ГЛАВА ВТОРАЯ
1
Ахмат снова приехал в дом к землякам. Ворота ему открыли сразу, не пришлось даже сигналить. Должно быть, кто-то наблюдал за улицей внимательно и узнал машину.
– Что с пленником? – спросил Ахмат у хозяина, поспешившего ему навстречу.
После телефонной беседы с Умаром Ахмат еще раз убедился в правильности своих мыслей. Пленник должен быть откровенно выброшен. Чтобы его опознали как можно скорее. Тогда Умар поймет, кто убирает его людей. И обязательно пожелает разобраться.
– Труп вывезем ночью. Где-нибудь выбросим. Ох, и живучий оказался. Полную обойму в него выпустили, а он все дергался...
– Отдергался, слава Аллаху. Только выбросить нужно немедленно. Ночью он уже будет не нужен. К утру самого Умара не должно быть в живых.
– Трудно. И остановить машину могут. И выбрасывать – чужих глаз полно.
– Так даже лучше, чтобы кто-то издали увидел. Так быстрее найдут.
– Как скажешь...
– Пойдем на склад... И пошли кого-нибудь отправить Завгата по назначению с приветом для Ажигова.
Хозяин, шаркая ногами, отправился в дом за ключами, по пути спросил о ком-то, ему ответили, и он двинулся дальше, тяжело преодолевая ступени крыльца. А Ахмат смотрел ему в спину и думал о том, что его родной отец на несколько лет старше, а выглядит на десяток лет моложе. Наверное, потому, что пожилые годы проводит дома, дышит чистым воздухом гор. По молодости отец намотался по золотоносным приискам Севера. Здоровья потратил много. Но и сейчас еще крепче тех, кто всю жизнь только торговать умел. Потому отец такой, что вернулся вовремя. И он сам, Ахмат, как только закончит свое дело, вернется домой. Продаст все свои магазины армянской мафии и вернется. Но продаст, конечно, за ту цену, которую сам назначит, а не за ту смехотворную, что жадные армяне предлагают. Они считают себя крутыми деловыми людьми. Крутизну обломать можно без проблем. И только после этого начать торговаться. Вообще Ахмат не любил иметь дело с армянами, которые всегда имеют в торговле склонность к обману. Но сейчас они реальные покупатели, а других искать долго. Потому и придется связаться, чтобы не затягивать свой отъезд.
При думах об отъезде мысли невольно вернулись к Людмиле, с которой прожил последние полтора года. Ее с собой он, конечно же, не возьмет. И даже говорил ей уже об этом. Зачем женщину обманывать и обнадеживать перспективами дальнейшей жизни, если сам таких перспектив не видишь. С женщинами Ахмат всегда старался быть честным. Они его любят не за то, что будет потом, а за то, что есть сейчас. Ему нравились такие отношения. Эти отношения подчеркивали, что он сам по себе немало стоит. И пусть ловят момент его внимания. Пусть наслаждаются тем, что успеют получить.
Но что-то долго Людмила не звонит. Она должна была позвонить, как только выпутается из этой истории с преследователями-чеченцами, что вышли на нее из-за неосторожности Ахмата. Надо было оставить грязь на номере машины, когда всю машину мыл. Если бы и остановил потом какой-то мент на въезде в Москву, легко можно было бы заплатить ему и тем обезопасить Людмилу.
Ахмат прошелся по чистому, ухоженному двору из конца в конец и достал «сотовик». Сам набрал номер, чтобы выяснить ситуацию. Людмила не ответила. Легкое беспокойство кольнуло в груди.
Текилов прошелся по двору теперь уже в другую сторону. И остановился у кирпичного забора в раздумьях, словно сам забор рассматривая.
Если люди Умара захватили Людмилу – дело осложняется. Надеяться на то, что Людмила не выдаст его, глупо. Люди Умара развязывать языки умеют. Гали Барджоев был сильным и гордым мужчиной, но и он не стерпел избиений и пыток. Чего же от Людмилы ждать. Обязательно сдаст...
Но не то страшно, что Людмила сообщит, кто ездил утром на ее машине. Это было бы даже хорошо, это подтвердило бы сообщение, которое получил Умар с подачи Текилова. Хуже, что Людмила знает адрес квартиры Ахмата. Вдруг да надумают сдуру боевики сунуться туда? Конечно, поймать Нури с братом Ажигову очень даже хочется. И он постарается это сделать. Но зачем ему поднимать шум и ломиться в чужую квартиру, дверь которой так просто даже выломать невозможно? Он же знает, что вечером они будут на улице возле станции метро. Более того, они должны быть не одни, а с самим Ахматом. Это должно показаться Умару более привлекательным.
Однако предупредить Ширвани все-таки следует. Ахмат набрал номер. Трубку взяла Нури.
– Это Ахмат. Позови брата.
– Он спит. Что-то ему передать?
– Сама запомнить сможешь? У тебя голова чистая?
– Я запомню лучше, чем он.
В этом она права. Если отошла уже от наркоты, то соображать она может лучше туповатого братца.
– Тогда запомни. Дверь изнутри закрой на задвижку. Если в дверь будет кто-то звонить и даже стучать, к двери не подходить. Когда выглядываешь в дверной «глазок», из подъезда это заметно. Если попытаются дверь открыть, тоже не выходить в коридор. Открыть снаружи все равно никто не сможет. На телефонные звонки не отвечать. Не брать трубку, как бы долго ни звонили. И не забудь, в час ночи вы должны стоять у дороги. Машина долго ждать не может.
– Хорошо, Ахмат. Спасибо вам. А что случилось?
– Пока ничего не случилось, но случиться может... На всякий случай, запомни мои слова хорошо.
– Я запомнила. И брату скажу, когда проснется.
Ахмат еще раз попробовал дозвониться до Людмилы. С тем же результатом. Очень это странно. Оплаченное время разговоров кончиться не могло. Он сам только позавчера купил ей карту экспресс-оплаты на шестьдесят единиц. Обычно такой карты хватает на месяц. С другой стороны, если бы Людмила попала в руки парней Умара, то «сотовик», обычно висящий у нее в чехле на шее, оказался бы у них в руках. И Умар не упустил бы возможность побеседовать с Ахматом. Как всякий не слишком развитый человек, он любит красивые эффектные слова. Ему в такие моменты кажется, что он сам выглядит красиво и значимо.
Вышел хозяин дома в сопровождении пары своих парней. Ребята молодые, боевые, но с хозяином почтительные. Стоит ему приказать – и один из них убьет другого. Но он этого приказывать не будет. Они очень нужны ему в Москве, чтобы не приходилось обращаться за помощью к посторонним. А помощь может всегда понадобиться.
Хозяин дал парням указания. Хозяину дома хочется перед Ахматом показать, как он много значит в этом мире. Много бы значил в самом деле, не получал бы указания старейшин тейпа подчиняться Ахмату Текилову. И совсем не так, как с парнями, разговаривает он с Текиловым. Конечно, подобострастия не показывает, но осознает, за кем реальная сила.
Парни направились на задний двор, где тоже имеется вход в подвал. Работа им предстоит не самая приятная, но необходимая. Тело Завгата сейчас отвезут, потом выбросят где-то из машины так, чтобы на него вскоре наткнулись. Документы с отметкой о регистрации у трупа при себе, в кармане, хотя они ему самому больше не нужны. Но нужны Текилову. Только не в руках, а в том же кармане обладателя, где они сейчас лежат. Труп опознают. Тогда уже через пару часов о находке станет известно Умару Ажигову. Это непременно выведет Умара из себя. Пусть волосы от злости на заднице рвет и обещает своим ребятам отомстить. Он не сможет не пожелать отомстить, иначе потеряет весь свой авторитет.
Ахмат вообще-то и без этого не сомневался, что Умар обязательно приедет к станции метро, чтобы повидаться с ним. Телефонный разговор с Ажиговым вел охранник-милиционер, что раньше сидел на посту в одном из магазинов Ахмата. Этот охранник фигурой и цветом волос на самого Текилова сильно походил, и, увидев его однажды со спины, Ахмат выделил парня среди остальных. Однажды поговорил мимоходом, потом поговорил основательнее. После третьего разговора снял мента с поста, оставив ему прежнюю зарплату. Стал использовать для особых поручений. Поддержка порой бывает необходима не только со стороны земляков. А люди, которых больше всего интересует заработок, всегда окажут за деньги нужную поддержку. Сгодится этот мент и ночью, когда в темноте будет изображать самого Ахмата. Хотя после этого деньги ему уже будут не нужны. У Умара немало серьезных ребят, которые умеют отлично стрелять. А в лицо самого Текилова знают только некоторые, да и то мимоходом. Конечно, Текилов предупредил мента об опасности и попросил надеть бронежилет скрытого ношения. И даже пообещал, что сам прикроет огнем и даже постарается не довести дело до выстрелов. И пообещал за риск крупненькую сумму. Мент согласился. После чего Ахмат решил, что парень согласится и киллером стать, только бы ему платили. Что же, если останется жив после сегодняшнего вечера, можно будет подумать, как его использовать.
Хозяин дома вслед за своими парнями спустился с крыльца и сам осмотрелся подозрительно, словно во дворе могли находиться посторонние.
– Пойдем, что ли...
Заднюю стену забора составляют подсобные помещения, сараи, выложенные из такого же красного кирпича. Крайний слева сарай, как Ахмат уже давно знал, занимает угольный склад. Осенью в задние ворота заезжает самосвал с углем, выгружается, и уголь для маленькой котельной перебрасывают в этот склад.
Хозяин открыл дверь ключом, вошел в помещение без окон и включил свет. Ахмат пошел по небольшой куче угля, оставшегося с прошлых лет. В задней стене ниша. Нужно просто надавить на нужный ряд кирпичей, крышка ниши приоткроется, а дальше открывать ее нужно уже руками. Что Ахмат и сделал. Этой нишей он уже несколько раз пользовался и знает все хитрости скрытого замка.
В нише три полки. Ахмат взял с верхней полки «калаш» со спаренными рожками, со средней – одноразовый гранатомет «муха». Оружие он сложил у двери, выглянул во двор и кивнул хозяину:
– Я машину подгоню. От лишних глаз...
Показаться во дворе с автоматом – в этом никакой проблемы нет. А вот разгуливать с гранатометом... Ни к чему лишние разговоры. Лишние разговоры всегда могут услышать посторонние растопыренные уши.
Ахмат проехал вокруг дома вслед за другой машиной. Догадался, что туда сейчас будут грузить вытащенное из подвала тело Завгата. Но сразу за домом он проехал дальше, к сараям. Оружие спрятал под заднее сиденье.
– Я сегодня не вернусь. Поеду попрощаться с Умаром...
– Если ты поехал на это, я мысленно уже попрощался с ним.
Ахмат ухмыльнулся на такую откровенную лесть. Выехав со двора, он остановился перед поворотом на шоссе и еще раз набрал номер телефона Людмилы. На сей раз почти сразу ответил мужской голос. Но голос явно русский, совершенно без акцента, как с удивлением понял Ахмат. Он растерялся.
– Кто это? Я с Людмилой поговорить хотел...
– А вы кто ей будете? – уже по этому вопросу можно было догадаться, что произошла беда.
– С кем я говорю? – вопросом на вопрос ответил Ахмат.
– Подполковник милиции Миллер. Так кто вы будете?
– Я живу с ней... – прямо ответил Ахмат, как опытный, хотя и отставной мент понимая, что теперь ему будут задавать немало вопросов и даже в чем-то неизбежно подозревать. – Можно сказать, что муж...Что случилось? Авария?
– Людмила Анатольевна Косаченко была расстреляна неизвестными, как только обратилась к милиции с просьбой защитить ее. Мне необходимо с вами встретиться. Вы, как я понимаю, Ахмат Темирович Текилов?
– Да. Я возвращаюсь в Москву. Постараюсь к завтрашнему утру быть на месте.
– Где вы сейчас?
– В дороге. Я хотел съездить в Назрань...
2
Зарема поправлялась на удивление быстро, только шум в голове, который она называла морским прибоем, хотя никогда в жизни морского прибоя не слышала, временами возвращался. Особенно если небо затягивалось тяжелыми тучами. А весной в горных районах погода неустойчивая. Быстрому выздоровлению способствовало ее желание поскорее увидеться с сыном. Как только у Арчи сняли с руки гипс, его забрала из больницы бабушка – мать Адлана. Но к Зареме в палату свекровь даже не поднялась, хотя и отпустила Арчи с медсестрой попрощаться с матерью. Должно быть, нашлись добрые люди, нашептали что-то про Зарему и Зураба, как это обычно бывает. Людям свойственно давать волю своему воображению. Осуждая других, они сами себе кажутся лучше.
Иного объяснения случившемуся сама Зарема не видела. Но она не обижалась. Что есть, то и есть. Пусть даже приукрасили люди свои рассказы, но если сказана в них правда, то ведь она из жизни взята. Отказываться от этого она не собиралась, только больше волновалась за Зураба, который, как ей говорили, стал тоже слегка поправляться, но положение его все еще оставалось нелегким, хотя уже и не опасным. И ждала, когда ей разрешат ходить, чтобы навестить его.
Рыжеглазый офицер ФСБ, думала Зарема, отвязался от нее совсем после того, как тетя Галя нажаловалась главному врачу. Оказалось, что не отвязался. И только лишь состояние больной стало стабильным, не внушающим опасений, он начал появляться снова, бесконечно повторяя одни и те же вопросы и пытаясь найти противоречия новых ответов с ответами прежними. Сейчас, когда она чувствовала себя легче, допросы эти стали ежедневными и уже так не утомляли. А когда рыжеглазый совсем надоедал, она тихо стонала и говорила, что у нее разболелась голова. Офицер сразу уходил, непременно с укором взглянув на тетю Галю, которая обязательно стояла во время допроса за дверью, готовая в случае надобности сразу же войти и с казачьей боевитостью выпроводить надоедливого представителя власти.
Вместе с медсестрой, опираясь на ее сильную, как у мужчины, руку, Зарема пробовала уже передвигаться по палате. Но в коридор выйти пока не решалась. Голова сильно кружилась даже от нескольких неуверенных шагов.
– Тебе двигаться больше надо, двигаться, – настаивала тетя Галя. – Не слушай ты врачей... Это им самим покой нужен, а не тебе. Чем больше двигаться начнешь, тем быстрее на ноги встанешь. Я на больных-то да на раненых насмотрелась за свою жизнь. С пятнадцати лет в больничных стенах работаю. И лучше любого врача знаю, кому что надо.
Ей Зарема рассказала всю свою историю. И о том, как на дорогу с автоматом выходила, желая убить какого-то русского солдата или офицера. И о том, как Зураб заступился за нее. И про другого офицера ФСБ, про капитана Басаргина, рассказала, который и устроил ее на работу, и даже насчет жилья договорился.
Ходить по палате они пробовали каждый день. И уже через неделю Зарема вдруг почувствовала, что может и по коридору пройти. И она пошла к Зурабу. Тетя Галя, которая в эту смену отдыхала, еще раньше рассказывала, что Зураб лежит в палате по другую сторону, в крайней, если повернуть влево.
Она пошла, придерживаясь за стену. В середине коридора Зарема подумала было, что сейчас упадет и обязательно стукнется перевязанной головой о пол. Испугалась. Предстали перед глазами неизбежные новые операции и опять долгое лежание без движения, так утомившее ее, отнявшее больше сил, чем сама травма. Именно этот испуг и придал ей силы. Заставил идти, не останавливаясь, пока рука не легла на дверную ручку последней двери.
Она оперлась на эту ручку, чуть не легла на нее обессиленным телом, и дверь раскрылась, как показалось, с шумом и грохотом.
В палате была дежурная медсестра.
– Вам кто вставать разрешил? Как вы дошли сюда? – взревела медсестра, как сирена «Скорой помощи».
А Зарема, чуть не падая, шагнула вперед и позвала:
– Зураб...
Он услышал ее. Сама Зарема никогда бы не узнала его, перевязанного больше, чем она сама. И попытался приподняться на локте.
– Зураб... – сказала Зарема уже более спокойно и уверенно.
Медсестра поняла все, с женской чуткостью ощутила необходимость этого свидания для обоих и подхватила обессиленную Зарему одной рукой под локоть, второй за талию, помогла дойти до кровати Зураба и присесть на нее.
А они смотрели друг на друга и ничего не говорили. Просто смотрели, и им было все ясно.
– Арчи где? – спросил наконец Зураб.
– У бабушки, – ответила она, благодарная ему за этот вопрос.
– Ты как?
– Уже хожу... В первый раз...
Он понял, что она встала в первый раз и сразу пошла к нему. И в глазах Зураба мелькнула радость.
– Скоро и я... – ему даже не надо было собирать силы, чтобы договорить фразу до конца. Она и так поняла, что он тоже надеется вскоре встать. Хотя вид у него был более больной, чем у нее.
– Сестра, – позвал голос из угла палаты. – Мне «утку» надо...
Медсестра тоже умеет понимать недосказанное. Она поняла, что больной стесняется чужого женского присутствия.
– Все, – подошла она к Зареме. – Погостила, и будет... Пойдем, я помогу тебе...
* * *Прибежала тетя Галя.
– Что ж ты, дурочка моя, наделала...
– Что? – не поняла Зарема.
– Зачем же ты к Зурабу ходила! Моего дежурства дождаться не могла?
– А почему нельзя?
– Можно... Вот и сходила... Там сейчас у главного врача этот... Рыжеглазый... Из ФСБ... Ругается... Он же ведь и Зураба тоже подозревает, допрашивает, как тебя, каждый день... А теперь, говорит, тебя надо переводить в следственный изолятор в Грозный. Там лазарет есть. Туда тебя хотят... Врач пока не соглашается. У тебя же даже швы не сняли. Решили через неделю... А пока часового к твоей палате поставят...
При общей тесноте в отделениях больницы Зарема одна занимала целую палату, потому что не было в отделении экстренной хирургии больше ни одной женщины-пациентки. Во всей больнице еще только две женщины, как тетя Галя рассказывала, и обе в инфекционном отделении.
– Зачем часового? – не поняла Зарема. – Почему с Зурабом видеться нельзя?
– Этот... говорит, что вы сговорились уже, какие показания давать. Для того ты, лежачая, дескать, и ходила... Сидели, говорит, в палате и шептались...
– Когда шептаться? Когда мы успеть могли? Я же меньше минуты у Зураба была. Еле дотащилась туда. Только-только дыхание перевела... А он и говорить почти не может. Только про Арчи успел спросить и про мое здоровье. И все...
– Этому ж разве докажешь... Он свое твердит... Теперь часового поставят, и будешь ты арестованная... Чтоб, значит, не сбежала, раз начала ходить...
Зарема села на кровать, рядом с которой стояла. Опять прибой в голову ударил. Да какой это прибой? Это шторм целый разыгрался, и бушует, и колотит волной... И больше ничего она сказать не смогла.