Двое молодых людей остались наедине друг с другом. Ягуар сел у стола, где только что пьянствовали трое посетителей, опустил голову на руки и, казалось, погрузился в глубокое раздумье.
Кармела наблюдала за ним с застенчивостью, к которой примешивался страх, и не решалась с ним заговорить.
Наконец, спустя довольно долгое время, молодой человек поднял голову и осмотрелся, как бы очнувшись от глубокого сна.
— Вы остались здесь? — спросил он Кармелу.
— Да, — тихо ответила та.
— Спасибо, донья Кармела, вы добры. Одна вы меня любите, а все остальные ненавидят.
— Я не права?
Ягуар печально улыбнулся, но ответил ей вопросом на вопрос. Это обычный прием людей, не желающих, чтобы их мысли были известны.
— Теперь расскажите мне откровенно о том, что произошло у вас с этими негодяями.
С минуту девушка, по-видимому, колебалась, затем, однако, набралась решимости и рассказала о предупреждении, сделанном ею капитану драгунов.
— Вы поступили скверно, — сурово заметил ей Ягуар, — ваше неблагоразумие может повлечь за собой дурные последствия. Впрочем, я не стану вас бранить: вы женщина, поэтому не совсем опытны в делах. Так вы здесь одна?
— Совершенно одна.
— Какое безрассудство! Как это Транкиль мог оставить вас здесь?
— Дела удерживают его в настоящее время в Меските… Вскоре ему придется участвовать в большой охоте.
— Гм! Тогда, по крайней мере, Квониам мог бы остаться с вами.
— Ему было нельзя: Транкиль нуждался в его помощи.
— Да тут, должно быть, сам черт замешан, — с неудовольствием заметил Ягуар. — Нужно быть безумцем, чтобы оставить на несколько недель молодую девушку одну в венте, заброшенной посреди прерии.
— Я была не одна, со мной оставался Ланси.
— А! Куда же он девался?
— Незадолго до восхода солнца я послала его немножко поохотиться.
— Да, довольно рассудительно. А сами остались в одиночестве, чтобы подвергнуть себя грубостям и дурному обращению первого негодяя, которому вздумалось бы вас обидеть.
— Я не думала, что это повлечет за собой неприятности.
— Теперь, надеюсь, вы убедились в своем заблуждении?
— О, — с выражением ужаса отвечала она, — этого больше со мной не случится, клянусь вам!
— Согласен. Но, мне кажется, я слышу шаги Ланси.
Девушка выглянула наружу.
— Да, — сказала она, — это он.
Действительно, человек, о котором говорили, вошел в комнату.
На вид ему было лет сорок, лицо его выражало ум и отвагу. На плечах у него была туша великолепной самки оленя, которую он нес так же, как это принято у швейцарских охотников. В правой руке он держал ружье.
— О-о! — веселым тоном заметил Ягуар. — Вы, Ланси, кажется удачно поохотились. Достаточно ли оленей на равнине?
— Когда я в былое время охотился, их было очень много, — угрюмо отвечал тот. — А теперь, — добавил он, печально покачивая головой, — большое счастье, если бедному охотнику удастся застрелить одного или двух в течение целого дня.
Молодой человек улыбнулся.
— Они снова появятся, — сказал он.
— Нет, нет, — заметил Ланси. — Если оленей спугнуть, то они уже не возвращаются в покинутые ими места, как бы это для них ни было заманчиво.
— Тогда вам придется, мой милый, покориться этому обстоятельству и как-нибудь утешиться.
— Что же иначе делать? — проворчал тот, поворачиваясь спиной с выражением неудовольствия.
И вслед за этой вспышкой он взвалил добычу себе на плечи и отправился в другую комнату.
— Ланси сегодня не очень любезен, — заметил Ягуар, оставшись наедине с Кармелой.
— Он недоволен тем, что застал вас здесь.
Молодой человек нахмурил брови.
— Это почему? — спросил он.
Кармела покраснела и безмолвно опустила глаза, а Ягуар с минуту смотрел на нее испытующим взглядом.
— Я понимаю, — заметил он наконец, — присутствие мое в этой гостинице кому-то не нравится, быть может, даже ему.
— Почему оно может ему не нравиться? Он здесь, я думаю, не хозяин.
— Это верно. В таком случае, вашему отцу. Не правда ли?
Молодая девушка отвечала утвердительным кивком головы.
Ягуар сорвался с места и заходил большими шагами по комнате, опустив голову и заложив руки за спину. Прогулка эта продолжалась несколько минут, в течение которых Кармела следила за ним беспокойным взглядом. Затем Ягуар решительно остановился перед ней, поднял голову и, пристально посмотрев на девушку, спросил:
— Ну а вам, донья Кармела, мое присутствие здесь тоже не нравится?
Девушка хранила молчание.
— Отвечайте же, — повторил тот.
— Я не говорила этого, — нерешительно пробормотала Кармела.
— Да, вы не говорили этого, — отвечал Ягуар с горькой усмешкой. — Но вы это думаете и только не решаетесь прямо мне в этом сознаться.
Девушка быстро подняла голову.
— Вы несправедливы ко мне, — отвечала она, приходя в лихорадочное возбуждение, — несправедливы и злы. Почему мне должно не нравиться ваше присутствие? Вы не причинили мне никакого зла, наоборот, вы всегда проявляли готовность меня защитить. Не далее как сегодня вы не задумываясь избавили меня от негодяев, наносивших мне оскорбления.
— А-а! Вы это признаете?
— Как же мне этого не признавать, раз это правда? Неужели вы считаете меня неблагодарной?
— Нет, донья Кармела. Но вы женщина, — проговорил он с горечью.
— Я не понимаю и не хочу понимать того, что вы хотите этим сказать. Только я одна принимаю вашу сторону, когда вас порицает мой отец или Квониам, или кто-нибудь другой. Разве я виновата в том, что из-за вашего характера и той таинственной жизни, которой вы живете, вы не похожи на остальных людей? Разве в ответе я за то молчание, которое вы упорно храните, если заходит речь о чем-либо, касающемся вас лично? Вы знакомы с моим отцом, знаете, как он добр, честен и храбр. Много раз пытался он окольными путями вызвать вас на откровенность, но вы всегда от этого уклонялись. Поэтому вы обязаны своим положением себе одному и не должны упрекать за него того единственного человека, который до сих пор поддерживает вашу репутацию, выступая против всеобщего неблагоприятного мнения о вас.
— Это правда, — горько отвечал Ягуар, — я безумец, я сознаюсь в своей несправедливости по отношению к вам, донья Кармела, так как вы говорите правду. В целом свете только вы одна были неизменно добры и сострадательны к отверженному, к человеку, возбуждающему ненависть.
— Эта ненависть столь же бессмысленна, сколь несправедлива.
— И вы ее вовсе не разделяете, не правда ли? — оживленно воскликнул он.
— Да, я ее не разделяю. Мне только неприятно ваше упорство, так как, несмотря на все то, что о вас рассказывают, я считаю вас хорошим человеком.
— Благодарю вас, донья Кармела. Я желал бы, чтобы мне представился случай доказать вам, что вы правы, и уличить во лжи тех, кто подло поносит меня из-за угла, а при встрече со мной дрожит от страха. К сожалению, теперь это невозможно, но я уверен, что настанет день, когда мне можно будет раскрыть свое действительное происхождение, снять свою маску и тогда…
— Что тогда? — спросила Кармела, видя, что он не продолжает.
С минуту он колебался.
— Тогда, — сказал он сдавленным голосом, — я задам вам один вопрос и сделаю вам одно предложение.
Молодая девушка слегка покраснела, но тотчас же взяла себя в руки и тихо сказала:
— Вы встретите с моей стороны полную готовность ответить и на то и на другое.
— Так ли это? — радостно воскликнул Ягуар.
— Клянусь вам в этом.
Лицо молодого человека засветилось счастьем.
— Прекрасно, донья Кармела, — твердо проговорил он, — придет время, когда я напомню о вашем обещании.
Та молча кивнула ему в знак согласия.
Воцарилось молчание. Девушка принялась с чисто женской ловкостью хлопотать по хозяйству. Ягуар с озабоченным видом ходил взад и вперед по комнате. Через несколько минут он подошел к двери и выглянул наружу.
— Мне нужно отправляться, — сказал он.
— А! — проговорила девушка, бросая на него испытующий взгляд.
— Да, и поэтому будьте любезны приказать Ланси приготовить для меня Сантьяго. Если я распоряжусь об этом лично, то он, быть может, отнесется к делу нехотя. Кажется, он ко мне не очень-то расположен.
— Сейчас, — ответила та со смехом.
Молодой человек, видя, что Кармела уходит, подавил в себе вздох.
— Что такое со мной происходит? — пробормотал он, с силой прикладывая руку к сердцу и как бы испытывая прилив внезапной скорби. — Уже не то ли это состояние, которое зовется любовью? Я с ума сошел, — продолжал он спустя некоторое время, — доступна ли мне, Ягуару, любовь? Доступна ли она отверженному?
Губы его искривились в горькой усмешке, брови нахмурились, и он глухо пробормотал:
— На этом свете каждый несет свой крест, и я сумею выполнить то, что выпало на мою долю.
— На этом свете каждый несет свой крест, и я сумею выполнить то, что выпало на мою долю.
Кармела возвратилась.
— Сантьяго сейчас будет готов. Вот ваши дорожные сапоги, которые просил меня передать вам Ланси.
— Спасибо, — отвечал Ягуар.
И он принялся надевать на ноги два куска тисненой кожи, исполняющие в Мексике роль гетр и используемые при верховой езде.
В то время как молодой человек, поставив ногу на скамью и нагнувшись вперед всем телом, прилаживал эту обувь, Кармела внимательно следила за его действиями робким взглядом.
Ягуар заметил это.
— Что это вы? — спросил он ее.
— Ничего, — смущенно пробормотала Кармела.
— Вы обманываете меня, донья Кармела. Можно подождать, время терпит. Говорите прямо.
— Хорошо, — отвечала та в еще большем смущении, — у меня есть к вам просьба.
— Ко мне?
— Да.
— Так говорите же скорее. Вы знаете, что я на все заранее согласен.
— Даете клятву?
— Даю.
— Хорошо. Я очень хочу, чтобы при встрече с драгунским капитаном, который был здесь сегодня утром, вы оказали ему свое покровительство.
Молодой человек вскочил как ужаленный.
— А! — сказал он. — Значит то, что мне сказали, справедливо?
— Я не знаю, на что вы намекаете, но повторяю свою просьбу.
— Я не знаком с этим человеком, так как приехал сюда после его отъезда.
— Нет, вы его знаете. Зачем искать окольных путей, чтобы нарушить свое обещание, когда можно ответить прямо?
— Ладно, — отвечал тот глухим голосом, в котором слышалась злая ирония, — будьте уверены, донья Кармела, я заступлюсь за вашего любовника.
И он в сильнейшем гневе бросился вон из комнаты.
— О! — воскликнула молодая девушка, падая на скамью и заливаясь слезами. — Как правильно этого демона назвали Ягуаром! В его груди бьется сердце тигра.
Она закрыла лицо руками и разразилась рыданиями.
В ту же минуту с улицы донесся быстрый топот копыт скачущей лошади.
ГЛАВА XIII. Кармела
Теперь, прежде чем продолжать свой рассказ, нам необходимо сообщить читателю некоторые важные подробности, без которых смысл дальнейшего повествования будет непонятным.
Среди провинций обширной Новой Испании существует одна, самая восточная из них, на которую испанские вице-короли обращали весьма мало внимания, считая ее не слишком ценным владением. Точно так же отнеслась к ней и мексиканская республика, которая в эпоху провозглашения независимости даже не сочла ее достойной выделения в особый штат и, не беспокоясь о последствиях своей небрежности, беспечно позволила селиться в ней североамериканцам, охваченным, начиная с этого времени, стремлением к захватам и приобретениям, которое стало подобно лихорадке. Мы говорим о Техасе.
Эта великолепная страна обладает самым счастливым местоположением в Мексике. С точки зрения занимаемого ею пространства, она огромна. Ни одна другая страна не обладает лучшим орошением: девять крупных рек несут к морю свои воды, достигающие еще большей величины благодаря многочисленным притокам, пересекающим эту провинцию по всем направлениям. Эти реки и их притоки, хорошо утвердившись в своих берегах, не производят обширных разливов и не превращаются в зловонные болота, как это бывает иногда с другими реками.
Техасский климат благоприятен для здоровья и не является источником ужасных болезней, принесших печальную известность некоторым местностям Нового Света.
Естественные границы Техаса составляют: на востоке — Сабина, на севере — Ред-Ривер, на западе — цепь высоких гор, окаймляющих собой обширные прерии, и Рио-Браво-дель-Норте. Наконец, на юге от устья этой реки до устья Сабины лежит Мексиканский залив.
Мы сказали, что испанцы почти не имели понятия об истинном значении Техаса, хотя они были знакомы с этими местами у же с давних пор, так как почти достоверно известно, что в 1536 году через него проехал Кабеса де Вака на своем пути из Флориды в северные мексиканские провинции.
Тем не менее честь первого поселения в этой прекрасной стране бесспорно принадлежит Франции.
Действительно, известный неудачник Робер де Лассаль, получив в 1684 году от маркиза де-Сеньелей поручение открыть устье Миссисипи, совершил ошибку и, попав в устье Рио-Колорадо, спустился с величайшими затруднениями вниз по течению вплоть до озера Сан-Бернардо. Вступив во владение окружающими землями, он построил на них форт между Веласко и Матагордой. Мы не будем вдаваться в дальнейшие подробности относительно этого неустрашимого исследователя, дважды пытавшегося пройти неизвестными землями, расположенными к востоку от Мексики. Скажем только, что в 1687 году он был предательски убит двумя негодяями, принимавшими участие в его экспедиции.
С Техасом связывает нас еще одно, более свежее воспоминание. Как раз в этих местах генерал Лаллиман попытался в 1817 году основать колонию для переправившихся из Франции жалких остатков непобедимых армий Первой Империи, дав ей название «Поле убежища». Колония эта, расположившаяся на расстоянии около двух лье от Гальвестона, была разрушена до основания по приказанию вице-короля Аподаки из-за той деспотической системы, которой испанцы неизменно придерживались в Новом Свете и которая заключалась в том, чтобы ни под каким видом не позволять иностранцам селиться на территории их заморских владений.
Читатель простит нам все эти подробности, если примет во внимание, что описываемая нами страна, всего двадцать лет назад ставшая свободной, площадью почти в сорок два миллиона гектаров и с населением чуть более двухсот тысяч, вступила тем не менее на путь процветания и прогресса, который неизбежно должен привлечь к себе внимание европейских правительств и завоевать симпатии интеллигентных людей во всех странах.
В эпоху, когда произошли события, о которых мы собираемся рассказать, то есть во второй половине 1829 года, Техас еще принадлежал Мексике, но его славная революция уже началась, и он мужественно боролся, добиваясь освобождения от постыдного ига центральной власти и провозглашения своей независимости.
Но прежде чем приступить к продолжению своего рассказа, мы должны объяснить читателям, каким образом канадский охотник Транкиль и негр Квониам, обязанный ему своей свободой, которых мы покинули в верховьях Миссури ведущими вольную жизнь лесных охотников, устроились оседлым, так сказать, образом в Техасе, причем у охотника оказалась дочь, или очаровательная девушка, которую он называл своей дочерью и которую читатели уже знают под именем Кармелы.
Лет за двенадцать до того дня, когда начинается наш рассказ о венте дель-Потреро, в эту гостиницу прибыл Транкиль с двумя товарищами и ребенком пяти или шести лет с бойким выражением лица, голубыми глазами, розовыми губками и золотистого цвета волосами. Этим ребенком и была Кармела. Что касается спутников Транкиля, то одним из них был Квониам, а другим — метис по имени Ланси.
Солнце уже готово было закатиться, когда маленький отряд достиг венты.
Хозяин, редко видевший путешественников в этой пустынной стране, расположенной на индейской границе, и тем более не ожидавший их в столь позднее время, уже запер двери своего дома и готовился отдыхать. Вдруг неожиданное прибытие наших героев вынудило его отказаться от своих намерений.
Впрочем, он решился отпереть двери путешественникам и впустил их с явным неудовольствием и только после неоднократных их уверений, что они явились без дурных целей.
Однако, приняв путников, хозяин венты оказался по отношению к ним любезным и услужливым лишь настолько, насколько эти качества свойственны мексиканскому трактирщику, принадлежащему, заметим мимоходом, к самой негостеприимной нации.
Хозяин постоялого двора был маленьким тучным человеком с кошачьими манерами и угрюмым взглядом, довольно пожилым, но тем не менее живым и энергичным.
Когда путешественники поставили лошадей в корраль, перед связками альфальфы 14, а сами поужинали с аппетитом людей, только что совершивших большой переход, то некоторая холодность, установившаяся было между ними и трактирщиком, совершенно исчезла после нескольких глотков каталонского рефино 15, любезно предложенного хозяину канадцем. Затем между ними завязалась самая задушевная беседа. Ребенок, заботливо укутанный охотником в теплое сарапе 16, спал спокойным сном, свойственным этому счастливому возрасту, для которого жизнь заключается в настоящем, а будущего не существует.
— Ну, приятель, — весело произнес Транкиль, наливая трактирщику стакан рефино, — кажется, вы здесь неплохо устроились?
— Я?
— Конечно! Ложитесь вы спозаранку, и я готов биться об заклад, что и встаете вы очень поздно.
— Что же мне еще делать в этой проклятой глуши, куда я попал, надо полагать, за свои грехи?