавкой. Пробегая мимо Ласкера, он грубо задел его плечом и побежал было дальше, но Ласкер со скоростью молнии ухватил наглеца за руку.
– Не слишком ли вы спешите?! – холодно осведомился Ласкер.
– Это вы мне? – спросил мужчина, останавливаясь и удивленно глядя на бледные пальцы усача, сжимающие ему запястье.
– Вам! Сбегая по лестницам так быстро, вы рискуете сломать себе шею!
– Шею? – изумленно повторил мужчина.
– Именно так, – кивнул Ласкер. – И кстати, я готов принять от вас извинения, но лишь в том случае, если их форма покажется мне удовлетворительной!
– Извинения?
– Вы и дальше будете за мной повторять, господин попугай?
Лицо мужчины налилось кровью. Белесые брови грозно сошлись на переносице.
– Милостивый государь, – прорычал он, – вы забываетесь!
– Неужели? Хотите поставить меня на место?
Ласкер откинул полу сюртука, и взору блондина предстала рукоять небольшого пистолета, торчащая у Ласкера из кармана.
– Так как насчет извинений? – поинтересовался Ласкер.
Человек со светлой бородкой перевел взгляд от пистолета на лицо молодого усача и по свирепо горящим глазам понял, что имеет дело с человеком, не привыкшим бросать слов на ветер.
– Что ж, – нехотя проговорил мужчина. – Примите мои извинения за то, что я был так неловок.
– Принято! – кивнул Ласкер и отпустил рукав блондина.
Тот, однако, не спешил уходить.
– Могу я узнать, с кем я имею честь?..
– Зачем это вам?
– Как знать – возможно, судьбе будет угодно свести нас еще раз. На свете много лестниц.
– Вы правы, – кивнул усач. – Мое имя Эмануил Ласкер! Если понадоблюсь, в ближайший месяц вы сможете найти меня в этом отеле. Честь имею!
Молодой усач повернулся и, задрав голову, зашагал по ступенькам наверх. Мужчина с бородкой посмотрел ему вслед, зрачки его сузились, а побелевшие губы тихо прошептали:
– Что ж, сочтемся.
У себя в номере Ласкер мельком осмотрелся и спросил лакея:
– Эй, малый!
– Чего изволите?
– Тут где-нибудь рядом есть пивная?
– Так точно, ваше благородие, есть. Пивная Наумова. Это направо и за углом.
– Почему ты меня так называешь? Я ведь не военный.
– Мне показалось, что вы офицер.
– Это из-за моих усов? – Ласкер усмехнулся. – Нет, я не военный. Я сугубо мирный человек.
– Я это заметил, – ответил лакей с хитрой усмешкой.
Ласкер внимательно на него посмотрел, и лакей стер улыбку с губ.
– По-моему, ты проворный малый, – сказал Ласкер после паузы. – Вот что, друг мой, я ничего не ел с самого утра и не прочь пообедать. В пивной Наумова подают кислую капусту?
– И капусту и охотничьи колбаски! – угодливо ответил лакей.
Ласкер поднял палец и назидательно изрек:
– Не каждый немец любит кислую капусту и колбаски – запомни это.
– Так точно, ваше благородие, запомню.
– Ступай теперь. Ах да, совсем забыл. – Ласкер вынул из кармана мелкую банкноту и протянул ее лакею. – Держи это и выпей за мое здоровье!