– На кону самый грандиозный научный эксперимент в истории человечества. – Локвуд похлопал по досье и взглянул Форду в глаза. – Итак?
Тут Форд заметил, что пальцами левой руки консультант по науке нервно поглаживает лежащий на столе камень. Локвуд, увидев, куда смотрит гость, виновато улыбнулся, будто пойманный с поличным мошенник.
– Хотите знать, что это?
– Что? – спросил Форд, замечая, что Локвуд несколько насторожился.
– Мой талисман.
– Можно взглянуть?
Локвуд неохотно протянул камень Форду. Тот перевернул его и увидел окаменевшие останки трилобита.
– Занятно. У вас что-нибудь с ним связано?
Локвуд мгновение-другое поколебался.
– Этот камень нашел и подарил мне мой брат-близнец, в то лето, когда нам исполнилось по девять лет. Трилобит настолько меня поразил, что я заинтересовался наукой. А мой брат… через три недели он утонул.
Форд провел пальцем по поверхности камня. Много-много лет его поглаживали и вертели в руках, от этого он стал гладким, точно стекло. Форд нашел-таки кабинетную тайну, отражение настоящего Локвуда, и, к своему удивлению, изменил о нем мнение в лучшую сторону.
– Пожалуйста, помогите нам, Уайман.
Форд положил камень на место.
– Хорошо, я согласен. Но имейте в виду: у меня свои методы работы.
Локвуд поднялся с кресла, достал из письменного стола портфель, положил в него стопку досье и закрыл портфель на кодовый замок.
– Внутри вы найдете спутниковый телефон, ноутбук, карты местности, бумажник, деньги и изложенную на бумаге официальную версию вашего задания. Вас уже ждет самолет. К нему вас проводит мой охранник. Одежду и прочие необходимые вещи вам привезут отдельно. – Он постучал по замку портфеля. – Код – первые десять цифр числа пи. – Его губы растянулись в довольной улыбке.
– А что если мы отменим пункт «не принимать самостоятельных решений»? – спросил Форд.
Локвуд протянул ему портфель.
– Запомните, – произнес он, – мы с вами никогда не встречались.
Глава 3
Букер Кроули откинулся на спинку мягкого директорского кресла и принялся изучать лица людей, рассаживавшихся перед ним вокруг конференц-стола из розового дерева «бубинга». За долгие годы успешной лоббистской деятельности Кроули четко уяснил себе: о книге можно судить по обложке, по крайней мере, в большинстве случаев. Он взглянул на человека с нелепым именем Делберт Яцци, который садился напротив. Водянистые глаза, понурый вид, дешевенький костюм из магазина, пряжка брючного ремня вычурно отделана серебром и бирюзой, ковбойские сапоги выглядят так, будто на них несколько раз меняли подошву. Казалось, этот неотесанный простак, вчерашний пастух, сам не понимал, как он очутился на посту вождя, во главе так называемой «Страны Навахо». В прошлом Яцци работал школьным уборщиком. Следовало разъяснить ему, что на встречи к занятым жителям Вашингтона положено являться по предварительной договоренности, а не сваливаться, как снег на голову, особенно воскресным утром.
Люди, рассевшиеся по левую и правую руку Яцци, входили в так называемый Совет Племени. Один, в традиционной бархатной рубахе с серебряными пуговицами, выглядел, как настоящий индеец. Его длинные волосы были утянуты в пучок, голову украшала расшитая бусинами повязка, на шее висело ожерелье из бирюзы. Два других приехали в костюмах «Джейси Пенни». На пятом, подозрительно белокожем, красовался костюмчик от Армани. С этим следовало держать ухо востро.
– Что ж! – воскликнул Кроули. – Рад познакомиться с новым лидером Страны Навахо. Я понятия не имел, что вы в Вашингтоне. Примите мои поздравления с победой на выборах! Поздравляю и вас, члены Совета Племени. Добро пожаловать!
– Большое спасибо, мистер Кроули, – ответил Яцци негромким бесстрастным голосом. – Нам тоже приятно с вами познакомиться.
– Прошу вас, зовите меня просто Букер!
Яцци немного склонил голову набок и не предложил обращаться к нему тоже по имени. Неудивительно, подумал Кроули. С таким-то имечком! Делберт!
– Может, желаете чего-нибудь выпить? Кофе? Чай? «Сан-Пеллегрино»?
Все попросили кофе. Кроули нажал на кнопку, отдал распоряжение, и через несколько минут в кабинет вошел служащий с тележкой, уставленной чашками, серебряным кофейником, сливочником и сахарницей. Кроули, внутренне содрогаясь, проследил, как Яцци отправляет в черноту своего кофе пять ложек сахара с горкой.
– Очень рад, что имею возможность лично общаться с народом навахо, – продолжил Кроули приветственную речь. – «Изабелла» почти готова и работает, так что не сегодня завтра мы вместе отпразднуем общую победу. Премного рад, что между нами и людьми Страны Навахо установились добрые приятельские отношения. Надеюсь, наше успешное сотрудничество будет длиться долгие-долгие годы.
Он вновь откинулся на спинку кресла и улыбнулся, ожидая ответа.
– Страна Навахо признательна вам, мистер Кроули.
Члены делегации переглянулись и обменялись одобрительными шепотками.
– Мы благодарны вам за все, – продолжал Яцци. – Люди навахо довольны, что могут сделать такой важный вклад в развитие американской науки.
Говорил он медленно, старательно произнося каждое слово, будто вспоминал заученное. Кроули охватывало дурное предчувствие. Неужели же они явились, потому что их не устраивает цена? Что ж, пусть попробуют сбавить ее. Они еще не знают, с кем имеют дело. Кучка безмозглых обезьян!
– Мы очень рады, что вы расположили «Изабеллу» на нашей земле и оговорили взаимовыгодные условия с нашими властями, – продолжал Яцци, глядя своими печальными глазами на Кроули и вместе с тем будто мимо него. – Вы аккуратно выполняете свои обещания. Прежде наши отношения с Вашингтоном складывались не столь удачно.
«Что же им нужно?» – гадал Кроули.
– Спасибо, мистер Яцци, вы очень добры. Рад слышать, что вас все устраивает. Разумеется, мы выполняем обещания. «Изабелла», признаюсь честно, потребовала огромных затрат. Простите, я немного похвалюсь: это самый серьезный проект из всех, в которых я когда-либо принимал личное участие. Наконец-то мы вознаграждены за свои великие труды! – Он просиял улыбкой.
– Наверняка доходами, которые вам принесет «Изабелла», в два счета покроются расходы.
– Увы, в нее пришлось вложить гораздо больше средств, чем мы рассчитывали. Мой бухгалтер, который занимается расчетами, вот уже несколько недель ходит как в воду опущенный. Зато благодаря «Изабелле» американская наука сделала гигантский шаг вперед, а перед народом навахо открывается масса новых возможностей, в том числе и по трудоустройству.
– Именно об этом мы и хотели с вами побеседовать.
Кроули сделал глоток кофе.
– Да, пожалуйста. Я весь внимание.
– Испытания проведены, «Изабелла» работает. В ваших услугах мы больше не нуждаемся. Когда в октябре истечет срок договора с «Кроули и Стратем», мы не намерены его продлевать.
Яцци сказал об этом так прямо и столь недипломатично, что Кроули, переваривая услышанное, секунду-другую медлил с ответом. Однако улыбка с его губ не исчезала ни на миг.
– Так-так… Позвольте узнать, с чем это связано? Мы в чем-то обманули ваши ожидания? Или чего-то не учли?
– Нет. Просто, как я уже сказал, научные работы практически завершены, поэтому мы больше не желаем сотрудничать с лоббистской фирмой.
Кроули глубоко вздохнул и опустил чашку на стол.
– Очевидно, вы недопонимаете ситуацию. Впрочем, это неудивительно – Уиндоу-Рок удален от Вашингтона на сотни миль. – Он подался вперед, понижая голос почти до шепота. – Позвольте, я кое-что объясню вам, уважаемый вождь. В этом городе ничто не завершается. И потом, «Изабелла» еще не вполне готова к работе. Есть такая пословица: не говори «хей», пока не перепрыгнешь. Наши враги – ваши враги – не дремлют. Масса конгрессменов до сих пор мечтают заморозить проект. Таковы вашингтонские законы: тут ничего не забывают и никого не прощают. Завтра могут запросто издать соответствующий указ и на «Изабеллу» больше не выделят ни цента. Или значительно сократят арендную плату. Вам просто необходимо иметь в Вашингтоне надежного друга, мистер Яцци. Этим другом согласен быть я. В противном случае не миновать серьезных неприятностей. А пока дурные вести дойдут до Уиндоу-Рок, будет слишком поздно.
Он взглянул на лица собеседников, но по ним было невозможно что-либо понять.
– Я настоятельно советую вам продлить договор, по крайней мере, на шесть месяцев. Пусть это будет своего рода подстраховкой.
Физиономия Яцци оставалась бесстрастной, как у китайца. Договариваться с прежним вождем было куда проще. Тот был любителем полусырых бифштексов, сухого мартини и женщин с ярко накрашенными губами. Увы, болван нередко запускал лапу в племенную казну, на чем и попался.
Наконец Яцци заговорил:
– Мы должны сосредоточить внимание на других насущных проблемах, мистер Кроули. Они связаны со школами, трудоустройством, больницами, занятостью молодежи. Только шесть процентов наших дорог покрыты асфальтом.
– Мы должны сосредоточить внимание на других насущных проблемах, мистер Кроули. Они связаны со школами, трудоустройством, больницами, занятостью молодежи. Только шесть процентов наших дорог покрыты асфальтом.
Кроули не прекращал улыбаться, будто все это время сидел перед камерой. Неблагодарные свиньи, думал он. Хотят получать по шесть миллионов долларов до конца своих дней, еще и диктуют условия… А Конгресс в самом деле только и ждет удобного случая, чтобы покончить с «Изабеллой».
– Если и вправду стрясется беда, – продолжал Яцци в своей заунывно-неторопливой манере, – тогда мы немедленно обратимся к вам.
– Мистер Яцци, мы – небольшая организация. С каждым клиентом работаю лично я. Сотрудничать с нами мечтают многие, однако мы привыкли иметь дело лишь с избранными. Если вы прекратите с нами всяческие отношения, тогда ваше место тотчас займут другие. Случись беда – и, сами понимаете…
– Тем не менее, мы рискнем, – сказал Яцци так твердо, что Кроули не на шутку испугался.
– Еще раз повторю: я настоятельно рекомендую вам продлить срок договора хотя бы на полгода. Заплатить можете частями. Если желаете, давайте об этом поговорим. Такой расклад вас устроит?
Вождь племени взглянул ему прямо в глаза.
– Ваши расценки слишком высоки. Посмотришь на счета, которые вы нам присылаете, и возникает масса вопросов. Итак, эксперимент успешно завершен. Спасибо вам за услуги. Давайте на этом и разойдемся.
Он встал с места, его примеру последовали и все остальные.
– Приглашаю вас на ланч, мистер Яцци! Плачу, естественно, я. Тут, недалеко от Кей-стрит, открылся потрясающий французский ресторан. Его управляющий – мой приятель со студенческих времен. Отведаете дивный бифштекс и изысканное сухое мартини. – Кроули в жизни не встречал индейца, который отказался бы от халявной выпивки.
– Спасибо, но у нас еще много других дел в Вашингтоне. Нельзя терять ни минуты. – Яцци протянул руку.
Кроули не верил своим глазам. Они уходили – вот так, твердо стоя на своем.
Он поднялся с кресла и, не чувствуя пальцев, пожал руку каждому по очереди. А когда за гостями закрылась огромная дверь розового дерева, без сил привалился к ней. В груди у него бушевала ярость. Явились, будто свалились с Луны… Не предупредив о своем визите ни письмом, ни телефонным звонком – никак. Запросто вошли, дали от ворот поворот и удалились. Как будто послали куда подальше. Еще и намекнули на то, что он их дурачит! И это после четырех лет сотрудничества и такой старательной обработки конгрессменов! Он, можно сказать, озолотил их – и что получил взамен? Пинок под зад! Прощай, ты больше нам не нужен… Ну, нет. На Кей-стрит подобное недопустимо.
Кроули выпрямился. Сдаваться после первого удара было не в его правилах. Он намеревался драться до последнего. Каким образом? В его мозгу уже намечался план.
Перейдя во внутренний кабинет, он заперся на ключ и достал из нижнего ящика в письменном столе телефонный аппарат. Этот номер был городской, зарегистрированный на имя чокнутой старушки, проживавшей в доме престарелых, что располагался в соседнем здании. Счета оплачивались с помощью ее кредитной карты, о существовании которой бабуля даже не подозревала. Этим телефоном Кроули пользовался лишь в экстренных случаях.
Нажав на первую кнопку, он замер, внезапно окутанный воспоминаниями. Букер приехал в Вашингтон много лет назад, юным парнишкой, исполненным надежд и замыслов… Ему сделалось горько. Но горечь тотчас ушла, смытая новой волной злобы. Не время становиться жертвой собственной слабости.
Он набрал номер.
– Я хотел бы побеседовать с преподобным Доном Т. Спейтсом.
Разговор получился коротким и теплым. Кроули опустил трубку, чувствуя себя победителем. Не позднее чем через месяц сегодняшние голодранцы-всадники снова явятся в этот офис и будут умолять его возобновить переговоры.
В предвкушении новой встречи его влажные, будто резиновые, губы тронула довольная улыбка.
Глава 4
Уайман Форд смотрел в иллюминатор. «Сессна Сайтейшн», сделав вираж над горами Лукачукай, пошла на посадку. Ред Меса поражала воображение. Казалось, это остров в небе, окруженный со всех сторон скалами из желто-красно-шоколадного песчаника. Форд глядел вниз, не отрывая от пейзажа глаз. Когда сквозь образовавшуюся в тучах дыру на столовую гору устремился солнечный свет, показалось, что она запылала. Форд будто снижался к затерянному миру.
Самолет приблизился к земле настолько, что стали видны пересекающиеся, похожие на серый лейкопластырный крест, взлетно-посадочные полосы, шеренга ангаров и вертолетная площадка. На севере и западе показались укрепленные на гигантских опорах высоковольтные линии электропередач. Они тянулись туда, где располагалась огороженная двойным забором охраняемая зона. На удалении мили от нее, в тополиной рощице, темнело несколько жилых построек, дальше зеленело поле и тянулось длинное деревянное здание – старая фактория Накай-Рок. Гору пересекала новенькая асфальтовая дорога.
Форд взглянул туда, где тремястами футами ниже, в основании одной из скал темнела врезанная в песчаник массивная металлическая дверь, потом посмотрел на единственную дорогу, ведшую наверх. Дагуэй.
«Сессна» сильнее наклонила нос. Песчаную поверхность столовой горы испещряли овраги, долины и покрытые булыжниками пустыри. Кое-где рос можжевельник, одинокие чахлые кедры, тут и там зеленели участочки, поросшие полынью и другими бледными травами.
Наконец «Сессна» приземлилась и помчалась к постройке, сооруженной из волнистого железа. За нею, поблескивая на солнце, высилось несколько ангаров. Самолет остановился. Летчик открыл дверь. Форд, держа в руке лишь портфель, сошел на теплую бетонированную площадку. Его никто не встречал.
Летчик взмахнул ему на прощание рукой, вернулся в кабину, и спустя минуту самолетик уже снова был в воздухе – блестящая металлическая птица на фоне небесной синевы.
Когда «Сессна» исчезла из виду, Форд неторопливым шагом направился к постройке. На двери висела табличка с надписью, выведенной вручную буквами в стиле Дикого Запада:
Стоять!
Сунешься, пристрелю. Я к тебе обращаюсь, кореш!
Г. Хазелиус, начальник
Форд тронул вывеску пальцем, и та со скрипом закачалась. Тут он заметил вторую табличку, на столбике сбоку. Она предупреждала о том же, однако сухим официальным языком. По округе гулял ветер, закручивая в спирали желтую пыль.
Форд попытался открыть дверь, но та оказалась заперта. Он отошел на несколько шагов назад, чувствуя себя так, будто его занесло в «Хороший, плохой, злой»[2].
Скрип вывески и свист ветра пробудили в его памяти воспоминание о тех минутах, когда, возвращаясь из школы, он доставал висевший на шее ключ и открывал дверь большого вашингтонского дома, где его никто не ждал. Его мать всю жизнь занималась общественными делами и сбором средств, а отец посвящал всего себя политике.
Рев подъезжающего автомобиля заставил его вернуться в настоящее. Джип «Рэнглер» скрылся за постройкой, выехал на бетонированную площадку, жалобно взвыв, резко повернул и остановился прямо перед Фордом. Из кабины выпрыгнул человек с широкой улыбкой на лице. Грегори Норт Хазелиус. Он выглядел так же, как на снимке в досье. От него так и веяло бодростью.
– Yá’ át’ ééh shi éí, Грегори! – воскликнул Хазелиус, пожимая Форду руку.
– Yá’ át’ ééh, – ответил Форд. – Неужели вы выучили навахо?
– Всего несколько слов. С помощью одного своего бывшего студента. Добро пожаловать!
Направляясь сюда, Форд бегло ознакомился с досье Хазелиуса. По непроверенным данным, гений-физик говорил на двенадцати языках, в том числе на персидском, на двух диалектах китайского и на суахили. О языке навахо в документах не упоминалось.
Высокий, ростом шесть футов и четыре дюйма, Форд привык смотреть на собеседников сверху вниз. С малорослым Хазелиусом ему приходилось наклонять голову больше обычного. На физике были тщательно выглаженные брюки защитного цвета, шелковая кремовая рубашка и индейские мокасины. Его насыщенно-голубые глаза смотрелись, как два подсвеченных изнутри синих стеклышка. Орлиный нос переходил в высокий гладкий лоб, волнистые каштановые волосы были аккуратно причесаны. Оставалось теряться в догадках: как в таком небольшом человечке умещается столько энергии?
– Не ожидал, что за мной приедет сам великий изобретатель.
Хазелиус засмеялся.
– Мы тут все выполняем по несколько ролей. Я, например, по совместительству порой работаю шофером. Милости прошу в машину.
Форд, нагнув голову, сел на переднее пассажирское сиденье. Хазелиус вспрыгнул за руль с легкостью птахи.
– Когда мы начинали работать с «Изабеллой», я решил: обойдемся без обслуживающего персонала. Посторонние нам только помешали бы. И потом, – добавил он, глядя на Форда с веселой улыбкой, – мне не терпелось скорее познакомиться с тобой. Ты – наш Иона.