– Да баран он, – проворчала блондинка.
– Не совсем так, милочка, – поправила Евгения Дмитриевна. – Бараны и козлы – это совершенно разные люди, не стоит оскорблять баранов. Обратите внимание на господина Желтухина – он, конечно, не образец для подражания, но видно, что человек перестроился.
– Благодарю вас, Евгения Дмитриевна, – манерно поклонился Желтухин.
– Не повезло вам, полковник, – посочувствовал Вышинский. – Если все вылезет, то вы и до суда не доживете. У вас единственный шанс спасти свою жизнь – пробраться в Норвегию, замочить там человек семьдесят и сесть в комфортабельную тюрьму лет на двадцать, чтобы разгневанные сограждане не достали…
– Ладно, – проворчал полковник, мобилизуя остатки выдержки в кулак. – Хватит глумиться. Что случилось, то случилось. Насколько понимаю, ангелов здесь нет. Может, кто-нибудь объяснит, в конце концов, что за похабень тут происходит?
– Мы рады, полковник, что вы опять с нами, – кивнул Желтухин. – А по поводу похабени решайте сами, я уже замаялся ломать голову. Соображения имеются, но пока я помолчу. Хочется вас всех послушать.
– Зачем это? – насторожилась Статская.
– Да так…
– Черт вас побери… – прорычал полковник, выкарабкался из кресла и поволокся к бару. От него уже ощутимо разило спиртным.
– Вот-вот, – прокомментировала Евгения Дмитриевна. – Наш Федор Иванович прекращает пить, начинает бухать.
– Заткнитесь, – огрызнулся полковник, плеснув в бокал. Шумно вылакал золотисто-оранжевую жижу и начал поедать глазами собравшихся, словно выискивал, кем бы закусить. – Во-первых, эта бумага…
– «Светокопия», – подсказал Желтухин. – Нормальное качество, должны сохраниться отпечатки пальцев. Вот только как добраться до дактилоскопической лаборатории?
– Нет там никаких отпечатков, – отмахнулся полковник. – Уж если выкатывают такие предъявы, наверняка позаботились. Текст отпечатан на принтере, бумаги заранее доставлены на яхту. Их разнесли по каютам, пока мы спали, положили так, чтобы утром мы их заметили. Выходит, эти люди знали, в какой каюте спал каждый из нас…
– Да хрен-то там, – фыркнула Статская. – Могли не знать. Входили в каюты, освещали спящих фонарями, выискивали нужную бумагу. После вчерашнего мы были ни бе ни ме.
– Евгения Дмитриевна не пила, – вспомнил Желтухин.
– И что? – возмутилась женщина. – Я все равно была дико измотана, спала, как сурок, ничего не слышала.
– Другие тоже ничего не слышали? – проворчал полковник.
Люди помалкивали, только Аркадьев тяжело и жалобно вздохнул.
– Все заперли свои каюты? – задал новый вопрос полковник.
И снова ответом было тягостное молчание.
– Чертовы склеротики-алкоголики, – проворчал Костровой.
– И вас по тому же месту, Федор Иванович, – встрепенулся Вышинский. – Можно подумать, вы сами помните, запирали ли за собой каюту. Держу пари, вы сейчас и не вспомните, в какой каюте ночевали.
– Ладно, без наездов, – огрызнулся Костровой. – Будем считать, что кто-то заперся, а кто-то нет. Движение машинальное, не зависит от степени опьянения. Но ни за что не поверю, что все каюты оставались открытыми! Где ключи? – он цепко оглядел присутствующих. – Мы вчера отняли связку у капитана. Каждый ключ был пронумерован.
– Побойтесь бога, Федор Иванович, – изумился Желтухин. – Ведь вы и носились с этой чертовой связкой. У вас она была, любезный полковник.
Тут Полина Викторовна выразительно хмыкнула и уставилась на стену. Все проследили за ее взглядом. На декоративном штурвале, инкрустированном позолотой, болталась искомая связка ключей.
– Не нам, конечно, судить, товарищ полковник, – подал голос опухающий Глуховец, – но кому-то здесь надо меньше пить. Вы сами швырнули эту связку на штурвал, потому что она вам мешалась.
– Ладно, не путайте меня, – поморщился полковник. – Капитан Руденко уверял, что дубликатов нет, в это слабо верится, да и хрен с ними. Итак, что мы имеем? Некто, пользуясь нашим состоянием, разнес по каютам эти чертовы фиговые листки и на этом успокоился. Допустим, все, что тут написано, не лишено оснований, – полковник смутился. – Далеко не все, конечно, но допустим. Стало быть, о нас наводили справки, прежде чем обманом заманить на яхту и выбросить в открытое море. Но навести ТАКИЕ справки… Знаете ли, надо постараться. И что дальше? Нас не арестовывают, не требуют доказать свою невиновность – отсюда можно сделать вывод, что в планы злоумышленников это не входит. Мы находимся в подвешенном состоянии, посреди моря, не знаем, что будет дальше, и не имеем возможности что-то предпринять.
– Напротив, – возразил Желтухин. – На вашем месте я изолировал бы команду – один хрен ничего не делают. Даже завтрак принести не в состоянии…
– Команда в теме, это точно, – проворчал Бобрович, – пусть не все, но кто-то из них – наверняка.
– Быть в теме и быть организатором – две большие разницы, – возразил Вышинский. – Кого-то из команды злоумышленники могут использовать вслепую – скажем, разнести бумажки. Мы можем разделить экипаж, прижать этих людишек к ногтю – кто-то расколется, не сомневаюсь, что господин полковник знает методы. Но может выясниться, что людям просто заплатили за совершение тех или иных действий, а сами они не в курсе.
– Скорее всего, так и есть, – поморщился Желтухин.
– И что будем делать? – жалобно протянул Аркадьев. – Ждать у моря погоды? На горизонте нет никаких кораблей. И как-то не хочется ждать, когда появятся похитители.
– Вы все идиоты, – прошипела Статская. – Неужели вы еще не поняли, что никакие похитители здесь не появятся?
Все со страхом посмотрели на нее, женщина, похоже, сама испугалась своих слов, постную мордашку испещрили морщинки.
– Устами блондинки, как говорится… – крякнул Желтухин. – Признаться, и меня что-то такое посещает…
– Но это абсурд! – воскликнул Зуев. – В чем смысл? Нас похитили, собрали, раздали эти чертовы бумаги, предъявили обвинения. И что дальше? К чему все это? Что с нами собираются делать? Убить, напугать? Да мы уже напуганы!
– Но еще не убиты, – тоном чревовещательницы заметила Маргарита Юрьевна.
– Да типун вам на язык! – взревели хором полковник и Зуев, а последний продолжал. – Нас намеренно водят за нос, создавая абсурдные ситуации и мотая наши нервы. Господа полицейские, вы должны провести расследование, пока не случилось что-то действительно ужасное и необратимое.
– Подождите, – сделал протестующий жест полковник и задумался. Сумрачные тени бродили по обрюзгшей физиономии – мысль, которую он перекатывал в голове, не доставляла ему радости. – Все, что с нами происходит… возможно, в несколько ином выражении… но это так знакомо…
– Знакомо? – встрепенулась Евгения Дмитриевна. – Продолжайте, полковник, не останавливайтесь.
– Вы тоже это поняли, – меняясь в лице, пробормотал Желтухин. – И самое противное, Федор Иванович, что этих ублюдков так и не поймали. Впрочем, не уверен, что мы столкнулись с тем самым феноменом.
– Да о чем вы, черт возьми? – взвизгнул Аркадьев.
– Дьявол, – ругнулся полковник. – Не приведи нам бог столкнуться с этим феноменом… Да бросьте, господа, вы все об этом слышали. Истории нашумевшие. Так называемые «мстители» – как они неоригинально себя величают. Мужик и баба ездят по городам и весям и в силу своей испорченности пакостят властям. Преступники не без талантов, умеют собирать информацию и привлекать на свою сторону несознательных граждан. Начинали промышлять свои делишки, если не ошибаюсь, где-то под Москвой, потом перебрались в сибирский Н-ск, потом куда-то еще восточнее, потом всплывали в черноморском Кабаркуле, потом орудовали в средней полосе в Яроволье…
– Вот черт… – взялась за сердце блондинка. – Это те уроды, что сводят людей с ума? Про них писали.
– Бывали случаи, – согласился полковник. – Но обязательно их клиенты что-то теряли. Если не рассудок, то карьеру и свободу, потому что свои подвиги они выкладывали в Интернет, резонанс был огромный, и властям приходилось реагировать. Примерно так же они предъявляли обвинения чиновникам.
– Ксения Левторович и Никита Россохин, – неохотно буркнул Желтухин. – Пламенные террористы, мать их, идейные борцы с коррупцией и произволом властей… До Владивостока со своими претензиями не добрались, иначе мы бы их встретили. Хреново дело, господа, все это очень напоминает их почерк. Измотать до предела, выжать все соки, превратить человека в голый нерв… Не думаю, что это какие-то последователи и подражатели. У тех, кто имитировал их деятельность, как правило, ничего не получалось…
Масштаб надвигающегося бедствия уже съедал мозг. Желтухин больше не скрывал обуявшего его беспокойства. Встал, направился к бару поступью утомленного человека. Аудитория потрясенно молчала.
– Ну да, разумеется, – еле выдавил Вышинский. – Все мы слышали об этих ловких ребятах и втайне радовались, что это происходит не с нами. Да нет, чушь, – помотал он замороченной головой, – какая вероятность, что мы попали в их сети? Почему именно мы? Это крайне маловероятно, господа.
Масштаб надвигающегося бедствия уже съедал мозг. Желтухин больше не скрывал обуявшего его беспокойства. Встал, направился к бару поступью утомленного человека. Аудитория потрясенно молчала.
– Ну да, разумеется, – еле выдавил Вышинский. – Все мы слышали об этих ловких ребятах и втайне радовались, что это происходит не с нами. Да нет, чушь, – помотал он замороченной головой, – какая вероятность, что мы попали в их сети? Почему именно мы? Это крайне маловероятно, господа.
– Как они выглядят? – прохрипел Бобрович. – Полковник, майор, вы обязаны это знать по долгу службы.
– Молодые, – сказал Желтухин. – Россохину в районе тридцати, Левторович – меньше… Ну, не могу я сказать, как они выглядят, – разозлился он. – Да, видел их лица в компьютере, но когда это было? Что-то невнятное, собирательное, без особых примет… Они умеют менять внешность, корректировать свой возраст. В Кабаркуле они благополучно притворялись пенсионерами, и никто их не раскусил… Полковник, вы сможете визуально определить эту парочку?
– Не знаю, – буркнул полковник. – Не уверен. С чего бы я старался их запомнить?
– Ну, конечно, – ехидно заметила Евгения Дмитриевна. – Зачем их запоминать? Бомба дважды в одно Черное море не падает.
– То есть вы хотите сказать, что все эти чертовы члены экипажа, бродящие по кораблю, гипотетически могут оказаться теми самыми «мстителями»? – поежилась Полина Викторовна.
– Я даже больше скажу, избранная вы наша, – злобно хохотнул полковник. – Это может оказаться кто-то из нас.
– Ну, вы совсем-то с ума не сходите, – посоветовал Вышинский, когда стало совсем душно и страшно. – Проблема не в этом, господа. И даже не в экипаже. Мы в любую минуту можем изолировать членов команды, потому что нас больше, и вытрясти из них всю правду. Заодно сорвать с капитана усы, а с женщин парики. Не ухмыляйтесь. Испуганные люди, если они действуют сообща, – это сила. Есть такой феномен в социальной психологии: общий враг сплачивает людей.
– И в чем тогда наша проблема? – удивилась Евгения Дмитриевна. – В том, что мы еще не завтракали?
– Если память не подводит, упомянутые преступники все свои действия снимали на видео. Если не было возможности снимать обычной камерой, использовалась миниатюрная, встроенная в интерьер аппаратура. Поправьте меня, господа полицейские, если я не прав, – разве не на этом основывалась их преступная деятельность?
Мурашки ползли по доведенным до отчаяния людям. Они невольно озирались, ощупывали глазами детали интерьера. Полковник подошел к штурвалу и принялся рассматривать его с близкого расстояния. Но зрение у него было неважное – он щурился, напрягал глаза.
– Намекаете, что за нами подсматривают тысячи маленьких глазок? – неуверенно пошутил Зуев.
– А яхта, на которой мы находимся, – всего лишь декорация в павильоне… – пробормотала Евгения Дмитриевна и невольно втянула голову в плечи.
– Но здесь не видно ни одной камеры… – решил Глуховец.
– Но это же противозаконно… – начал Аркадьев.
– Господи, сейчас такая аппаратура, что ее и не заметишь, нужно стены разбирать, – поежилась Маргарита Юрьевна и зачем-то заглянула под журнальный столик, перед которым сидела. Потом поднялась, встала за спиной у полковника и тоже принялась вдумчиво разглядывать штурвал.
Снова воцарилась суматоха. Люди вскакивали с мест, ощупывали, осматривали пространство вокруг себя. Заглядывали под предметы мебели, шарили под подушками на диване. Бобрович распахнул створки бара, принялся переставлять с места на место бутылки. Аркадьев стащил со стены картину, повествующую о проблемах людей на плоту посреди штормового моря, стал выдирать из нее полотно. Есаулова оторвала со стены бронзовый канделябр, который чуть не поволок ее на сторону, ощупывала его, как слепая, при этом стекла очков потихоньку запотевали. Вышинский пытался дотянуться до массивной люстры на потолке, потом подтащил стул и, балансируя на нем, стал ощупывать неработающее осветительное устройство.
Этот маразм крепчал минут пятнадцать. Бобрович прищемил палец створкой бара, дул на него и чертыхался. Люди с облегчением разводили руками – ничего не нашли.
– Я что-то нашла, – обнаружила блондинка, выволакивая подносом из-под дивана сразу два микроскопических предмета. Люди сгрудились вокруг находок, лежащих на ее ладошке, напрягали глаза.
– Это ампула, – ткнул в предмет покрупнее Вышинский. – Лекарство, стало быть. Возможно, сердечное или еще какое-то. А это – батарейка для наручных женских часов, – он покорябал ногтем крошечную металлическую «таблетку», поднес ее к глазам на критическое расстояние. – Самая элементарная цельнометаллическая батарейка.
– А откуда это все под диваном? – удивилась Маргарита Юрьевна.
– А вы у себя под диваном никогда не находили ничего интересного? – фыркнул полковник. – Выбросьте эту хрень, Маргарита Юрьевна, и зарубите на носу: если хотите отыскать спрятанную видеоаппаратуру, никогда не делайте это под диваном.
Искательский азарт пошел на убыль. Основная масса присутствующих плохо представляла, что они ищут. Дольше всех возился Желтухин. В отличие от прочих дилетантов, он к процессу подошел взвешенно и вдумчиво: осматривал каждый метр пространства профессиональным оком, ощупывал стены, каждую подозрительную выпуклость, исследовал мебель – особенно ножки кресел и перекладины. Вытащил из вазы декоративную композицию из засушенных цветов, разобрал ее по веточке и каждую «зачистил», а то, что осталось от композиции, выбросил в мусорную корзину.
– Фиаско, майор? – полюбопытствовал полковник.
– Сплюньте, – проворчал Желтухин. – Не хотелось бы вас обнадеживать, господа, но имеется повод для сдержанного оптимизма. В этой кают-компании, похоже, нет подсматривающих и подслушивающих устройств. Однако я не стал бы расслабляться. Это ничего не значит.
– Не скажите, – тут же расслабилась Есаулова. – Для вас это, может, ничего и не значит, а для меня – значит…
– Черт возьми, долбаные полицейские, проведите же, наконец, расследование! – вскричал окончательно замороченный Глуховец. – Долго мы будем тут еще нервничать?!
– Заткнись, придурок! – взбеленился полковник. – Ты кого из себя строишь, министр, блин, недоделанный?!
– А вы ослепли и оглохли, Николай Юлианович? – недобро прищурился Желтухин. – Чем мы сейчас, по-вашему, занимаемся?
Завтрак подали с опозданием. Впору было уже обедать. Стюард Малышкин был мрачнее тучи, официантка тоже перестала улыбаться. Люди кропотливо пережевывали жесткое, еле разогретое мясо, ковырялись в салатах, запивали теплым соком. «Лучше бы сразу цианистый калий принесли, чем кормить этими отбросами», – брюзжал вечно недовольный Глуховец. «Скоро нас вообще перестанут кормить, – ворчала Есаулова. – Будем тут, как Робинзоны, друг дружку лопать. Черт возьми, почему в стране отменили жалобные книги?!» – «Может, с юмором отнесемся к ситуации?» – предложил неплохое решение проблемы Вышинский, но оно не нашло отклика в сердцах пассажиров.
Обездвиженный «Ковчег» продолжал торчать посреди моря. Во все пределы простиралась монотонная синяя гладь без начала и конца. Облака рассеялись, дул приятный освежающий ветерок. Люди вышли из кают-компании, невольно сбились в кучку, уныло смотрели по сторонам. С капитанского мостика за ними подглядывал капитан Руденко. Весть о разрушениях и попытках разобрать яхту на детали уже дошла до руководства, и было видно, что капитан злится, не решаясь, впрочем, озвучить претензии. В машинном отделении что-то скрежетало и постукивало – механик Панов пытался оживить застопорившиеся механизмы (или просто делал вид). Носились, как пчелки, убирая каюту, стюард и официантка – оба мрачнее тучи, друг с другом не разговаривали.
– Что-то не ругаются они сегодня, – подметил Желтухин.
– Поссорились, блин, – фыркнула Маргарита Юрьевна.
На камбузе гремела посуда – Виолетта Игоревна, за неимением воды, занималась ее сухой чисткой. Из люка в носовой части палубы выбрался помощник капитана Шварц. Он отряхнулся, покосился на людей, зависших у него над головой, сделал сосредоточенное лицо и побрел к проходу вдоль левого борта, держась поближе к лееру – видимо, опасался, что публика станет его оплевывать.
Желтухин кусал обветренные губы. Неопределенность и невозможность что-то предпринять ужасно раздражали.
– К черту! – вдруг рявкнул полковник. – Предлагаю еще раз осмотреть яхту, а потом построить команду и показать этим смутным людишкам кузькину мать!
– Только не рубите сплеча, полковник, – задумчиво пробормотал Желтухин. – Не хотелось бы вас учить жизни, но думать желательно головой, а чувствовать – задницей. И ничего при этом не перепутать…
Неожиданно случилось то, чего никто не ожидал. Казалось, контролировали ситуацию. Пассажиры спустились вниз, держась друг друга. Костровой, оправившись от потрясения и неловкой ситуации, в которую сам себя загнал, вновь назначил себя старшим. Никто не возражал – какое ни есть, а полицейское начальство. Он вел людей, как Крысолов с дудочкой. Вереница пассажиров протащилась по левому борту к корме. Каждый посчитал своим долгом сунуться на камбуз, и Виолетта Игоревна, изыскавшая немного воды в тазике, десять раз вздрагивала, когда в проем всовывалась новая физиономия. На палубу, где были каюты, вошли с кормы и потихоньку продвигались к носу, осматривая каждое помещение. Полковник бормотал, что они обязаны что-то найти, а заодно убедиться в отсутствии встроенной шпионской аппаратуры. В коридоре «бизнес-класса» царил полумрак, толика света поступала лишь из открытых кают, где были иллюминаторы. И вышло так, что люди рассредоточились, стали куда-то пропадать, кто-то находился в коридоре, другие потрошили каюты. Успели осмотреть лишь часть помещений, и пока это делали, притупилось чувство опасности. Снова потрошили ящики, шкафы, ковырялись в окантовке иллюминаторов, выкручивали неработающие осветительные приборы. Желтухин и полковник возились в каюте под номером шесть (она располагалась примерно в середине коридора) – Костровой выдирал с мясом вентиляционную решетку, бормоча, что именно в таких местах обычно разводятся «вредные насекомые». Желтухина привлек сливной бачок в туалете. Где-то в коридоре и примыкающих помещениях бубнили люди, с треском волоклась по полу кровать. Никто не следил за ходом времени. И вдруг послышался надрывный женский голос. Полицейские бросились к открытой двери, полезли в коридор одновременно, отпихивая друг друга. Из пятой каюты, расположенной напротив, выглядывали озадаченные Зуев и Вышинский. В полумраке было трудно разобрать что-то вразумительное. Полковник включил фонарик, реквизированный на капитанском мостике. Яркий свет озарил пространство коридора – от шестой каюты до кормы. Из дверей на этом протяжении высовывались возбужденные, испуганные физиономии: хлопала глазами Маргарита Юрьевна, трясся от страха Аркадьев, недовольно бубнил Бобрович.