Остаться в живых - Лоуренс Гонсалес 5 стр.

Лучших спортсменов от обычных смертных отличает не отсутствие страха. Они тоже боятся, но борются с этим чувством и не допускают, чтобы страх управлял ими. Они используют страх, чтобы сконцентрировать внимание на действии. Тренер Майка Тайсона, Кас Д’Амато, сравнивал страх с огнем: «Можно еду приготовить, можно дом согреть, а можно и спалить все». Сам Тайсон говорил: «Страх — это щелчок, как луч света во время боя. Мне нравится это ощущение. Я начинаю чувствовать себя уверенным и спокойным, и все становится взрывоопасным. Я говорю: „Ага, вот ты, дружок, и появился. Ты снова со мной“». Но это очень опасная территория, поскольку на ней легко потерять самоконтроль, что не раз случалось с самим Тайсоном.

Большую часть жизни я провел среди людей, которые рискуют и в любой момент могут погибнуть в результате собственных действий. Они близки к смерти. Они часто видят ее. Они знают о ней всё. У них много погибших друзей. И у каждого есть свой план, как избежать гибели, — обычно это смесь суеверий, знаний, иллюзий и уверенности в собственных силах. Однако все они просто люди и у всех них обычные человеческие тела. Когда человек попадает в опасность, когда он стремится получить удовольствие, выполняет долг или становится жертвой несчастного случая, его организм ведет себя довольно предсказуемо, потому что у него есть набор врожденных реакций. Бороться с ними сложно, да и не нужно, поскольку они заложены в нас самой природой.

Сразу после инструктажа, который провел Янкович, и перед вылетом самолетов с палубы авианосца мы вместе со всеми пошли в офицерскую столовую. Летчики должны идти на задание, будучи сытыми. Мы уже заканчивали обедать, как к нам подошел одетый в белое официант. Каждый офицер за столом сказал ему только одно слово: «Понос».

Приняв заказ у военных, официант повернулся ко мне:

— Понос, сэр?

— Конечно, — не колеблясь ответил я.

Когда официант отошел, я спросил у Майка Янковича:

— Что это за «понос» такой?

— Из автомата, — ответил тот. — Мягкое мороженое вроде Dairy Queen.

— Почему мягкое мороженое — понос?

— Пойди-ка посмотри, как оно выходит из автомата, — ответил Янкович.

Чтобы остаться в живых, следует сохранять невозмутимость. И надо иметь смелость смеяться над тем, что вас пугает. Ученые объясняют, что происходит в самых дальних уголках человеческого мозга, но мы не ученые, поэтому мы прибегаем к помощи самого черного юмора. Вот они, военные летчики: им скоро лететь в дьявольскую ночь, им предстоит выполнять рискованные задания и делать еще черт знает что, — а они шутят, что на десерт им подают нечто поносообразное.

Видимо, это старая привычка военных. Ремарк писал:

Кошмары фронта проваливаются в подсознание, как только мы удаляемся от передовой; мы стараемся разделаться с ними, пуская в ход непристойные и мрачные шуточки; когда кто-нибудь умирает, о нем говорят, что он «прищурил задницу», и в таком же тоне мы говорим обо всем остальном. Это спасает нас от помешательства. Воспринимая вещи с этой точки зрения, мы оказываем сопротивление.

ЧЕРЕЗ ЧАС ПОСЛЕ ОБЕДА мы уже стоим на площадке визуального управления посадкой самолетов. Янкович прижал к уху свой «огурец». Мы наблюдаем, как на нас неровно движется самолет, за штурвалом которого сидит нервничающий летчик. Янкович даже в самую непроглядную ночь точно скажет, сможет ли тот или иной приближающийся самолет зацепиться за трос. «Наш» пилот летит совсем плохо — это видно даже мне, полному профану.

В наушниках раздается голос Янковича: «Осторожнее, Рэй Чарльз приближается…» Он нажимает на кнопку на выключателе продольного триммирования, и пилот поднимает самолет на второй круг. На площадке, на уровне седьмого этажа над бездонным океаном, Янкович пританцовывает и покачивается, словно исполняет блюз, характерно наклонив голову в стиле слепого Рэя Чарльза.

Мы поворачиваемся в сторону самолета и наблюдаем, как летчик меняет курс. Взвывают двигатели. Машину качнуло, она чуть теряет высоту, потом снова выравнивается. Янкович толкает меня в бок: «Ты, парень, заметил, как его тряхануло? Теперь этот придурок точно будет всю неделю подушку кресла частями из задницы выковыривать».

Глава 2 Воспоминания о будущем

Группа из двадцати человек на снегоходах только что закончила операцию по поиску и спасению троих друзей, катавшихся на мотосанях по горному хребту в канадской провинции Альберта. У одного из катавшихся возникли проблемы с мотором, и всей троице пришлось на ночь укрыться в ущелье Скалистых гор (аборигены называют их Кутенаи). После того как потерявшиеся были найдены, восемь спасателей сопроводили их назад, в лоно цивилизации, а оставшиеся двенадцать пытались починить сломавшиеся сани. По пути назад следующие восемь человек вдруг оторвались от основной группы и понеслись вперед.

Через некоторое время ушедшая вперед восьмерка решила остановиться и подождать остальных. Для этого они выбрали широкую ровную площадку под склоном холма. Место это было довольно популярно среди альпинистов, которые во время отдыха развлекались, устраивая гонки на мотосанях. Человек разгонял сани, на максимальной скорости поднимался как можно выше по склону, затем разворачивался и съезжал вниз. Восемь спасателей тоже решили посоревноваться друг с другом: кто выше взлетит на холм.

Уже после всех разыгравшихся событий был сделан официальный отчет, в котором сухо говорилось: «В тот день людей предупредили о риске лавинной опасности четвертой, то есть высокой, степени; рекомендовано по склонам не перемещаться».

Видимо, горный воздух, пропитанный пряным запахом можжевельника, одурманил нашу восьмерку. Широкая площадка плавно поднималась к грандиозным остроконечным горам, пики которых сливались с облаками и сквозь тихо падающий снег казались трамплинами в небо. По мнению психологов, желание промчаться на бешеной скорости на мотоцикле или снегоходе — проявление определенной склонности к острым ощущениям. Кроме того, эти восемь человек уже обнаружили довольно слабую самодисциплину, когда оторвались от общей группы, желая продемонстрировать то ли свою смелость, то ли безрассудную лихость. И вот они, как всадники, оседлали свои снегоходы, держа руки на рукоятках газа. Ревели моторы. Огромная совокупная масса лошадиных сил бешено пульсировала и била копытом. Природа не могла не откликнуться на этот призыв и вывесила в воздухе пелену легкого снега, застилавшего грозную красоту гор и облаков. Но снежная завеса, словно полупрозрачный театральный занавес, одновременно и умалчивала о своих тайнах, и почти сладострастно манила к себе.

Внезапно один из «всадников» не выдержал — у него будто взорвалось что-то в голове. Оставшиеся семь с изумлением взирали, как он мчится по открытому пространству, на глазах превращаясь в черную точку. Сам водитель ощущал, как его снегоход отталкивается от снега и с огромной мощью прыгает вперед. Его охватило знакомое опьяняющее чувство скорости и власти. Машина неслась все выше и выше по тринадцатисантиметровому покрову выпавшего за последние два дня снега. Но свежий слой лежал на пяти сантиметрах пропитанного дождем старого снега, который, в свою очередь, покоился на семидесяти сантиметрах снега, накопившегося за последние два месяца. Эта многослойная снежная масса балансировала на подвижном пласту сырых горных песчинок, обладавших коэффициентом трения крошечных шариковых подшипников. Остается добавить, что вся тяжелая конструкция находилась под углом приблизительно тридцать пять градусов, то есть имела наклон, максимально способствующий лавинообразованию. На более крутых склонах снег сползает до того, как успевает примерзнуть, а на менее покатых снег лежит довольно крепко.

Снегоход смельчака застрял в глубоком снегу, так и не доехав до вершины.

Оставшиеся внизу видели, как он словно муха прилип к сливочно-белому пломбиру горного склона. До них доносился отдаленный рокот мотора, говоривший, что их товарищ не теряет надежды выбраться на свободу.

Любое состояние возбуждения заразительно, особенно нервная дрожь охоты и гонки. Она охватила и второго «всадника». Поурчав мотором, он устремился вперед, прямо в белоснежное и пушистое лоно дикой природы.

Произошло это утром, приблизительно в одиннадцать часов сорок минут. Кто-то из оставшихся внизу наверняка спрашивал: «Черт возьми, да о чем они вообще думают?»

Водитель второго снегохода почти доехал до своего забуксовавшего приятеля. Скорее всего, у него в голове появились какие-то сомнения и он вспомнил предупреждения о «лавинной опасности высокой степени». Вероятно, по поводу собственных действий у него возникла внутренняя дискуссия между мозгом и телом.

Стоящие внизу наблюдали, как след его снегохода постепенно удлинялся, и слышали затихающий вдали звук его мотора. Первый снегоход стоял на месте. Вдруг раздался похожий на выстрел звук, который обычно сопровождает начало схода лавины.

В официальном отчете значилось следующее:

Приблизительно в одиннадцать часов сорок минут второй снегоход начал подниматься по склону горы к первому снегоходу. Когда он проехал приблизительно две трети пути, начала сходить лавина третьей, значительной степени опасности. Второму снегоходу удалось уйти от лавины, и его водитель выжил. Внизу в долине находилось еще шесть снегоходов. После начала лавины пятеро человек благополучно смогли отъехать и избежать опасности.

Но один из находящихся внизу людей остался, замерев на месте.

Ширина лавины составляла сто тридцать семь метров, она сошла приблизительно на триста семьдесят метров вниз. Лавина началась на самом пике горы и стянула с нее восьмидесятисантиметровый пласт снега. Пласт горных песчинок сработал, как транспортерная лента, и лавина каскадом пошла вниз. Все это напоминало классическое землетрясение в Сан-Франциско, в результате которого может исчезнуть восьмиполосная автомагистраль.

Лавина буквально слизнула человека, находившегося на склоне, и он остался под трехметровым слоем снега. Тот бедняга, который стоял внизу и не смог сдвинуться с места, видимо, завороженный картиной сползающей белой стены, попал под двухметровый слой мокрого снега и оказался зацементированным в нем, словно его погрузили в жидкий бетон. Замирать на месте — условный рефлекс на опасность всех млекопитающих. Есть снятые очевидцем кадры толпы в момент взрыва, прогремевшего во время проведения Олимпийских игр в Атланте в 1996 году. На этих кадрах прекрасно видно, что преобладающей реакцией людей было оцепенение, следующей реакцией — приседание.

У каждого участника той экспедиции имелся трансивер — радиоустройство, помогающее определить точное местонахождение человека. Таким образом, все члены группы спасателей не только были предупреждены о лавинной опасности, но и технически подготовлены к неординарной ситуации. Все они знали, что может произойти с человеком, погребенным в неудобной позе под снегом. Снежная масса, шириной даже несколько сантиметров, очень тяжелая и затвердевает в течение первых секунд. Округлые песчинки, снесенные во время схода лавины, снова крепко сцепляются между собой после того, как она останавливается. Общий вес снега, который в тот день сошел в долину вместе с лавиной, составил приблизительно девятьсот тысяч килограммов.

Благодаря трансиверам спасшиеся моментально установили местоположение тех, кто остался под снегом. Начало операции по откапыванию людей было обещающим. В одиннадцать часов пятьдесят пять минут на место происшествия прибыла группа из ближайшего лыжного курорта. При подобных ситуациях это редчайший случай, когда помощь приходит так быстро. Однако раскопать мокрый снег толщиной в два-три метра даже большому количеству людей, даже при таком количестве адреналина, бурлящего в их крови, совсем не просто. Разгребать мокрый снег — практически то же самое, что раскапывать городской тротуар. Через двадцать пять минут откопали водителя третьего снегохода — того, кто оцепенел от творящегося на его глазах. Лицо его было синего цвета, дыхание отсутствовало. Через сорок минут откопали водителя первого снегохода. Факт смерти обоих установил в четырнадцать часов прибывший доктор. Все это произошло в 1994 году накануне Валентинова дня.

В официальном отчете зафиксированы даже такие слова: «После всех событий кто-то из группы произнес: „Зачем они так поступили? Ведь нас же предупреждали…“»

Действительно, зачем?

Как писал Уильям Фолкнер:

Человек так мало знает о своих ближних. В его глазах все мужчины — или женщины — действуют из побуждений, которые двигали бы им самим, будь он настолько безумен, чтобы поступать как другой мужчина — или женщина.

Довольно часто после трагических событий задают один и тот же вопрос: «О чем они только думали?» Сейчас нейробиологи, опираясь на новейшие исследования, в состоянии предложить вполне убедительный ответ.

Начнем с того, что решим проблему, почему у людей возникло желание направить свои снегоходы вверх по склону. На вершине горы их не ждали никакие неотложные дела. То есть дела у них были, но совершенно в другом направлении. Зачем разумному и хорошо информированному человеку понадобилось сжигать дорогостоящее топливо, чтобы сначала поехать вверх по склону, а после тут же с этой же горы и съехать? Ответ прост — это забавно.

Теперь разберемся с тем, почему абсолютно бессмысленное действие доставляет удовольствие. Если верить ученым, то мотивы любого поведения можно проследить до начальной точки — идеи выживания. Следовательно, в каждом поступке должна быть заложена какая-то стратегическая ценность. Например, мы знаем, почему занятие сексом — это забавно. Потому что без него невозможно продолжение рода. Если бы секс не был настолько детерминирован, то вряд ли кто стал бы «настолько безумен», чтобы заниматься им снова и снова.

Наверное, современные ученые объяснили бы это несколько иначе. Как солдаты у Ремарка, не задумываясь бросавшиеся на землю при свисте снаряда, водители снегоходов действовали на основе вторичной эмоции, сформированной благодаря опыту и синаптической памяти. Может быть, в них проснулось чувство охотника, загоняющего свою добычу, — желание быстро двигаться, стремительно действовать, ловить и убивать. Может быть, возникло состояние, близкое по силе инстинкту размножения. Может быть, это был никому не известный сплав чувств — новое пьянящее сочетание химических элементов, возникающее во время быстрой езды на снегоходе. (В США донорами для пересадки сердца становится огромное количество молодых глупцов, насмерть разбившихся на своих мотоциклах. Поэтому будем считать, что наше предположение верное.) Эмоции на определенном уровне универсальны, и в данном случае важно, что определенное чувство возникает без участия какой-либо мысли.

Довольно часто возникает путаница в значении слов эмоция и чувство. Американский философ Уильям Джеймс, которого называют отцом психологии, был первым человеком, открывшим, что логическая цепочка: «видим медведя — боимся его — убегаем от него» — совершенно ошибочна, а правильная связь — это «видим медведя — убегаем от него — потому и боимся его». Вначале возникает эмоция как реакция организма (оцепенение, побег, сексуальное возбуждение). Потом появляется чувство (страх, гнев, любовь). Страх, возникающий во время землетрясения, приводит к появлению химических реакций, подобных тем, которые происходят во время сексуального возбуждения. Но это два разных переживания, как, собственно, и сами ситуации, их порождающие. Поэтому ощущение, которое мы передаем словами «земля затряслась», может быть наполнено разными смыслами. И именно поэтому занятия, связанные с риском для жизни, оказываются приятными нашему организму. Даже страх мы можем воспринимать как забаву. Человек боится при опасных обстоятельствах — когда ему необходимо спасать себя. Следовательно, чувство страха дает ему более полное ощущение жизни. Легко принимать правильные решения, если кажется, что ситуация не связана с большим риском, — тогда за вас это делает ваше тело.

Однако ничего нет забавного в том, что человек доводит себя до смерти. И в который раз мы задаемся вопросом, почему водители снегоходов пошли на риск, зная об угрозе образования лавины. Мы уже понимаем, как приятно промчаться на полной скорости вверх по склону. Но совсем непонятно, ради чего люди, предупрежденные о смертельной опасности, решаются на такое.

Каждый из нас когда-либо видел, как играют шахматные гроссмейстеры. А теперь представим, что наша жизнь — это и есть игра. У кого-то — на шахматной доске, у кого-то — на шашечной. А у тех, кто занимается экстремальными видами спорта или исследует дикие места, — в природных условиях.

Компьютер играет на основе логики, пробуя комбинации ходов, которые заложили в него программисты. Люди просто не в состоянии этого делать. Но фактически ни компьютеры, ни люди не могут играть в шахматы исключительно на основе логики. В шахматной игре всего несколько простых правил, а возможных ходов — десять в сто двадцатой степени. Это настолько большое число, что его можно считать бесконечным. Джеймс Глейк писал в книге «Хаос»[20] (Chaos), что во всей Вселенной не существует столько элементарных частиц и с момента создания мира, тринадцать миллиардов лет назад, не прошло столько микросекунд. Логика плохо работает в таких нелинейных системах, как жизнь или шахматы.