— Тихонько подойдите к ней и скажите, что работаете со мной. Не упоминайте об алмазах, просто уговорите ее укрыться в безопасном месте до моего возвращения. Ладно?
— Ладно. — Дюма, видимо, раздумывал несколько секунд, потом произнес: — Положим, я найду эту Сару. Как мне убедить ее в том, что мы работаем вместе?
— Скажите ей, что я ношу у сердца ее «Глок».
— Ее что?
— Ее «Глок». Г-Л-О-К Она поймет. И последнее, — добавил я. — Не доверяйте внешнему впечатлению. Сара — красивая и утонченная женщина, но она очень опасна. Она настоящая израильтянка, понимаете? Прекрасно обученный воин, виртуозно владеющий огнестрельным оружием. Внимательно следите за каждым ее движением.
— Понимаю, — безразличным голосом ответил Дюма. — Это все?
— Я просил вас дать мне информацию о «Едином мире». В вашем факсе ее нет.
— Я столкнулся с серьезными препятствиями.
— То есть?
— «Единый мир» снабдил меня подробной картой, где отмечены центры этой организации, разбросанные по всему свету. Но предоставить мне список членов "Клуба 1001 " они отказались.
— Однако с вашим удостоверением полицейского вы могли бы…
— У меня нет ни соответствующих полномочий, ни официального распоряжения. Кроме всего прочего, «Единый мир» считается в Швейцарии крупной международной организацией. Им может не понравиться, что какой-то полицейский пристает к ним с расспросами по делу, которое, по большому счету, ни на чем не основано. Откровенно говоря, я не пользуюсь особым влиянием.
Дюма начинал меня раздражать. От него не было никакого толку.
— Вы можете хотя бы прислать мне по факсу эту карту?
— Сразу после нашего разговора.
— Эрве, я уеду в Африку, как только смогу, завтра или послезавтра. Яне буду вам звонить. Это слишком сложно. Через десять дней я вернусь, и у меня в руках будут последние ключи к нашей истории.
Я попрощался с Дюма и положил трубку. Несколько секунд спустя заурчал факс. Пришла карта центров медицинской помощи «Единого мира». В настоящий момент по всему миру их насчитывалось более шестидесяти. Около трети из них представляли собой стационары. Остальные были передвижными и развертывались там, где в этом возникала необходимость. Центры медицинской помощи располагались в Азии, Африке, Южной Америке, Восточной Европе. Особенно много их было в странах, страдающих от войн, голода и нищеты. Так, на Африканском роге я насчитал их около двух десятков. В Бангладеш, Афганистане, Бразилии и Перу, вместе взятых, — тоже. Казалось, центры были размещены произвольно, но я сразу заметил на чертеже две знакомые линии. Восточный маршрут аистов: Балканы, Турция, Израиль, Судан, Южная Африка. Западный маршрут, более короткий: от Южного Марокко в Нигер, Нигерию и Центральную Африку. Я наложил эту карту на карту Вагнера: медицинские центры располагались точно вдоль линий, обозначающих маршруты перелета аистов, там вполне могли находить пристанище люди, следившие за птицами, такие, как Сикков.
Той ночью я почти не спал. Я узнал, какими рейсами можно добраться до Банги: самолет компании «Эйр Африка» вылетал из Парижа в половине двенадцатого ночи. Я забронировал место в первом классе — по-прежнему за счет Бёма.
Судьба до предела сжала тиски. Я снова остался один. И снова шел вперед, к пылающему ядру мрачной тайны — и к еще не остывшему пеплу, покрывавшему мое собственное прошлое.
IV В дебрях
29
Когда вечером 13 сентября в аэропорту Руасси-Шарль-де-Голль под панно с надписью «Эйр Африка» открылись стеклянные двери, мне показалось, что я уже попал на черный континент. Горделиво расхаживали высокие женщины в бубу — просторных пестрых одеждах, серьезные чернокожие мужчины-дипломаты в безукоризненных костюмах присматривали за багажом, упакованным в картонные ящики, гиганты в тюрбанах, светлых джеллабах и с деревянными тростями спокойно сидели под табло в ожидании вылета. Ночью отправлялось множество рейсов в Африку, и в тот вечер у стоек было настоящее столпотворение.
Я зарегистрировал багаж и поднялся на эскалаторе в зал вылета. За прошедший день я существенно пополнил свое снаряжение. Купил маленький непромокаемый рюкзак, прорезиненную накидку (в Центральной Африке сезон дождей был в полном разгаре), хлопковый спальный мешок, туристские ботинки из быстро сохнущей синтетической ткани и роскошный нож с зубчатым лезвием.
Я раздобыл также легкую одноместную палатку на случай непредвиденной ночевки, а еще добавил в походную аптечку противомалярийные препараты, лекарства от колики, аэрозоли от москитов… Я собрал и небольшой запас продуктов: марципановые палочки, батончики из злаков и особые саморазогревающиеся супы — все, что позволило бы мне обойтись без всяких жареных обезьян или антилоп на вертеле. Наконец, я взял диктофон и несколько кассет по сто двадцать минут, чтобы иметь возможность записать ответы на свои вопросы.
Около одиннадцати вечера объявили посадку. Самолет был полупустой, и летели в нем одни мужчины. Единственным белым оказался я. Видимо, Центральная Африка не пользовалась большой популярностью у туристов. Чернокожие пассажиры устраивались в креслах, переговариваясь на непонятном языке. Их речь была тяжеловесна и пронзительна. Я догадался, что они общались на санго, государственном языке Центральной Африки. Иногда они глубокомысленно произносили несколько слов на диковинном, ломаном французском, с долгим раскатистым «р-р-р». Меня поразило то, как они говорили. Мне впервые довелось услышать, как люди, произнося что-то, уделяют больше внимания звучанию, нежели смыслу слов.
В полночь самолет взлетел. Мои соседи открыли атташе-кейсы и достали бутылки джина и виски. Они предложили мне выпить с ними. Я отказался. За иллюминаторами светилась ночь, окружая нас странным ореолом. Разговоры соседей убаюкивали меня. Вскоре я заснул.
В два часа ночи мы совершили промежуточную посадку в Нджамене, в Республике Чад. Сквозь стекло невозможно было разглядеть ничего, кроме плохо освещенного строения в конце взлетной полосы. Через открытую дверь в салон с силой врывались потоки раскаленного воздуха. В темноте плавали какие-то белесые силуэты. Вдруг все пропало. Мы снова поднялись в воздух. Должно быть, Нджамена мне просто приснилась.
В пять часов утра я внезапно проснулся. Над облаками сиял яркий дневной свет. Он был холодный, он мерцал и переливался, словно гладкая стальная поверхность, и его блики искрились, словно ртуть. Самолет нырнул в облака под углом девяносто градусов. Погрузившись в кромешную тьму, мы прошли сквозь черный, голубой, серый слои.
И тут вдруг показалась Африка.
Моему взору открылся бесконечный лес. Под нами катило волны огромное изумрудное море. По мере того, как мы снижались, было видно все лучше. Темно-зеленый цвет постепенно светлел, приобретая разные оттенки. Кроны одних деревьев напоминали взлохмаченные шевелюры, других — кудрявые гребешки волн, третьих — бурлящие кратеры вулканов. Реки здесь были желтые, земля — кроваво-красная, деревья — гибкие, как шпаги. Все казалось ярким, свежим, сверкающим. Среди этой пестроты порой попадались бледные пятна, на которых отдыхал глаз: заросли сонных кувшинок или тихие пастбища. Потом показались крохотные хижины, едва различимые среди джунглей. Я попытался представить себе, какие люди в них обитают, ведь они тоже — часть этой буйной природы. Я попытался представить себе их жизнь в этом сыром лесу, серые утренние часы, когда вокруг слышатся оглушительные крики животных, когда под ногами медленно проваливается земля и остаются глубокие отпечатки. Пока самолет заходил на посадку, я так и сидел, ошеломленный собственными мыслями.
Не знаю точно, где находится тропик Рака, но когда я вышел из самолета, я понял, что давно его пересек и теперь подбираюсь к экватору. Воздух обжигал, как огонь. Небо казалось каким-то безжизненным и чересчур синим — словно ливни нарочно его тщательно промыли перед наступлением дня. А главное, меня сразу окружили запахи. Тяжелые тягучие ароматы, неотвязные и раздражающие, как угрызения совести, составляли странную смесь из жизни и смерти, цветения и разложения.
Зал прилета представлял собой простое прямоугольное сооружение из грубого бетона без отделки, ничем не украшенное. Посередине возвышались две деревянные стойки, за которыми вооруженные люди в военной форме проверяли паспорта и справки о прививках. Дальше была таможня: багаж ставили на длинный сломанный транспортер и открывали все подряд (разобранный на части «Глок» я разложил по двум сумкам). Солдат мокрым мелом поставил кресты на моих вещах и разрешил пройти. Я вышел и очутился среди толпы оглушительно орущих людей, встречающих своих близких — или дальних — родственников. Влажность здесь была еще выше, и мне почудилось, что я нахожусь внутри огромной мокрой губки.
— Куда едешь, хозяин?
Высоченный негр, недобро улыбаясь, преградил мне путь. Он предлагал свои услуги. Не раздумывая, я с вызовом произнес: «Горнопромышленное общество. Отвезешь меня в ту же гостиницу, что обычно». Конечно, это был откровенный блеф, но мои слова оказали магическое действие. Великан свистнул, и стайка мальчишек тут же подхватила мой багаж. Мужчина без конца повторял: «Горнопромышленное общество, Горнопромышленное общество!» — очевидно, чтобы ребятишки быстрее поворачивались. Не прошло и минуты, как я уже катил в Банги, устроившись в пыльном желтом такси, которое то и дело скребло подвеской о дорогу.
Банги был самым обычным городом. Даже, скорее, большой деревней, выстроенной как попало. Саманные дома, крыши из гофрированного железа. Дорогой служила полоса красной укатанной земли, вдоль нее сновали бесчисленные пешеходы. Я понял, что под маслянистым африканским солнцем существуют только два цвета — черный и красный. Цвет плоти и цвет земли. Благодаря утреннему ливню грунт насытился влагой, и теперь дорогу сплошь покрывали сверкающие лужи. Мужчины носили тенниски и сандалии и выглядели очень элегантно. Они шлилегкой походкой и прекрасно себя чувствовали в эту жару. Однако женщины заслуживали особого внимания. Прямые, гибкие, божественно прекрасные, они несли на голове большие свертки и походили на стебельки растений, увенчанные пышными лепестками. У них были изящные шеи, лица светились добротой и душевной силой, а стройные босые ноги, темные сверху и светлые на подошвах, пробуждали чувственные порывы. Их строгие тонкие силуэты под убийственно жгучими лучами — самое прекрасно зрелище, каким мне когда-либо доводилось любоваться.
«Горнопромышленное общество! Много денег!» — шутил мой гид, сидя рядом с водителем. И потирал большой палец об указательный. Я улыбался и утвердительно кивал. Мы остановились перед «Новотелем» — сооружением, отделанным сероватой штукатуркой, украшенным деревянными балконами и утопающим в тени гигантских деревьев. Я рассчитался с молодым африканцем французскими франками и вошел в гостиницу. Заплатил за сутки вперед, потом поменял пять тысяч французских франков на центральноафриканские — чтобы было с чем отправляться в лесную экспедицию. Меня проводили в мой номер на первом этаже, выходящий окнами в обширный внутренний двор с бассейном и экзотическим садом.
Я только пожал плечами. В сезон дождей бирюзовый водный квадрат напомнил мне историю о чудаке, который, спасаясь от дождя, залез в реку.
Меня поселили во вполне сносной комнате, просторной и светлой. Выглядела она довольно безлико, однако цвета — коричневый, желтый, белый — почему-то казались мне типичными для Африки. Тихонько жужжал кондиционер. Я принял душ и переоделся. Мне не терпелось приступить к расследованию. Я порылся в ящиках письменного стола и наткнулся на телефонный справочник Центрально-Африканской Республики — брошюрку страниц в тридцать. Я набрал номер главного офиса Горнопромышленного общества.
Мне ответил некий Жан-Клод Бонафе, исполнительный директор. Я сказал ему, что я журналист и собираюсь написать серию статей о пигмеях. Мне стало известно, что некоторые разработки Горнопромышленного общества ведутся как раз на территории пигмеев племени ака. Не мог бы господин Бонафе помочь мне туда добраться? В Африке солидарность белых — непреложный закон. Бонафе тут же предложил воспользоваться его машиной, чтобы доехать до границы джунглей, и взять его знакомого проводника. Однако он также предупредил меня о том, что мне следует обходить стороной предприятия Горнопромышленного общества. Их генеральный директор, Отто Кифер, живет прямо на территории, где ведутся разработки, а он «тип не слишком приятный в общении…». В заключение Бонафе добавил доверительным тоном: «Впрочем, если бы Кифер узнал, что я вам помогаю, у меня были бы крупные неприятности».
Бонафе предложил мне зайти к нему в первой половине дня, чтобы сделать необходимые приготовления. Я согласился и повесил трубку. Я дозвонился еще кое-кому из французской общины Банги. Была суббота, но все находились на работе. Я поговорил с директорами шахт и лесопильных заводов, с людьми из французского посольства. Все эти французы, утратившие связь с родиной, измотанные, уставшие от жизни в тропиках, казалось, были счастливы побеседовать со мной. Задавая им определенные вопросы, я составил четкое представление о происходящем и о личности Отто Кифера.
Чех управлял четырьмя шахтами, разбросанными на юге ЦАР — в районе, откуда начинался Великий Лес, бескрайние экваториальные джунгли, протянувшиеся до Конго, Заира, Габона. Кифер работал теперь на центральноафриканское государство. Все считали, что, к сожалению, алмазные месторождения уже значительно истощились. В ЦАР уже не добывали алмазы высокого качества, но разработки продолжались — так, для виду. Лично у меня, разумеется, было иное мнение насчет ценных камней, которых якобы больше не осталось.
Все мои собеседники без исключения подтвердили, что Отто Кифер — грубый и жестокий человек. Он был уже немолод, примерно лет шестидесяти, но опасен как никогда. Он обосновался в лесу, чтобы лучше следить за своими работниками. Никто не догадывался о том, что Кифер — фигура номер один среди контрабандистов. Он и жил-то в зеленых дебрях только для того, чтобы свободно похищать необработанные алмазы и переправлять их с помощью аистов своему товарищу — Бёму.
Я решил застать Кифера врасплох прямо в лесу, встретиться с ним лицом к лицу или проследить, как он отправится разыскивать аистов, — в зависимости от обстоятельств. Хотя Бём и умер, чех не бросит на произвол судьбы их общую курьерскую сеть, в этом я был совершенно уверен. Аисты еще не долетели до Центральной Африки. Значит, в моем распоряжении оставалось около недели, чтобы найти Кифера. Было одиннадцать утра. Я надел шляпу и отправился на встречу с Бонафе.
30
Офис Горнопромышленного общества находился в южной части города. Такси минут пятнадцать везло меня по красноватым улицам, прятавшимся в тени гигантских деревьев. В Банги прямо в центре города можно было увидеть островки дикого леса, изрытые широкими кроваво-красными канавами, или дома, разрушенные корнями растений настолько, что казалось, по ним прошло стадо слонов.
Административный корпус располагался в деревянном здании, напоминающем помещичью усадьбу. Перед ним стояло несколько джипов, забрызганных латеритом — африканской землей. Я вошел и назвал себя. Крупная женщина, занимающаяся приемом посетителей, сочла необходимым меня проводить, и мы направились в глубь здания по грубому дощатому настилу. Она вразвалку шла впереди, а я следовал за ней.
Жан-Клод Бонафе оказался низеньким упитанным человечком лет пятидесяти, совершенно опустошенным. На нем были небесно-голубая рубашка и брюки из сурового полотна. На первый взгляд ничто не отличало его от руководителя обычного французского предприятия. Ничто, кроме безумного блеска во взоре. Казалось, этот человек медленно сгорал изнутри, его пожирала некая неодолимая сила, заставлявшая его то хохотать, то погружаться в тягостные раздумья. Его глаза сверкали, как стеклянные, а длинные кривоватые зубы словно приклеились к нижней губе, отчего на лице застыла неизменная улыбка. Этот человек не желал признавать, что Африка одолела его. Он боролся против расслабляющего влияния тропиков с помощью разных мелочей, изысканных деталей, парижского одеколона.
— Я и в самом деле просто счастлив с вами познакомиться, — набросился он на меня. — Я нашел вам надежного проводника: он двоюродный брат одного из моих служащих и сам родом из Лобае.
Он уселся за свой огромный стол из грубо обработанного дерева, в разных концах которого были расставлены африканские статуэтки, потом протянул холеную руку к висящей на стене позади него карте Центральной Африки.
— На самом деле, — энергично заговорил он, — юг — это наиболее освоенная часть ЦАР. Здесь находится столица, Банги. Отсюда начинается огромный лесной массив — источник всяческих богатств. А также территория мбака, подлинных хозяев этой страны, — Бокасса тоже был из этого племени. Интересующий вас район расположен еще дальше, на крайнем юге, за городом Мбаики.
Бонафе указал на большое зеленое пятно на карте. Там не было даже намека на шоссе, дороги или населенные пункты. Ничего, кроме растительности. Только бесконечный лес.
— Именно здесь и расположена одна из наших шахт, — продолжал он. — Вот тут, чуть севернее Конго. Это территория пигмеев ака. «Большие черные» туда никогда не заходят. Боятся до смерти.
Картина прояснялась. Даже если бы Кифера, Хозяина Темных Лесов, защищала целая армия, он и то не чувствовал бы себя в большей безопасности. Его охраняли деревья, дикие звери, древние поверья. Я снял куртку. В помещении стояла дикая жара. Кондиционер не работал. Я украдкой взглянул на Бонафе. Его рубашка насквозь промокла от пота. Он продолжал: