А Стас никак не мог понять: чтоб человек, познавший вкус большой власти, так помчался… и к кому - к какому-то монаху? «Вот так отец Тихон… Неужели у него больше власти, чем у самого Григория Ивановича?..» – в полном недоумении только и смог подумать он.
3
Только теперь Крисп понял, что он натворил...
Все порты древности были чем-то похожи и существенно отличались друг от друга разве что размерами. В этом отношении Афины могли уступить, пожалуй, только Остийской гавани Рима.
Каких только кораблей не было здесь! Каких товаров не сгружали!..
Крисп ошеломленно оглядывался по сторонам, а отец с воодушевлением говорил:
- То, что ты видишь сейчас, лишь жалкое напоминание о былом величии этого города! Так ли здесь было, когда не Рим, а Афины были столицей всего мира? Купцы со всех концов Ойкумены[8] почитали за честь доставлять в этот порт свои лучшие товары. А сейчас сюда привозят то, что остается от покорившего Элладу, а следом и весь мир, – Рима!
Но и то, что «оставалось», впечатляло.
Отец с сыном шли по огромной портовой площади, следом за охранником, который как мог, расчищал путь. Второго охранника Марцелл оставил сторожить каюту.
Со всех сторон их теснил народ.
Торговцы съестным и разными заморскими диковинками на все голоса зазывали покупателей.
Оборванный моряк, держа в руках обломок корабельной доски, жаловался всем, что потерпел кораблекрушение, и просил милостыню.
Надсмотрщики, следуя за важным купцом, вели на городской рынок-агору привезенных с далекого Эвксинского порта рабов.
Несмотря на весь этот шум и толкотню, настроение Криспа стало постепенно подниматься. На ходу он приценивался к знаменитым греческим пирожкам - на меду, с козьим сыром и маслом, которые горячие и действительно необыкновенно вкусные тут же покупал ему Марцелл. Ему приглянулась красивая раковина с морских глубин, отец подарил ему и ее…
Единственное, что еще тяготило Криспа, это невнятное ощущение какой-то потери… Оно усиливалось с каждым шагом, росло в груди и, наконец, стало таким острым, что он даже приостановился, пытаясь вспомнить, что же… что он потерял? Раковина была на месте… Он ничего не брал с собой с корабля… «А не золотой ли ауреус, что не мудрено в такой толчее?!» – вдруг испугался он. Но монета была на месте. Он еще крепче сжал ее, и чувство утраты притупилось. А после этого сладко волнующие мысли, что он может теперь купить, если не всё, то многое, очень многое, вытеснили её совсем.
Он мог купить себе даже рабов! А что? Хотя бы вон тех: мальчика лет семи и девушку, в грязном дырявом платке и с деревянной игрушкой в руке, которые держа за руки высокого мужчину, очевидно, их отца, ожидали своей участи в месте продажи рабов.
Крисп сказал об этом отцу и тут же устыдился собственного желания. Но было поздно. Обрадованный Марцелл без раздумий направился к торговцу рабами. Тот начал было возражать и что-то объяснять, показывая рукой на город. Но Марцелл назвал такую сумму, что купец сразу же перестал спорить, и надсмотрщики стали вырывать мальчика с девочкой из рук в отчаянии обнявшего их мужчины…
Только теперь Крисп понял, что он натворил…
- Отец! – умоляюще взглянул он на Марцелла.
- Хорошо! – поняв состояние сына, улыбнулся тот и высыпал в ладонь купца еще одну горсть серебряных монет. – Мы берем их – всех!
Крисп в порыве благодарности схватил отца за руку и поцеловал её… Тот ласково улыбнулся ему и велел охраннику отвести рабов на корабль, где сдать под надзор Гилару.
Воин знаками приказал рабам следовать за ним, но тут заплакал и стал упираться мальчик… Девушка что-то сказала ему, показывая глазами на Криспа. Он успокоился, и рабы, наконец, с какой-то отчаянной надеждой оглядываясь на Афины, направились в сторону их корабля.
- Идем? – приветливо обратился к сыну Марцелл. Крисп радостно закивал и, не выпуская руки отца, пошел рядом, доверчиво прижимаясь к нему плечом. Такого в их отношениях не было уже несколько лет…
Толпа еще больше напирала на них, и теперь растроганный едва ли не до слез Марцелл сам зорко следил за тем, чтобы кто-нибудь не толкнул сына.
Так они добрались до здания, где размещался начальник порта.
У входа во дворец стояли высокие, ладные воины в красных плащах и красивых шлемах с оперением.
- Странно! – удивился Марцелл, увидев их. - Откуда здесь преторианцы?
- Кто? – не понял Крисп.
- Личная гвардия императора! – с уважением в голосе объяснил Марцелл и, приказав подождать его, исчез за дверью.
Вернулся он неожиданно быстро, сопровождая невысокого полного военного с еще более пышным оперением на шлеме и маленьким золотым мечом на груди. Почтительно кланяясь и благодаря, он довел его до лошади, помог забраться в седло, и только когда тот ускакал, вернулся к сыну.
- Сам Валериан, префект претория! – почтительно прошептал он и заявил: - Всё, все наши планы на сегодня меняются!
- Мы… возвращаемся на корабль? – не зная, радоваться или огорчаться такой новости, ахнул Крисп.
С одной стороны, он всем сердцем сопротивлялся тому, что предложил ему на корабле отец, а с другой, не менее жадно хотел этого…
Марцелл посмотрел на вытянувшееся лицо сына и подмигнул ему:
- Видно, не зря я старался, царапая на монете пожелание удачи. Она явно приносит тебе счастье!
- Мне? Почему?.. – удивился Крисп.
- Сегодня в Афины прибывает сам Деций! – значительно поднял указательный палец Марцелл и заговорщицки шепнул: - И мне удалось выпросить у Валериана приглашение на торжества, связанные с приездом императора! На двоих! Да, да, сынок! Ты идешь вместе со мной! Но… - он придирчиво оглядел сына с ног до головы и нахмурился: - сначала я должен достойно подготовить тебя к этому!..
4
Стас напрягся в готовности немедленно сорваться с места…
Стас уныло сидел на кухне, оказавшись между двух огней. Он не мог пойти в свою комнату, потому что теперь там находился крест, а на улице был Макс. Раза три тот уже проезжал мимо их дома и вряд ли сделал это случайно.
Конечно, надо было убрать сумку с середины комнаты, но он откладывал это, успокаивая себя тем, что всегда успеет проскользнуть туда раньше отца. К тому же пока в этом не было никакой необходимости.
Очередной посетитель, а им был дед Капитон, принесший огромного копченого леща, жаловался на боли в давным-давно отнятой у него руке. А раз руки не было, то и осматривать отцу было нечего.
Вместе с дедом Капитоном зашла Нина. Она кивнула Стасу, как старому знакомому, и от этого ему почему-то стало неловко перед родителями.
«И чего в ней такого Ленка нашла?» - скашивая глаза на девушку, не мог понять он. У них в классе были девчата куда красивее! А эта… Нос, как нос, глаза, как глаза… И имя какое-то странное, совсем не модное – Ни-на! И все-таки почему-то ему не хотелось, чтобы она уходила. Правда, он понял это только после того, как Нина, посидев у них минут пять, сказала дедушке, что скоро вернется, и убежала… Это тоже удерживало Стаса на кухне. И, если раньше он не мог идти в свою комнату и на улицу, то теперь не хотел, чтобы не пропустить возвращения Нины.
Не мог… не хотел… Прямо почти, как в книге про Криспа!
«Неужели всё повторяется, и всё одно и то же, будь то третий век или двадцать первый... в древнем Риме или нынешней России?..» - удивился Стас и, вспомнив про Криспа, крикнул в окно идущей по двору маме, чтобы она принесла ему тетрадь.
- Какую еще тетрадь? – удивилась та.
- Ну, ту, что на подоконнике!
- А ты что, сам не можешь?
- Да я это… у меня нога… затекла! - Стас хотел соврать, что болит, но, вспомнив убежденность Криспа, что солгавший сразу усыновляется сатане, сказал правду. Нога у него, действительно, онемела от долгого сидения в одной позе.
Мама принесла тетрадь и начала восторгаться занимавшим едва ли не треть стола лещом.
- Где вы такой купили? – нюхала она золотистую рыбину, от наслаждения прикрывая глаза.
- Как где? Сам коптил!.. – даже удивился такому вопросу дед Капитон.
- Вы?! – недоверчиво посмотрела на пустой рукав его рубашки мама.
- Да, и поймал тоже!
- Так вы еще и рыбак? А я думала, только пастух…
- Ну! – теперь уже чуть приобиделся гость. - Я, не глядите, что однорукий, много чего могу делать. И дом построить, и в огороде полоть, и сено косить…
- Косить?! – изумилась мама.
- Да, - с гордостью подтвердил дед Капитон. – Видели перед домом у магазина два стога сена и во дворе еще один? Всё сам!
- Молодец, дед! - похвалил гостя Сергей Сергеевич. – Руки-то давно нет?
- Да уж без малого лет сорок, пожалуй. Да… - подумав, ответил тот. - Сколько, бывало, резался, кололся, хоть бы что – ни разу зеленкой или йодом не мазал. А тут… Такая гангрена пошла, что врачи её чуть вместе с головой не отхватили! И все-то ничего, давно уж привык без нее, да болит, окаянная. Вот вы, доктор, - с уважением поднял он глаза на отца Стаса. – Ученый, сразу видать, человек. Может, хоть вы объясните мне, темному – как это так: руки нет, а она – болит? Каждый палец, хотя его нет, ноет? Локоть чешется? Ногти саднят?
- Да уж без малого лет сорок, пожалуй. Да… - подумав, ответил тот. - Сколько, бывало, резался, кололся, хоть бы что – ни разу зеленкой или йодом не мазал. А тут… Такая гангрена пошла, что врачи её чуть вместе с головой не отхватили! И все-то ничего, давно уж привык без нее, да болит, окаянная. Вот вы, доктор, - с уважением поднял он глаза на отца Стаса. – Ученый, сразу видать, человек. Может, хоть вы объясните мне, темному – как это так: руки нет, а она – болит? Каждый палец, хотя его нет, ноет? Локоть чешется? Ногти саднят?
- Давайте я лучше вас осмотрю! – вместо ответа предложил Сергей Сергеевич.
Стас напрягся в готовности немедленно сорваться с места, но дед Капитон решительно отказался:
- Раз руки нет, то и смотреть нечего. А остальному - по возрасту болеть положено!
К счастью, отцу не пришлось осматривать и двух других посетителей - мужчину и женщину, которых Стас видел ругающимися у ворот. Тех самых, мимо которых он шел с пустым ведром.
- На что жалуетесь? – привычно спросил отец мужчину, и тот, не задумываясь, ответил:
- А на жену?
Дед Капитон согласно кашлянул, а отец недоуменно уставился на мужчину:
- Простите… что?
- На жену! – не улыбаясь, подтвердил мужчина. – Осмотрели бы вы её… Может, с нервами не в порядке или еще что… - Стас снова собрался было бежать в комнату, но то, что услышал дальше, заставило его мигом забыть о своем намерении. – Она уверена, - сказал мужчина, - что у нас в доме живет домовой! Да ты сама всё расскажи! – толкнул он локтем жену.
- А что рассказывать? – словно очнулась та. – Сижу я как-то дома зимой одна. Окна закрыты. Дверь на запоре. Никого больше нет. Муж на работе. Вдруг на кухне – бух! Я туда, а там ведро с мусором по полу раскидано. Я мусор собрала, опять сижу и опять – бух! Опять собрала, унесла в сени. Только села – ба-бах! Полка со стены упала. Вместе с посудой. Шурупы, на которых она висела, как ножом кто срезал. С тех пор, что ни день – дома творится что-то неладное…
- Ну… а я тут при чем? – недоуменно пожал плечами отец. – Судя по вашей речи, жестам, глазам, психика и нервы у вас в полном порядке…
- Тогда в чем же дело? – не отступал мужчина.
- Видите ли… - замялся отец. - В мире существуют еще некоторые явления и вещи, которые не может пока объяснить наука.
- А что их объяснять? Домовой – он и есть домовой! - подал голос деликатно молчавший до этого дед Капитон и посоветовал мужчине: - Вы лучше к отцу Тихону, что в медпункте сейчас лежит, сходите. Ох, и прозорливый, скажу я вам, монах! Этот поможет.
- Да вы что! – замахал на него руками отец. – Даже и думать не смейте! Я прописал ему покой, полный покой! Малейшее волнение может убить его!
- Конечно-конечно! - согласно закивала женщина и, тихонько уточнив у деда Капитона: «Так в медпункте, говоришь, лежит?», тут же засобиралась уходить.
Она уверяла, что ни в коем случае не станет беспокоить отца Тихона, но по ее лицу, походке, а главное, усмешке мужчины Стас понял, что эта не то, что пойдет, а помчится в медпункт.
- Па! – недоумевая, спросил он, как только женщина с мужем ушла. – Значит, оно все-таки есть?
- Что оно? - не понял отец.
- Ну, то, чего нет! Неужели это, действительно, правда?
- Не знаю - то есть, наука пока не знает! – поправился отец.
- А как это: наука не знает, а отец Тихон знает?
- Не знает, а верит. Это – две большие разницы!
- А если он выгонит этого домового? – продолжал допытываться Стас.
- Ну, тогда это будет уже «может»! - машинально ответил отец и, спохватившись, вспылил: – Да что ты мне этими глупостями голову морочишь?
«Ничего себе глупости! – удивился про себя Стас. – Если то, чего я всегда считал нет, есть, то что же это тогда получается? Что есть что-то такое, что…»
Он не успел додумать эту мысль до конца, как в дверь легонько постучали, и на кухне опять появилась Нина.
Стас, невольно подчиняясь какому-то незнакомому чувству, внутренне вспыхнул, радостно засуетился и снова начал стесняться родителей… Но всё это продолжалась совсем недолго.
На этот раз Нина пробыла у них еще меньше. Почти не замечая его, она сразу же заторопила деда и ушла с ним куда-то на огород.
И Стасу почему-то сразу стало ни до интересных мыслей, ни до копченого леща, за которого сразу же с аппетитом принялись отец с мамой, ни даже до того, что за окном продолжалось прекрасное лето и, возможно, уже завтра утром его снова выпустят гулять!..
5
Пир начался.
Крисп с отцом шли по улочкам древних Афин, по направлению от порта к центру былой столицы эллинского мира. Погода была солнечная, но не жаркая, наверное, это был один из прекраснейших дней в этом году.
Марцелл, всегда гордившийся тем, что в его жилах течет не только римская, но и греческая кровь, с жаром говорил, что по этим самым камням, где идут сейчас они, ступала когда-то нога великого Солона, мудрого Сократа, ученейшего Аристотеля. Здесь гремел своими речами красноречивый Демосфен. Вырезал из слоновой кости, украшая их золотом, свои неповторимые статуи Фидий. Учился и учил Платон. Бывали тут и Геродот, Гиппократ, Александр Македонский…
Криспу льстило, что он идет сейчас по стопам таких великих людей. Не всякий взрослый из его города удостаивался этого, не говоря уже о его ровесниках. Он все с большей благодарностью поглядывал на отца и уже понемногу поддакивал ему.
Словно по какому-то негласному соглашению, они ни слова не говорили о языческих богах, о которых все напоминало и говорило в этом городе, и о его вере. Лишь раз, увидев бродячего философа-киника, одетого в лохмотья и нагло просившего милостыню, согласились друг с другом, что самые несчастные люди те, у которых вообще нет веры. Счастье, что таких во времена величия Афин и теперь в Риме, - были один-два на город, а то и целый народ и, вполне по справедливости, они всегда вызывали общее недоумение и сожаление…
Время от времени Марцелл заводил Криспа в торговые лавки, где выбирал лучшую одежду для сына и только потом уже - для себя. Затем они пришли в термы. Здесь отец приказал смуглым сирийцам-банщикам привести их в такой вид, чтобы им не стыдно было показаться перед самим императором.
Поначалу Криспу было как-то неловко, что они так старательно скребли, натирали душистыми благовониями его тело, то самое, которое он совсем недавно собирался отдать на мучения, а теперь почти что забыл об этом… Потом привык, и уже сам с удовольствием подставлял то руку, то ногу, пока неосторожный сириец случайно не порезал его…
- Ай! – вскричал, почувствовав острую боль Крисп.
Марцелл, вскочив с места, так сильно ударил банщика, что тот полетел в бассейн. А Крисп, хоть кровь почти сразу остановилась, долго не мог прийти в себя. И совсем не от боли или страха. Его поразила мысль: как же он собирался пойти на пытки, мучения, казнь, если не мог перенести даже такого пустяка! А может, всё это – не для него?..
Прямо из бассейна банщики перевели Криспа в небольшую комнату. Здесь, приятно щекоча голову, над ним защелкал ножницами умелый цирюльник.
Потом портной, придавая значение каждой складке, принялся облачать его в новую одежду…
Наконец, помытый, постриженный и одетый по последней моде Крисп вышел в прохладный вестибюль терм. Когда его подвели к большому бронзовому зеркалу, то он не сразу узнал себя. На него глядел красивый стройный юноша с большими серьезными глазами. Рядом с ним, в белоснежной тоге с красными всадническими полосками, стоял как-то разом помолодевший отец.
Нежная одежда приятно ласкала тело. Ароматные мази придавали легкость и свежесть. Крисп шел и с изумлением замечал, что оказывается, в мире была и другая жизнь. Она бурлила, кипела, радовала всех вокруг. И, может, прав отец – для чего-то ведь дал её Бог людям?..
Единственным недостатком всего этого было только то, что оно почему-то не насыщало его до конца…
Сам Марцелл степенно вышагивал рядом, то и дело поправляя наградной браслет на руке и знак принадлежности ко второму по значимости всадническому сословию – золотой перстень на указательном пальце…
Они выглядели так, что встречные прохожие почтительно расступались и кланялись, уступая им дорогу.
Так они дошли до огромного дворца из белого мрамора, перед которым стояли вооруженные преторианцы.
Здесь уже им пришлось пропускать вперед важных господ в сенаторских тогах и золоченых доспехах.
Распорядитель пира отвел их почти в самый угол огромной залы. Место далеко не самое почетное, но зато отсюда очень хорошо было видно круглое возвышение-сцена, а самое главное - императорская ложа, вся утопавшая в пышных цветочных гирляндах.