– Вы меня звали, госпожа?
– Да, Игорь, звала. Налей-ка нам выпить.
– Да, госпожа. – Игорь взглянул на мистера Томаса. – Вам, полагаю, джин-тоник, сэр?
– Откуда ты знаешь?
– Это же очевидно, сэр.
– Так уж и очевидно?
Игорь уже рассыпал лёд по бокалам:
– О да, сэр.
Козёл растерянно заморгал. Хотя Игорь, вопреки франкенштейнской традиции, и не был горбуном, зато соответствовал почти по всем остальным параметрам. В чёрном фраке. Ростом не более четырёх футов. С полными, даже можно сказать пухленькими губами и печальными «рыбьими» глазами навыкате – он был чем-то неуловимо похож на Питера Лорре. Он передал Сэмпл коньяк, а мистеру Томасу – его джин-тоник.
– Это всё, госпожа? Сэр?
Мистер Томас задумался:
– Теперь, когда ты спросил… в общем, я бы не отказался чего-нибудь перекусить.
Игорь кивнул:
– Сейчас распоряжусь.
Он вышел из комнаты, но вернулся уже через пару минут с большим блюдом, где лежала гора листьев салата, чертополох и два номера «Вога». Мистер Томас был просто в восторге:
– Замечательно, Игорь, друг мой. Именно то, чего мне хотелось. Ты как будто прочёл мои мысли.
Игорь сдержанно поклонился:
– Я и прочёл ваши мысли, сэр.
Мистер Томас нахмурился:
– Даже не знаю, как к этому относиться.
– Не беспокойтесь, сэр. Я человек нелюбопытный и не сую нос в чужие дела.
Когда Игорь ушёл, мистер Томас спросил у Сэмпл:
– А он настоящий?
Сэмпл кивнула:
– Он настоящий. Я его не создавала. Просто однажды он появился здесь, сказал, что ищет работу в штате домашней прислуги, с тех пор так у меня и остался.
– То есть он делает то, что он делает, добровольно?
– Ему это нравится. Он по натуре – слуга. Даже раб. И кстати, очень хороший слуга, хотя иногда специально делает что-то не так. Это значит, он хочет, чтобы я его выпорола. В качестве ритуального наказания. Такой у нас уговор.
– И он телепат?
– Но меня это не беспокоит. Если берёшь на себя роль хозяина, надо свыкнуться с мыслью, что от слуг всё равно ничего не скроешь.
Оказавшись дома, Сэмпл первым делом сняла с себя дурацкий костюм анимешной супергероини и долго-долго стояла под душем, смывая всю грязь внешнего мира. А мистер Томас пока отдыхал в гостевых покоях, обставленных в стиле пышного великолепия эпохи Позднего Возрождения. Когда Сэмпл вышла из душа, одетая в роскошный халат от Джанни Версаче, пошитый специально для Лукреции Борджиа, она вновь обрела стать и манеры госпожи-повелительницы. Держа в руке бокал с коньяком, она опустилась на мягкий диван, заваленный шёлковыми и бархатными подушками.
– Ты даже не представляешь, как это здорово – просто расслабиться. А то у меня, кажется, был перебор с динозаврами, пустынями и песьеголовыми богами.
К несчастью, блаженная расслабуха была недолгой. Едва они с мистером Томасом расположились со всеми удобствами, дабы предаться приятной беседе под горячительные напитки, как по всей территории включились сирены тревоги. В коридоре за дверью загремели шаги резиновых стражей. Дверь распахнулась, и внутрь ввалились четверо стражей с оружием на изготовку. Один из них поклонился Сэмпл и проговорил с присвистом и придыханием:
– Мы засекли нарушителя, госпожа. Явился без разрешения и объявления.
Похоже, такая у Сэмпл была судьба – жить в интересные времена. Они с мистером Томасом поднялись с дивана и встревожено огляделись.
– И где он, по вашим расчётам, появится, этот незваный гость?
– Прямо здесь, госпожа. В этой комнате.
Теперь Сэмпл за волновалась не на шутку. За время своего недавнего путешествия она успела приобрести немало врагов, и хотя раньше ей это как-то не приходило в голову, но ведь кто-то из них вполне мог её выследить. Она вдруг вспомнила, что не видела тело хранителя снов на крыше дворца в разрушенном Некрополисе – не видела, как он умер. Если он умер. Она вообще как-то выпустила его из виду. Сэмпл велела резиновым стражникам:
– Оставайтесь здесь. И будьте готовы стрелять. Сразу на поражение.
Стражи кивнули, все четверо разом, подобрались и подняли бластеры.
– Если какой-нибудь сукин сын явится и начнёт выступать, стреляйте без предупреждения. Мне сейчас как-то не до долгих разборок.
Сэмпл не успела договорить, как в воздухе точно по центру комнаты возникло искрящееся сияние, внутри которого быстро материализовалась фигура. Как только фигура более-менее стабилизировалась, Сэмпл узнала её и крикнула стражам:
– Не стрелять! Не стрелять! Это Эйми.
Сияние померкло, и Эйми растерянно огляделась – какая-то вся поникшая и встревоженная. Сэмпл заметила это сразу, но все равно набросилась на сестру с бранью. В конце концов, она тоже человек. И нервы у неё не казённые.
– Какого хрена?! Ты что, не могла позвонить – предупредить?! Ты никогда сюда не приходила без предупреждения.
– Я здесь вообще в первый раз.
– Тем более надо было сперва позвонить. А то мои стражи могли бы тебя спалить, а уж потом разбираться.
– Я не хотела, чтобы монахини знали, куда я иду.
Теперь, когда опасность миновала, мистер Томас вернулся к своему джин-тонику.
– У тебя проблемы с твоими монахинями?
Эйми пронзила его злобным взглядом, мол, ещё какой-то козёл будет меня тут допрашивать. Сэмпл это увидела и поспешила вмешаться:
– И не смотри так на мистера Томаса. Он мой добрый друг.
– Но он пришёл вместе с ним… с этим… с этим… – Эйми никак не могла подобрать подходящего слова, и Сэмпл решила ей помочь:
– С Иисусом?
– Он не настоящий Иисус Христос.
– А то ты не знала. Я тебе сразу сказала.
– Но ты не сказала, кто он на самом деле.
– В каком смысле – на самом деле?
– У нас начали пропадать женщины.
– То есть как – пропадать?
– Сперва – три танцовщицы с мыса. Ну и ладно, невелика потеря. Но когда начали пропадать монахини…
Послушать Эйми, так можно подумать, что Иисус пробыл у неё несколько дней, но Сэмпл не стала заострять на этом внимания. Она уже привыкла, что время в их с сестрой владениях течёт по-разному. Но в конечном итоге оно всегда выравнивается.
– Ну и в чём проблема? Штат монахинь и танцовщиц несколько сократился. Их что, нельзя заменить?
– Дело не в этом.
– А в чём тогда?
– Мне кажется, тут замешан этот твой лже-Иисус.
– Во-первых, он никакой не мой. А во-вторых, мне показалось, что вы с ним сразу же спелись.
Эйми как-то смутилась, и Сэмпл даже подумала, что «спелись» – это ещё мягко сказано.
– Да, мы с ним замечательно ладим, но я же не могу быть с ним рядом постоянно. И я понятия не имею, чем он там занимается, когда один.
– Ты считаешь, что он рыщет по всей округе и активно способствует исчезновению твоих женщин?
– Это монахини так считают и обвиняют во всём меня.
Пока сестры вели беседу, мистер Томас начал бочком пробираться к выходу. Сэмпл заметила это краем глаза и резко проговорила:
– А ты куда, интересно, собрался?
Козёл, как мог, изобразил святую невинность:
– Я, это… хотел пойти с Игорем пообщаться. А то у вас тут дела семейные…
– Стой, где стоишь. Даже копытом не двигай, а то я напущу на тебя своих стражей.
Теперь мистер Томас изобразил искреннее огорчение:
– Я-то вам тут зачем?
– Ты прожил с ним столько времени… правильно?
– Да, но…
– Но – что?
– Я в том смысле, что это ж Загробный мир. Здесь все уже мёртвые, просто по определению. Так что какая, хрен, разница, даже если он и серийный…
У Эйми и Сэмпл отпали челюсти.
– Он серийный убийца?!
Козёл бросился защищаться;
– Ну да. Но они всё равно уже мёртвые, правильно? Так что они уже не умирают, то есть по-настоящему. Либо они возвращаются в Спираль, если это реальные люди, – либо это твои творения, и ты всегда можешь сделать себе ещё. По сравнению с тем, что творится в других местах, это вообще невинные детские игры.
Эйми не верила своим ушам. Сэмпл поразилась такой наивности, но тут же вспомнила, что сестра вела замкнутое, уединённое существование, отгородившись от внешнего мира и мало интересуясь, что происходит за пределами её Небес.
– Дело не в этом. Монахиням все это очень не нравится, и если я не смогу ничего предпринять, они просто взбунтуются.
Сэмпл с любопытством взглянула на мистера Томаса:
– И давно ты узнал о его… извращённых пристрастиях?
Мистер Томас понурил голову:
– Наверное, я всегда это подозревал. По его случайно обронённым фразам, по тому порно, которому он отдавал предпочтение. Но после случая с девочками от Толстого Ари… в общем, тогда я всё понял.
– То есть они не погибли при переходе?
Мистер Томас покачал головой, пряча глаза. Должно быть, ему было стыдно:
– Ну… в общем, нет.
– Ну… в общем, нет.
– Чего же ты меня раньше не предупредил?! Когда уже знал, что мы все сюда собираемся?!
Козёл малость приободрился. Видимо, решил, что ему всё же удастся выкрутиться.
– Я был не в том положении, чтобы его закладывать. К тому же мы были там в ловушке. И нам надо было скорей выбираться из мозга Большого Зелёного.
– Я думала, ты мой друг.
– Я и есть твой друг. Мне просто и в голову не пришло… Я как-то не думал, что у вас есть проблемы с серийными… ну, маньяками.
Тут Эйми взорвалась:
– Почему ты не говоришь это слово – «убийца»? Он ведь убийца? Убийца?!
Сэмпл крепко задумалась, не обращая внимания на вопли Эйми. Выходит, Иисус – психопат-извращенец. Причём самая неприятная разновидность. И если действительно «всё едино и равнозначно», тогда ей не стоит вмешиваться. Пусть Эйми сама разбирается, как сумеет. Если смотреть в долговременной ницшеанской перспективе, если это её не убьёт, то сделает её сильнее. Однако, к несчастью, так не бывает. В смысле, чтобы всё было едино и равнозначно. Кровь есть кровь, родство есть родство, и Сэмпл просто не может бросить сестру в беде – одну против толпы оголтелых монахинь, замышляющих бунт, и психопата-маньяка Иисуса. Тем более ещё неизвестно, что будет с одной из сестёр, если другую отправят в Большую Двойную Спираль.
– То есть нам надо как-то его нейтрализовать?
Эйми кивнула:
– Да.
Сэмпл тяжко вздохнула. Похоже, избитое выражение: «Нечистым и грешным покоя нет», – было всё-таки верным, несмотря на свою избитость.
– Сейчас я только переоденусь, и пойдём. Может, мне взять с собой своих стражей?
Эйми нахмурилась:
– А не слишком ли это крутые меры?
Мистер Томас решил, что уже можно рискнуть и высказать дельную мысль:
– А у монашек есть доступ к оружию?
Эйми посмотрела на него как на законченного придурка:
– Зачем монашкам оружие?
– Ну, монашки, они такие… с ними ни в чём нельзя быть уверенным.
Эйми покачала головой:
– Вооружённые монахини? Это же бред.
Мистер Томас кивнул:
– Я рад, что это не мои проблемы.
Сэмпл сердито обернулась к нему:
– Кто сказал, что не твои?
– Ну, я же не виноват, что этот Иисус такой идиот.
– Может, и не виноват. Но ты все равно идёшь с нами.
Мистер Томас вздохнул:
– Я? Ты собираешься снова меня затащить на эти нелепые доморощенные Небеса? Меня?!
– Да, дорогой мой, тебя.
* * *Джим отпил ещё глоток. На этот раз ничего не произошло. То есть вообще ничего. Он повернулся к Доктору Уколу:
– У тебя что-то с психикой не в порядке? Тебе нравится надо мной издеваться? Или это вы, боги, так развлекаетесь – трахаете людям мозги?
– Ещё скажи, что поэтому мы считаем себя выше вас.
– Была у меня и такая мысль.
– Поверь, друг мой, нам даже не надо ничего делать, чтобы почувствовать своё превосходство над вами. Вы сами все делаете за нас. Люди, они и вправду значительно превосходят всех и вся в плане аберрантной саморазрушительной глупости.
Джиму уже осточертел и Доктор, и его снисходительный тон. Его удерживало только воспоминание о боли, которую тот мог наслать на него в любую минуту, – иначе он бы давно уже высказал этому вудушному садисту всё, что он о нём думает.
– Ну и зачем мы сюда вернулись? Хочешь сбагрить меня обратно пришельцам?
– Вряд ли они захотят тебя взять.
И тут терпение Джима лопнуло. Он вскочил на ноги и злобно уставился на Доктора Укола, который продолжал сидеть на земле, привалившись спиной к дорожному знаку, видимо, обозначавшему перекрёсток, хотя Джим ни разу не видел подобных знаков. Доктор сидел как-то странно – ноги и руки сложены совершенно не по-человечески, в смысле, что человек никогда бы не смог так согнуть руки и ноги, – и ещё от него периодически отлетали синие искры.
– Да что с тобой такое?! Если я был наркоманом в конце своей смертной жизни, то ты считаешь, что я теперь твоя собственность, что ли? И таскаешь меня из галлюцинации в галлюцинацию? Сначала мне больно, потом я улетаю в невообразимом приходе, потом замерзаю, потом мне страшно, потом я оказываюсь во Вьетнаме на пять минут, а объяснить, для чего это всё, тебе как-то в лом, разве что ты постоянно даёшь мне понять, что лучше меня в сто раз? Вот только какой в этом смысл? Зачем тебе это надо? То есть, наверное, тебя это всё забавляет. Но вот меня как-то не очень. Я только знаю, что вернулся на этот гребаный Перекрёсток, откуда, насколько я понял, всё и началось.
– Ты закончил?
Джим покачал головой:
– Ещё нет. Но пока хватит.
– Ты хоть понимаешь, что я могу запросто выкинуть тебя обратно в Большую Двойную Спираль или даже в лимб?
– Я все понимаю. И вероятно, ты так и сделаешь. При любом раскладе.
– Для человека ты очень храбрый. Я бы даже сказал, чересчур.
– Ты когда-нибудь слышал выражение: «Только досюда и ни шагу дальше»?
– А если я скажу «давай дальше», а ты скажешь «нет»?
Джим проводил взглядом очередной треугольный строй НЛО, пролетевших по небу.
– Я же знаю, что у меня нет выбора. – Он повернулся к Доктору Уколу и посмотрел ему прямо в глаза, в эти красные светящиеся угольки в тёмных провалах глазниц. – Но я ведь об этом тебя и спрашиваю. Зачем тебе это надо – тащить меня дальше? Какая от этого выгода – нам обоим? Пока ты ничего не добился, разве что доказал лишний раз, что можешь заставить бывшего алкоголика и наркомана подчиняться тебе во всём. Кстати, не такое уж великое достижение.
– Тебе когда-нибудь говорили, что у тебя есть своё предназначение?
Джим тут же насторожился:
– Нет. В последнее время – нет.
– Может быть, тебе стоит об этом задуматься.
– Что ты пытаешься мне сказать? Что ты готовишь меня к исполнению некоего предназначения, уготованного самой судьбой?
– А ты бы в это поверил?
– С трудом.
– Есть тайны, которые мы храним даже от самих себя.
Джим твёрдо решил, что на этот раз он не даст Уколу уйти от ответа.
– Погоди-ка минутку… – Но тут его отвлекло какое-то искрящееся сияние, внезапно возникшее в воздухе над дорогой, ярдах в пятидесяти от того места, где он стоял. – Так. А это ещё что за хрень?
Доктор Укол лениво обернулся:
– Наверное, очередной идиот, готовый продать свою душу, лишь бы играть на гитаре, как Кейт Ричардс. Должно быть, надеется встретить здесь Папу Легбу, мэтра Ка-Фу, Хозяина Перекрёстков; но сегодня, увы, его постигнет разочарование.
Однако в руках у фигуры, возникшей во взвихрённых искрах, не было никакой гитары. Теперь Джим увидел, что это женщина. Но необычная женщина – ростом почти в девять футов, не считая высокого головного убора из кручёного золота и страусиных перьев, а её длинное, в пол, одеяние было сшито будто из застывшего пламени. На Перекрёсток явилась сама Данбала Ля Фламбо, и Джим сразу же приуныл. Теперь ему придётся справляться сразу с двумя вудушными богами, хотя, на его скромный взгляд, и одного «доброго доктора» было более чем достаточно.
– Ca va, le bon Docteur Piqures?[60]
Доктор Укол как-то не слишком обрадовался появлению своей коллеги по пантеону.
– Мы здесь говорим по-английски.
Ля Фламбо направилась к ним. Она не шла по земле, как ходят обычные люди, – она плыла по воздуху, не касаясь ногами земли.
– Ты все мучишь бедного мальчика, а. Укол?
– Чем настойчивей я его уговариваю, тем упорнее он упирается.
Джим разъярённо взглянул на Доктора:
– Когда ты меня уговаривал, сукин сын? И хотелось бы знать, на что.
Укол повернулся к Ля Фламбо, как маленький мальчик, которого кто-то ужасно обидел и он теперь жалуется своей маме:
– Вот видишь, что я имею в виду? Он ещё и ругается.
– А что ты хотел? Надо же мальчику вырабатывать твёрдость характера.
Если раньше Джим был разъярён, то теперь он просто взбесился:
– То есть вы хотите сказать, что я тут у вас вроде скаута в летнем лагере?! А вы меня тренируете на выносливость?
Ля Фламбо понимающе улыбнулась.
– А ты думал, так будет всё время? Ты думал, загробная жизнь – это значит бессмысленно напиваться и рассказывать всем и каждому, как тебе напрочь отшибло память и теперь ты не знаешь, что вообще происходит?
Закалённый в общении с доктором Уколом Джим не испугался и Ля Фламбо, какой бы грозной она ни казалась. (Да, Доктор Укол был фигурой зловещей, но от него всё же не веяло такой жутью, как от этой чёрной королевы.) По крайней мере она обо всём говорила прямо. В отличие от Укола, который постоянно юлил.
– Но я действительно потерял память.
– Но сохранил ярость и страсть.
– Хотя я был уверен, что после смерти уже нет никаких страстей.
– Это всё потому, что ты умер жалким наркоманом, – заметил Доктор Укол.
Теперь вудушные боги наезжали на Джима на пару. Двое на одного – ночью, на Перекрёстке. Джиму, понятное дело, этот расклад не понравился, и он брякнул первое, что пришло в голову: