Дошел черед до Яковлева. На вопрос Сталина, обдумал ли он предложение, Яковлев отвечал, что, получив все данные от Климова, его бюро тщательно проработало предложение и может взяться за конструирование истребителя.
– Какое вооружение будет у истребителя? – поинтересовался Сталин.
– Пушка калибра двадцать миллиметров и два скорострельных пулемета.
Выразив одобрение, Сталин сообщил, что правительство заказывает одновременно истребители нескольким конструкторам, их задача заключается не только в разработке истребителя, наилучшего по летным и боевым качествам, но и в том, чтобы как можно быстрее сделать его и запустить в серийное производство.
– Машину надо сделать к новому, сороковому году. Сможете?
– Американцы новый истребитель делают за два года...
– Американцы! А вы покажите, что может молодой русский инженер. Покажете – чашка чая за мной. – Сталин засмеялся.
Конструкторам, проектировавшим новые самолеты, создали все условия для работы, оказывали любую помощь, в том числе и материальную. Сталин вмешивался сам, если возникала малейшая заминка.
Сталин организовал не только создание и производство современных самолетов, он вел лично самую настоящую разведку авиации возможного противника. Для этого посылал в Германию самых компетентных специалистов.
В октябре 1939 года в Германию была направлена торговая делегация во главе с И. Ф. Тевосяном. В состав делегации был включен конструктор Яковлев, ему была поставлена конкретная задача – ознакомиться с авиационной техникой Германии.
В марте 1940 года Сталин вторично направляет делегацию в Германию. В составе этой делегации опять Яковлев, которому Сталин лично поставил задачу. Суть ее конструктор излагает в своих воспоминаниях так:
“... в возможно короткий срок закупить в Германии авиационную технику, представляющую для нас наибольший интерес, как для сопоставления уровня наших самолетов с немецкими, так и для изучения технических новинок в области авиации вообще.
В разговоре выяснилось, что следовало бы выделить какую-то сумму в валюте для непосредственных, непредусмотренных закупок, помимо тех сумм, которые предоставлялись в обычном порядке.
– И сколько же нужно вам валюты? – спросил Сталин.
– Тысяч сто-двести.
Сталин снял трубку и соединился с наркомом внешней торговли Микояном.
– В распоряжение делегации надо выделить миллион, а если израсходуют – дайте еще столько же.
Окончив разговор с Микояном, добавил:
– Если же возникнут затруднения, обращайтесь прямо ко мне. Условный адрес: Москва, Иванову”.
Сложилось так, что Яковлеву пришлось воспользоваться помощью Сталина. Об этом Яковлев пишет:
“После поездки по заводам и встреч с Мессершмиттом, Хейнкелем и Танком у членов авиационной комиссии составилось вполне определенное мнение о необходимости закупить истребители “Мессершмитт-109” и “Хейнкель-100”, бомбардировщики “Юнкерс-88” и “Дорнье-215”.
Однако из-за бюрократических проволочек аппарата торгпредства мы не могли быстро и оперативно решить порученную нам задачу, то есть принять на месте решение о типах и количестве подлежащих закупке самолетов.Я,видя такое дело, попробовал послать телеграмму по адресу: “Москва, Иванову”. Торгпредское начальство телеграмму задержало и запретило передавать ее в Москву. Только после того, как я объяснил Тевосяну, что, предвидя возможность каких-либо затруднений и учитывая важность задания, Сталин разрешил при осуществлении нашей миссии обращаться непосредственно к нему и для этой цели дал мне шифрованный телеграфный адрес: “Москва, Иванову”, он согласился и приказал не чинить препятствий.
Буквально через два дня был получен ответ, предоставляющий право на месте определить типаж и количество закупаемых самолетов без согласования с Москвой. Такая быстрая реакция на мою шифровку буквально потрясла торгпредских чиновников. Работать стало очень легко, и поставленная перед нами правительственная задача была успешно решена.
В общем, вторая поездка в Германию была такой же интересной и полезной, как и первая, а может быть, еще интереснее, потому что если первая носила ознакомительный характер, то эта – деловой: мы отбирали и закупали интересующую нас авиационную технику.
В день возвращения в Москву из Германии, вечером, я был вызван к Сталину, у которого находились Молотов, Микоян, Маленков и Шахурин. Со мной долго и подробно беседовали, сперва в кремлевском кабинете, а потом за ужином на квартире у Сталина.
Сталина интересовало все: не продают ли нам немцы старье, есть ли у них тяжелые бомбардировщики, чьи истребители лучше – немецкие или английские, как организована авиапромышленность, каковы взаимоотношения между немецкими ВВС – “Люфтваффе” и промышленностью и т. д.
Участвовавших в беседе, естественно, больше всего интересовало: действительно ли немцы показали и продали нам все, что у них находится на вооружении; не обманули ли они нашу комиссию, не подсунули ли нам свою устаревшую авиационную технику.
Я сказал, что у нас в комиссии также были сомнения, особенно в первую поездку, но сейчас разногласий на этот счет нет. Мы уверены, что отобранная нами техника соответствует современному уровню развития немецкой авиации.
Сталин предложил мне представить подробный доклад о результатах поездки, что я и сделал”.
Сталин послал Яковлева с личным поручением еще и в третий раз. Случилось это (в октябре 1940 года) так:
“– Вас срочно вызывают в Кремль к Молотову.
В Кремле пустынно, правительственные учреждения по случаю праздника не работали, безлюдными были коридоры Совнаркома.
Молотов сразу меня принял и сообщил, что я назначен в состав правительственной делегации, отправляющейся в Германию.
– Завтра в 9 часов вечера вы должны явиться на Белорусский вокзал, поедем в Берлин. Это указание товарища Сталина.
– Но как же завтра? – удивленно спросил я. – Ведь у меня нет заграничного паспорта, и вообще я совершенно не подготовлен к поездке.
– Ни о чем не беспокойтесь, все будет. Чемоданчик со свежим бельем найдется?.. Больше ничего от вас не требуется. Значит, завтра ровно в 8 на Белорусском вокзале...”
(О переговорах Молотова с Гитлером, о том, как ими руководил Сталин и какая польза была извлечена из этих переговоров, изложено в отдельной главе.)
Пока Молотов осуществлял свою политическую миссию, конструктор Яковлев не терял времени и выполнял свою особую работу. Она была настолько важной для Сталина, что он пригласил к себе Яковлева в день его возвращения из Берлина.
“По возвращении в Москву, – вспоминал конструктор, – меня сразу же, чуть ли не с вокзала, вызвали в Кремль.
В приемной, здороваясь, Молотов засмеялся:
– А, немец! Ну теперь затаскают нас с вами.
– За что?
– А как же! С Гитлером обедали? Обедали. С Геббельсом здоровались? Здоровались! Придется каяться.
В этот вечер обсуждалось много всевозможных вопросов, большей частью не имевших отношения к авиации, но меня все не отпускали и нет-нет да и расспрашивали, что нового видел я в этот раз в Германии. Сталина, как и прежде, очень интересовал вопрос, не обманывают ли нас немцы, продавая авиационную технику.
Я доложил, что теперь, в результате этой, третьей поездки, создалось уже твердое убеждение в том (хотя это и не укладывается в сознании), что немцы показали истинный уровень своей авиационной техники. И что закупленные нами образцы этой техники – самолеты “Мессершмитт-109”, “Хейнкель-100”, “Юнкерс-88”, “Дорнье-215” и другие – отражают состояние современного авиационного вооружения Германии.
И в самом деле, война впоследствии показала, что кроме перечисленных, имевшихся в нашем распоряжении самолетов, на фронте появился только один новый истребитель – “Фокке-Вульф-190”, да и тот не оправдал возлагавшихся на него надежд.
Я высказал твердое убеждение, что гитлеровцам, ослепленным своими успехами в покорении Европы, и в голову не приходило, что русские могут с ними соперничать. Они были так уверены в своем военном и техническом превосходстве, что, показывая секреты своей авиации, думали только о том, как бы нас еще сильнее поразить, потрясти наше воображение и запугать.
Поздно ночью, перед тем как отпустить нас домой, Сталин сказал:
– Организуйте изучение нашими людьми немецких самолетов. Сравните их с новыми нашими. Научитесь их бить.
Ровно за год до начала войны в Москву прибыли пять истребителей “Мессершмитт-109”, два бомбардировщика “Юнкерс-88”, два бомбардировщика “Дорнье-215”, а также новейший истребитель – “Хейнкель-100”. К этому времени мы уже имели свои конкурентоспособные истребители – ЛАГГи, ЯКи, МиГи, штурмовики и бомбардировщики ИЛы и ПЕ-2”.
Благодаря дальновидности и предприимчивости Сталина, выигрыш во времени был особенно дорог для нашей авиации: он позволил за 1939—1940 годы создать новые, вполне современные типы боевых самолетов и к 1941 году запустить их в серийное производство.
* * *
Так же настойчиво, внимательно и требовательно относился Сталин и к танкостроению.
В августе 1938 года в ЦК состоялось совещание, на котором были рассмотрены перспективы развития танковой промышленности.
Советские танкостроители спроектировали и уже во второй половине 1939 года построили первые опытные образцы машин оригинальных конструкций: коллектив под руководством М. И. Кошкина, А. А. Морозова и Н. А. Кучеренко создал лучший в ту пору и на многие последующие годы вперед средний танк Т-34. Конструкторское бюро Ж. Я. Котина разработало тяжелый танк принципиально нового типа.
Танкостроением Сталин интересовался постоянно и вникал во все детали.
Из воспоминаний М. И. Кошкина:
“Докладывал Ворошилов, держа в руке проект решения, подготовленного Комитетом Обороны. Сталин подошел к нему и взял листок. Прочитал его и, обращаясь к начальнику Автоброневого управления Я. Н. Федоренко, спросил:
– Какие тактико-технические преимущества имеет новая башня?
Федоренко стал говорить о том, что литую башню можно изготовлять в литейных цехах, в то время как при производстве башен старого типа для штамповки отдельных деталей требуются мощные прессы.
– Я вас спрашивал, какие тактико-технические преимущества имеет новая башня, а вы мне говорите о технологических преимуществах. Кто у вас занимается военной техникой?
Федоренко назвал генерала И. А. Лебедева.
– Здесь он?
Генерал Лебедев поднялся. Сталин повторил вопрос. Лебедев заколебался и начал, по существу, повторять сказанное Федоренко.
Сталин нахмурился и сердито спросил:
– Вы где служите: в армии или в промышленности? Я третий раз задаю вопрос о тактико-технических преимуществах новой башни, а вы мне говорите о том, какие возможности открываются перед промышленностью. Может быть, вам лучше перейти на работу в промышленность?
Генерал молчал. Я почувствовал, что решение о переводе на литье башни может быть не принято, и, подняв руку, попросил слова. Обращаясь в мою сторону, Сталин сказал:
– Я спрашиваю о тактико-технических преимуществах.
– Я об этом и хочу сказать, Иосиф Виссарионович.
– Вы что, военный?
– Нет.
– Что вы хотите сказать? – с недобрым выражением лица спросил Сталин.
Я вынул из папки карточки с результатами обстрела и подошел к Сталину.
– У старой башни, сваренной из отдельных деталей, имеются уязвимые места – сварные швы. Новая – монолит, она равнопрочная. Вот результаты испытаний обоих типов на полигоне путем обстрела.
Сталин посмотрел карточки, вернул их мне и сказал:
– Это соображение серьезное.
Он отошел в другой конец комнаты.
– Скажите, а как изменится положение центра тяжести танка при переходе на новую башню? Конструктор машины здесь?
Поднялся конструктор.
– Если и изменится, товарищ Сталин, то незначительно.
– Незначительно – это не инженерный термин. Вы считали?
– Нет, не считал.
– А почему? Ведь это военная техника. – Не спуская с конструктора глаз, Сталин спросил, как изменится нагрузка на переднюю ось танка.
Конструктор тихо сказал:
– Незначительно.
– Что вы твердите все время “незначительно” да “незначительно”, скажите, вы расчеты делали?
– Нет, – тихо ответил конструктор.
– А почему? Конструктор молчал.
Сталин положил на стол листок с проектом решения и сказал:
– Я предлагаю отклонить предложенный проект постановления как неподготовленный. Указать товарищам, чтобы они с такими проектами на Политбюро не выходили. Для подготовки нового проекта выделить комиссию, в состав которой включить Федоренко, его, – он указал на наркома автотракторной промышленности С. А. Акопова, – и его, – палец Сталина указывал на меня”.
В июне 1940 года Политбюро ЦК приняло решение “О производстве танков Т-34 в 1940 году”. К выпуску новых танков привлекалось значительное количество заводов, и в результате производственные мощности советского танкостроения к лету 1941 года в полтора раза превышали мощности танковой промышленности Германии. Но сложности организационного и технологического порядка сдерживали выпуск новых танков. В 1940 году было изготовлено 246 KB и 115 Т-34; в первом полугодии 1941 года производство новых танков возросло: было изготовлено 393 KB и 1110 Т-34. Однако этого количества танков было недостаточно для предпринятого перевооружения бронетанковых войск. Так же, как и авиация, бронетанковые войска Красной Армии вступали в Великую Отечественную войну будучи еще в стадии реорганизации.
В этом была одна из причин наших неудач в первые месяцы войны. Они могли оказаться еще более роковыми, если бы Сталин всеми дипломатическими силами не отодвигал нападение Германии и не использовал бы эту отсрочку для оснащения армии современным оружием и техникой.
***
Не забывал Сталин и Военно-Морской Флот. Однако, будучи сугубо сухопутным человеком, в делах флотских Сталин допустил ошибку. Но ошибка эта была, как говорится, с добрыми намерениями.
Сталин в разговоре с флотоводцами настаивал на строительстве крупных кораблей, в особенности линкоров.
Нарком Военно-Морского Флота Кузнецов возражал:
– Балтийское море тесно для тяжелых кораблей, они могут подрываться на минах. Очень дорого обходится строительство таких кораблей.
Сталин поднялся из-за стола, прошелся по комнате, набил табаком трубку.
– По копеечке соберем деньги, а построим, – сказал он, строго глядя на Кузнецова.
Проектирование и закладка кораблей в 1937—1938 годах велись в чрезвычайно быстром темпе. Еще больший размах приобрело строительство в 1939 году, сотни заводов работали на флот. Для спуска на воду крупного корабля надо три, а то и пять лет, денег же, материалов и труда они требовали очень много. Между тем на Западе началась война, средства настоятельно необходимы были везде. И в 1939 году Сталин решил сократить число строящихся линкоров и тяжелых крейсеров, сосредоточив усилия на эсминцах, подводных лодках, торпедных катерах. В начале июля 1941 года строительство линкоров было прекращено. Так или иначе, Сталин исправил свою ошибку.
* * *
Укреплением обороны страны непосредственно руководили верные соратники Сталина – К. Е. Ворошилов, Г. К. Орджоникидзе, С. М. Киров, А. А. Жданов. Но совершенно особое место в этом отношении надо отвести тому вниманию, пристрастию, с которым занимался оборонными делами сам Сталин.
На XVI съезде он говорил, что Советский Союз хочет мира и что Советское правительство будет вести мирную политику всеми средствами, но охотникам до чужих территорий следовало знать:
– Ни одной пяди чужой земли не хотим. Но и своей земли, ни одного вершка не отдадим никому.
Когда я учился в академии имени Фрунзе, эти слова встречали слушателей на стене у входа в наше величественное здание, теперь они почему-то исчезли.
Война с Финляндией (Осень 1939-го– начало 1940гг.)
Сталин вначале хотел мирным путем улучшить стратегическое положение Ленинграда. Граница проходила недалеко от города, и в случае войны финские орудия крупных калибров могли обстреливать Ленинград со стационарных позиций. Финское правительство, которое возглавлял Рюти, вело недружественную Советскому Союзу политику.
В “Советской военной энциклопедии”, вышедшей в 1979 году, сказано: “Правящие реакционные круги Финляндии с помощью империалистических государств превратили территорию страны в плацдарм для нападения на СССР. В приграничных районах, и главным образом на Карельском перешейке, в 32 километрах от Ленинграда, при участии немецких, английских, французских и бельгийских военных специалистов и финансовой помощи Великобритании, Франции, Швеции, Германии и США была построена мощная долговременная система укреплений, линия Маннергейма”.
Это объяснение возможной агрессии Финляндии против СССР, если вдуматься, выглядит все же неубедительно. Да, многие страны были заинтересованы в столкновении Финляндии и СССР, но наступательную агрессивную доктрину характеризуют совсем другие способы подготовки к войне, нежели строительство долговременной оборонительной линии. Вести наступательные действия можно, подготовив обычную местность, на которой сосредоточивают войска и после создания ударной группировки начинают боевые действия. Затрачивать огромный труд и миллиардные капиталы, да еще с привлечением стольких государств, чтобы построить могучую линию якобы для наступления, – это, по военным понятиям, просто безграмотно. Даже не посвященный в военное искусство человек и тот понимает наивность подобного объяснения. Конечно же, линию Маннергейма финны строили для того, чтобы защитить маленькую Финляндию от такого грозного соседа, каким становился СССР. Но “добрые союзники” вкладывали деньги и в своих интересах.
Летом 1939 года в Финляндии побывал начальник генерального штаба Германии Гальдер, особый интерес он проявил к ленинградскому и мурманскому стратегическим направлениям. У. Кекконен позднее писал: “Тень Гитлера в конце 30-х годов распростерлась над нами, и финское общество в целом не может отрекаться от того, что оно относилось к этому довольно благосклонно”.