– Князь, как вам не стыдно! Аделаида Николаевна, пойдите прилягте, – требовательным тоном произнесла я.
Старик злобно взглянул на меня.
– Елена Карловна, я смотрю, вы чувствуете себя у меня во дворце, как у себя дома. Или, Феликс, ты желаешь взять в жены Елену Карловну? У нее уже есть наследник, у меня будет внук. Ну, что скажешь?
Аделаида, поставив с грохотом чашку, пробормотала стандартные извинения и, даже не дожидаясь благословения старого князя, выскользнула из библиотеки.
– Бедная девочка, – с притворной жалостью произнес князь. – Феликс, ну чего ты сидишь. Ступай за женой, посмотри, чтобы все было в порядке. Не надо мне преждевременных родов. Я хочу, чтобы мой внук появился на свет здоровым и крепким.
Он снова отхлебнул чая уже из нового чайника, который в спешном порядке принес Никифор. Дворецкий, вытянувшись по струнке, наблюдал за своим повелителем.
– Сразу видно, что теперь ты готовил на кипятке, Никифор, – сказал князь. – Ступай и скажи своей несносной дочери, чтобы она не рыдала, а то ее вопли разносятся по всему дворцу. Слезами горю не поможешь.
– Удивительная черствость, – пробормотала я вполголоса, однако достаточно громко, чтобы князь заметил, обращаясь ко мне:
– Дорогая моя Елена Карловна, как вы думаете, стоит мне пойти навстречу Адриану Николаевичу?
– Конечно же, да, – с жаром ответила я. – Господин Ирупов, безусловно, достойнейший член нашей небольшой общины, князь, и праздник, который он намеревается устроить для Евгении и князя Шаховского, станет знаменательным событием.
– Я тоже так думаю, – сказал старик. – Ну что же, если и Елена Карловна не имеет ничего против, то я согласен. Но с единственным условием. Пусть Елена Карловна и станет распорядителем этого торжества. И пожертвуйте ей еще на нужды музея небольшую сумму, Ирупов!
Промышленник, не заставляя себя долго упрашивать, выписал мне еще один чек, на такую же сумму, что и до этого. Я вздохнула с чувством неземной радости. Всего за три четверти часа я получила средства в размере двадцати пяти тысяч рублей. Надо же, теперь я смогу приобрести новые микроскопы!
– Нужно узнать, согласна ли сама Елена Карловна, – ответил Адриан Николаевич. – Я был бы счастлив, уважаемая Елена Карловна, видеть вас распорядителем на моем празднике, однако понимаю, что это будет отрывать вас от научной деятельности, так что приму ваше «нет»….
– Никакого «нет» я не приму! – закричал с радостью Святогорский. – Елена Карловна, свадьба дочурки Адриана Николаевича и вашего бывшего возлюбленного в ваших нежных руках. Или вы становитесь распорядителем, или…
– Я согласна, – прервала я князя, даже не позволив ему завершить фразу. Надо же, Святогорский думал, что подобная миссия будет для меня тяжелой, однако ничего подобного! Федор расстался со мной, я никогда не тешила себя иллюзиями на его счет. Для меня уже давно главным стала наука и мой музей.
– Я согласна, – повторила я. – Адриан Николаевич, вы можете рассчитывать на мою помощь.
Промышленник поцеловал мне руку и произнес добродушно:
– Я знал, уважаемая Елена Карловна, что могу рассчитывать на вас. Спасибо вам огромное! Ну что, князь, вы же не нарушите своего слова, которое дали при свидетелях только что?
Отношения, как можно было заметить, между Ируповым и Святогорским были напряженные, если не сказать – обостренные. Еще бы, между ними шла война за право считаться самым богатым, самым значимым и самым уважаемым семейством в нашем городке. Святогорские уже на протяжении нескольких столетий играли превосходно эту роль, однако Адриан Ирупов со свойственной всем нуворишам бесцеремонностью пытался вытеснить князя и занять его, как считал Святогорский, законное место.
– Разумеется, нет, – проговорил раздраженно князь. – Феликс, хватит чесать язык с мадам Радзивилл. Вези меня в спальню, я утомился. Итак, Адриан, делайте все, что хотите, только не спалите мне дворец, когда будете устраивать фейерверк. Я согласен, согласен, согласен!
Как только князь удалился, промышленник бросился ко мне с выражениями самой искренней благодарности.
– Елена Карловна, спасибо, – произнес он. – Я никогда не забуду вашего благородного поступка.
– Бросьте вы, – ответила я, наблюдая за Анной Радзивилл, которая, оставшись в одиночестве, уставилась на прелестные фонтаны, разноцветные брызги которых били в княжеском парке. Я представила себе, какой величественной и незабываемой станет свадьба Федора и Евгении, и не удержалась от тяжелого вздоха. Но я не завидую Ируповой, будь что будет.
– Если позволите, мы обсудим с вами все детали на грядущей неделе, – сказал Ирупов. – Я приглашаю вас к себе домой. Моя дочь просто без ума от вас, она все уши мне прожужжала, что желает видеть вас на свадьбе, но я и просить вас не мог…
– Милая девочка, – произнесла я. – Я так рада за Евгению Адриановну, скажу вам откровенно. Она заслуживает счастья рядом с князем Шаховским. Я его знаю, он станет отличным мужем. Хотя вам, Адриан Николаевич, и придется контролировать его траты, в особенности его страсть к азартным играм.
– О! – воскликнул промышленник. – У меня все под контролем, князь знает, что его карточные долги – это не моя головная боль, и если он наделает их опять, то я не собираюсь оплачивать их из собственного кармана. Будем надеяться на его благоразумие.
Я и не сомневалась, что Ирупов, как это и свойственно капитанам предпринимательства, держал все под контролем. Иначе вряд ли бы ему удалось достичь тех высот, которые он покорил. На этом мой визит к Святогорским закончился. Я, сопровождаемая Адрианом Ируповым, покинула библиотеку. Анна Радзивилл так и осталась сидеть у окна в лучах заходящего солнца, которые падали на нее сквозь стеклянную крышу ротонды и придавали ей странный и зловещий вид.
В ближайший месяц я не раз пожалела, что мне пришлось опрометчиво дать согласие и сделаться распорядителем на свадьбе Евгении Ируповой и Федора Шаховского. Однако я занимала этот пост номинально, Ирупов пригласил из Петрограда и Москвы юрких людей, которые, получив колоссальный гонорар, обещали устроить все самым наилучшим образом. На мою долю выпали приглашения и написание речи для отца невесты. И это отнимало много времени, раньше, предоставленная самой себе, своему сыночку и музею, я обладала большим количеством времени, теперь оно сократилось до минимума. Евгения Ирупова, которая не могла и часа провести без чьего-либо совета, постоянно посылала за мной, и в те дни я фактически стала жительницей чудесного особняка Ируповых.
Евгения, которую я знала поверхностно, мне нравилась. Высокая, несколько нескладная, она не отличалась красотой, но и некрасивой ее нельзя было назвать. Ей исполнилось двадцать четыре, в принципе, возраст критический, еще пара лет – и она могла бы остаться в старых девах. Поэтому понятно нетерпеливое желание отца устроить для дочери выгодную партию.
Мне, совершенно не разбирающейся в нарядах, драгоценностях и последних веяниях парижской моды, пришлось с головой погрузиться в предсвадебные приготовления. Евгения платила мне своим искренним расположением и дружбой. Я видела, что бедная девочка, в сущности, совершенно одинока. Отец, который только тем и занимался, что умножал и без того огромный капитал, постоянно пропадал в губернском центре или в Петрограде, а то и за границей.
Матушка Евгении, женщина своевольная и изнеженная, большей частью лежала в своем будуаре, обставленном в ужасных темно-изумрудных тонах, жаловалась на мигрень и давала дочери ненужные советы.
Федор, которого я снова увидела после двухлетней разлуки, также не принимал особого участия во всей суете. Ирупов вначале тешил себя надеждой, что сможет привлечь Шаховского к своим делам и передать ему со временем бразды правления многочисленными акционерными обществами, где сам был полновластным хозяином, но эти стремления потерпели крах.
Федор, не в обиду ему будет сказано, был совершенно иным, нежели Адриан Ирупов, типом. Высокий, с гривой темных волос и сверкающими глазами, он умел пленять женские сердца. Он походил на своего предка, Ипполита Шаховского, который одно время был любовником Екатерины. Правда, молодой князь закончил не очень хорошо – его отравили. Говорят, по причине того, что стареющая императрица до безумия влюбилась в него, и это не понравилось кому-то из ее могущественных фаворитов.
Евгения, как я видела, была на седьмом небе от счастья. Крутясь около огромного зеркала, примеряя очередное платье или шикарную драгоценность, недостатка в которых не было – благо, в ее распоряжении находился кошелек родителя, – она предавалась мечтаниям. Она хотела завести пятерых детей, прожить с Федором, которого обожала, как минимум пятьдесят лет и скончаться в один день и час на супружеском ложе, держась за руки. Девочка, к которой я поначалу испытывала некоторую антипатию и даже ревность, наивными речами растопила мое сердце. Я полюбила ее всем сердцем и с утроенными силами принялась за обустройство праздника.
Праздника, который обернулся ужасающей, страшной и незабываемой катастрофой, но кто бы знал, кто бы тогда знал…
Торжество было намечено на начало августа. С каждым днем, приближавшим день венчания, Евгения становилась все нервознее. Федор, которого я видела изредка, казалось, тоже любил молодую невесту. Я совершенно успокоилась. Мне было важно знать, что он не поступился принципами и не решил взять Евгению в супруги только из-за огромного приданого, которое давал за ней Адриан Николаевич. Матушка и две незамужние сестры Федора уже вертелись около невесты. Они, как стервятники, чуяли запах денег, водопад которых вот-вот грозил обрушиться на Федора.
Они давали бесполезные советы, восторгались драгоценностями и вытребовали себе подарки. Евгения не скупилась на подношения вдовой княгине Шаховской. Старуха, раздражавшая меня своей говорливостью и глупостью, за счет Ирупова накупила новый парижский гардероб и засияла новыми драгоценностями. Две сестры Федора, старые девы возрастом давно за сорок, неожиданно нашли себе ухажеров – двух офицеров из благородных семейств. Видимо, деньги Ируповых притягивали всех, как свет фонаря притягивает бабочек.
Месяц пролетел совершенно незаметно, тем более что помимо обустройства свадебных торжеств я занималась, как и прежде, музейными делами, усиленно работала над монографией и уделяла внимание своему растущему ангелочку, Карлуше. Как-то вечером, когда мой мальчик заснул у меня на руках, а я сидела в кабинете своем перед письменным столом в полутьме, я вдруг поняла, что счастлива. Я знаю, люди мне сочувствовали, считали меня «синим чулком» и думали, что я посвятила жизнь науке только по причине всякого отсутствия жизни приватной, но я-то знала, что это на самом деле не так. Я была подлинно счастлива, меня устраивало такое существование.
Теперь, вспоминая эти предгрозовые дни, я с ужасом замечаю, какой же наивной я была. Смерть стояла на пороге, и ужасные, роковые события стучались в двери, а я, переполненная эйфорией, не слышала их призывного стука. Однако обо всем по порядку.
Я перехожу к самому страшному дню, который стал началом ужаса, поселившегося в нашем городке. Однако, как я понимаю только сейчас, ужас давно поселился в Староникольске, зло давно лелеяло кровавые планы, сбыться которым суждено было в день, когда Евгения Ирупова стала супругой князя Федора Шаховского.
Произошло это в августе, а если быть точной – 5 августа. День начался в большой суматохе. Я провела предыдущую ночь отвратительно. У меня было такое чувство, что замуж выхожу я. Может быть, во мне говорили потаенные чувства, которые я все же питала к князю Шаховскому. Ночь, душная, утомительная, наконец-то закончилась. Я, невыспавшаяся, с головной болью, отправилась на первый этаж особняка, где проживала с моим возлюбленным сыночком, чтобы сварить кофе. Пяти лет обучения в немецком университете мне хватило, чтобы стать рабыней кофе по утрам.
Была суббота, день обещал сделаться погожим. Я, наскоро позавтракав, еле дождалась как всегда опаздывающую экономку, которая должна была следить за Карлушей, и, одевшись в красивое платье, сшитое на заказ за счет Ируповых, отправилась к ним на виллу.
– Елена Карловна, я так волнуюсь, – призналась мне Евгения. Она облачалась в роскошное, неподъемное подвенечное платье, сшитое в Петербурге у легендарной мадам Бриссак, которая, как известно, обшивала весь царский двор, сановный Петербург и императрицу Александру Феодоровну в частности.
Появился улыбающийся Ирупов, который преподнес дочери сафьяновый футляр. Евгения, раскрыв его, захлопала в ладоши. Я, привычная к роскоши и эксцентричному вкусу Адриана Николаевича, не могла удержаться от возгласа удивления.
В футляре покоилось самое роскошное ожерелье, какое мне доводилось когда-либо видеть. Матовые жемчужины, размером никак не меньше кедрового ореха, двенадцатью рядами лежали на черном сафьяне. В самом центре колье сиял овальный розовый бриллиант, по красоте, чистоте, размеру и редчайшему оттенку равных которому в мире было всего несколько экземпляров.
– Это ожерелье я купил специально для тебя, доченька, – произнес, целуя Евгению в лоб, Ирупов. Он сам достал это украшение из футляра и застегнул его на нежной шейке дочери. – Оно раньше принадлежало герцогине Кентской. Правда, великолепно, Елена Карловна?
Я читала петроградскую прессу, газеты не так давно сообщили, что неизвестный покупатель приобрел за колоссальную сумму, причем наличными, бесценное колье с бриллиантом «Утренняя заря», который выставлялся на аукционе в Лондоне. Значит, этим неизвестным был Ирупов.
Мой взор, прикованный к непомерному, чуть отливающему розовым бриллианту, отказывался верить – такое колье стоило целое состояние. Наверняка Ирупов специально выбирал его, и вовсе не по красоте, а по цене и размерам камня. Ну что же поделаешь, я давно убедилась, что Адриану Николаевичу, сыну сельского священника, свойствен un gout de parvenu, вкус выскочки. Он и был парвеню – со своими миллионами и замашками купца.
– Оно бесценно, и как сияет, – заслоняя глаза рукой, произнесла я.
Ирупов снова поцеловал дочь. Я не сказала ни слова неправды – однако ожерелье мне не понравилось. Внезапно мне вспомнилась история, связанная с той самой герцогиней Кентской, внучатой племянницей королевы Виктории, которая была до недавнего времени владелицей этого колье. Герцогиня была найдена убитой – задушенной – в собственном шотландском замке. Никто не знал подробностей, но, как упорно судачили, убийцей был ее собственный супруг, немецкий принц, страдающий тяжелой наследственной формой безумия. Скандал замяли, принц уединился в замке, точнее, попал под неусыпный контроль врачей, а многие драгоценности пустили с молотка.
– Вот увидишь, Женечка, оно принесет тебе удачу, – Ирупов снова поцеловал дочь.
Я улыбнулась. Ну конечно, стоит ли вспоминать нехорошие истории. Я же никогда не была суеверной. Да и теперь, оглядываясь назад, не могу сказать, что ощущала тревогу, так и разлитую в горячем летнем воздухе.
– Ваши приглашения просто чудесны, – похвалил Ирупов.
Мне стало приятно, я сама трудилась над изящными открытками и конвертами, разработала их затейливый, выполненный в стиле модерн эскиз. Такие приглашения, общим количеством триста пятьдесят девять, были разосланы самым влиятельным лицам в нашей губернии и в Петербурге. Адриан Николаевич явно желал, чтобы венчание его дочери стало незабываемым праздником.
– Пока покрутись у зеркала, – сказал он дочери.
Она, восхищенная его подарком, в окружении десятка камеристок и портных завершала облачение в подвенечный наряд. Ирупов, улыбающийся, отозвал меня в соседнюю комнату. Его улыбка исчезла с лица, он сразу стал выглядеть на десять лет старше.
– Елена Карловна, – произнес он, проверив, что дверь тщательно заперта. – Я должен с вами посоветоваться. Я рассчитываю только на вашу мудрость и прозорливость. Жена, увы, мне не помощница. Посмотрите, что я получил вчера вечером. Это письмо было адресовано Евгении, и только чудом оно не попало ей в руки.
Он протянул мне послание, написанное твердыми, корявыми буквами на дешевой бумаге. Оно гласило:
Я перечитала это бессмысленное, так и дышавшее злобой послание несколько раз, затем, подняв глаза на Ирупова, который с тревогой ждал моего вердикта, произнесла:
– Полнейшая чушь, Адриан Николаевич. Кто-то решил досадить вам и вашей дочери. Вы же знаете, что у вас много недоброжелателей.
– О, это мне великолепно известно, – кивнул головой промышленник. – Значит, вы считаете, что бояться нечего?
Если бы я знала тогда, что нам стоило принять самые серьезные меры предосторожности, возможно, даже отменить венчание, но кто бы пошел на это? Кто же знал, что все обернется такой страшной и жуткой драмой…
– Я думаю, вам нечего бояться, – медленно проговорила я. – У вас сохранился конверт?
Адриан Николаевич протянул мне конверт. Такой же, как и бумага, на котором написано послание, дешевый, ничем не примечательный.
– Сохраните на всякий случай, – велела я. – Кто-то явно не хочет, чтобы ваше торжество прошло без сучка и задоринки.
– Я тоже такого мнения, – перевел дух Ирупов. – Спасибо, что успокоили меня, Елена Карловна. И прошу, никому не говорите об этом письме.
– Папа, где ты? – раздался призывный голос Евгении. Ирупов выскользнул из комнаты и направился к дочери, все еще стоявшей около зеркала.
Около полудня, когда в чистом августовском небе сияло солнце, торжественная процессия направилась к собору Вознесения, главному златоглавому храму нашего Староникольска, дабы там состоялся обряд венчания. Народу на улицах было великое множество. Для простых горожан Ирупов устраивал гуляния и бесплатную раздачу подарков.