— Ты была еще ребенком, — прошептал Бэрби, пытаясь как-то сгладить болезненность старых воспоминаний. — Ты просто играла.
— На следующей неделе Тайк взбесился, — негромко сказала она. Отцу пришлось его пристрелить.
Эти тихие слова оглушили Бэрби, словно удар грома.
— Случайное совпадение, — пробормотал он, заерзав в кресле.
— Возможно, — улыбка на миг озарила ее лицо. Как будто девушку веселили его предположения. — Но я так не думаю. — И снова на ее лицо легла тень давней горечи и обиды. — Я поверила в свою силу. И Гарри поверил. И отец, когда Гарри рассказала ему о моей угрозе. Я побежала к маме, но отец поймал меня и снова выпорол.
Ее длинные пальцы подняли бокал, но, повертев его в руках, она, так и не попробовав, поставила коктейль обратно на стол.
— Отец тогда здорово меня отлупил. Я потом еле ходила. И мне казалось, что он чудовищно несправедлив. Отец бил меня, а я кричала, что отомщу. И я попыталась отомстить. Как только он меня отпустил, я пробралась в коровник и вырвала немного шерсти у трех лучших коров и у быка, которого отец только недавно купил для своего стада. Я опять поплевала на эту шерсть и сожгла ее за амбаром. Там же закопала пепел. Я сочинила новое заклинание.
Ее глаза печально глядели в глубину полутемного бара.
— Примерно через неделю бык сдох.
— Совпадение, — еле слышно прошептал Бэрби. — Должно быть, просто совпадение.
Красные губы искривились в иронической усмешке.
— Ветеринар сказал, что у быка было заражение крови, — тихо сказала она. — Пару дней спустя сдохли и те три коровы, и лучшая годовалая телка, и пара молодых волов. Отец припомнил мои угрозы, а Гарри видел, как я копала за амбаром. В общем, отец порол меня, пока я не созналась, что действительно пыталась погубить его скот.
Внезапно, с кошачьей грацией, она одним глотком выпила свой коктейль. Ее зеленые глаза смотрели прямо на Бэрби — пустые и безжизненные, словно она видела перед собой не дорогой бар, а нечто совсем иное. Пальцы Април Белл нервно крутили бокал. Хрустнула тонкая ножка, и стеклянная чаша, ударившись об пол, со звоном разлетелась на мелкие кусочки. Ничего не замечая, девушка хрипло продолжила:
— Это была страшная ночь. Отец отправил всех остальных детей в дом своей замужней дочери… чтобы они не замарались общением с ведьмой и не навлекли на себя гнев Господен. Остались только он сам и мы с матерью. Вместе молиться, — так сказал отец, — и дабы я вкусила должное воздаяние за свои грехи.
Ее пальцы нервно крутили обломанную ножку бокала.
— Никогда не забуду ту ночь. Мама плакала и пыталась вымолить для меня прощение. Она взывала к милосердию… Я помню ее на коленях, на дощатом полу, у ног отца, словно он какое-то сердитое божество. Но он не обращал внимания на ее мольбу. Он ходил взад-вперед по нашей маленькой темной комнатенке, выкрикивал вопросы, обвинял нас с матерью и при свете масляной лампы читал нам из Библии. Снова и снова он повторял эту ужасную фразу: «Ворожеи не оставляй в живых» [Исход, 22, 18].
Опасаясь, как бы она не порезалась острым обломком, Бэрби осторожно взял из рук Април ножку бокала. Девушка ничего не заметила.
— Так продолжалось всю ночь, — прошептала она. — Отец заставлял нас стоять на коленях и молиться. Он ходил по комнате, плакал и проклинал нас с матерью. Он поднимал ее за волосы с пола, когда она умоляла его не трогать меня, и швырял о стены. Он кричал, что она, дескать, не должна пригревать на своей груди ведьму. А потом он вырывал меня из ее рук и снова и снова порол, пока чуть не забил до смерти. И все это время он читал из Библии:
«Ворожеи не оставляй в живых»
Она замолчала, невидящими глазами глядя на его руки. Бэрби тоже посмотрел и увидел алую каплю крови там, где острое стекло незаметно для него распороло кожу. Он вытер кровь носовым платком, аккуратно положил осколок в пепельницу и закурил новую сигарету.
— Отец бы убил меня, — хрипло продолжала девушка, — но в последний момент мать набросилась на него… Она ударила его стулом по голове, но он только пошатнулся и, бросив меня на пол, шагнул к двери, где стояло ружье. Я поняла: сейчас он убьет нас обеих, и прокричала заклинание, чтобы он остановился.
Ее голос прервался.
— Заклинание сработало. Он рухнул на пол, так и не дотянувшись до ружья. Потом доктор сказал, что у него произошло кровоизлияние в мозг. Я слышала, как врачи говорил отцу, что он должен держать себя в руках. Но, видимо, это оказалось ему не под силу. Выйдя из больницы, он узнал, что мы с матерью уехали в Калифорнию, и в тот же день умер.
Не без удивления Бэрби заметил официанта, который молча убрал с пола осколки разбитого бокала и принес два новых дайкири. Интересно, — словно о ком-то другом, подумал Бэрби, во что ему обойдется сегодняшний ужин?
— Я так никогда и не узнала, что думала обо всем этом моя мать, — Април Белл ответила на вопрос, который Бэрби не решался задать. — Она любила меня. Мне кажется, она могла бы мне простить все, что угодно. Потом, когда мы благополучно оставили Кларендон, она взяла с меня обещание не колдовать. И я не составила ни одного заклинания… пока она была жива.
Април залпом осушила свой бокал. Ее руки уже не дрожали.
— Мама у меня было, что надо… Она бы тебе понравилась. Она сделала для меня все, что только могла. Ну, а то, что она не слишком доверяла мужчинам — тут я не могу ее винить. Шли годы, и мне казалось, она забыла о случившемся в Кларендоне. Я знаю, что она хотела обо всем забыть. Она никогда не заговаривала о возвращении, даже чтобы повидать своих старых друзей. И все-таки она наверняка огорчилась бы, узнав, кто я на самом деле.
Холод исчез из ее больших темных глаз. Они стали теплыми и необыкновенно живыми.
— Я сдержала свое обещание и не составляла заклинаний, — тихо продолжала девушка, — но ничто не могло остановить проснувшейся и растущей во мне силы. Ничто не могло оградить меня от понимания мыслей окружающих, от предвидения событий, которым суждено было произойти.
— Я знаю, — кивнул Бэрби. — Мы называем это «нюх на новости».
Она печально покачала головой.
— И это еще не все. Случалось и другое. Я не колдовала, не составляла заклинаний… во всяком случае намеренно. Но происходили всякие вещи, и я ничего не могла с этим поделать.
Он слушал и старался, чтобы Април не заметила, как он дрожит.
— У нас в школе училась одна девочка… Я ее не любила — слишком уж она была вся из себя примерная, все время цитировала Библию и вечно вмешивалась в чужие дела, совсем, как мои ненавистные «сестры». И вот однажды она завоевала журналистскую стипендию, которую мне тоже очень хотелось получить. Я знала, что она сжульничала во время конкурса, и не могла удержаться, чтобы не пожелать ей какой-нибудь неприятности.
— И что с ней случилось? — прошептал Бэрби.
— В тот день, когда ей предстояло в торжественной обстановке принять стипендию, она проснулась больной. Она все равно попыталась придти в аудиторию, но по пути потеряла сознание. Острый аппендицит — так сказали врачи. Она чуть не умерла. Если бы это случилось…
Април Белл глядела прямо на Бэрби. В ее широко раскрытых глазах он видел мрачные воспоминания, полные ужаса и боли.
— Ты можешь сказать, что это было еще одно совпадение. Мне тоже хотелось так думать. Ведь на самом деле я вовсе не желала смерти этой девочке… Я думала, что сойду с ума, пока врач не объявил, что она выживет. И этот случай был не единственным. Происходили и другие, ничуть не менее серьезные. Я стала сама себя бояться.
— Ты понимаешь, Бэрби? — Ее глаза молили его об этом понимании. — Сознательно я не составляла заклинаний. Я ничего не делала, но все равно моя сила вырывалась наружу. Когда подобные происшествия всегда следуют за твоими мыслями и пожеланиями, это уже выходит за рамки случайности и совпадения. Ты это понимаешь?
Бэрби кивнул. Потом вспомнил, что надо дышать. А еще через несколько секунд хрипло пробормотал:
— Наверно, это действительно так.
— Попробуй взглянуть на все это с моей точки зрения, — мягко упрашивала Април. — Я ведь не хотела становиться ведьмой — просто я такой уродилась. Уродилась.
Бэрби нервно стучал пальцами по столу. Он заметил снова направляющегося к ним официанта и жестом велел тому удалиться.
— Послушай, Април, — неловко сказал он, — ты не возражаешь, если я задам тебе пару вопросов?
Она молча пожала плечами.
— Пожалуйста, — настаивал он. — Может быть, мне удастся тебе помочь… я хочу тебе помочь…
— Теперь, когда я все тебе рассказала, — тихо прошептала она, — какое это имеет значение?
— Есть кое-что, очень важное для меня… и для тебя тоже. — Ее белое лицо казалось пустым и печальным, но на сей раз она позволила ему взять ее за руку. — Ты никогда не пыталась обсудить то, что с тобой творится, с кем-нибудь из специалистов… ну, там… психиатров, или ученых вроде доктора Мондрика?
Она безвольно кивнула.
— У меня есть друг, которому все известно… он знал мою мать, и мне кажется, он помогал нам в те годы, когда приходилось особенно трудно. Два года тому назад он уговорил меня обратиться к доктору Глену. Молодой доктор Арчер Глен. Ну, ты, наверно, знаешь, он работает здесь, в Кларендоне.
Усилием воли Бэрби подавил острое ревнивое желание побольше узнать об этом «друге». Его пальцы сжали холодную руку девушки, но он сумел спокойно кивнуть.
— Да, я знаю Глена, — сказал он. — Как-то брал у него интервью — еще когда он работал вместе с отцом. Я писал о Гленхавене для специального медицинского выпуска «Стар». Считается, что этот их Гленхавен — чуть ли не лучшая частная клиника во всей стране. И что?..
От волнения у него пересохло в глотке.
— Так что тебе сказал Глен? — сглотнув, переспросил Бэрби.
На ее бледном лице появилась слабая ироничная улыбка.
— Доктор Глен не верит в ведьм, — мягко сказала она. — Он пытался провести со мной психоанализ. Почти год я каждый день по часу проводила на кушетке в его кабинете в Гленхавене. Рассказывала ему о себе. Я старалась — еще бы, ведь мне это стоило сорок долларов в час! Я ничего не скрывала… но он все равно не верил в ведьм.
Април Белл криво усмехнулась.
— Глен полагает, что все в мире объяснимо, как дважды два четыре. Если наложить заклятие и подождать, то рано или поздно оно сбудется. Красивыми и умными словами он объяснял мне, что я бессознательно сама себя обманываю. Он полагал, что я больна. Паранойя, правда, не слишком сильно выраженная. Он никак не хотел поверить, что я ведьма.
— Даже когда я продемонстрировала ему свои способности!
— Каким образом? — удивился Бэрби.
— Меня всегда не любили собаки, — сказала девушка. — Гленхавен, как тебе известно, расположен за городом. Так вот, стоило мне сойти с автобуса, как они собирались со всех окрестных ферм. Лаяли, рычали… в общем, мне приходилось спасаться от них бегством. И так каждый раз. Под конец мне это надоело… ну, и хотелось доказать Глену.
— Я привезла с собой немного гипса. Я смешала его с пылью, взятой с того места на углу, где частенько останавливались эти собаки. Добравшись до Гленхавена, я в кабинете доктора вылепила грубые подобия пяти псов. А когда они подсохли, на глазах у Глена прошептала заклинание и разбила свои «скульптуры» об пол. Потом предложила ему посмотреть в окно.
Глаза девушки ликующе горели.
— Собаки, как обычно, последовали за мной к лечебнице. Они крутились у ворот, лая на окна. Мы прождали, наверно, минут десять. А потом все они погнались за маленькой сучкой терьера… наверно, у нее была течка. Все вместе они выбежали на дорогу как раз в тот момент, когда из-за поворота на полной скорости вылетел автомобиль. Водитель пытался свернуть в сторону, но было уже поздно. Машина врезалась в стаю, перевернулась и упала в кювет. Все собаки погибли… водитель, к счастью, не пострадал.
Бэрби ошарашенно покачал головой.
— И что же сказал Глен?
— Он очень обрадовался, — загадочно улыбнулась Април Белл. — Как оказалось, сучка принадлежала жившему неподалеку хиропрактику, а псы частенько раскапывали в Гленхавене цветочные клумбы. Доктор Глен не любил ни этих собак, ни хиропрактиков… но в ведьм он все равно не верил.
— Собаки, — заявил он, — погибли потому, что маленькая сучка сорвалась с привязи, а мое заклинание тут, мол, совершенно ни при чем. Затем он сказал, что я совершенно не желаю расставаться со своими болезненными иллюзиями, и потому он, дескать, не видит смысла продолжать лечение. Во всяком случае, до тех пор, пока я не изменю своего отношения к ведьмам и колдовству. Он утверждал, что мой дар — не более, чем пароноидальная фантазия. Потом он содрал с меня лишние сорок долларов за впустую потраченное им время, и все пошло, как и раньше.
Бэрби выдохнул голубой дым, стряхнул пепел с сигареты и заерзал в неудобном кресле. Краем глаза он заметил наблюдающего за ними официанта, но больше Бэрби пить не хотелось. Он неуверенно посмотрел на Април Белл. Вызванное рассказом возбуждение прошло, и теперь она казалась печальной и усталой.
— И ты, Бэрби, считаешь, что он был прав.
— Бог ты мой! — воскликнул Бэрби, судорожно хватаясь руками за край столика. — Было бы даже странно, если бы все, что тебе пришлось пережить, никак не отразилось на твоей психике!
Бэрби чувствовал жгучую жалость к этой девушке. Он прямо кипел от ярости, думая о всех бедах, выпавших на ее долю, о невежестве и жестоком фанатизме ее отца, заставившего Април спрятаться от реальности за жалким фасадом ведьмы. Бэрби испытывал непреодолимое желание защитить Април Белл, помочь ей вернуться из мира фантазии в мир живых людей. Ему было душно в тяжелой атмосфере переполненного бара. Для виду закашлявшись, он низко наклонил голову. Жалость могла только обидеть девушку.
— Я знаю, что я в здравом уме, — прошептала она.
«Так, — подумал Бэрби, — считают все душевнобольные». Он не знал, что и сказать. Ему надо было подумать… проанализировать это странное признание, взвесить все безумные, и не столь безумные гипотезы на холодных весах смерти доктора Мондрика. Он посмотрел на часы и кивнул в сторону главного зала ресторана.
— Пойдем поедим?
Она с готовностью кивнула, и с кошачьей грацией потянулась за своей роскошной белой меховой шубкой, лежавшей на соседнем кресле.
— Я голодная, как волк!
Это слово заставило Бэрби замереть на месте — он вспомнил о странной заколке Април Белл.
— Сейчас пойдем, — кивком головы он подозвал официанта, — выпьем только еще по бокалу… Он заказал еще пару дайкири, и в ответ на ее недоуменно поднятые брови пояснил: — Уже поздно, а мне надо задать тебе еще один вопрос.
Бэрби заколебался.
Лицо Април Белл снова стало настороженном и напряженным.
— Это ведь ты убила котенка? — неохотно спросил Бэрби.
— Да, я.
Его руки до боли впились в твердый край стола.
— И ты сделала это, рассчитывая убить доктора Мондрика?
— И он умер, — кивнула она.
У Бэрби даже мурашки побежали по спине от ее холодного, делового тона. Ее лицо превратилось в безжизненную восковую маску. Темные, настороженные глаза стали странно прозрачными. Бэрби даже представить себе не мог, о чем она сейчас думает, что чувствует. Тонкий мостик доверия исчез без следа, оставив после себя глубокую пропасть страха и тревоги.
— Април, ну, пожалуйста…
Бэрби хотелось во что бы то ни стало достучаться до Април, согреть ее в том безбрежном одиночестве, которое, как ему казалось, она должна испытывать. Но его слова разбились о ледяные стены ее неприязненного молчания.
— Почему ты хотела его убить? — холодно и отчужденно, под стать самой Април, спросил он.
Их разделял маленький ресторанный столик, но, казалось, они перекрикиваются с башен двух стоящих друг напротив друга крепостей.
— Потому, что я боялась.
Бэрби удивленно приподнял брови.
— Чего боялась? Ты же, кажется, говорила, будто совсем не знаешь доктора Мондрика? Каким образом он мог тебе чем-то повредить? Я еще понимаю, если бы я хотел его убить… все-таки он когда-то прогнал меня из тесного круга своих учеников. И потом, он же был совершенно безобидным. Обычный ученый, ищущий истину о человеке.
— Я знаю, чем он занимался, — сухо ответила девушка. — Понимаешь, Бэрби, меня всегда интересовал мой необычный дар. Мне хотелось знать, что же я собой представляю. Я не изучала психологию в колледже — как мне показалось, кое в чем профессора там ну ровным счетом ничего не понимали. И что уж совсем глупо, и не хотели понимать. Но зато я прочитала все, что только было опубликовано о таких, как я.
Ее глаза стали жесткими и блестящими, словно два кусочка полированного малахита.
— Ты знаешь, что доктор Мондрик считался крупнейшим специалистом по колдовству? Не удивляйся, это именно так. Он наизусть знал всю историю средневековой борьбы с ведьмами, и еще многое, многое другое. Он изучил верования и обряды, наверно, всех существующих и существовавших первобытных народов. И видел он в них не примитивные сказки, а нечто гораздо большее.
— Ну, например… Ты знаешь мифы древней Греции — полные историй о любовных связях могучих богов и дочерей рода человеческого. Почти у всех греческих героев: у Геракла, Персея и многих, многих других по преданиям текла в жилах не просто человеческая кровь, а с примесью крови бессмертных богов. И все они обладали нечеловеческой силой и возможностями. Много лет тому назад Мондрик написал большую статью, в которой проанализировал эти самые мифы. Он рассматривал их с точки зрения расовой памяти о конфликте и изредка случавшемся скрещивании двух доисторических рас. Высоких кроманьонцев, так он предположил в своей самой первой работе на эту тему, и зверопобных неандертальцев.
— Но ты же работал с ним, Бэрби. Ты должен представлять себе круг его интересов. Он раскапывал могилы и измерял черепа, и составлял по черепкам разбитые глиняные горшки, и расшифровывал древние рукописи. Он искал различия в современных людях — изучал их кровь, измерял реакцию, анализировал сны. В отличие от многих ученых, не желающих видеть того, что не вписывается в их привычные представления, он ничего не отбрасывал. Он стал признанным авторитетом по вопросам, связанным с экстрасенсорной рецепцией и телекинезом. Причем задолго до того, как мир вообще узнал эти слова. Он готов был идти любым мыслимым путем, лишь бы добраться до цели.