Первыми неладное почуяли медиа-корпорации. Потом спонсоры – упала отдача от рекламы. Положение нужно было как-то спасать: прямо на глазах самопроизвольно рушился громадный сегмент рынка, казавшийся до этого незыблемо стабильным. Вернуть потребителей к экранам могло только что-то свеженькое и с перцем. Некое яркое и опасное шоу, похожее внешне на классические горнолыжные дисциплины, но гораздо более динамичное и злое. Признаться, мне до сих пор страшно интересно – какие такие пляски на снегу могли бы выдумать кровожадные толстопузые менеджеры, не загреми тогда в больницу один ничем не примечательный человек.
Как раз в то время некто Фрэнк Макнамара, второразрядный американский лыжник, валяясь в очередной раз на растяжке, призадумался, как дальше жить. Поломанный Маркер в аналогичной ситуации выдумал свой гениальный крепеж. Украв таким образом возможность обессмертить свое имя у всех, кто сломался позже, несмотря на маркеры. В палате ведь мысли невольно обращаются к безопасным креплениям. Посмотришь на гипс, и давай выдумывать. Только выдумал, тут вспомнил – мать честная, они ведь и так уже есть! Капитально поломанный Илюха, как ни тужился, ничего умнее безопасных горных лыж не придумал. Оказалось, что это лыжи, которые стоят у печки. И желательно – цепями к ней, цепями прикованы… Так вот, в отличие от Маркера – и тем более от Илюхи, – у Макнамары имелся дядюшка, владелец задрипанной букмекерской конторы. Пришел он навестить племянника, и слово за слово возник разговор – почему больше не принимаются ставки на горнолыжные соревнования. «Так никто и не ставит», – усмехнулся дядя. – «Сам знаю, что не ставит. Ты мне объясни – почему?» Дядюшка ответил разумно и четко: крошечный разрыв между результатами, трудно предугадать раскладку мест. Очень мало заметных глазу внешних факторов. Фрэнк резонно поинтересовался, что же нужно сделать, чтобы горные лыжи возбудили в зрителе азарт. Тут дядюшка ответил еще конкретнее. Возьми трассу, на которой лыжник не ломится сквозь частокол, а красиво и опасно съезжает. Нечто среднее между обычной слаломной и трассой слалома-гиганта. И сделай ее такой, чтобы до конца съехало из ста участников не девяносто девять, а, скажем, пятьдесят. «А куда остальные денутся?» – спросил обалдевший Фрэнк. «Да хоть сюда, – небрежно ответил дядя, ласково хлопая племянника по гипсу. – И еще, Фрэнки, подумай… Я люблю бордеркросс[2] – зрелищно и щекочет нервы. А ты представь, что это будет за шоу, если нечто подобное учинить на горных лыжах! Например, выгнать пять-шесть человек разом на трассу скоростного спуска… Нет, лучше целую дюжину!» Тут Макнамара, по собственному признанию, слегка от дядюшкиной кровожадности устал и вежливо попросил родственника ту фак офф энд гет аут. Но к вечеру у Фрэнка начало яростно чесаться под гипсом, отчего он впал в мизантропию и до мельчайших деталей продумал два лихих мероприятия. Изобрел две абсолютно сумасшедших дисциплины. «Ски Челлендж» – экстремальный полугигант, где доезжает до финиша, конечно, не каждый второй лыжник, а все-таки два из трех, хотя с трудом. И «Даунхилл Челлендж» – вот уж действительно полный даун, – скоростной спуск с общим стартом (видели автогонки на выживание? очень похоже). Так и живем с тех пор. Нормальные лыжники соревнуются за деньги, славу и адреналин, а мы – за деньги с нехорошим душком, нездоровую славу психически больных и вагоны адреналина. Точнее, наверное, цистерны. И все потому, что нас в нормальные лыжники не берут. Мы как на подбор – крепкие, отважные и выносливые. Качества сии у нас представлены в количестве гораздо большем, нежели требуется лыжнику классической формулы. Но увы, за счет той самой филигранности, которая позволяет на каждом флаге отыгрывать тысячные.
Конечно, мы им завидуем. Вот судьба! Мой друг по песочнице, Игорь с десятого этажа, «чемпион по прыжкам в канаву», как он себя называет, никогда даже не мечтал о болиде F1. Парень хороший раллист, это его призвание, он жизнь положил, чтобы научиться грамотно водить WRC[3], и на формульной трассе ему искать нечего кроме позора. Две стихии внешне схожих, но по сути полярных. Как «Субару» и «Феррари». Спрашивается, о какой зависти тут может идти речь? А лыжники все-таки не машины и даже не автогонщики. И временами предаются несбыточным мечтаниям. Помню, в прошлом году подвалил к нам чемпион мира Стив Малкович. Мы как раз в Шамони откатались, хмурое утро, трасса распахана как форменный танкодром[4], обслуга готовится ее зализывать и флаги переставлять для этапа Кубка. Все «челленджеры» уже разъехались, только мы в себя приходим, и чехи. Тут к нам в гостиницу Стив является, на плече чехол. «Здравствуйте, коллеги, – говорит. – Не прогуляетесь со мной до вашего склона? Что-то мне в голову вступило, хочу разок съехать. А вы, будьте добры, объясните, как это по всем правилам делается». – «Вы что, – спрашиваем, – от тренера сбежали?» – «Угу, – кивает. – Проболтаетесь – из могилы достану. Ну помогите Христа ради, что вам, жалко? Когда мне еще такой случай представится?!» Дали мы ему легенду, проводили на склон, внутренне хихикаем – надо же как мужика разобрало! Если узнает его тренер, скандал будет на всю Европу. А не дай Бог еще кувыркнется чемпион… Это у меня меня, самоубийцы, голеностоп на пятьсот тысяч застрахован, а у Стива, наверное, миллионов на десять. Вот будем переоформлять свои полисы, тут-то «Ски Иншурэнс» и припомнит нам, как мы ее на десять «метров» возмещения обрадовали…
Оставили в гостинице молодых, чтобы внимание отвлекали. Конечно, дико их обидели – кто же согласится в засаде сидеть, когда такой бесплатный спектакль! Впрочем кому бесплатный, а Малковичу развлечение в копеечку влетело. Мы ведь за его счет дали на лапу смотрителю, чтобы подъемник запустил и помалкивал. Отдельно бригадиру «топтунов» и водителю ратрака[5] приплатили за незапланированный перерыв на ланч. Стив размялся, еще раз в легенду заглянул, мы ему места показали, где совсем уж неприличные рытвины образовались. «Ну ладно, я пока без секундомера, для пристрелки. А вы, – „топтунам“ кричит, облепившим трассу с вытаращенными глазами, – увидите кого-нибудь с видео, так сразу бейте ему в морду и картридж ломайте! Судебные издержки за мной!» И пошел вниз. Ох, изящно съехал! Как протанцевал. Однако чувствую – не то что-то. Поднимается чемпион, в глазах неземное сияние. «Вот это да! – говорит. – Очень все разбито, но какой восторг! Попробую слегка наддать». Мы его, понятное дело, отговариваем, но у Стива, похоже, на самом деле в голову вступило. Оказалось, что он впервые за последний год на целых полдня без нянек остался – тренер с менеджером поехали какие-то бумаги подписывать. Ладно, каждый сходит с ума по-своему.
Наддал Малкович. Еще красивее прошел. Опять чувствую – впечатление обманчиво. Как нашего легендарного Жирова тренеры ругали – почему, мол, едешь медленно? А посмотрят на таймер – обалдеть можно, он же на самом деле лучшее время привез! Вот и тут нечто похожее, только с обратным знаком. Но все-таки психую слегка, да и остальные мнутся. А если он попросит секундомер включить? И на ухайдаканной трассе первый результат выдаст?!
Тут как раз Боян Влачек ко мне подходит. Злой как черт, заранее расстроенный. На этой трассе первое время – его. «Знаешь, что сейчас будет?» – «Ну, что?» – «Уделает он нас, вот что. Секундомер попросит и уделает». – «Спорим на десять щелбанов, что нет. Секундомер-то он попросит. Но привезет двадцатое время, страшно обидится и больше никогда не подаст нам руки». Про руку я нарочно придумал – знал, что сразу будет второе пари на те же десять щелбанов насчет подаст или не подаст, и оба выигрыша погасятся. Боян страшно азартный, легко поддается, а я терпеть не могу, когда мне принародно по лбу щелкают.
Так и вышло, Илюху подрядили разбивающим, чуть пальцы нам обоим не переломал. Снова поднялся Стив, по лицу видно – окончательно сбрендил. «Можем секундомер запустить?» Отчего же не можем, на гору уже весь обслуживающий персонал сбежался, вплоть до последнего разносчика конфет. Разве что секьюрити не видно – понятное дело, кто ж им скажет, что чемпион мира угробиться решил… И тренерам вряд ли стукнут. На этот счет у обслуги круговая порука, знают, в каких строгих ошейниках мы живем. Хотя если, допустим, попросить бутылку пива на склон пронести… Сомневаюсь, что получится.
Запустили нам систему. Тоже фактически задарма – выпросили только пару автографов и несколько фотографий с чемпионом в обнимку на фоне стартовой будки. Стив был не против, разве что куртку набросил – фиг докажешь, при каких обстоятельствах его щелкали. «Только не снимайте, как еду». Нет проблем. Стартовую рейку настроили, Малкович уперся, выпрыгнул и улетел. Как он на этот раз прошел – ни в сказке, ни пером. Летит – хоть для учебного пособия снимай. «Как съехать с горы, чтобы твоя девушка, наблюдая, испытала оргазм». Талантливейший мужик. Стоим, пускаем слюни, по-черному завидуем, ждем, чем сердце успокоится. Заодно боимся как бы не поломался – уж очень гонит.
Так и вышло, Илюху подрядили разбивающим, чуть пальцы нам обоим не переломал. Снова поднялся Стив, по лицу видно – окончательно сбрендил. «Можем секундомер запустить?» Отчего же не можем, на гору уже весь обслуживающий персонал сбежался, вплоть до последнего разносчика конфет. Разве что секьюрити не видно – понятное дело, кто ж им скажет, что чемпион мира угробиться решил… И тренерам вряд ли стукнут. На этот счет у обслуги круговая порука, знают, в каких строгих ошейниках мы живем. Хотя если, допустим, попросить бутылку пива на склон пронести… Сомневаюсь, что получится.
Запустили нам систему. Тоже фактически задарма – выпросили только пару автографов и несколько фотографий с чемпионом в обнимку на фоне стартовой будки. Стив был не против, разве что куртку набросил – фиг докажешь, при каких обстоятельствах его щелкали. «Только не снимайте, как еду». Нет проблем. Стартовую рейку настроили, Малкович уперся, выпрыгнул и улетел. Как он на этот раз прошел – ни в сказке, ни пером. Летит – хоть для учебного пособия снимай. «Как съехать с горы, чтобы твоя девушка, наблюдая, испытала оргазм». Талантливейший мужик. Стоим, пускаем слюни, по-черному завидуем, ждем, чем сердце успокоится. Заодно боимся как бы не поломался – уж очень гонит.
Тридцать второе место он изобразил. В наших рядах полное замешательство. Боян шапку тянет с головы, трясет лохмами, уверяет, что я все нарочно подстроил, но подставляет лоб. Я говорю – не торопись, концерт только начался. А у самого в душе форменный салат оливье из глубокого переживания насчет чемпионской психики, искреннего сожаления, что так получилось, и дикой гордости за наших.
Снова Малкович тут как тут. «Ничего, – заявляет, – не понимаю. Я же по вашей канаве ехал! В чем загвоздка?» Точнее, в чем уловка – «What's the catch?» Мы его как могли утешили – мол в канаве все и дело, тут даже Господь Бог время лучше тридцатого не покажет. Стив головой мотает: «И не такие канавы видал. Слалом-гигант на этой самой горе хожу. Вот разноска флагов у вас ненормальная. А ну, еще!»
Ладно, давай еще. Ка-ак он ломанулся! Совсем по-нашему, учел прежние ошибки, пересмотрел тактику. Стоим, переживаем больше прежнего. Двадцать седьмое время. Народ хохочет, сам себе аплодирует. Объехал чемпион Господа, но не более того. Боян лезет за проигранными щелбанами и весь светится. Я отмахиваюсь – погоди.
Появляется Стив, зеленый и пупырчатый от злости, как жаба экзотическая. Без единого слова лезет к стартовой рейке. Тут мы не выдержали, стеной встали. И страшно нам, и обслуга уже извертелась, боится, что начальство прибежит. Малкович кричит – пустите, мелочь пузатая, я уже все понял! Черт с тобой, дуй, раз все понял. Расступились. Стив дунул, чуть не упал пару раз, в финишный створ на заднице въехал. Сорок первым. Илюха говорит: он же теперь скажет, что мы виноваты – с темпа сбили! Еще раз полезет и точно навернется! Боян: ничего подобного. И машет обслуге – ратрак и топтунов на склон! Бояна тут хорошо знают, любят, слушаются мгновенно. Все, накрылась трасса. Кончен бал, погасли свечи. Ждем чемпиона – извиниться хотя бы.
Смотрю, возносится на подъемнике Малкович, ногами болтает, смеется. «Что, – говорит, – мелкие пакостники, испугались – разобьюсь? Я же не то имел в виду, когда сказал, что все понял. До меня дошло, что мне здесь ловить нечего. Извините, если нервишки потрепал. Спасибо большое, теперь знаю, почему на вас ставки делают. Потому что вы психи и герои. У кого тут первое время? У вас, господин Влачек? Крепко жму руку. Восхищен. По завершении сезона всех милости прошу в гости».
Вот так мы и разошлись со щелбанами. А когда Малкович нас позвал остаться посмотреть этап Кубка и потом их трассу походить – вежливо отказались. Даже очень вежливо. Только Илюха не выдержал. «Вы, – говорит, – общепризнанная звезда, вас никакое позорище не сдвинет с пьедестала. Особенно если вы сами в чужой монастырь полезете. Мало ли, какие у чемпионов мира бывают заскоки? А мы ребята подающие надежды, отчего крайне мнительные. Повыдираем ваши флаги с корнем, попадаем, лыжи погнем и от стыда ночами в подушку будем плакать. Нам это надо?»
Стив на минуту задумался, осознал, что это такой витиеватый комплимент, окончательно растаял, сфотографировался с нами – три «Полароида» расщелкали, потому что он непременно каждому хотел на память фото подписать – и ушел к себе нянек дожидаться. Причем несколько групповых снимков за пазухой унес. А на следующий день смотрим – громадное интервью в «Ски Экспресс». С теми самыми фотографиями и кучей дифирамбов в наш адрес. Не вынесла душа поэта. К интервью подверстали колонку – заявление тренера и менеджера, что они когда узнали, где великий Малкович покатался, чуть не поседели в одночасье. Что ж, очень грамотный маркетинговый ход. Я выяснил потом – у Стива после этой публикации моментально продажи выросли на десять процентов. И его самого лично, и всего, что с чемпионом Малковичем хоть как-то связано. Вот какие удивительные вещи творит со спортсменами простое человеческое любопытство. Проистекающее из зависти, той самой черно-белой зависти.
Но все-таки он, сволочь, глядел на нас свысока. И это тоже естественно. Неспроста мое бессознательное вздыхает о том, что я ни разу не выступал на Кубке. Очень хочется дорогому бессознательному стряхнуть с моих неслабых плеч комплекс вины перед мамой-папой. Вины за то, что уродился непутевым и вместо того, чтобы стать звездой большого спорта, блистаю в уродливом шоу наподобие гонок на разбивание машин. Знай мои предки драгоценные, чем все кончится, черта с два бы они ребенка отдали в спортшколу. Но ребенку нужно было укреплять опорно-двигательный аппарат, и он любил горные лыжи. Забота о моем здоровье пересилила глубокую уверенность, что спортсмены вырастают безмозглыми идиотами. Впрочем, никому и в голову не приходило, что я действительно пойду по этой стезе. Талантом великим мальчик не отличался, а формула «Ски Челлендж», которая для меня оказалась тем, что доктор прописал, тогда еще только набирала обороты. В России о ней даже профессионалы мало знали и относились к жесткому слалому, мягко говоря, презрительно. Отсюда и русское прозвище «жесткий», хотя на самом деле наша дисциплина официально – hard slalom.
Короче говоря, это называется повезло – случись мне полюбить вместо горных лыж классическую музыку, вырос бы хлюпиком и бездарным пианистом.
…Я лежал, смотрел, как за занавесками становится все ярче, и продолжал анализировать сон. Некоторые моменты определенно мне нравились, другие вызывали недоумение, а в целом… У меня бывают удивительные сны. Не часто, примерно раз в месяц – и слава Богу, а то бы давно с ума сошел. Честно говоря, я люблю их смотреть и до какой-то степени научился не теряться там, внутри. Могу, например, усилием воли загнать себя обратно в тот эпизод, который уже вроде бы закончился, но очень хочется развития темы. Могу наоборот, не просыпаясь, выскочить из неприятного сюжета в какой-нибудь другой. А с нынешним сном мухлевать не понадобилось, все эпизоды имели четкое логическое завершение и оставалось только с диким удовольствием и легким ужасом смотреть. И все же, душу глодало беспокойство. Этот сон вполне мог сбыться, причем по всем позициям. Допустим, в большинстве своем они меня устраивали. Если не считать все того же катания по воде – недаром оно меня даже во сне (!) насторожило. И еще первые ощущения, испытанные мной в виртуальном Кице… От них попахивало нехорошим пророчеством, особенно когда возник отчетливый знак потерянной растерянности – дурацкое хождение босиком с дебильными табуретками под мышкой. А я не люблю быть потерянным и растерянным. Я в такие моменты слишком управляем. И почему все безымянно? Этот парень молодой, который нашел меня в лифтовом холле – я даже не смог толком запомнить, как он выглядел. И ребята… Да, наши ребята, что выпивали в уличном кафе! Всего лишь абстрактные наши ребята, ни имен, ни физиономий. Недаром Илюха ворвался в сон ярким радужным пятном – я соскучился по знакомому лицу. А если это намек на предстоящее одиночество?!
Слишком много намеков. Слишком много слоев для одного-единственного сна. И нечеткая, размытая, но прущая изо всех щелей тревога. Почему именно так? Эта-то ситуация меня и дергала больше всего. Дело в том, что мои сны всегда полны конкретики. А тут какой-то неясный (или чересчур мудрено зашифрованный?) сигнал. Допустим, принял я информацию о надвигающейся беде и перевел ее в визуальный ряд. Но почему, извините, такая форма? Хотя, если подумать – а какая еще? По большому счету, жизнь моя протекает в уютном замкнутом мирке, довольно бедном на новые впечатления. Одни и те же лица, одни и те же города, один и тот же спонсор третий сезон, даже снег везде одинаковый. А то, что со мной собиралось приключиться, вполне могло оказаться чересчур нестандартным и потребовать таких выразительных средств, какими я просто не владел в силу личной культурной ограниченности. Обидно, но факт. Ладно, Поль, не переживай. Вспоминай этот сон почаще, думай о нем – и однажды ты все поймешь. Лишь бы поздно не оказалось…